Мюнхен, осень 1955 года

Мюнхен, осень 1955 года

…Итак, первый рабочий день косметического салона Ольги Чеховой позади! Отныне этот день будет днем рождения фирмы «Olga Tschechowa Kosmetik Gesellschaft». Накануне открытия заведения вышла ее книга, которую ушлый издатель посоветовал назвать «Женщина без возраста».

«Не жизнь разочаровывает нас – мы разочаровываем жизнь, – легко и свободно ложились на бумагу мысли, которые переполняли Ольгу. – Горечь делает человека уродливым…» Ее практические советы становились афоризмами и практическими советами для прекрасной половины человечества: «Не ботинки надо чистить в первую очередь, а кожу. От нее зависит уверенность в себе, жизненные силы», «Юность нельзя вернуть ни операцией, ни, тем более, купить. Сохранить молодость в первую очередь можно, борясь против внутреннего и внешнего изнашивания организма. Леность, медлительность – враг молодости, как внешний, так и внутренний…»

Это говорила женщина, имевшая талант, несмотря ни на что, быть счастливой. Женщина, которая открыла секрет вечной молодости для себя и желала поделиться им со всеми.

Книжка Ольги Чеховой разлетелась мгновенно, «Женщина без возраста» уверенно возглавила список бестселлеров. Благодарные читательницы засыпали ее восторженными письмами. Секретарь не справлялся с почтовой лавиной. Но ответить необходимо каждой. Ведь все корреспондентки – ее будущие потенциальные покупатели косметики и клиентки. Этим женщинам, своим сестрам она настоятельно советовала ценить время: «Каждая секунда, каждая минута, каждый час, прожитый нами без радости, потеряны безвозвратно…»

Как она изводила себя в ожидании первой посетительницы салона! Какой она будет? Блондинка, брюнетка, рыжая? Молодая? Пожилая дама?.. Едва раздался мелодичный звон колокольчика над дверью, Ольга тут же оказалась у порога. Mein Gott! Перед ней – двое господ весьма почтенного возраста.

– Guten Abend, господа. Добро пожаловать. В каких услугах вы нуждаетесь?

– Педикюр, – говорит один из них. – Только педикюр. Но сделанный вашими руками, фрау Ольга.

Ну что ж, педикюр так педикюр. Клиенты усаживаются в кресла, немного препираясь, кто из них будет первым. Хозяйке салона все равно. Так и так, повезло. Говорят, если первый клиент мужчина – значит, светит удача. Пока один из старичков млеет, нежа свои подагрические ноги в ванночке с теплой водой, его спутник, во все глаза глядя на живую Ольгу Чехову, вспоминает те самые золотые двадцатые годы:

– Вы были сказочной актрисой. Все настоящие немцы мечтали о вас, как о фее, фрау Олинка…

Надо же, каким романтиком оказался этот «настоящий немец», пылкий почитатель поэзии Гейне и фон Шамиссо…

* * *

Но, Боже, как она устала! Ольга Константиновна сбросила туфли, с наслаждением пошевелила пальчиками ног, на мгновение закрыла глаза. Старею, что ли?.. Ага, дожидайтесь! Она встала, с удовольствием прошлась босиком по пушистому ковру, достала из бара бутылку вина и плеснула чуточку на донышко бокала. Поздравляю вас, фрау Ольга! Гуд бай, кино, бесконечные репетиции, многочисленные дубли, ауфвидерзеен!.. Тридцать лет, хотя нет, даже больше, я работала, как ломовая лошадь, точнее, как табун в сто с лишним кобылиц.

Отныне все ее труды на съемочной площадке отлились в медальку «За многолетний выдающийся вклад в развитие немецкого кино». А милых старушек… Увольте. Она их возраста не чувствовала.

Не превращаться же в подобие той бабки, которая недавно приставала к ней на съемках в Бан-Райхенхалле. Дрожа от любопытства, старушенция намертво вцепилась в плечо Ольги своими крючковатыми пальцами и лопотала:

– Ах, дорогая фрау Чехова, теперь-то скажите мне, пожалуйста, только мне одной: так были вы советской шпионкой или нет? Клянусь, я никому не открою вашу тайну!

Ну, сколько можно?!.

Все так же босиком она прошлепала в кабинет, мельком взглянула на почту, аккуратно разложенную на рабочем столе. Внимание привлек толстый конверт с калифорнийским обратным адресом. Любопытно… В конверте была стенограмма прощальной Мишкиной лекции-проповеди перед голливудскими актерами накануне своей смерти. Спасибо вам, друзья из-за океана!

