ТЕПЕРЬ РАЗБЕРИТЕСЬ В ЭТОМ ХАОСЕ…

ТЕПЕРЬ РАЗБЕРИТЕСЬ В ЭТОМ ХАОСЕ…

Автобус остановился на территории какой-то воинской части, всем предложили выйти, и корейский офицер проводил их в спортзал.

Мажоров был поражен: посередине, в два ряда выстроены столы, и на них разложены различные блоки аппаратуры. Рядом со столами свалены груды кабелей, вдоль стен — антенны и мачты. Все ошарашенно оглядывались и молчали. Зачем надо было несколько недель выдирать все это с корабля, если главная ценность аппаратуры там, в собранном виде, на борту.

Спросили у корейцев сопровождавших их, есть ли схемы соединений блоков, комплектов аппаратуры. Переводчик ответил: нет. И добавил, что им приказали разобрать все это и доставить сюда. Что они и сделали. А вот как была смонтирована аппаратура у американцев, они не знают. Сказать нечего. Да и что туг скажешь. Судя по всему, там наверху, в северокорейском руководстве, не очень-то и хотели, чтобы специалисты из Советского Союза разобрались в радиоэлектронном оборудовании «Пуэбло». Напрямую отказать, видимо, не решились, но поступили с азиатской хитростью. Мы, мол, вам все приготовили для удобства, а вы теперь разберитесь в этом хаосе блоков, кабелей, антенн.

Теперь стала понятна и задержка в допуске к работам. Корейские начальники долго ломали голову, как отделаться от этих советских. И надо сказать нашли весьма оригинальный способ. Но не на тех нарвались. Специалисты из Москвы и не собирались отступать.

Посоветовавшись, решили: для начала отдельные блоки аппаратуры сгруппировать в комплексы, используя сугубо внешние признаки. Смотрели внимательно, учитывали цвет, разъемы, надписи. Конечно же помогал опыт, техническая смекалка.

В результате этой работы удалось систематизировать все разнообразие аппаратуры и установить ее состав. Теперь стало понятно, что она является типовой, а не разрабатывалась специально для корабля или серии судов. Это, откровенно говоря, заинтересовало Мажорова. Ибо у нас, в Советском Союзе, подход был иной, например аппаратура для Военно-Морского флота разрабатывалась по особым требованиям. И получалось, что обычный магнитофон в «морском исполнении» весил почти 200 килограммов вместо 16 — 20 килограммов в бытовом варианте.

Вспомнились Мажорову и собственные разработки их института, других НИИ.

«Для защиты самолетов, — говорил Юрий Николаевич, — у нас была создана станция «Резеда». Вес одной такой станции составлял 280 — 300 килограммов. Эту аппаратуру вполне можно было использовать и для защиты кораблей среднего водоизмещения. Но заказчик посчитал необходимым переработать ее под требования ВМФ. Поручили изготовить «морской вариант» «Резеды» одному из институтов в Таганроге.

Работал НИИ три года, и в результате станция стала весить 9 тонн! Вот почему нас так сильно заинтересовали весовые категории аппаратуры «Пуэбло». Ведь какие требования были у наших моряков к разработчикам? Если в борт корабля попадает снаряду то и после этого аппаратура должна сохранить работоспособность. Ну не фантастика ли?»

Американцы подходили к решению проблемы иначе. Они аппаратуру в специальном «морском варианте» не делали. Вместо этого создавали соответствующие механико-климатические условия на объекте эксплуатации.

Заметили и другое. Заокеанские конструкторы стремились делать типовые блоки и чтобы крепления, разъемы на них были стандартные.

«Пуэбло» оснащался радиостанциями для ведения разведки от дециметрового диапазона до самого длинноволнового. Для записи информации использовались обычные магнитофоны.

Комплекс радиотехнической разведки корабля использовал приемники от единиц сантиметров до метров, с аппаратурой анализа сигналов и их регистрации с помощью видеомагнитофонов.

Приемники разведки линий радиосвязи в дециметровом диапазоне были выделены в особый класс. Им придавался экспериментальный комплект аппаратуры для расшифровки засекреченных радиообменов.

Однако, несмотря на все кажущееся разнообразие, в радиоаппаратуре «Пуэбло» не было ничего необычного и нового. Все это Юрий Мажоров знал. Без особых сложностей он вычерчивал блок-схемы американских раздведустройств и устанавливал их основные тактико-технические характеристики. Всю работу Юрий Мажоров сопровождал фотосъемкой аппаратуры.

