Глава 11 Сотворение волка

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 11

Сотворение волка

– Да, мне очень грустно это слышать, – сочувственно сказал Ублюдок, наклоняясь вперед в своем дешевом черном кресле и упираясь костлявыми локтями в стол для переговоров. – Всегда досадно, если замешаны дети.

– Да, – печально подтвердил я. «Ну конечно! – пронеслось у меня в голове. – Именно ради этого ты и живешь, Ублюдок! Ты же получаешь удовольствие от того, что лишаешь человека всего, что он имеет! Что еще может придать смысл твоей ничтожной жизни?» – Это действительно ужасно для всех нас, Джоэл, но я действительно признателен вам за сочувствие.

Он понимающе кивнул. Одержимый, однако, подозрительно покачал головой.

– Ну, не знаю, – произнес он, – я и вправду был твердо уверен, что вы останетесь вместе до конца.

– Да, – мрачно отозвался я, – и я так думал. Но за плечами у нас слишком много плохих событий и дурных воспоминаний.

Был одиннадцатый час, я снова «пел» в комнате для опроса агентов на Корт-стрит, но на этот раз перед меньшей аудиторией. Ведьма, Мормон и мой высоченный адвокат Магнум отсутствовали, и это казалось мне подозрительным. Ведьма, как мне сказали, была занята другим делом – наверняка разрушала жизнь еще одного несчастного придурка; Мормон отсутствовал по причинам личного характера – скорее всего, старался вместе с одной из своих мормонских жен зачать еще одного ребенка; Магнум отсутствовал просто так. На самом деле единственная причина, по которой в то утро его не было в опросной, заключалась в том, что он полагал: мне не помешало бы провести некоторое время с моими мучителями без него. Казалось, в этом была своя логика, но было и что-то подозрительно удобное для него, поскольку как раз на прошлой неделе я выписал ему чек на миллион долларов (зачем приходить в скучную комнату для опроса агентов, если можно взять деньги и смыться?).

Итак, в то утро нас было трое – Ублюдок, Одержимый и я.

– Что-то вы сегодня какой-то тихий и неразговорчивый, – сказал Одержимый. – Если не хотите рассказывать о вашей личной жизни, можете этого не делать.

– Что тут скажешь? – пожал я плечами. – Должно быть, моя жена произносила брачный обет как во сне, не понимая смысла.

– Вы думаете, у нее завелся любовник?

– Нет, Грег! Это невозможно, – уверенно возразил я. «Конечно, у нее есть любовник! – пронеслось в моем мозгу. – Она трахается с этим тупицей из Бруклина, Майклом Буррико. Этот болван – легкая добыча для Герцогини на охотничьей тропе». – Она определенно не обманывает меня. То, что между нами сейчас происходит, гораздо глубже, чем тривиальный обман.

Он участливо улыбнулся.

– Не обижайтесь. Я просто хочу понять, что происходит. Когда такое случается, обычно где-то неподалеку уже ждет другой мужчина. Впрочем, как знать? Всякое бывает.

В разговор вступил Ублюдок:

– Как и Грег, я тоже сочувствую вашему непростому положению, но сейчас вы должны думать только об одном – о сотрудничестве со следствием. Все остальное сейчас второстепенно.

Да? А как же мои дети, осел ты этакий?

– Джоэл прав, – сказал Одержимый. – Возможно, сейчас не лучшее время для развода. Может, вам с Надин стоит немного подождать, пока не уляжется вся эта шумиха.

– Ну хорошо, давайте перейдем к делу, – решительно произнес Ублюдок. – В последний раз мы остановились на том, что рынок рухнул и вы остались без работы. Что произошло дальше?

Что за осел!

Глубоко вздохнув, я сказал:

– Ну, я бы не сказал, что остался совсем уж без работы, потому что то, чем я занимался в «Эл-Эф Ротшильд», не было настоящей работой. Я был всего лишь техническим сотрудником, дозвонщиком. Ниже этой должности нет на Уолл-стрит. Целый день я накручивал диск телефона, пытаясь прорваться через секретарей к богатым владельцам бизнеса. При такой работе нужно было забыть о собственной гордости, но у меня не оставалось иного выбора. Я должен был терпеть и улыбаться. Единственное, что удерживало меня на плаву, это надежда на будущее.

Я остановился, чтобы произвести нужное впечатление.

– А потом наступил «черный понедельник». Я до сих пор помню, как в тот вечер возвращался домой на автобусе. В салоне было так тихо, что можно было услышать звон упавшей шпильки. Вокруг была явственная атмосфера страха, какого я никогда прежде не испытывал. Средства массовой информации накаляли ситуацию до всеобщей истерии, предсказывая крах банков, массовую безработицу, резкий рост числа самоубийств. Они утверждали, что это начало новой Великой депрессии.

– Но депрессия так и не наступила, – сказал Ублюдок, наш Капитан Очевидность.

– Совершенно точно, – подтвердил я. – Она так и не наступила, хотя тогда никто не мог этого знать наверняка. Не надо забывать, что в последний раз рынок рухнул в 1929 году и сразу вслед за этим началась Великая депрессия. Так что опасения, что все это может повториться, были не такими уж надуманными. – Я сделал паузу. – Для людей, которые выросли в условиях Великой депрессии – таких, как мои родители, к примеру, – перспектива казалась чрезвычайно удручающей, но для таких, как я, которые только читали об этом в книгах по истории, это было просто невообразимо. Поэтому независимо от того, где человек обитал – на Уолл-стрит или на Мейн-стрит, [16] – все были перепуганы до смерти и со страхом ожидали, что будет дальше. – Я пожал плечами. – Все, кроме Дениз. Она была совершенно невозмутима.

