Америка выходит на мировую арену

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Америка выходит на мировую арену

Следует более внимательно рассмотреть основания внешнеполитической философии Теодора Рузвельта, чтобы лучше понять суть «переворота» в американской внешней политике, знаменующего новую глобальную вовлеченность США.

От всех предшествующих президентов Теодор Рузвельт отличался тем, что был тесно связан ? семейными традициями, воспитанием, идейным багажом ? с Европой. Его семья воспринимала Европу не как нечто чуждое, а как продолжение своего мира. Дядя президента ? Джейси Рузвельт являлся другом Лафайета, был принят при испанском королевском дворе, много лет прожил в Париже. Отец президента часто путешествовал по Европе. Близкие родственники Т. Рузвельта по материнской линии жили в Англии. Становление самого Теодора Рузвельта, как уже упоминалось, во многом проходило во время длительных европейских турне его семьи.

Десятки членов парламента и британского кабинета министров, ряд выдающихся личностей этой блестящей для Англии поры были личными знакомыми Т. Рузвельта: Джозеф Чемберлен, Редьярд Киплинг, историк Джордж Тревельян, общественные деятели Джон Морли и Джеймс Брайс. С виконтом Гошеном, первым лордом адмиралтейства, Рузвельт беседовал о значении военно-морских сил в истории. За годы службы в Вашингтоне (в 90-е годы) Рузвельт тесно подружился с молодым английским дипломатом Сесилом Спринг-Райсом и германским дипломатом Германом Шпек фон Штернбергом.

Следует особо отметить, что делегирование исполнительной власти одному лицу ? президентское правление в США дает исключительные возможности для влияния личности президента на курс внутренней и внешней политики.

Европейский опыт, европейская направленность взглядов Т. Рузвельта дали свои результаты вскоре же после занятия им Белого дома.

Став президентом, Т. Рузвельт произвел «тихую революцию» в идейных основаниях американской внешней политики. До него внешнеполитический курс определялся прощальным посланием Дж. Вашингтона: сохранять независимость от Европы и помогать в этом латиноамериканским странам. Рузвельт поставил целью добиться руководства общим мироустройством. Политическая ось сместилась с латиноамериканского направления на европейское.

Определились ? на весь XX век ? три направления политики США. Первое ? южноамериканское, имеющее задачей вытеснение из Латинской Америки европейских держав. Второе ? азиатское, призванное обеспечить усиление американских позиций в Китае и сдерживание Японии. Третье ? европейское, нацеленное на упрочение своего влияния в этом регионе как гарантию достижения мирового господства.

Южноамериканская политика США традиционно проходила под флагом «доктрины Монро», согласно которой Западное полушарие рассматривалось как их заповедная зона. Президент Монро, выступая с .указанной доктриной в 1823 году, обещал, что США, доминируя в Латинской Америке, не претендуют на вмешательство в дела европейских держав в других частях мира. Отступая от буквы «доктрины Монро» (захват Филиппин, например), Рузвельт целиком сохранял ее дух: США отвечают за «порядок» в двух десятках латиноамериканских стран. Ему принадлежит смелое утверждение, сделанное в 1904 году: эти страны «будут счастливы лишь в том случае, если станут хорошо себя вести». Право судить о их поведении, разумеется, принадлежало Америке. В предназначенном для публичного оглашения письме Э. Руту от 20 мая 1904 года Рузвельт объявлял целью США «сделать все соседние страны стабильными, упорядоченными и процветающими. Каждая страна, народ которой ведет себя хорошо, может рассчитывать на нашу сердечную дружественность. Грубые эксцессы или бессилие, ведущее к ослаблению внутренних связей общества, в конечном счете потребует вмешательства одной из цивилизованных наций, и в Западном полушарии Соединенные Штаты не могут игнорировать этой обязанности». Яркий пример осуществления подобных идей ? вмешательство США в дела Доминиканской Республики в 1904 году, когда агенты американского правительства взяли под контроль таможенные службы этого государства.

Главным событием в латиноамериканской политике Теодора Рузвельта явилось отторжение от Колумбии Панамы и строительство на ее территории канала, связавшего Атлантический и Тихий океаны. В соображениях Рузвельта доминировали военные мотивы: появлялась возможность скоростной переброски военно-морских сил из одного региона в другой. Рузвельт отказывался от участия любого международного консорциума ? только американский контроль за постройкой канала казался ему приемлемым решением вопроса. Предстояло урегулировать отношения по данной проблеме с Англией. Значительные усилия были затрачены на модификацию договора Клейтона ? Булвера, подписанного в 1850 году и дававшего равные права США и Британии на предполагаемый канал. В результате заключенного в ноябре 1901 года так называемого второго договора Хэя ? Паунсфота Англия практически отказалась от прав на будущий канал. Теперь оставалось убедить Колумбию, что ее провинция Панама ? лучшее место для строительства американского канала.

В Боготе шла отчаянная борьба ? соглашаться ли с американским предложением, если да, то на каких условиях? Группа авантюристов решила нажиться на сооружении канала. Некий Бюно-Варилья стал самозваным посредником в переговорах с президентом Колумбии Марокином. Впоследствии Теодор Рузвельт напишет, что осуществление панамского проекта «было предпринято в соответствии с высшими, чистейшими, достойнейшими стандартами общественной и правительственной этики». Трудно найти более очевидную ложь.