Справедливости ради надо отметить, что несколько узлов показались ему оригинальными по своей конструкции. Во всяком случае, в Советском Союзе ничего подобного он не встречал. Речь шла о гибридных кольцах на диапазон от единиц до тысячи мегагерц, о перестраиваемых фильтрах СВЧ на железоиттриевых гранатах и о «ЖИГ»-фильтрах. Несколько иными оказались и пакетированные лампы бегущей волны в диапазоне 18 гигагерц. У нас такие же лампы выпускались в диапазоне 10 мегагерц. Вот, пожалуй, и все.

Так получилось, что в группе специалистов Мажоров быстро завоевал авторитет и фактически оказался техническим руководителем. К нему обращались всякий раз за советом и консультацией, когда возникали какие-то неясности.

Немало хлопот доставил Мажорову американский радиопеленгатор, работавший в диапазоне от 0,5 метра до 1000 метров. Перед отлетом в Северную Корею Юрию Николаевичу сообщили, что есть данные, якобы на «Пуэбло» имеется пеленгатор нового типа, имеющий в качестве антенны ферритовый блок. И потому главной его задачей будет анализ «нового американского пеленгатора». Что ж, раз есть такой приказ, надо выполнять. Мажоров внимательно осмотрел прибор. На первый взгляд обычный пеленгатор с рамочкой антенной. Правда, эта антенна находилась под колпаком из радиопрозрачного материала с мелкими ребрами жесткости. Колпак был серо-коричневого цвета. Кто-то, видимо, посчитал, что он изготовлен из феррита.

О «новом пеленгаторе» был извещен и наш военный атташе в Пхеньяне. Пришлось подготовить ответ и передать шифрограмму по дипканалам. Однако в Москве шифровке не поверили и вновь потребовали «внимательнее разобраться с ферритовой антенной пеленгатора». Более того, еще через сутки пришла новая грозная шифрограмма, теперь уже за подписью самого начальника ГРУ Петра Ивановича Ивашутина. Кто-то упорно отстаивал свое ошибочное мнение, и делал это умело и настойчиво.

Стали думать, обсуждать, как переубедить высокое начальство из ГРУ. Мажорову виделся только один способ — чтобы доказать свою правоту, надо вычертить принципиальную схему входной части пеленгатора и в подтверждение выслать фотоснимки.

Предложение понравилось всем. Пришлось Юрию Николаевичу потратить два дня, чтобы снять схему, сделать фотографии и, наконец, отправить все это в Москву. Больше вопросов и грозных шифровок из Центра не поступало.

Был и еще один «заковыристый» блок, который принес немало тревог и неприятных минут. Блок этот в сравнении с другими оказался весьма тяжелым и достаточно громоздким. На передней панели отсутствовали какие-либо кнопки, включатели, за исключением одной лампочки, закрытой красным колпачком. От него шел единственный двухпроводной кабель.

Функции блока поначалу были непонятны. «Возможно, он предназначен для размещения аккумуляторов», — подумал Мажоров. Однако при тщательном «допросе» переводчика удалось выяснить, что блок находился в стойке среди магнитофонов. Значит, «аккумуляторная» версия отпадала.

На панели той самой стойки, к счастью, удалось обнаружить инструкцию. Предназначалась она членам экипажа и предписывала им алгоритм действий при захвате корабля: уничтожать документацию, устройства регистрации развединформации, приводить аппаратуру в негодность, разбивая панели приборов.

Так экипаж и действовал. Все записи были сожжены или выброшены за борт, передние панели приборов разбиты.

Сопоставив все факты, Мажоров и его коллеги пришли к выводу: блок является ликвидатором, и в нем, скорее всего, находится взрывное устройство. Но это были только догадки. Теперь следовало подтвердить их или опровергнуть. Однако никто особенно не спешил рисковать жизнью. Пришлось взяться Мажорову Юрий Николаевич прекрасно понимал, ошибись он в чем-то и взрыв неминуем. Со времен войны прошло уже более двух десятков лет и, как резонно заметил один из наших специалистов, не хотелось умирать, ковыряясь в «американском дерьме». Но от этого сурового и трезвого понимания ничего не менялось: опасную работу кому-то следовало сделать.