– Это впечатляет, – заметил Одержимый, – особенно если учесть, насколько вы оба были бедны.

– Вот именно, – тут же отреагировал я. – Это было бы куда более впечатляюще, если бы она имела хотя бы малейшее представление о том, что рынок рухнул, – криво улыбнулся я.

– Она не слышала об этом из новостных программ? – прищурился Ублюдок.

Я медленно покачал головой.

– Дениз никогда не смотрела новости. Ей гораздо больше нравились мыльные оперы.

Я замолчал, и меня охватила глубокая печаль. Возможно, у Дениз были свои недостатки, но все же она была отличной женой и к тому же настоящей красавицей – одной из тех темноволосых итальянских красоток, о которых мечтает каждый старшеклассник. Она любила носить очень шедшие ей черные кожаные мини-юбки и белые хлопковые свитера, мягкие, словно кожа младенца.

Вспоминая прошлое, я понимал, что наша уединенная жизнь в крошечной квартирке в Куинсе была чистым волшебством. Мы клялись друг другу в вечной любви, уверенные в том, что наша любовь способна все преодолеть. И все же мы умудрились ее разрушить. Мы позволили успеху и деньгам занять главное место в наших душах, разлучая нас и постепенно разъедая наше чувство. В конце концов, она стала бы шопоголиком мирового класса, а я – заядлым наркоманом. И тут появилась Герцогиня…

– Вы меня слышите? – донесся до моего сознания голос Ублюдка. – Хотите, сделаем перерыв на несколько минут? – на его лице появилась садистская улыбка тюремного надзирателя.

– Нет, не нужно, – отказался я. – Итак, Дениз ничего не знала о том, что рынок рухнул, поэтому, как только я вошел в дверь, она бросилась мне на шею, словно я был героем-победителем. «Боже мой! – сказала она. – Наконец-то ты дома! Ну, как прошел твой первый день в качестве биржевого маклера? Ты побил рекорд компании по продажам акций?»

Одержимый с Ублюдком стали посмеиваться.

Я тоже усмехнулся.

– Да, это было смешно, если не говорить о том, что к середине ноября мы уже скребли монетки по всем сусекам, чтобы хватило хотя бы на шампунь. Лишь спустя месяц после краха я сдался и решил уйти из этого бизнеса. Было воскресное утро, мы с Дениз сидели в гостиной и, как два зомби, просматривали объявления о найме на работу. Неожиданно я наткнулся на объявление, показавшееся мне весьма странным. «Смотри, – сказал я ей, – этой компании требуются брокеры, но она не на Уолл-стрит, она на Лонг-Айленде». Дениз взглянула на объявление и спросила:

«А что такое ЧЗ, ПЗ?» – «Частичная занятость, полная занятость», – объяснил я и подумал: что это за брокерская фирма, которой нужны брокеры на неполный рабочий день? Никогда прежде я такого не встречал. И все же, принимая во внимание мое бедственное положение, можно было попробовать откликнуться на это объявление. Поэтому я сказал ей: «Возможно, частичная занятость – это не так уж плохо. Может, мне удастся заработать немного денег, пока не подвернется что-нибудь получше». Она согласно кивнула. Никто из нас в тот момент не думал, что это очень хороший шанс, а когда на следующее утро я позвонил по этому телефону, то и вовсе разочаровался. Грубый мужской голос ответил по телефону: «Инвестиционный центр. Чем могу быть полезен?» Я сразу понял, что это не телефонистка, да и от названия фирмы у меня мурашки побежали по спине. На Уолл-стрит я привык слышать солидные названия типа «Голдман Сакс» или «Меррил Линч». Я представил себе, как звоню потенциальному клиенту и говорю ему: «Привет, это Джордан Белфорт из Инвестиционного центра… Нет-нет, это не на Уолл-стрит, это… мм… у черта на куличках. Но, может быть, все равно захотите отдать мне ваши заработанные тяжким трудом денежки? Возможно, вы их никогда больше не увидите!»

– Пророческие слова! – вставил Ублюдок.

– Ага, – согласился я, – хотя на самом деле Инвестиционный центр находился не у черта на куличках, а в районе Грейт-Нек на Лонг-Айленде, что на самом деле оказалось весьма неплохим местом. Компания располагалась на втором этаже трехэтажного административного здания. – Тут я сделал небольшую паузу. – Помню, я подъехал к этому зданию, и оно произвело на меня весьма неплохое впечатление. Я приехал на старом дряхлом «датсуне» Дениз, единственной имевшейся тогда у нас машине, и сказал себе: «А местечко не такое уж плохое!» Но когда я вошел в операционный зал, у меня просто отвалилась челюсть. Он оказался гораздо меньше, чем я ожидал, к тому же в нем не было ничего из того, что я привык видеть на Уолл-стрит. Никаких компьютерных мониторов, никаких помощников продавцов, никаких расхаживающих взад-вперед брокеров. Там в беспорядке стояло лишь штук двадцать старых и обшарпанных деревянных столов, из которых только за пятью сидели брокеры. Никаких возбужденных разговоров на повышенных тонах. Наоборот – негромкий спокойный бубнеж. Отправляясь на собеседование, я надел костюм и галстук и оказался белой вороной в операционном зале, где все были одеты в джинсы и кроссовки, за исключением одного парня. Правда, его костюм выглядел так, словно был выдан ему Армией спасения. И по сей день я помню этого парня из-за тупого выражения его лица. Его словно подвергли лоботомии. Ему было тридцать с небольшим. У него были такие невероятно грязные черные волосы, словно он каждый день мыл их машинным маслом и…

Ублюдок энергично закивал головой, словно говоря: «Продолжай! Не останавливайся!»