По соглашению Хэя ? Эррана Колумбии за предоставление права на строительство канала полагалось 10 миллионов долларов единовременно и четверть миллиона ежегодно. Зона канала ? по три мили в обе стороны должна была находиться под юрисдикцией США. Рузвельт приказал своему послу в Боготе объявить, что «любая модификация какого бы то ни было положения договора будет рассматриваться как фактическое вероломство со стороны правительства Колумбии». Колумбия рискнула отвергнуть 12 августа 1903 года договор с США. Рузвельт увидел в этом действии исключительно желание набить цену. В декабре 1903 года он говорил конгрессу: «Мы были более чем справедливы в переговорах с ними. Наше великодушие вызывало серьезный вопрос, не зашли ли мы в отстаивании их интересов слишком далеко за счет наших собственных... Мы уступали всеми возможными способами, чтобы выработать договор».

К этому времени Рузвельт уже принял решение: 10 октября 1903 года он пишет, что «был бы в восторге, если бы Панама стала независимым государством». Военный министр Э. Рут получил приказ «создать карты местности и собрать информацию относительно побережья тех частей Южной Америки, которые представляли бы особый интерес в случае сражений в Мексиканском заливе или Карибском море». Переодетые в гражданское платье разведчики-офицеры наносили уточненные данные на карты побережья Колумбии, Венесуэлы, европейских колоний в Гвиане. Т. Рузвельт вместе с учеными мужами из академического мира работал над «философским» обоснованием готовящейся акции. Оказывается, «идя на строительство канала, Соединенные Штаты предпринимали работу не только для себя, но для всего мира... Вправе ли Колумбия стоять на этом пути?.. Позиция Соединенных Штатов совершенно отличается от позиции частных капиталистов, подсудных юрисдикции тех мест, где они проживают. Соединенные Штаты не подвержены таким ограничениям и могут сами заботиться о будущем». Эти слова законоведа-международника Джона Мура из Колумбийского университета вызвали восторг Рузвельта.

Осенью 1903 года эфемерные преграды в виде международного права рухнули окончательно. В проекте послания конгрессу Рузвельт пишет: «Мы должны приступить к строительству канала без лишних переговоров с Колумбией... этого требуют интересы нашей нации». Позднее появится еще более откровенное признание: «Если бы они не восстали, я дал бы конгрессу рекомендацию овладеть перешейком при помощи военной силы, и я уже написал первый вариант такого послания».

Но «они» (т.е. подстрекаемые и оплачиваемые американцами панамские заговорщики. ? А. У.) «восстали», и это был тот исключительный случай, когда Рузвельт приветствовал революцию. Заговор панамских сепаратистов, финансированный и подготовленный США, был назван президентом «самой справедливой и достойной революцией». Свою роль сыграл соблазн получить те самые 10 миллионов долларов, которых оказалось мало Боготе. Международный авантюрист посредник Бюно-Варилья встретился 9 октября 1903 года с Рузвельтом и «пророчески» предсказал грядущее отделение Панамы. Состоялась также тайная встреча Рузвельта и Мануэля Амадора ? служащего принадлежащей американцам Панамской железнодорожной компании. «Революция» стоила 100 тысяч долларов и должна была начаться 3 ноября. Амадору вручили проект конституции Панамы, декларацию независимости и текст будущей телеграммы о назначении Бюно-Варилья послом республики Панама в США. Жена Бюно-Варилья всю оставшуюся до отъезда Амадора ночь делала эскизы Панамского флага.

Солдат местного гарнизона купили за 50 долларов каждого. Губернатор, чтобы облегчить свой арест, поселился в доме Амадора. В Панама-сити 3 ноября 1903 года пожарная команда начала раздавать оружие, двух заинтересовавшихся происходящим генералов заперли в полицейском участке. Утром следующего дня Амадор сообщил, что «мир потрясен нашим героизмом», что вчерашние рабы Колумбии стали свободными гражданами и провозгласил здравицу в честь республики Панама и президента Рузвельта. Подходящим из Колумбии войскам вручили 8 тысяч долларов и отправили назад на американском корабле «Ориноко». Из Вашингтона поступило распоряжение американскому консулу в Панаме признать новоявленное правительство, о чем известили и посольство в Колумбии. Так была осуществлена акция, которую президент Рузвельт назвал «самым важным делом», которое он совершил во внешней политике.

Мировая роль США зависела от признания Европы и прежде всего Великобритании. Именно поэтому английский аспект рузвельтовской политики заслуживает наиболее внимательного рассмотрения.

К концу XIX века в обеих странах ? США и Англии вызрели тенденции взаимного сближения. Англия искала альтернативу своей «блестящей изоляции», но при этом опасалась примкнуть к какой-либо из континентальных группировок. Ряд английских политиков, в том числе лорд Бальфур ? друг Рузвельта, начали пропаганду проамериканских взглядов в духе «единства англосаксов». Охотно цитировались слова историка Маколея о «могущественной нации, в чьих венах течет наша кровь, чье мировоззрение сформировано нашей литературой, которая разделяет нашу цивилизацию, нашу свободу и нашу славу». Эта группа политиков проявила свои симпатии в период испано-американской войны. Лондон блокировал усилия испанской дипломатии заручиться какой бы то ни было европейской поддержкой. В Гонконге английские власти снабжали всем необходимым эскадру Дьюи, а в Каире задерживали пропуск испанских судов к Филиппинам. Более того, британский флот своими маневрами близ Филиппин показал, что может сдержать германскую эскадру, если та присоединится к испанцам. Государственный секретарь Дж. Хэй официально признал, что Британия в ходе войны оказалась «единственной европейской страной, чьи симпатии были на нашей стороне». Рузвельт с благодарностью писал английскому военному атташе Артуру Ли: «Я, как и весь наш народ, не забуду позицию Англии во время испанской войны, мы все знаем, что она спасла нас от возможности очень серьезных международных осложнений». Теперь Рузвельт мог надеяться, что «в условиях крайнего развития обстоятельств всегда будет, по меньшей мере, возможность, что одна из двух наций получит от другой нации нечто большее, чем только моральная поддержка».

