«Время идет вперед»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Время идет вперед»

Начиная с 1942 года гастроли Ленинградского театра эстрады и миниатюр в Москве стали ежегодными, к ним всякий раз готовилась новая программа. Летом 1943 года в «Эрмитаже» театр играл спектакль «Время идет вперед». Многие номера ранее исполнялись на фронте и поэтому отличались «короткометражностью», комедийностью, фронтовики принимали их с благодарностью. Но среди столичных критиков сохранялись стереотипы отношения к юмору как к чему-то второстепенному, недостойному серьезного внимания, что сказывалось и на оценках райкинских программ. «В общем, картина становится ясной, — писал один из рецензентов. — Пустота, безыдейность, бессодержательность — смех в его «чистом» виде — вот что пока главным образом интересует театр и его руководителя Райкина». Этот пассаж из газеты «Вечерняя Москва» адресован МХЭТу, а также упомянутым выше номерам, финал которых артист предлагал подсказывать зрителям. Его можно было бы и не приводить, если бы он оказался случайным выпадом человека, обделенного чувством юмора. К сожалению, с такими оценками артист не раз встретится и в дальнейшем.

Один из рецензентов сетовал на то, что в программе нет ни одной запоминающейся пьесы. Действительно, она не содержала развернутых сюжетных пьес. Театр как бы отчитывался о фронтовой работе. Райкин участвовал в интермедиях «МХЭТ» и «Иностранный юмор», исполнял басню, а в финале читал большой монолог «Время идет вперед». Рецензенты о нем не писали, вероятно, он казался тогда чрезмерно острым. Но сам Аркадий Исаакович его хорошо помнил, хотя имя автора так и не назвал. Вполне возможно, автором был он сам.

Он выходил на эстраду в халате и шлепанцах, в руке держал подсвечник с горящей свечой. Ставил его на пол и начинал говорить о том, как человек, прежде чем лечь спать, обычно вспоминает прожитый день. Ему запомнилась статья в сегодняшней газете о расстреле дезертира. Откуда такой взялся в Советской стране? Кто его так воспитал? Артист размышлял об обстоятельствах, пагубно влияющих на молодежь. Вот, например, папа взял за руку мальчика и повел его в школу. По дороге говорит сыну: вот ты новенький, немного опоздал к началу учебного года, имей в виду, если кто-нибудь тебя будет дразнить, ты спуску не давай.

В школе к нему подошел мальчишка: что это у тебя за пуговица? Он опустил голову, а тот его раз — и схватил за нос. Он развернулся и дал обидчику по уху. Тот заплакал, пожаловался учительнице, и она стала настоятельно объяснять детям, что никто не имеет права драться, нужно пожаловаться.

Мальчик вырос. Когда он провожал девушку, к ней пристали хулиганы. Жаловаться было некому, и он встал на защиту девушки. Его вместе с хулиганами забрали в милицию, где он получил надлежащий урок: к ответственности привлекли и нападавших, и защищавшегося.

Попав на фронт, он оказался вторым номером у пулемета и, увидев, как идут немцы, оставил товарища и побежал «жаловаться». В результате — суд и расстрел. Кто же его воспитал?

Райкин заканчивал монолог словами: «Вот сегодня, когда вы будете ложиться спать, вспомните то, что вы слышали». Гасил свечу и в темноте уходил с эстрады. Монолог завершал спектакль, но артист не выходил на аплодисменты. По словам Аркадия Исааковича, это производило впечатление.

Монолог был написан по заказу исполнителя по его наблюдениям и горьким раздумьям. В дальнейшем Райкин будет не раз возвращаться к теме воспитания, размышлять об обстоятельствах, влияющих на поступки человека, и приглашать к размышлению зрителей. Его примеры, взятые из жизни, просты, даже азбучны. Он не вдается в социологические схемы, не ссылается на «пережитки прошлого» — стереотипное объяснение недостатков. Простые моральные категории помогали задействовать самую широкую аудиторию, озадачить ее поисками ответа, заставить задуматься. И даже те, для кого ответ был ясен, получали удовольствие от той легкой и одновременно действенной формы, в которую артист облек актуальную и болезненную для своего времени проблему доносительства, связав ее с падением нравов. Простые примеры переводили сложные, далекоидущие размышления в бытовую плоскость и тем самым придавали монологу хотя бы относительную «проходимость». Впрочем, как уже говорилось, не случайно критика оставила этот номер программы незамеченным. Пока Аркадию Райкину везло.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.