– Ну так вот, – вздохнул я, – управляющий сидел в небольшом кабинете в передней части операционного зала и казался безучастным ко всему. Помнится, он болтал по телефону со своей женой, что-то насчет заболевшей собаки. Увидев меня, он поднял вверх указательный палец – мол, подожди минуту! – и я понимающе кивнул. Он продолжал болтать с женой. Как потом выяснилось, его звали Джордж Грюнфельд. За два года до нашей встречи он был преподавателем общественных наук. Ему было хорошо за сорок, и надо же такому случиться – внешне он был точной копией Гейба Каплана. Помните этого актера – он еще играл учителя в ситкоме «С возвращением, Коттер!»? – я улыбнулся Одержимому. – Помните этот сериал, Грег?

Тот кивнул:

– Да, там еще играл молодой Джон Траволта, – он посмотрел на Ублюдка. – А ты смотрел?

Тот безразлично улыбнулся.

– Да, была вроде еще такая настольная игра.

– Точно! – подтвердил я с дружеской улыбкой.

Наконец-то я нашел с ним хоть что-то общее. Увы, ответной улыбки я от Ублюдка не дождался. Он смотрел на меня с каменным выражением лица. Я снова пожал плечами:

– Ну, как бы то ни было, он действительно был очень похож на Каплана – густые волосы, брови, усы, волосы даже на фалангах пальцев рук! Такое впечатление, что кто-то приклеил по всему его телу пучки перекати-поле!

Одержимый удивленно покачал головой, а Ублюдок продолжал мрачно пялиться на меня.

– В конце концов Джордж закончил свой телефонный треп, – продолжил я, – и вышел из-за стола, чтобы поздороваться со мной. Обменявшись формальными любезностями, он сказал: «Занимай любой свободный стол и начинай названивать клиентам». – «И это все? – спросил я. – Вы меня берете на работу?» – «Ну да, почему нет? Я же не собираюсь платить тебе жалованье. Или тебя это не устраивает?» Я уже хотел ответить ему, что вполне устраивает, когда один из продавцов неожиданно вскочил с места и принялся расхаживать взад-вперед. Показав мне на парня, Джордж сказал: «Это Крис Найт, наш лучший продавец. У него отлично подвешен язык, ты только послушай…» Я кивнул и сосредоточил свое внимание на Крисе, долговязом худом парне не старше двадцати лет с длинным лошадиным лицом. Одет он был так, словно пришел со студенческой пивной вечеринки. Помню, меня ужаснула его речь. Он бормотал, сливая все звуки, я едва мог разобрать его слова. Потом, ни с того ни с сего, он стал вопить в телефонную трубку короткими залпами назойливого очковтирательства. «Господи Исусе! Билл! Я гарантирую! – орал он. – Я гарантирую, что эти акции растут! Ты не прогадаешь! Это просто невозможно! У меня есть инсайдерская информация, не публичная – ты слышишь меня? Это инсайд!» Тут он оторвал трубку от уха, поднес к собственному носу и с презрением посмотрел на нее. Через пять секунд он снова поднес трубку к уху и продолжил орать. Взглянув на Джорджа, я спросил: «Какого черта он так кричит?» Джордж кивнул и сказал: «Хорош, правда?» Я лишь покачал головой, но ничего не ответил. Тем временем Крис продолжал вопить в трубку: «Неужели ты не понимаешь? Тут невозможно проиграть, Билл! Я тебе обещаю, акции вырастут до луны! Никаких если и но! Надо покупать сейчас, немедленно!» Пожав плечами, я сказал: «Я работал полгода в „Эл-Эф Ротшильд“, и за все это время мне не довелось слышать ничего до такой степени смехотворного, как речь Криса. Я имею в виду не только нарушение всех правил безопасности с его стороны, но и полное отсутствие профессионализма. Все эти вопли, крики и рекламные штампы так нелепы, что ни один человек в хоть сколько-нибудь здравом финансовом уме не станет терять время на разговоры с этим парнем – это же все равно, что с Микки Маусом разговаривать».

Ублюдок неожиданно поднял руку.

– Давайте проясним эту ситуацию, – скептически произнес он. – Уж не хотите ли вы сказать, что сами вы не сторонник назойливой рекламы и навязывания услуг?

Я опустил уголки губ вниз и покачал головой:

– Нет, не сторонник. Продавать таким способом – это попусту тратить время. Говоря языком военных, это все равно, что ковровая бомбардировка. Очень громко и грозно, но малоэффективно. В «Стрэттон» я исповедовал совсем другой стиль продаж, который можно сравнить с точечным обстрелом «умными» снарядами с лазерной наводкой на первоочередные цели. Позвольте мне изложить все по порядку, тогда вы сами прекрасно поймете, о чем я говорю.

Ублюдок медленно кивнул.