Американские поклонники Англии отплатили той же монетой во время войны с бурами. Дело было не в простой солидарности. Рузвельт заметил в связи с неудачами англичан в Южной Африке: «Если Британская империя потерпит серьезное поражение, то это будет означать, что через пять лет, я полагаю, наступит война между нами и одной из воинственных наций континентальной Европы».

Для сближения с Англией Рузвельту предстояло сгладить наиболее острые противоречия, соответственно изменить общественное мнение. А. это было особенно сложно в ситуации, когда симпатии широких кругов американцев всецело принадлежали бурам (деньги в помощь им посылал даже гарвардский студент Франклин Делано Рузвельт). Т. Рузвельт охлаждает пыл приходящих к нему с требованиями о помощи бурам делегаций, говоря, что отстаивать права буров против англичан значит вмешиваться в чужие дела. Политикам он объясняет, что поражение англичан в Трансваале ослабляет всю англосаксонскую расу. Но главный аргумент был такой: Англия сражается на стороне цивилизации, ее поступательного движения, а буры, какие бы симпатии они ни вызывали, стоят на пути исторического развития, мешая ему. Поэтому буры обречены. Историческое развитие, полагал Рузвельт, идет по тропе колонизации.

В политических делах Рузвельта отличало пристрастие решать все через персональные связи. Он верил в личную дипломатию. В Лондоне он опирается не на полномочного посла США Чоэта, а на одного из членов посольства ? своего близкого другаг. Уайта, имевшего поэтому больше возможностей для соответствующего влияния.

Цементируя почву для американо-английского сближения, Рузвельт наладил хороший личный контакт с послами Англии Дж. Паунсфотом и М. Гербертом. Преклонный возраст не позволял им разделять спортивных увлечений президента (как это делали, скажем, германский и французский послы). Но они активно содействовали в 1900 ? 1903 годах атлантической вовлеченности английской политики, улучшению отношений Великобритании с США. После смерти М. Герберта Рузвельт приложил значительные усилия, чтобы Уайт-холл направил в Америку его давнего друга С. Спринг-Райса. Но английская дипломатическая иерархия диктовала свои условия, и в Вашингтон прибыл Дюран, с которым Рузвельт, несмотря на рекомендации своих друзей, так й не сблизился. Лишь в декабре 1906 года его сменил Брайс. До этого дипломатические инициативы Рузвельта осуществлялись в обход английского посольства в Вашингтоне.

США впервые могут разговаривать на равных с такой великой державой как Британия, даже ощущают ее подчеркнутую благосклонность. Король Эдуард VII более двадцати минут расспрашивал посла Чоэта о Теодоре Рузвельте и «признался», что много читал о нем, восхищается им и желал бы иметь его портрет. Польщенный президент обещал «сохранить дружеские отношения между двумя странами». По поводу переизбрания Рузвельта король писал: «Вы, мистер президент, и я призваны представлять судьбы двух великих ветвей англосаксонской расы и одного лишь этого факта, по-моему, достаточно для взаимного сближения». «Я абсолютно согласен с Вами, ? отвечает Рузвельт, ? относительно важности растущей дружбы и понимания между англоязычными народами». Рузвельт шлет королю «Покорение Запада», а тот по телеграфу выражает свой восторг.

В 1900 ? 1904 годах американо-английский союз рассматривался многими в Вашингтоне и Лондоне как залог доминирования США в Западном полушарии и преобладания Англии в остальных регионах. «С Англией в Суэце и США в Панаме мы будем держать мир в крепких объятиях», ? писал Лодж в 1905 году Рузвельту. Чтобы схема была выдержана строго, Рузвельт в частном порядке обсуждает даже вопрос об обмене Филиппин на английские владения в Америке. Речь идет прежде всего о Канаде, но разбирался также вариант обмена Филиппин на Ямайку и Багамские острова. Мысль о присоединении к Штатам Канады сопутствовала Рузвельту все годы его президентства, несмотря на то, что дружба с Лондоном являлась одним из краеугольных камней его внешней политики.

Американо-английский конфликт по поводу границы между Аляской и Канадой продолжался с 1896 года ? со времени открытия месторождений золота на Клондайке. Но дерзкий характер американская дипломатия приобрела лишь с вмешательством в дело Рузвельта. Отвергая идею международного арбитража, президент потребовал от Лондона договорного оформления невыгодной Канаде границы. Это уже было похоже на шантаж. Рузвельт пригрозил Британии (невероятное по тем временам!), что в случае ее несогласия прервет переговоры, направит специальное послание конгрессу и «проведет линию границы там, где, по мнению США, она должна быть». Британская империя была достаточно велика и могущественна, чтобы затевать спор из-за аляскинского пограничья, а интересы ее политики требовали дружественности Америки. Этим объясняется принципиальное согласие Англии на американские условия.

