МЕСТО НАЗНАЧЕНИЯ — НОРДХАУЗЕН
МЕСТО НАЗНАЧЕНИЯ — НОРДХАУЗЕН
Бросив свой чемодан в гостинице, старший лейтенант Мажоров решил прогуляться по Потсдаму. Сегодня утром на поезде из Москвы он прибыл в Берлин, на Силезский вокзал. Потом на пригородной электричке добрался до места назначения. Разыскал комендатуру, вручил свое предписание и пока был свободен как ветер.
Потсдам разрушений практически не имел. Во всяком случае Юрий их не увидел. Уже смеркалось, на улицах загорелись фонари. Работали магазины, у кинотеатра толпилась молодежь.
Впереди него шла парочка: высокий щеголеватый советский офицер и, судя по виду, немка. Она уцепилась за локоть спутника и что-то щебетала ему на ухо.
Навстречу патруль, старший лейтенант с двумя солдатами:
— Товарищ капитан! — Начальник патруля поднес ладонь к козырьку фуражки, отдавая честь. — Ваши документы.
— В чем дело, лейтенант? — недовольно спросил офицер.
— Есть приказ коменданта Берлина генерала Берзарина.
— Какой приказ?
— О запрете общения с местным населением. До вас что, не доводили?
— В первый раз слышу.
— Теперь знайте, есть такой приказ. Предупреждаю. В следующий раз задержу.
Любопытная картина. В Болгарии еще не додумались до таких приказов. Впрочем, кто знает? В это время он заметил стайку девушек на той стороне улицы. Немки с интересом наблюдали за этой сценой, хихикали, а потом вдруг хором запели: «Verboten spaziren mit russisch offiziren», что означало не что иное, как запрещается гулять с русскими офицерами. Следом за спетой фразой раздался громкий хохот.
Да, быстро оправилась немецкая молодежь от войны. Немногим более года назад здесь грохотали бои, а теперь вот немецкие девицы распевают юморные куплеты на мотив «Розымунды». Что тут скажешь? Жизнь берет свое. И вряд ли поможет приказ Берзарина.
В ожидании назначения прошел день-другой. Мажоров пытался хоть что-нибудь узнать о своей дальнейшей судьбе, но безуспешно. Отвечали — ждите. Лишь на десятый день Юрия вызвали в штаб Группы советских оккупационных войск в Германии, и вручили предписание. Ему предстояло убыть для дальнейшего прохождения службы в Тюрингию, в город Блайхероде. Это невдалеке от границы нашей зоны оккупации, западнее Лейпцига.
Полковник-кадровик, беседовавший с Мажоровым, был суров и неразговорчив. Он вручил старшему лейтенанту необходимые документы и объяснил: там формируется БОН — бригада особого назначения резерва Верховного Главного командования. Дополнительных вопросов просил не задавать. «Все подробности узнаете на месте», — подвел он итог их беседы.
Неспроста полковник скупился на объяснения. Секретностью и высокими названиями Мажорова трудно было испугать. Он с 1940 года служил в части «особого назначения», но БОН представляла из себя нечто совершенно особое, уникальное. За пять лет службы в армии ни о чем подобном он не слышал, да и слышать не мог. Это соединение создавалось впервые в истории и страны и вооруженных сил, и к тому же в единственном, если так можно выразиться, экземпляре. Да и дело, которым предстояло заниматься офицерам бригады, было совершенно новым: освоение войсковой эксплуатации ракетного оружия и техники.
Именно БОН осуществила первые пуски ракет дальнего действия. Но это будет потом. А начиналось все задолго до победы. Геббельсовская пропаганда постоянно твердила об «оружии возмездия». И оно существовало в реальности. О нем, конечно, ничего не знали обычные офицеры и солдаты, но нашим ученым и разведчикам было кое-что известно.
«В НИИ-1 Наркомата авиационной промышленности в Лихоборах, где я работал в то время, — пишет в своих мемуарах «Ракеты и люди» академик Борис Черток, — царило крайнее возбуждение. Дело было не только в охватившей весь народ эйфории близкой победы и ощущении выхода на яркий свет, после мучительных четырех лет войны. У нас были свои особые интересы в Германии.
Исследование материалов, найденных на ракетном полигоне в Польше, в районе Дебице, данные разведки, скудные сообщения союзников-англичан, показания и рассказы немногочисленных, имевших информацию пленных — все это дало возможность в общих чертах составить представление о размахе работ в Германии по новому виду вооружения — управляемым ракетам дальнего действия. Последующие события показали, что мы были очень близки к тому, чтобы составить принципиально правильное описание «оружия возмездия» Фау-1 и Фау-2.