– Ну вот, – продолжил я, – каким бы ужасным или, вернее сказать, необученным продавцом ни был Крис, больше всего меня поразили слова, сказанные им дальше. «Ну решайся же! – заорал он клиенту. – Всего по тридцать центов за акцию! Возьми тысячу, больше я не прошу! Всего триста долларов! Не прогадаешь!» Я повернулся к Джорджу и переспросил: «Он только что сказал „тридцать центов за акцию“?» И Джордж ответил: «Ну да, а что?» – «Чего-то я никогда не слышал о таких дешевых акциях. Меня учили работать с акциями Нью-Йоркской фондовой биржи, и даже на бирже NASDAQ я ни разу не видел стоимости ниже пятнадцати-двадцати долларов». Между тем Крис с силой швырнул трубку телефона и принялся тихо бормотать: «Этот гад повесил трубку! Вот козел!» Джордж взглянул на меня и сказал: «Не волнуйся, он подцепит другого клиента. В любом случае ты должен посидеть рядом с ним несколько дней, чтобы понять, за какие ниточки надо дергать в этом деле». Я хотел уже расхохотаться в открытую, но тут Джордж добавил: «В прошлом месяце он реально сделал десять кусков. А ты вот сколько сделал?»

Я смотрел на Джорджа, не веря своим ушам, потом мне в голову пришла странная мысль: «Постойте, как же он мог сделать десять тысяч долларов на лотах по триста баксов?» И я объяснил ему, что на продаже лота за триста долларов в «Эл-Эф Ротшильд» брокер мог заработать комиссионные от трех до шести долларов, в зависимости от степени его настойчивости в разговоре с клиентом. Иногда комиссионные были даже ниже, особенно при транзакциях на полмиллиона баксов или выше. В итоге Джордж снова пригласил меня в свой кабинет, чтобы наглядно все разъяснить. Взяв со стола лист бумаги, он сказал: «Вот единственные акции, которыми ты будешь здесь торговать. Их всего шесть». И протянул мне этот лист бумаги.

Несколько мгновений я изучал список. «КБФ Контроль загрязнения окружающей среды»? – озадаченно бормотал я себе под нос. – «Арнклифф Нэшнл»?… Я уже открыл рот, чтобы сказать, что никогда в жизни не слышал об этих акциях, как Джордж ткнул пальцем в колонку цифр и проговорил: «Это заявленная цена эмитента». И я увидел, что все эти акции стоят меньше одного доллара. Я собирался сказать, что эти акции, должно быть, сущее дерьмо, если стоят меньше одного доллара, но тут Джордж ткнул в другую колонку цифр и сказал: «А вот цена официального предложения. Все, что в диапазоне между ними, – и есть твои комиссионные».

Я остановил свой рассказ на некоторое время, чтобы мои слушатели успели осмыслить сказанное. Потом улыбнулся и сказал:

– Возможно, вам трудно в это поверить, тем более зная мою нынешнюю искушенность в этих делах, но тогда я не понимал разницу между заявленной и предложенной ценой. То есть я понимал, что продают по заявленной цене, а покупают по цене предложения, но никогда по-настоящему не задумывался о том, что означает эта разница между двумя цифрами. Видите ли, когда речь идет о большом количестве дорогих акций, «вилка» между ценами невелика, где-то полпроцента, да и то очень редко брокерам удается хоть что-то от нее откусить; обычно все забирают себе трейдеры. Когда в «Эл-Эф Ротшильд» приходил пакет акций с большой «вилкой», брокеры приходили в состояние лихорадочного безумия. Они начинали названивать клиентам и стучать им по башке, потому что от этого они получали двойные комиссионные. Но в Инвестиционном центре я просто не мог поверить своим глазам. Разница в ценах была огромной – не меньше пятидесяти процентов, а то и больше! «Как может заявленная цена на акции „Арнклифф Нэшнл“ быть двадцать пять центов, а предложенная – целых пятьдесят? – спросил я у Джорджа. – Ведь моя комиссия не может равняться четверти стоимости самой акции? Или может?» На что Джордж ответил: «Конечно, может! Почему нет?» Тогда я сказал: «Ну хорошо, предположим, клиент приобретает на четверть миллиона долларов акций „Арнклифф Нэшнл“ – такова была среднестатистическая сделка у меня в „Эл-Эф Ротшильд“, – и что же, мои комиссионные действительно составят 125 штук?» – «Теоретически да, – согласился Джордж, – но на практике все происходит не совсем так, поскольку никто не вкладывает такие деньги в такие грошовые акции». – «Почему?» – спросил я. «Ну, – не очень уверенно начал он, – мы… м-м-м… мы не обращаемся к людям, у которых есть такие деньги. Мы обзваниваем рабочий класс». – «Правда? – удивился я. – Но зачем звонить людям, у которых нет денег, чтобы вложить их в акции? Как-то нелогично». – «Ну, может, и так, – ответил он, – но богатые люди не покупают грошовые акции». – «Почему?» – снова спросил я, и в ответ Джордж стал запинаться и заикаться… В общем, у него не было иного ответа на этот вопрос, кроме как «Поверь мне, это так».

Собственно говоря, я вполне верил ему. Теперь я понимаю, что был тогда, наверное, слишком подавленным, чтобы спорить, потому что в иных обстоятельствах я бы спорил с ним до посинения. Как бы там ни было, я решил принять его слова на веру и действовать в соответствии с предложенной им программой. Заняв место рядом с Крисом Найтом, я написал своего рода сценарий-шпаргалку для косметической компании под названием «Арнклифф Нэшнл».

– Почему вы выбрали именно ее? – спросил Одержимый.