Получив в ноябре 1904 года мандат на второй срок, Рузвельт продолжал действовать в дразнящем его честолюбие направлении. Только добившись признания среди ведущих европейских держав, Америка могла ощутить свое мировое значение, свою политическую полноценность. Улучшение отношений с Англией создавало предпосылки участия США в глобальной игре. Первый опыт весьма активного вмешательства американской дипломатии в европейские дела, когда мощь США стала что-то значить для сложившегося там баланса сил, был приобретен в марокканском кризисе.

Германия решила сделать Марокко пробным камнем в своей политике, направленной на запугивание Франции, ослабление ее формирующегося союза с Англией. Кайзер Вильгельм заявил, что Германия считает Марокко независимой страной и не допустит усиления французского влияния. Германское правительство предложило решить спорный вопрос на международной конференции, а чтобы не остаться на ней в одиночестве, спешно начало искать влиятельных союзников. Этим и вызваны частые контакты немецких дипломатов с Рузвельтом в первые месяцы 1905 года. Рузвельта просили выступить с протестом против решения проблемы Марокко в пользу Франции. Вкупе с германскими возражениями это должно было остановить Париж.

Рузвельт поблагодарил кайзера за доверие, хотя в действительности не собирался выступать в качестве преданного сторонника Германии. Он дал инструкцию своему послу в Марокко теснее сотрудничать с немецким коллегой («скажите ему, что я обязал вас к этому»), но в той же инструкции он приказывал установить наиболее дружественные связи с французами и англичанами.

Берлин надеялся на лучшее, он хотел грандиозным маневром ? подключением Америки расстроить франко-английские узы. Если бы удалось договориться с США взять на себя Англию, то можно было рассчитывать на успех в переговорах с Францией. Чтобы как-то заинтересовать Вашингтон, Германия предлагала оказать нажим на марокканского султана и открыть двери американскому капиталу.

Время стягивало марокканский узел все туже. Рузвельту необходимо было как-то определить свою позицию. Не видя пока для себя ясных перспектив, он прибегает к уловкам, ссылаясь на незначительность американских интересов Марокко, как причину выжидательного бездействия США. Разумеется, Рузвельт понимал, что речь идет не о Марокко, а о европейском соотношении сил. Для США было бы желательно сблизить Англию с Германией, чтобы самим занять достойное место в мировом сообществе. Ошибка Рузвельта состояла в том, что он недооценивал степени англо-германского антагонизма. Англия изъявила решимость поддержать Францию в марокканском вопросе.

Игра втемную продолжалась с апреля по июнь 1905 года. Посол Германии теперь уже говорил Рузвельту, что единственной альтернативой уступчивости Франции является европейская война. Президента просили по крайней мере способствовать созыву международной конференции. Рузвельт встретился 3 июня с послом Франции Жюссераном и поручил ему уведомить французское правительство, что Соединенные Штаты не примут участия в конференции. Это известие (оно держится в тайне от Германии) укрепило Париж в негативном отношении к конференции. Тем временем конфликт достиг своего пика. Призрак войны поднялся над Европой. Подсчитывая шансы, Рузвельт видел, что в условиях русско-японской войны Германия сокрушит Францию, уничтожит сложившееся равновесие, а вместе с ним и шансы Америки играть на противоречиях европейских держав.

Теперь Рузвельт согласен выступить активным примирителем. Вот его совет Жюссерану: «Что необходимо сделать, так это удовлетворить избыточное тщеславие Вильгельма II, из-за которого, во многом, проистекают нынешние трудности». Рузвельт уведомляет германского императора, что французское правительство неофициально сообщило ему о своем согласии на созыв конференции. Он откровенно льстит кайзеру, восхищаясь его дипломатическим искусством, волей и решимостью, изображая едва ли не главным благодетелем рода человеческого. «Я раньше сомневался в том, что император сможет добиться согласия французов... Это дипломатический триумф первой величины».

Комплименты нужно оплачивать. Кайзер обещал: «В том случае, если на грядущей конференции между Францией и Германией возникнут разногласия, германская сторона поддержит то решение, которое Вы сочтете наиболее справедливым и практичным». Крайне польщенный, Рузвельт немедленно сообщил об этом французскому послу. Появление промежуточной инстанции в какой-то мере содействовало принятию Францией предложения о проведении переговоров.

Обе соперничающие стороны нуждались в поддержке США на открывшейся в январе 1906 года Алхесирасской конференции. Америка оказалась в выгодной позиции «выбирающего». Рузвельт сделал ставку на Англию и ее союзников. Он пишет 7 марта 1905 года кайзеру Вильгельму: «Если конференция закончится провалом из-за чрезмерного германского давления на Францию, общее мнение Европы и Америки будет для Вас неблагоприятным». В беседе с фон Штернбергом Рузвельт выражается определенней: среди его советников и в конгрессе укрепляется мнение, что Германия неспровоцированно стремится унизить Францию, это делает роль посредника для американского президента все более трудной. Далее последовала угроза опубликовать в случае провала конференции всю касающуюся ее переписку. Рузвельт желал тем самым обезопасить себя, указав на объективный характер препятствий, преодолеть которые ему как посреднику не удалось. На Берлин ужесточение позиции США, несомненно, оказало воздействие. «Сохранение доверия между Берлином и Вашингтоном, немедленное снятие всех недоразумений гораздо важнее, чем все марокканское дело», ? отвечает Рузвельту канцлер фон Бюлов.

