ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

К обеду Олесь вернулся слегка под хмельком. Дочерям он сказал, что встретился со старым приятелем и тот уговорил его зайти выпить по кружке пива. На самом же деле он заходил в ресторанчик один и выпил исключительно для храбрости. Встреча с зятем, по правде говоря, сильно смущала его, и он готовился к ней с безотчетной робостью. Он предполагал, что зять должен обижаться на него хотя бы потому, что за него, русского офицера, не хотели выдать Галину и, значит, оскорбили его. Да и какой же был бы он офицер, с точки зрения Олеся, если бы не обиделся на такое пренебрежение! Да, все получилось очень глупо… Но ничего теперь не поделаешь, придется моргать глазами и дергать себя за длинный ус.

Костя встретил тестя с откровенной, веселой простотой. Взяв полотенце, повел Олеся в ванную умываться, сам открыл кран, подал мыло, и когда тот, растроганный вниманием зятя, стал умываться, Костя, как бы невзначай, спросил:

— Почему мать не приехала?

— Прихварывает немножко.

— Вот и нужно было привезти. Здесь есть хорошие доктора, — деловито заметил Костя, не подозревая, что творится в душе Олеся.

— Дорога слишком тяжелая, трудно ей ехать…

— А чем она больна? Может быть, послать врача?

— Нет, нет! Она не захочет, — с ожесточением растирая порозовевшие щеки, сказал Олесь, удивляясь, как этот нежданный зять может так запросто разговаривать.

— Больных в таких случаях не спрашивают. Если серьезно больна, то надо лечить. Машина есть. Все это можно быстро сделать, — заявил Кудеяров.

— Не стоит беспокоиться. Да и не так уж она больна. Пройдет, я думаю, — смущенно проговорил Олесь.

Выйдя из ванной, Олесь, совсем не ожидая того, встретился с начальником заставы лейтенантом Усовым и с тем самым суровым майором в роговых очках, который приезжал при разделе помещичьей земли и так рассердился на Михальского, что тот вынужден был покинуть собрание. Юзеф тогда сказал какую-то глупость насчет колхозов, а этот майор так его разделал, что даже у Олеся рубашка взмокла, — мысли Олеся и Юзефа в то время были одинаковыми… А теперь вот пришлось встретиться. И где только зятек мог разыскать его?…

— Так вот какой у тебя тестюшка! — здороваясь, сказал Рубцов, в упор рассматривая из-под очков совсем растерявшегося Олеся, уже начавшего раскаиваться, что затеял эту поездку. Послать бы жену. Сама заварила кашу, сама пусть и расхлебывала бы.

— В солдатах служил? — напористо спросил майор.

— Приходилось служить и в солдатах, — с натугой проговорил Олесь.

— Против кого воевал-то?

— Против кайзера, в ту войну…

— Ну и я тогда воевал против кайзера. Значит, товарищи по оружию. В этих местах, на Августовском канале.

— Наши места! — оживился Олесь.

— Ты садись, чего стоишь. К дочери приехал, к зятю, — косясь на Кудеярова, продолжал Рубцов и, лукаво улыбнувшись, добавил: — Ничего, скоро дедушкой будешь… Чего ты разводишь руками, старый солдат! На свадьбе не гулял, нет? Вот сейчас выпьем за будущих внуков. Хочешь не хочешь, брат, а выпьем!

Когда все сели за стол, Зиновий Владимирович поднял бокал и, поглядывая на Олеся, проговорил:

— Жаль, что нет здесь вашей супруги. Я бы ее немножко и огорчил и обрадовал. Как же не радоваться, коли ожидаешь внуков!

— Да что вы, Зиновий Владимирович, — стыдливо замахала руками Галина.

— Ты уж не смущай ее, — вступилась Мария Семеновна.

— Всегда говорю то, что думаю. Пью за будущих внуков, пью за нашу молодежь и за дружбу русских с поляками, только не с панами, а с простыми трудовыми людьми.

— Вот это верно вы говорите, очень верно, — расчувствовался Олесь.

— Ведь не с фашистами вам дружить? Не так ли, Олесь Юрьевич? обернувшись к нему, сказал Усов.

— Конечно, так, — кивая головой, подтвердил Олесь и, вспомнив разговор с Сукальским, почувствовал, как наливаются кровью его чисто выбритые щеки и дрожат кончики усов. "Какой же был я дурак, что слушал тогда всерьез эту сморщенную щуку, Сукальского!" — подумал Олесь, опрокидывая рюмку. "Может быть, рассказать?" — шевельнулась в голове острая мысль.

Олесь выпил еще несколько рюмок и неожиданно для самого себя решил сказать, что против них организуется заговор, что скоро будет война. Выждав время, он заговорил:

— Вы вот люди военные… Скажите, война будет скоро или нет?

— Коль скоро на нас нападут, так, значит, будет война, — ответил Рубцов.

— Кто же может напасть на Россию? — спросил Олесь, пристально поглядывая на аппетитно закусывающего майора.

— Германские фашисты, например, — ответил Рубцов.

— Так вы, значит, знаете?! — словно обрадовавшись, вскрикнул Олесь.

— А чего ж тут не знать? Вопрос времени, товарищ Седлецкий… Мы, коммунисты, не хотим войны, но фашисты заставляют к ней готовиться.

— А чья армия сильней, Красная или германская? — совсем осмелев, спросил Олесь.

— Если придется воевать, выяснится, кто сильней, — уверенно ответил Костя.

— Оно и теперь ясно. Германская армия сильная, обученная. Имеет опыт. Но мы гораздо сильней. Советские люди знают, за что им придется драться, твердо сказал Зиновий Владимирович. — Однако об этом хватит. Давайте поговорим о будущих внуках. Да, кстати, Усов, когда же догуляем на твоей свадьбе? Я завтра в те края, на все лето.

— Моя свадьба, Зиновий Владимирович, будет не скоро, — улыбаясь, ответил Усов. — Да и невесты подходящей нет…

— Ну это ты брось! — Рубцов погрозил ему пальцем. — Невесты нет… А сколько рыжий конь трензелей сгрыз, когда стоял у крылечка, где учительница живет?

Все рассмеялись. Усов покраснел и не нашелся, что ответить.

Разошлись поздно. Олесь не только смирился со своим зятем, но, кажется, и полюбил этих простых, сердечных людей. Прожив в Гродно несколько дней, он уехал в Гусарское, а Ганну оставил погостить у Галины.