– Она показалась мне наименее затасканной, – пожал я плечами. – Я хочу сказать, по ней не было реальных продаж, о которых можно было бы говорить серьезно, а при этом на рынке обращалось около пятидесяти миллионов ее акций. С другой стороны, эта компания недавно стала поставщиком универмага «Мэйсиз», что было хорошим козырем в разговоре с потенциальными покупателями акций. Был и еще один козырь – президент компании был когда-то вице-президентом крупного производителя косметики «Ревлон». Как бы то ни было, когда я написал сценарий продающего разговора, помню, он мне самому понравился. В моем сценарии «Арнклифф Нэшнл» выглядела как «Ай-Би-Эм» или, по крайней мере, еще один «Ревлон», причем для этого мне даже не пришлось сильно привирать. Разумеется, я опустил некоторые существенные факты, то есть некоторую информацию, которую клиентам было бы неплохо знать для принятия правильного решения, но в общем и целом я практически не нарушил законов о безопасности биржевых операций.

Ублюдок мрачно покачал головой:

– Существенные недомолвки являются нарушением законов о безопасности.

– Ну да, теперь-то я это знаю. Вообще-то я и тогда это знал, но думал, что это будет трудно доказать. Что существенно и что несущественно – это вопрос довольно субъективный, не так ли? Не стоит себя обманывать – на Уолл-стрит умолчание о существенных фактах является скорее правилом, чем исключением. Так происходит на всех брокерских компаниях, больших и маленьких.

Наступила тишина.

– Тем не менее, как бы ни был хорош мой сценарий, Крис Найт не оценил его истинной красоты. «Ты попусту тратишь время, – сказал он, просмотрев мою шпаргалку. – Не нужно никакого заготовленного текста, чтобы продавать акции. Просто убеждай клиентов, что акции растут, и они будут покупать их у тебя». – «Ну, спасибо за совет», – сказал я и пошел звонить по телефону, прямо по списку контактов, который дал мне Джордж. Этот список был не чем иным, как открытками от людей, приславших свои контакты в ответ на массовую рассылку. На лицевой стороне открыток были помещены убогие рекламные тексты («сделай состояние на грошовых акциях!»), а на обратной – имена и номера телефонов. Эти контакты казались верной добычей. В самом деле, что может быть лучше, если человек написал ответную открытку и сам послал ее по почте? Поэтому, когда я дозвонился до первого потенциального клиента – приветливого южанина по имени Джим Кэмпбелл, у меня были обоснованно высокие надежды на успех. Максимально радостным и оптимистичным тоном я сказал: «Привет, Джим! Это Джордан Белфорт из Инвестиционного центра. Как ваши дела?» – «Да все хорошо, – ответил Джим. – А как вы поживаете?» – «О, отлично! Спасибо, что спросили. Послушайте, Джим, помните, неделю назад вы отправили мне маленькую открытку, в которой написали, что интересуетесь вложением денег в дешевые акции? Ну как, вспомнили?» После нескольких секунд молчания Джим, наконец, сказал: «Да, наверное, так оно и было. То есть я вполне мог это сделать!» Помню, я тогда мысленно возблагодарил бога за активность Джима и его готовность к сотрудничеству. Собравшись с мыслями, я продолжил разговор: «Вот и отлично, Джим! Я решил позвонить вам сегодня, потому что я тут заполучил кое-что. И это кое-что – лучшее, что я видел за последние полгода. Если у вас есть шестьдесят секунд свободного времени, я бы хотел поделиться с вами одной идеей. Есть минутка?» И Джим радостно ответил: «Конечно! Валяйте, рассказывайте!» Услышав эти слова, я встал со стула и приготовился к игре с Джимом. Помнится, Крис сидел неподалеку с бутылкой минеральной воды «Эвиан» и с интересом смотрел на меня. «Итак, Джим, – начал я игру, – компания называется „Арнклифф Нэшнл“. Это одна из быстро развивающихся компаний в косметической индустрии. Оборот этой индустрии – более тридцати миллиардов долларов, и ежегодно он растет на двадцать процентов. К тому же косметический бизнес фактически не подвержен рецессии. Эта отрасль демонстрирует постоянный рост как в хорошие, так и в плохие времена. Я пока понятно говорю?» – «Да, понятно», – откликнулся Джим, и я почувствовал в его голосе интерес. «Отлично!» – сказал я и принялся сообщать ему самые разнородные факты об «Арнклифф Нэшнл»: названия их продуктов, адрес штаб-квартиры, а под конец рассказал о том, что компания подписала контракт с сетью универмагов «Мэйсиз». А потом я сказал: «Все это, конечно, хорошо, но самое важное в любой компании – это менеджмент, вы согласны, Джим?» – «Да, конечно!» – ответил тот. «Это очень хорошо, – похвалил я его. – Так вот, в „Арнклифф Нэшнл“ менеджмент первоклассный и надежный от начала и до конца. Председатель правления, человек по имени Клиффорд Силз, – один из самых проницательных умов в косметической индустрии. Это бывший вице-президент „Ревлон“, его ключевой игрок. С таким человеком во главе „Арнклифф Нэшнл“ просто обречена на успех. Но причина, по которой я вам сегодня позвонил, Джим, особенная: Клиффорд Силз собирается отправиться на Уолл-стрит, чтобы промоутировать акции своей компании, и сразу после начала ошеломляющего роста он сделает громкое официальное заявление. Он пойдет в банки, страховые компании, пенсионные фонды – к институциональным инвесторам. Вы же знаете, Джим, как говорят: институциональные деньги – это умные деньги, то есть вложенные с выгодой. Но их не хватает, чтобы стимулировать рынок. Понимаете, к чему я клоню, Джим?» – «Еще как понимаю!» – «Очень хорошо, Джим. Итак, сейчас акции торгуются всего по пятьдесят центов за штуку, и это смехотворная цена, если учесть будущее этой компании. Чтобы сделать на этом деньги, нужно сейчас же застолбить участок, до того как Силз отправится на Уолл-стрит, чтобы провести переговоры с менеджерами разных фондов, потому что как только он это сделает, будет поздно, – я сделал эффектную паузу. – Поэтому я предлагаю вам, Джим, сделать следующее: купить пакет в один миллион акций „Арнклифф Нэшнл“».