В переписке с кайзером и в контактах с германским посольством Рузвельт выступал якобы тайным другом Германии. По существу же в марокканском кризисе он определился как защитник интересов англо-французской стороны. Документы свидетельствуют о его стремлении заработать политический капитал на поддержке в трудной ситуации Франции и ее союзников.

Обстоятельства созыва Алхесирасской конференции и участия США в ее подготовке говорят о полном торжестве тайной дипломатии. Маневрирование между Германией, Францией, Англией Рузвельт осуществлял практически в одиночку, и менее всего о его маневрах знали госсекретарь Дж. Хэй и послы в Берлине, Париже и Лондоне. Подобные методы были использованы при разрешении конфликта в другом регионе ? на Дальнем Востоке. Проведение Портсмутской конференции, положившей конец русско-японской войне, также явилось результатом политической деятельности крайне узкого круга лиц.

Соединенные Штаты имели свои интересы на Дальнем Востоке и назвать их бесстрастным наблюдателем было бы неверно. Рузвельт полагал, что стержнем развития событий в Азии является англо-русское соперничество и Англия наверняка «в конечном счете уступит России» (написано в 1901 году). Вначале Рузвельт относился к России с симпатией, считая ее «проводником цивилизации». В письме президенту Американской лиги заградительного тарифа А. Муру в 1898 году Т. Рузвельт пишет: «Россия и Россия единственная среди европейских держав была в прошлом неизменно дружественна нам». Можно с довольно большой степенью точности указать время изменения его взглядов. Это период, непосредственно предшествовавший его вступлению в Белый дом. Уже в экспозе, датированном июлем 1901 года, отдавая должное «цивилизаторской роли» России, он пишет: «Возможно, что, знай ранее больше о наших торговых нуждах в Китае и Азии вообще, я мог бы изменить свою точку зрения». Рузвельт все больше начинает смотреть на Россию глазами враждебных ей англичан. Это верно даже в прямом смысле. Едва ли не главным источником его знания о России была переписка со Спринг-Райсом, в то время аккредитованном при английском посольстве в Петербурге.

С Японией у Рузвельта произошла обратная трансформация. В 90-х годах она мешала американской экспансии на Гавайях. С тех пор как Япония смирилась с переходом Гавайских островов к США и переключила свое внимание на азиатский континент, Теодор Рузвельт становится более дружественным к ней. «Потребовалось бы очень небольшое поощрение со стороны Соединенных Штатов и Англии, ? пишет Рузвельту госсекретарь Хэй весной 1903 года, ? чтобы ввести Японию в соблазн насильственного решения вопроса... Если мы сделаем лишь намек, японцы сию же минуту бросятся к горлу России». Трудно не согласиться с американским историкомг. Билем, полагающим, что «антирусская, прояпонская политика администрации Рузвельта воодушевила Японию пойти войной против России».

Япония была слишком сильна, чтобы допустить вмешательство в свои дела, поэтому главным объектом притязаний Рузвельта в Азии стал императорский Китай. Именно китайский рынок, полагали американские финансисты и промышленники, является наиболее перспективным. Рузвельт в своих геополитических схемах считал, что США должны добиться признания Европы в отношении своего мирового статуса (этому, во многом, служила политика сближения с Англией), но с точки зрения получения непосредственных выгод Европа была закрыта для Америки. Словами Рузвельта (1905 год): «Наша будущая история будет больше определена нашей позицией на Тихом океане визави Китай, чем нашей позицией на Атлантике визави Европа».

Что до заселяющих бассейн великого океана народов, то им отводилась роль сырьевого материала. Презрение Рузвельта к Китаю видно повсюду в его переписке и беседах. Китайцам, по его словам, необходимо «выйти из состояния дикости». А помочь им в этом должны американские бизнесмены, создавшие в конце XIX века «Компанию развития Китая». В нее входили Дж. П. Морган, ставший к январю 1905 года главным держателем акций, президенты нью-йоркских «Нэшнл сити бэнк» и «Чейз нэшнл бэнк», железнодорожный магнат Э. Гарриман и другие тузы американского бизнеса. В 1898 году компания добилась права строительства стратегически важной дороги Ханькоу ? Кантон, протяженностью более тысячи километров. Компания находилась под непосредственным покровительством правительства, ей лично помогали государственный секретарь Дж. Хэй, посол США в Китае Э. Конгер и заместивший его в 1905 году Рокхилл. В длинном письме, адресованном Моргану, Рузвельт обещал помощь правительства в деятельности «Компании развития Китая»: «Правительство будет поддерживать вас любыми из достойных способов, чтобы вам в этом деле не сделали дурного ни китайцы, ни любая другая держава».

В завоевании китайских рынков были особенно заинтересованы текстильные фабриканты Новой Англии. Будущий президент, а пока военный министр в правительстве Рузвельта, У. Тафт назвал 15 июня 1905 года китайский рынок «одним из величайших призов мировой торговли». Желание заручиться в борьбе за этот рынок помощью Японии и ее союзницы Англии привело к тому, что симпатии американского руководства оказались в 1904 году на стороне Японии. Вашингтон был в целом удовлетворен таким поворотом событий, о чем, в частности, говорят приглашения японских дипломатов на виллу президента в Ойстер-бей. С ослеплением, которое, однако, быстро спало, Рузвельт превозносил в 1904 году доблести Японии.