Было очевидно, что ни у нас, ни у наших союзников подобных разработок нет ни по достигнутым параметрам, ни по масштабам производства. Нас крайне интересовали проблемы техники управления, конструкции приборов, реальные параметры и схемы управления мощными ракетными двигателями, роль радиоуправления».
Разумеется, проблемы, перечисленные академиком Борисом Чертоком, волновали не только советских ученых, но и их американских и английских коллег.
А военная обстановка в этом плане сложилась для нас не лучшим образом. Тюрингию заняли союзные войска и, в первую очередь, американцы. Трудно сказать, знали они о том, что именно здесь шли работы по созданию нового оружия, или так сложилась «военное счастье», но они оказались здесь первыми. Тот же Черток говорит по этому поводу следующее: «В ослепительно солнечный день 2 мая 1945 года, когда я с товарищами восторженно расписывался на стенах еще дымящегося рейхстага, американцы захватили ценнейшие трофеи: более 400 основных научно-технических сотрудников Пейнемюнде, документацию и отчеты по разработкам, более 100 готовых к отправке на фронт ракет, хранившихся на «Миттельверке» и на подъездных путях, боевые стартовые позиции вместе с военным персоналом, хорошо подготовленным к эксплуатации ракет!»
Начался следующий этап истории ракетной техники, который по праву можно назвать советско-американским».
И этот этап был отмечен как созданием ракетного института «Нордхаузен», так и развертыванием специального войскового соединения — бригады особого назначения.
Институт «Нордхаузен» возглавил член военного совета гвардейских минометных частей и одновременно заведующий отделом ЦК генерал Гайдуков. Его первым заместителем стал тогда еще известный только узкому кругу специалистов, подполковник Сергей Королев. В институте трудились будущие известные ученые, академики, конструкторы Николай Пилюгин, Борис Черток, Леонид Воскресенский, Борис Коноплев, Валентин Глушко, Василий Мишин, Михаил Рязанский, Евгений Богуславский, Юрий Мозжорин, Юрий Победоносцев.
Бригадой особого назначения командовал генерал Александр Тверецкий. Сюда практически каждый день прибывали офицеры с фронтовым опытом из разных родов войск. Кого тут только не было — артиллеристы, саперы, химики, радисты, танкисты, топографы, авиаторы.
По штатному расписанию бригада состояла из дивизионов. Их названия звучали очень непривычно. Например, дивизион наземной подготовки ракет, обслуживания и пуска, или дивизион крылатых ракет. Был также в соединении и специальный поезд-лаборатория.
Получил свою первую должность и старший лейтенант Мажоров. Она называлась техник наземных испытаний. Потом его назначили инженером-расчетчиком пульта вертикальных испытаний ракеты, а позже — начальником электрогруппы или группы № 5. Такие переназначения были вполне объяснимы. Формирование подобного соединения дело новое и не сразу все утряслось, устоялось.
Первое, что приказали делать группе офицеров бригады, в которую вошел и Мажоров, найти, раскопать документацию, которая осталась от немцев. Группа обосновалась в Блайхероде и стала разыскивать, изучать, систематизировать документы. Естественно, все бумаги, чертежи были на немецком языке.
Вскоре к работе привлекли и немецких сотрудников, работавших в институте Вернера фон Брауна. Американцы вывезли верхний эшелон специалистов, остальные остались здесь, в Блайхероде и Зондерхаузене.
Им сначала предложили зарегистрироваться для получения продовольственного пайка. Попутно выяснили, кто есть кто. Затем попросили помочь в выяснении некоторых деталей их прежней деятельности. Не все шли на это, но многие соглашались.
Группа, в которой работал Мажоров, изучала документацию по системе управления полетом ракеты Фау-2, а точнее, по приборному отсеку. Другие офицеры занимались двигателем, системой подачи топлива, третьи — знакомились с конструкцией бортовой сети и работой автоматики.
В сложностях документации по ракетной технике им постоянно помогал разобраться майор Борис Черток.
Позже Юрий Николаевич Мажоров об этом будет вспоминать так: «Чертока, сугубо штатского человека, нарядили в форму майора Советской Армии, которая сидела на нем весьма мешковато.
У него было странное лицо, словно какая-то маска. Немцы звали его на свой лад «майор Шерток». Борис Евсеевич принимал самое энергичное участие в работе нашей группы».