Тут Крис Найт чуть не захлебнулся своей минералкой. Поперхнувшись, он закашлялся, потом вскочил, не выпуская из рук бутылку, и помчался в кабинет Джорджа. Я с удивленным видом покачал головой и продолжал говорить с Джимом о покупке акций, тут только заметив, что остальные брокеры собрались вокруг меня. «Надо выложить всего лишь полмиллиона долларов, – как ни в чем не бывало говорил я, – причем это можно сделать в рассрочку, в рассрочку на целую неделю. Но, поверьте мне, Джим, – я понизил голос почти до шепота, – если вы сделаете заявку сейчас, до того как Силз появится на Уолл-стрит, вам останется сожалеть лишь об одном – о том, что вы сразу не купили больше акций. Ну, как вам моя идея?»

– Вы что же, действительно так вот просто попросили у парня полмиллиона долларов? – спросил, посмеиваясь, Одержимый.

– Да, именно так обычно мы делали в «Эл-Эф Ротшильд», так сделал и я, это вроде как само собой получилось. Пока я ждал ответа Джима, из своего кабинета выбежал Джордж, следом за ним – Крис Найт, и я услышал, как Джордж тихо говорит: «Кто-нибудь, принесите магнитофон! Да шевелитесь же! У кого есть магнитофон?» И тут Джим сказал: «Извините, Джордан, но мне кажется, вы попали не по адресу. Я работаю на шляпной фабрике оператором станка и зарабатываю всего тридцать тысяч долларов в год».

Я помолчал.

– Опуская ненужные подробности, скажу, что в конце концов я уговорил Джима взять десять тысяч акций. Это была сделка на пять тысяч долларов, одна из самых крупных в истории Инвестиционного центра. Кстати, в этой фирме работали около трех сотен брокеров, сидевших в более чем тридцати офисах – и все эти офисы были небольшими и очень плохо организованными, такими же, как тот, в котором начинал я. Возвращаясь к Джиму Кэмпбеллу, хочу сказать, что уговорил его купить акции на деньги с его индивидуального пенсионного счета, на его единственные сбережения.

Я снова сделал паузу и вздохнул с несчастным видом.

– Если вы хотите знать, чувствовал ли я себя виноватым в том, что я сделал, то мой ответ – да. Я чувствовал себя просто ужасно. Какая низость! Я отлично понимал, что не должен был уговаривать человека вкладывать деньги со своего пенсионного счета в грошовые акции. Слишком большой риск. Но в то время я был настолько беден, что в моей голове постоянно звучало одно и то же: арендная плата, арендная плата… В конце концов, они вытеснили все остальные мысли и чувства, включая совесть.

Повесив трубку, я тут же окунулся в волны всеобщего восхищения моих ровесников-коллег, и это уничтожило последние остатки сомнений. Джордж спросил меня: «Где ты научился так продавать, Джордан? Я никогда не слышал ничего даже отдаленно похожего на это! Это было нечто!» Не стану отрицать, что наслаждался каждой каплей этого всеобщего восхищения. Все смотрели на меня широко раскрытыми глазами, словно на божество. В тот момент я и впрямь почувствовал себя богом. Полоса неудач, длившаяся со времени мясного бизнеса, наконец закончилась. Я чувствовал себя заново родившимся. Вернее, я снова стал сам собой. Вот тогда-то я и понял, что мои финансовые проблемы закончились и что у Дениз будет наконец все то, о чем мы говорили и мечтали все это трудное время. Передо мной неожиданно открылся мир бесконечных возможностей.

С этого момента события стали развиваться очень быстро, и спустя несколько недель Джордж попросил меня потренировать его продавцов. Это было очень похоже на то, что происходило во времена моего мясного бизнеса, – совещания по организации сбыта. Как и тогда, эти совещания быстро превратились в семинары по мотивации, на которые приходило все больше людей. Помимо этого, я занялся реорганизацией офиса: расставил столы, как в школьном классе, завел дресс-код. И еще я положил конец всей этой ерунде с частичной занятостью брокеров. В общем, я пытался сделать так, чтобы Инвестиционный центр стал похож на контору с Уолл-стрит, чтобы брокеры чувствовали себя настоящими брокерами. Я не встретил никакого сопротивления ни с чьей стороны. Все слепо повиновались мне – и Джордж, и продавцы. Комиссионные всех сотрудников, включая меня, резко пошли вверх. За первый же месяц работы я принес домой сорок две штуки баксов.

Я сделал паузу, чтобы присутствующие осмыслили сказанное.

– Это было больше, чем я когда-либо зарабатывал за всю свою жизнь. Мы с Дениз сразу оплатили все счета и купили новенький джип «рэнглер» за тринадцать тысяч долларов. Затем мы купили новую одежду, а я подарил ей первые золотые часы и бриллиантовый браслет. И к концу месяца у нас еще осталось десять тысяч! В следующем месяце я сделал шестьдесят штук, и мы купили машину моей мечты – новенький жемчужно-белый «ягуар XJS». Двухдверная модель, двенадцать цилиндров, три сотни лошадиных сил. Это был настоящий зверь. Дениз заново обставила нашу квартиру, я расплатился с кредиторами по старым долгам, висевшим на мне со времен мясного бизнеса. В следующем месяце я сделал еще шестьдесят тысяч долларов, и тут мы с Дениз в страхе взглянули друг на друга. Мы просто не знали, что делать с этими деньгами. У нас было все, что нужно, а деньги сыпались на нас быстрее, чем мы могли их потратить.