Со временем пришли раздумья: «Если японцы добьются победы, не только славяне, но и все мы должны будем считаться с огромной новой силой в Восточной Азии. Победа сделает Японию саму по себе гигантской силой на Востоке, потому что другие заинтересованные нации имеют разнообразные интересы, множество забот, двойные ноши, в то время как у Японии будет одна забота, один интерес, одно бремя». К июню 1905 года мрачные предположения перешли в уверенность: «...если японцы выиграют войну, это, возможно, будет означать борьбу между ними и нами в будущем». Желание не допустить победы ни одной из сторон подтолкнуло Теодора Рузвельта выступить в роли миротворца. Америка предпочла бы ослабление обеих воюющих сторон. Победа Японии грозила США потерей возможности выхода на китайский рынок, утратой ключевых позиций на Тихом океане. Рузвельт хотел, чтобы Россия продолжала сдерживать в Восточной Азии Японию и в то же время стремился предотвратить усиление русского влияния в Китае и закрепление там зон влияния европейских держав.

Рузвельт был против созыва международного конгресса по вопросу прекращения войны: Америка попала бы на нем в жернова европейского соперничества. Оставалось взять дело организации русско-японских переговоров в свои руки. Рузвельт вел себя крайне осторожно, не использовал даже дипломатическую машину госдепартамента, предпочитая личные связи. Посредниками выступили посол Японии в США Такахира и барон Канеко (с ним Рузвельт учился в Гарварде). В переговорах с русским правительством Рузвельт опирался на помощь кайзера Вильгельма (содействие оказывал старый друг ? посол Шпек фон Штернберг) и посла США в России Джорджа Мейера.

Для выдвижения мирной инициативы Рузвельт ждал подходящий момент. Он наступил 31 мая 1905 года. В этот день Рузвельт получил каблограмму от министра иностранных дел Японии Комуры, содержавшую принципиальное согласие на мирную конференцию, процедуру созыва которой предлагалось выработать американскому президенту. Николай II согласился на проведение конференции при условии, что в ее работе не будут участвовать посредники, а требования Японии станут известны заранее. Зная о принципиальном согласии обеих сторон, Рузвельт выступил со «смелым» предложением, а 10 июня 1905 года официально пригласил их за стол переговоров. Лишь спустя много лет стало известно о тайных встречах Рузвельта с японцами и других подготовительных акциях.

Рузвельт хотел бы созвать встречу в Гааге или Женеве, но воюющие стороны предпочли Вашингтон, хотя впоследствии изменили свое мнение в пользу приморского американского города Портсмута. Бесконечные дрязги по поводу места, времени, состава делегаций привели Рузвельта в отчаяние. «Я едва не потерял рассудок, сводя Россию и Японию вместе. Чем больше я узнаю о царе, кайзере и микадо, тем больше проникаюсь симпатией к демократии, если даже включить в число ее столпов американскую прессу». Однако именно для этой прессы многое делалось американскими устроителями конференции. Например, организовано посещение главами делегаций ? С. Витте и Р. Розен от России, Комура и Такахира от Японии ? стоящего на рейде Ойстер-бей президентского корабля «Мэйфлауэр».

В конфиденциальной переписке Рузвельт не скрывал, что симпатии Соединенных Штатов на японской стороне. «Витте и прежде всего царь должны отчетливо понять, что эта война проиграна, мир должен быть подписан с ясным осознанием того, что японцы ? победители» (из письма германскому послу). Николай II ошибался в надеждах, когда просил (через кайзера) Рузвельта изучить предварительно японские предложения и уговорить снять крайние требования.Условия мира, между тем, вырабатывались в борьбе интеллектов и воли, и здесь русская сторона захватила инициативу. Лидером в переговорах стал граф С. Витте. В отличие от Рузвельта он верно оценил степень износа военной машины Японии и желание японских правящих кругов остановиться на достигнутом. Витте, помимо прочего, продемонстрировал завидное знание американской жизни, значения прессы в Штатах: к концу конференции многие из влиятельных органов печати, поначалу враждебные России, изменили тон. Косвенным образом Витте использовал и самого Рузвельта, поставив его в положение, когда тот должен был торопить японцев. Когда конференция, казалось, зашла в полный тупик из-за спора о Сахалине и контрибуциях, Рузвельт сделал ход, увенчавший его примирительные усилия. В прямом обращении к Николаю II он обрисовал то, что виделось ему оптимальным компромиссом: Япония отказывается от требования ограничения русских военно-морских сил на Тихом океане (Рузвельт добился этого от японцев), а Россия соглашается на отторжение южной части Сахалина и выплату контрибуций. «Если мир не будет заключен в данный момент... Россия лишится восточносибирских провинций».

С. Витте использовал «откровенность» президента и повернул дело таким образом, что японская сторона, отказавшаяся от сдерживания численности российского флота и аннексии Сахалина с целью получения контрибуций, предстала миру как держава, готовая продолжать кровопролитие исключительно ради обогащения. Рузвельт был мастерски прижат к стене. Уже 22 августа он пишет Канеко, что продолжение войны Японией, не достигшей договоренности только лишь по денежному вопросу, грозит для нее отчуждением мирового общественного мнения. Даже если Япония завоюет всю Сибирь, это не заставит русских раскошелиться. Россия, связав себя словом, все равно не откажется от принципа не платить денег, а «весь цивилизованный мир поддержит ее в этом решении». Рузвельт потребовал от своего японского адресата, чтобы данная точка зрения была доведена до сведения японского правительства.