После изучения документации достаточно быстро выстроилась вся система баллистической ракеты Фау-2. Одноступенчатая жидкостная ракета с двигателем на этиловом спирте и жидком кислороде. Дальность полета 250 — 300 км. Ракеты запускались из вертикального положения со стартового стола. Двигатель развивал мощность около 300 тысяч лошадиных сил. Боевая головка в 1 тыс. килограммов тротила. Система управления — инерционная. Два гироскопа — азимута и тангажа обеспечивали заданное направление.
Тогда, в 1945-м, ракета Фау-2, бесспорно, была крупнейшим научным достижением. И обладание ее секретами дало возможность отечественной ракетной технике сделать серьезный прорыв. Ведь ничто так не вселяет в разработчика уверенность, как опора на уже полученные кем-то результаты. Немецкие конструкторские разработки дали ответ на множество трудных вопросов. Но не на все. Тонкостей было немало. Например, почему в качестве, горючего использовался спирт, а не более эффективный керосин? Баки ракеты сварены из тонкого алюминия, а в Советском Союзе алюминий соединяли только клепкой. Или вот компактные рулевые машины, которые развивали усилие в несколько тонн. За счет чего? Оказалось, решающую роль здесь играли гидроусилители. А этого мы не умели делать. А камера сгорания? Она была выполнена из тонкого чугуна с двойными стенками. Зачем? И таких вопросов великое множество.
Крылатую ракету изучала другая группа офицеров. Там тоже нашлось немало любопытного. Разумеется, все эти данные были в ту пору сверхсекретными.
Спустя три месяца найденные документы успели достаточным образом изучить, перевести на русский язык. К тому времени в бригаду поступили некоторые узлы и устройства приборов управления ракетой. Они находились на сборке изделия накануне окончания войны. Их отыскали в цехах завода в Нордхаузене. Потом появилось несколько ракет уже в собранном виде. Это дало возможность подтвердить правильность изученных немецких документов, а также начать проверку работы узлов и агрегатов. Для этого использовался поезд-лаборатория. Офицеры между собой называли его «спецпоездом» или «ракетным поездом».
В октябре Мажорову выдали документы, по которым он мог вызвать к себе жену. Он здорово скучал по ней, и со дня своего приезда в бригаду добивался ее вызова.
Жил он в Блайхероде, в доме у двух пожилых немок. Через комендатуру удалось выбить уголь для отопления, и хозяйки были этим очень довольны.
Старушки отвели ему просторную, хорошо обставленную комнату. Спал он на широкой тахте, белье меняли регулярно. В общем, было куда привезти жену.
В этот период в бригаде стала складываться команда офицеров, которым вскоре предстояло продолжить активную работу по подготовке к запуску первых ракет, собранных на базе Фау-2. В команду вошли специалист по бронетанковой технике капитан Анатолий Федоров, химик-топливщик майор Владимир Беляков, схемотехник капитан Николай Смирницкий, сапер Яков Трегуб, электрик и знаток автоматики капитан Павел Киселев и он, радист капитан Юрий Мажоров.
Совместно с ними трудились топографы-геодезисты майор Николай Орлов и старший лейтенант Эккер, помощник начальника штаба дивизиона капитан Керов.
Дружили они и с офицерами спецпоезда. Особенно запомнился Юрию старший лейтенант Мазжорин. Невысокого роста, в гимнастерке и бриджах из английского сукна, в широких сапогах. Из большого воротника гимнастерки торчала тонкая шея. Много лет спустя их пути вновь пересекутся, но Юрий Мазжорин будет уже генералом, директором научно-исследовательского института. Яков Трегуб тоже станет генералом.
…Наступил декабрь, выпал первый снег. И как-то утром Мажорова находит дежурный по части и сообщает радостную весть: на железнодорожном вокзале в Нордхаузене его ждет жена. Вот это да! Значит, Татьяна одна отважилась на такую поездку. Нужна машина, но, как назло, в части ни одного легкового автомобиля. Договорился с немцем за канистру бензина и пять пачек сигарет.
До Нордхаузена километров сорок. На немецком «опеле» выехали на вокзал. Настроение отменное, и Мажоров насвистывает мелодию из оперетты «Граф Люксембург». Водитель с изумлением поглядывает на веселого пассажира, а потом спрашивает:
— Разве в России знают эти оперетты? Юрий усмехается, отвечает:
— Ну я же правильно насвистываю арию из оперетты. Немец согласно кивает в ответ. Да, уверенность водителя «опеля» в необразованности и варварстве русских серьезно подорвана.
Наконец показался вокзал, перрон… Юрий заключает в объятия любимую жену.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.