Мне особенно запомнился день, когда мы сидели на краю длинного деревянного причала в Дагластоне, неподалеку от того места, где располагался Инвестиционный центр. Была середина марта, один из тех теплых дней, когда в воздухе ощущается приближение настоящей весны. Наверное, я так хорошо помню этот день, потому что он был одним из тех редких дней в моей жизни, когда я был по-настоящему счастлив и спокоен. Время близилось к вечеру, мы сидели в двух складных шезлонгах, которые принесли с собой, и, держась за руки, смотрели на закат. Я думал о том, что никогда никого не любил так, как эту женщину, и даже не представлял себе, что можно любить кого-нибудь так сильно и бескорыстно. У меня не было никаких сомнений в моей Дениз. На другой стороне залива виднелся Бэйсайд, где мы с ней жили, где я вырос. Позади нас был северный берег Лонг-Айленда, куда я перееду через несколько лет и заведу детей.

Я печально покачал головой.

– Тогда я и представить себе не мог, что в моем новом доме уже не будет Дениз и что матерью моих детей станет совершенно другая женщина. Тогда это казалось абсолютно невероятным. Не мог я знать и того, что за поворотом меня уже ждет умопомешательство, – именно так я теперь это называю, – которое медленно подкрадывалось ко мне, причем я даже не подозревал об этом.

Я снова покачал головой.

– В конце концов оно никого не пощадило – ни меня, ни Дениз, ни мою семью. Почти все, кого я знал, все, с кем вместе рос, вскоре будут работать со мной или, по крайней мере, станут финансово зависеть от меня. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Они оба кивнули, потом Ублюдок спросил:

– Когда вы познакомились с Дэнни?

Задумавшись на мгновение, я ответил:

– Месяца через три-четыре после того, как я начал работать в Инвестиционном центре. Несколько раз я видел его в нашем многоквартирном доме, но мы лишь перебрасывались парой слов, не больше. А вот Кенни почти сразу снова появился в моей жизни. Очень скоро он позвонил мне, возникнув ниоткуда, и спросил, не научу ли я его быть биржевым маклером.

– Откуда он узнал, что вы стали маклером? – поинтересовался Одержимый.

– От своего кузена Джеффа. Он был одним из немногих, с кем я поддерживал связь со времен колледжа. Джефф рассказал Кенни, как хорошо идут мои дела. Но поначалу звонок Кенни не вызвал у меня ни малейшего желания поддерживать с ним отношения. Дело в том, что в последний раз, когда наши пути пересеклись, он разбил один из моих грузовиков для перевозки мяса и оставил мне неоплаченный счет на три сотни долларов. Я помнил его исключительно с отрицательной стороны. Было в нем что-то не совсем нормальное, чего я никак не мог определить наверняка. И это было еще до того, как я познакомился с Виктором Вонгом. Вместе эти двое являли собой самое настоящее шоу уродов: непроходимый Дуболом и Говорящая Панда. – Я закатил глаза. – Как бы то ни было, мои воспоминания о Кенни были далеки от хороших. В них он остался одним из тех, кто любит говорить о том, что надо закатать рукава и много работать, но при этом не имеет ни малейшего понятия о том, что это такое.

– Так зачем же вы взяли его на работу? – с улыбкой спросил Одержимый.

– Чертовски хороший вопрос, Грег, – улыбнулся я в ответ. – Ну, скажем так, тот Кенни Грин, которого я знал по мясному бизнесу, и Кенни Грин, которого я увидел во второй раз, были двумя разными людьми. То есть он так и остался непроходимым Дуболомом и все такое, но теперь, по крайней мере, он был скромным и непритязательным. Казалось, он знал свое место в этом мире. Первое, что он сказал мне по телефону, это что он хочет встретиться со мной за чашечкой кофе, чтобы вернуть деньги, которые он мне задолжал. Единственной проблемой было то, что мне больше не нужны были те деньги, поэтому мне очень хотелось сказать ему: «Пошел ты на хрен! Где ты был со своей чековой книжкой, когда мне это было нужно позарез?» Разумеется, я не стал этого говорить. Если честно, что-то в этом Дуболоме мне нравилось. Я хочу сказать, что и по сей день испытываю к нему какое-то теплое чувство, хоть и не понимаю, почему. Это все равно что иметь собачку, которая гадит по всему дому, и ты понимаешь, что это она не нарочно, просто не может иначе. Но каждое утро она непременно выбегает на крыльцо и приносит тебе в зубах газету…

И вот мы с ним встретились в маленькой греческой закусочной неподалеку от Инвестиционного центра. Как только мы сели за столик, Кенни вручил мне чек на три сотни долларов и извинился за то, что разбил мой грузовик. Потом он рассказал мне, как его кузен Джефф всегда говорил ему, что я самый смышленый парень, и что больше всего на свете он, Кенни, хочет работать бок о бок со мной и быть моей правой рукой. – Я покачал головой и усмехнулся. – Это смешно, но Кенни лучше меня предвидел мое будущее. Он был убежден, что я стану еще одним великим маклером с Уолл-стрит, в то время как я не питал в этом отношении никаких надежд. Наверное, тогда у меня еще не прошел шок после ужасного фиаско в мясном бизнесе. К тому же я так любил свою Дениз, что уже не хотел ничего менять.