Поддержка Японии оборачивалась двойной угрозой: если японцы продолжат войну и добьются значительных успехов, это пошатнет баланс сил на Тихом океане в ущерб США; если имя Рузвельта будет связано с алчностью японцев, он может потерять престиж внутри страны. Помимо прочего, связать себя с провалившейся конференцией, предстать в глазах мира неудачным примирителем ? этого болезненно самолюбивый Рузвельт вынести не мог («Я поседел за эти переговоры», ? жалуется он в частном письме).

Рузвельт разворачивает бурную деятельность. Пожалуй, наиболее важное значение имели закулисные действия президента 27 ? 29 августа, когда русская делегация, следуя избранной тактике, демонстративно упаковала чемоданы. Рузвельт переходит к грубому нажиму: если японская сторона не сделает уступки, провала не избежать. Витте, уже получив царскую волю прервать переговоры, на свой страх и риск объявил о последней сессии 29 августа. Он был настолько уверен в исходе дела, что телеграфировал в Петербург: «Я почти полностью убежден, что они уступят». Так и случилось. Барон Канеко сообщил Рузвельту новости: «Наш император принял решение следовать той линии политики, которую Вы предложили в своем письме ко мне, переданном по кабелю нашему правительству». Когда соглашение было подписано, Рузвельт послал японскому императору «сердечные поздравления по поводу мудрости и великодушия, которые проявил он и японский народ».

Наедине с французским послом президент отвел душу: «Быть вежливым, симпатизирующим и спокойным, объясняя в сотый раз нечто совершенно очевидное, в то время как единственным желанием является разразиться словами ярости, вскочить и ударить их друг друга лбами ? я надеюсь на то, что такое подавление побуждений в конечном счете пойдет на пользу моему характеру».

К. Лодж обратился к европейскому «барометру». Он желал знать, имела ли успех миротворческая акция, предпринятая с целью повышения мирового престижа Америки, и он остался доволен: «Мы ? величайшая существующая моральная и физическая сила, и мир на земле зависит от нас». Лодж как бы смотрит через десятилетия, предвосхищая устойчивую тенденцию внешней политики США.

Каким же было реальное значение посредничества Рузвельта, добился ли он своих целей? В некоторой мере ? да, США заняли довольно видное место в мировой иерархии. Престиж Америки укрепило решение Нобелевского комитета присудить Рузвельту премию мира. Однако на августовской встрече 1905 года в Портсмуте Рузвельт не владел ситуацией. Его использовали для оказания давления на Японию. Портсмутский мир и все, что с ним связано ? прежде всего американское посредничество ? были восприняты японцами негативно. В конечном итоге миротворчество Рузвельта привело к охлаждению американо-японских отношений ? результат, противоположный стремлениям президента.

Вместо того, чтобы содействовать негласной договоренности США, Японии и Англии (контролирующего восточноазиатские дела треугольника), близорукая политика Рузвельта, в известной мере подтолкнувшая Японию к силовому решению ее спора с Россией, привела к возвышению Японии и отчуждению ее от англосаксонских союзников. В конце 1906 ? начале 1907 года напряжение достигло такого предела, что Рузвельт считал вероятным начало военных действий. Из Петербурга сообщали об откровениях японского дипломата, утверждавшего, что Япония может в любую минуту захватить Филиппины и Сандвичевы острова. В лондонском адмиралтействе считали шансы победы Японии в войне с США как пять к четырем. На верфях Англии, возобновившей свой договор с Японией, были заложены для союзницы три новых линкора. Кайзер Вильгельм уведомил президента о планах Японии захватить Панамский канал, передал через американского посла данные о проникновении японцев в Мексику.

К середине 1907 года Рузвельт фактически признал неудачу своей стратегии на Дальнем Востоке, рассчитанной на установление здесь равновесия сил и достижение дружественности Японии. Если провалилась кабинетная дипломатия, можно пригрозить противнику, показав, что с Америкой спорить опасно. Рузвельт выступил с идеей кругосветного похода: направить к берегам Японии шестнадцать линейных кораблей. В американской дипломатии XX века существовало ложное мнение об «оздоравливающем» влиянии демонстрации военного превосходства. Родившиеся в антиколониальной войне Штаты забыли, что их собственных борцов за независимость отнюдь не испугала мощь Британии тех времен.

К разочарованию Рузвельта, запугивание оказалось неэффективным приемом. Три дня в октябре 1908 года стояла американская эскадра на рейде Иокогамы. Шла бойкая торговля восточными товарами, играли оркестры, было много цветов. Япония, ослабленная войной с Россией, изобразила дружелюбие. Но угли американо-японских противоречий продолжали тлеть. Это явилось крупным просчетом во всей азиатской политике США, с последствиями которого пришлось столкнуться в 1941 году другому Рузвельту.

Политическое мировоззрение Рузвельта характеризуют два момента. Во-первых, полагал он, общественные процессы как внутри страны, так и вовне определяются волей сильной личности. Законы, как и приличия, надо соблюдать, но великий человек не должен сковывать себя условностями.