Сначала надо было вынести блок в отдельное помещение. Но можно ли его вообще трогать с места? Саперы отсутствовали, и Мажоров с Есиковым рискнули, подняли тяжеленный блок и вытащили его из спортзала. Осторожно опустили на мягкую подстилку, еще раз внимательно осмотрели.

Более всего Мажорова смущали два проводника, подведенные к блоку. Если по ним подавалось напряжение, — это еще полбеды. В конце концов, никакого электричества на эти концы подавать никто не собирался. А если для взрыва надо просто замкнуть те самые два провода?

Решили измерить напряжение в проводах. Но, чтобы сделать это, надо иметь вольтметр с большим внутренним сопротивлением, иначе можно спровоцировать замыкание.

Мажоров и Есиков предусмотрительно привезли в Корею универсальный прибор «Герц», у которого внутреннее сопротивление на шкале было 20 тысяч ом. Вполне подходящий прибор. Подключили «Герц», и он показал, что между двумя концами напряжение порядка одного вольта. Значит, опасения, что при замыкании может произойти взрыв, вполне обоснованны.

Работа с проводами была закончена. Что дальше? Ходить вокруг блока бесполезно. Настало время залезть в него. Для этого пора вскрыть донную крышку блока. А если она заминирована?

Осторожно сняли крышку. И взору «саперов» предстал большой диск желтоватого цвета. По сути, он занимал весь блок от верхней части до дна. Залит был каким-то прозрачным составом. Вот она, та самая взрывчатка, которой предстояло разнести в клочья все секреты «Пуэбло». Но включить этот смертельный ликвидатор побоялись сами же американцы.

Сфотографировав взрывчатку, Мажоров и Есиков собрали блок и попросили корейцев вынести его из комнаты, чтобы в последующем ликвидировать.

Все дни, которые Мажоров и его коллеги работали в спортзале, за ними неотступно наблюдали корейцы. Правда, наблюдение было ненавязчивым, но советские офицеры заметили, что их практически не оставляли одних.

Основная связь осуществлялась через переводчика — старшего лейтенанта. Он сносно говорил по-русски. Почти все время проводил у телефона, отвечая на чьи-то любопытные звонки. Видимо, ими немало интересовались.

Как-то Мажоров сказал старшему лейтенанту:

— Что вы будете делать с этой полуразбитой аппаратурой. Не лучше ли передать ее Советскому Союзу?

На следующий день офицер пришел с ответом. Он сказал, что аппаратуру они восстановят и с ее помощью будут бороться с заклятым врагом — американским империализмом. Было грустно это слышать.

Однако работы группы специалистов подходили к завершению. Все стали приводить в порядок свои записи. Мажоров проявил фотопленки, брака не было.

Перед отъездом корейцы устроили товарищеский ужин, пригласили советских офицеров. Накануне к Мажорову подошел переводчик и спросил с улыбкой: «Скажите, пожалуйста, вы любите женьшин». Сначала Юрий Николаевич опешил, кореец спрашивал «любит ли он женщин»? «Конечно, люблю», — ответил Мажоров.

Загадка была разгадана на ужине, оказывается, переводчик интересовался, любит ли он женьшень, но получилось у него, как «женщин». А речь шла о женьшеневой водке, которой корейцы потчевали своих советских гостей.

Документы, материалы и аппаратуру вновь отправили дипбагажом, а сами вылетели следом. Пролетая над Китаем, опять видели огромные безжизненные пространства, лишь изредка внизу появлялись населенные пункты.

Пересекли границу, и теперь внизу развернулась великолепная панорама Байкала. С высоты полета была видна его восточная и западная части. Яркое синее небо, заснеженные берега, и голубой лед озера. Красота удивительная!

По возвращении из командировки Мажоров на две недели засел за отчет. Его коллеги по «корейской» группе делали то же самое. Написали две большие папки текстового материала и оформили два альбома фотографий. Материал получился интересный и поучительный. Он был направлен в Главное разведывательное управление Генерального штаба.

Дальше произошли события, которые без натяжки можно назвать историческими. Ничего подобного не знала прежде наша военная разведка. Был сделан однозначный вывод: нам необходимы корабли, подобные «Пуэбло», обладающие высокими разведывательными возможностями.

А уже 1 декабря 1968 года вышло совместное постановление Центрального Комитета КПСС и Совета Министров СССР о строительстве четырех кораблей радиоэлектронной разведки.

Через два года в рекордно короткие сроки был спущен на воду головной корабль этой серии под названием «Крым». Так что старания Мажорова и его команды не пропали даром.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.