– Что же заставило Кенни так верить в вас? – прищурился Одержимый. – Нет, я, конечно, понимаю, что он узнал о том, что вы проводите обучающие семинары для продавцов, и все же с его стороны это было смелым предположением.

– Ну да… – задумчиво протянул я. – Впрочем, я забыл рассказать одну важную вещь. Видите ли, я не был вполне уверен в том, что Кенни способен работать на фондовой бирже, поэтому не стал сразу соглашаться обучать его профессии брокера, а предложил ему тем же вечером пойти в Инвестиционный центр, чтобы своими глазами увидеть, что такое быть брокером. Кстати, после первого же разговора со мной по телефону он поклялся мне в верности. Теперь ситуация более понятна для вас?

Одержимый кивнул. Я тоже кивнул и ненадолго задумался, вспоминая тот вечер и негромко посмеиваясь.

– Что тут смешного? – отрывисто спросил Ублюдок.

– Вряд ли вам это будет интересно, – покачал я головой.

– Очень даже интересно, – возразил Ублюдок.

– Ну хорошо, если вы настаиваете, – улыбнулся я и покрутил шеей. – Вместо того чтобы прийти непосредственно в Инвестиционный центр, Кенни предложил заехать за мной. Когда он подъехал к дому, он был не один. Вместе с собой он взял свою подругу, – я сделал небольшую паузу, кривя губы при воспоминании о ней. – У нее были груди величиной с футбольный мяч и невероятно пухлые, как у золотой рыбки, губы. Ее нельзя было назвать роскошной, но она была чрезвычайно сексуальной штучкой. И вот эти двое сидели в операционном зале и смотрели, как я работаю по телефону. Разумеется, в присутствии Золотой Рыбки я немного переигрывал. Она буквально раздевала меня глазами, пока я разговаривал с клиентами по телефону. Тот вечер закончился для меня весьма удачно – я сделал три тысячи долларов. Помню, как она шептала Кенни, что сильно возбудилась только от того, что слушала меня. Но только когда Кенни повез меня домой, я получил мою первую настоящую дозу Золотой Рыбки, да и, раз уж на то пошло, Кенни Грина. Мы сели в его красный «мустанг»: Кенни был за рулем, я – на пассажирском сиденье рядом с ним, а Золотая Рыбка уселась между нами. На ней была коротенькая, до талии, футболочка, от нее пахло необычайно сексуальными духами. Мы уже почти выехали на дорогу к Бэйсайду, когда Кенни сказал ей: «Давай, лапочка, скажи ему!» – «Нет, – проскулила она, – я слишком стесняюсь, Кенни!» Тогда он буркнул: «Ладно, я сам скажу. Она по-настоящему завелась, глядя, как ты ведешь продажи по телефону, и теперь ей хочется отсосать у тебя. Поверь мне – она может слизать хром с прицепного крюка! Ты только посмотри на ее губы! Ну-ка, надуй губки для него, лапочка!» Я с изумлением посмотрел на Золотую Рыбку, которая чрезвычайно сексапильно надула губки и глядела на меня, с притворной застенчивостью наклонив головку, словно говоря: «Я действительно хочу отсосать у вас, сэр!»

Я сделал паузу, подыскивая нужные слова.

– Я хочу, чтобы вы знали, что я искренне намеревался сопротивляться чарам Золотой Рыбки. Я любил Дениз всем сердцем и душой и ни разу ей не изменял. Но тут Золотая Рыбка принялась гладить мой член через джинсы и совать свои футбольные мячи мне в лицо. Пользуясь моим замешательством, она сползла вниз, ко мне под ноги, и медленно расстегнула ширинку.

Я остановился, сокрушенно качая головой.

Нужно ли говорить, что Золотая Рыбка победила. Не успел я и глазом моргнуть, как она уже делала мне первоклассный минет, пока машина мчалась по автостраде Кросс-Айленд. Пока я стонал в экстазе, Извращенец Кенни одним глазом смотрел на дорогу, а другим глазом – на рот Золотой Рыбки, и держа одну руку на руле, другой отводил ей волосы с лица, чтобы лучше все видеть. Оргазм наступил, если я правильно помню, прямо перед поворотом к муниципальной школе № 169, куда я ходил в детстве.

Я хочу, чтобы вы оба знали, что, вернувшись в тот вечер домой, я чувствовал себя просто ужасно. Я чувствовал себя грязным, и был омерзителен сам себе, и поклялся никогда больше не изменять Дениз. И еще долго после этого я продолжал чувствовать себя виноватым, особенно когда мы собирались вчетвером. И самым трудным для меня было то, что Дениз и Золотая Рыбка стали хорошими подругами. Вот так все и получилось: Кенни добился своего и стал моей правой рукой, и вся наша четверка стала неразлучной.

В этот момент открылась дверь, и в комнату для опроса агентов вошла одетая во все черное Ведьма. Мы втроем молча смотрели на нее. Усевшись рядом с Одержимым, она спросила:

– Я пропустила что-то интересное?

Ответа не последовало.

Наконец, Одержимый подчеркнуто официально сказал:

– Джордан рассказывал нам о своих отношениях с Кенни Грином и Золотой…

– Пожалуй, самое время сделать перерыв на ланч, – вмешался Ублюдок.

– Да, я просто умираю от голода, – поддержал я.

– Хм-м-м, – протянула Ведьма, – тогда, Джоэл, вам придется потом все мне рассказать.

«Да уж! – подумал я. – Может, тебе удастся уговорить ее сделать тебе минет, пока ты будешь ей обо всем рассказывать. Впрочем, боюсь, она кусается».

И мы сделали перерыв на ланч.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.