Во-вторых, Рузвельт утверждал релятивизм в политике, относительность систем логических и исторических доказательств. Он верил в «множественность» правды, в справедливость «каждого по-своему». Это, может быть, и избавляло его от педантизма и излишней жестокости, но такой подход говорит об отсутствии у него общих мировоззренческих основ. Кто их не имеет ? спасается прагматизмом. Рузвельт и был отнюдь не апостолом абстрактных общечеловеческих истин, а хватким, энергичным проводником принципов воспитавшей его среды. Когда же он пытался обобщать, то дальше констатации равнозначности перед лицом истории проявивших свою жизнеспособность и силу явлений он не идет.

К примеру, в то время многое говорилось о новом могучем факторе ? германской экспансии. Рузвельт на этот счет отказывается выдвигать моральные или какие бы то ни было иные критерии. Немцы по-своему правы. «Будь я немцем, ? пишет он, ? я желал бы экспансии германской расы... как немец я был бы в восторге унизить англичан в Южной Африке, бросить вызов американцам и их «доктрине Монро» в Южной Америке... Международное право и прежде всего закон в отношениях между расами находятся еще во флюидном состоянии и две нации с резко конфликтными интересами могут быть совершенно правы с их собственной точки зрения». Такое «всепонимание» имеет привлекательные черты лишь с первого взгляда, или для того, кто не знаком с мировой историей. При этом подходе всеобщим эквивалентом становится не право, а сила. Последняя исторгает худшие инстинкты человеческой природы. Рузвельт жил достаточно долго, чтобы увидеть это на фронтах первой мировой войны. Когда в его ведении находились пресловутые «рычаги власти», он внес свою лепту в общее движение империалистической системы к катастрофе 1914 года.

Рузвельт сознавал важность экономического фактора в отношениях как между людьми, так и между странами, но считал, что сила, а не экономический интерес правит миром. Не в торговле, скажем, видел он средство сплочения народов, а в обладании «оружием возмездия», внушающем уважение. Именно Рузвельт стоит у основания США как мировой военной державы. Подключившись к мировой гонке вооружений, Рузвельт содействовал ее ускорению. Его страна быстро стала лидером в ней, но это не принесло ей безопасности, вызвав противоположный эффект.

Основу внешнеполитической концепции Рузвельта составлял простой тезис: великие империалистические державы должны найти форму если не сближения, то примирения своих интересов, а всю энергию обратить на нецивилизованные просторы земли, устроив передел которых, закрепить свой компромисс. В терминах Рузвельта это звучало как «императив распространения цивилизации».

Отсюда рузвельтовская оценка различных исторических явлений: если Германия захватывает часть Дании ? это должно быть оценено как прискорбное явление, пагубное для культуры и цивилизации. Если же Германия захватывает Того, это следует приветствовать как решение германского народа взять на себя часть бремени белого человека.

В своих глобальных схемах Рузвельт видел союз колониальных метрополий, осуществляющих совместное мировое руководство остальным, «незрелым» миром. Эта главная перспективная установка потерпела решительный крах несколько лет спустя после ухода Рузвельта из Белого дома ? с началом мировой империалистической войны между двумя агрессивными группировками в Европе. Напрасны в этом смысле были такие миротворческие усилия Рузвельта, как Портсмутская и Алхесирасская конференция, гаагский арбитраж.

Т. Рузвельт установил каноны тайной дипломатии, характерной для ведения американской внешней политики в XX веке. При нем началось движение в сторону «имперского президентства», резкого увеличения прерогатив исполнительной власти. При нем Америка решительно вступила в эру империализма. Рузвельт прилагал максимальные усилия для популяризации экспансионистской внешней политики, ясно понимая важность пропаганды. «Нашей первостепенной задачей должно быть воспитание общественного мнения в соответствующем духе». Понадобился Вьетнам, провалы политики «холодной войны», чтобы произошло некоторое общественное отрезвление.

Говоря о результатах внешней политики Рузвельта, следует отметить, что он добился частичного успеха в изменении главной тенденции, сумел трансформировать обращенность США сугубо на Западное полушарие в более диверсифицированную стратегию. Главным новым элементом стала причастность к европейским делам. Рузвельт буквально форсировал улучшение отношений с Англией и ? в этом таились роковые ростки будущего ? впервые подключил мошь Америки к нестойкому европейскому балансу сил.

В достижении конкретных результатов его дипломатия не была особенно эффективной, более того, в ряде важных моментов она являлась ошибочной, что показало будущее. Стимуляция японской агрессии в Корее параллельно с неудачной помощью японцам на Портсмутской конференции укрепили тихоокеанского конкурента США. Частичная помощь кайзеру в Алхесирасе ? при одновременной и более важной поддержке Франции и ее союзников ? привела германскую дипломатию в западню. Дружественность Берлина была потеряна. Возникло отчуждение США и Германии, завершившееся выступлением США на стороне Антанты. Под водительством Рузвельта американская дипломатия не сумела пробиться в Китай, ставший ареной соперничества Японии и европейских держав. Рузвельтовская политика «большой дубины» вызвала ненависть латиноамериканских народов.

Один из видных государственных деятелей Америки XX века, Рузвельт является символом активизма, основанного на социальной и расовой несправедливости.

На пути к государственно-монополистическому капитализму