Ольга медленно опустилась в кресло и впилась в текст. Читала и возвращалась к прочитанному, теряя мысль, плакала, когда ей чудилось, что она слышит его голос:

«…Какая сила на земле способна удержать… от этой страсти, от этой любви к игре? Быть может, он приносит в жертву ей какую-то другую, лучшую карьеру, лучшее общественное положение и более надежный образ жизни. Для настоящего актера все эти обстоятельства ничего не значат. Игра – вот то единственное, что владеет всеми его помыслами и ведет его сквозь все трудности, связанные с актерской профессией…»

Мы об этом говорили с ним тогда, накануне разлуки, вспоминала Ольга. И он доказывал, что вторая наша любовь – это наши роли. Третья – процесс подготовки роли. Четвертая – это готовая роль, конечный продукт всех усилий актера. И, наконец, пятая – публика.

Михаил, выходит, совсем не изменился, не предал своих взглядов. Вот что перед смертью он говорил в Голливуде: «Актер может что угодно думать и говорить о своей публике. Он может сказать: «Я безразличен к ней» или даже: «Я ненавижу ее». Но это всего лишь иллюзия. Актер любит свою аудиторию. Ему нужны его зрители, без них он не смог бы жить… Актер жаждет зрителя, устремлен к нему, любит его».

Он прав. Стопроцентно прав гениальный сумасшедший Мишка. Она перевернула очередную страничку: «Сущность нашей профессии состоит в том, чтобы отдавать – отдавать постоянно. Что же мы отдаем? Прежде всего – наше тело, наш голос, наши ощущения, воображение и прочее. Все это мы отдаем персонажу, которого играем. Что происходит потом? Результат этой отдачи – готовую роль – мы тоже отдаем нашему зрителю. И ровным счетом ничего не оставляем себе. Да, при этом получаем наслаждение, но часто мы смешиваем две вещи. Наслаждение, получаемое в момент отдачи, мы смешиваем с самой отдачей. Наслаждение остается при нас, но всe, что мы создаем, – нашу роль – мы отдаем зрителю. Наслаждение, испытанное нами, является лишь результатом этой отдачи…»

Все те же американские знакомые сообщали Ольге, что перед смертью Михаил Александрович просил друзей прислать ему крупного шрифта Евангелие и Библию. Его желание было исполнено. Значит, все-таки последние мысли Чехова были вовсе не о театре…

Но именно в Московский Художественный академический театр Ольга Константиновна первой отправила телеграмму-молнию с горестной вестью о кончине их бывшего актера: «Миша умер вчера ночью в Калифорнии. Оля».

* * *

Ольга Константиновна ценила тонкую философскую поэзию Пастернака еще со времен жизни в России. Она искренне обрадовалась, когда Борису Леонидовичу в 1958-м присудили Нобелевскую премию и стали активно печатать на Западе, в отличие от Советской России.

И она была наповал сражена, когда ей на глаза попались изумительные строки Пастернака, которые впору золотом занести в катехизис каждого честного художника:

Цель творчества – самоотдача,

А не шумиха, не успех.

Позорно, ничего не знача,

Быть притчей на устах у всех…

Насколько же эти слова в сути своей были зеркальным отражением принципов, которым следовал Михаил Чехов: «Самая характерная черта нашей профессии – отдача. А не является ли это фактически одним и тем же? Любовь развивается сама и развивает нас, но ведь это и есть процесс отдачи! Мы отдаем себя нашему зрителю как раз через этот процесс развития любви… Мы рождены, чтобы ничего не удерживать у себя, чтобы отдавать, а не брать…

Первый мой практический совет состоит вот в чем.

Старайтесь не упускать возможностей помочь другим в нашей повседневной жизни. Есть много случаев, когда мы можем оказать какую-то помощь окружающим. Не имеет значения, будет ли эта помощь очень важной, существенной или совсем незначительной – например, передать кому-нибудь солонку за столом… Важен простой факт: вы делаете что-то для своего ближнего. Это действие, сознательное действие, является громадной силой, когда речь идет о пробуждении того, что мы называем нашей человеческой любовью… Я ни в коем случае не призываю вас чисто механически оказывать помощь другим. Нет. Чем искренней вы будете это делать, тем лучше. Но это вовсе не бездейственное ожидание «чувства любви» – это нечто совершенно иное…»

Эх, Мишка, Мишка… Какой же ты был глупый. Но как многому ты меня научил…