Жаркое лето восьмидесятого

Жаркое лето восьмидесятого

Первое лето в Афганистане стало для 108-й мотострелковой дивизии настолько трудным, что сорокаградусная жара, обычная для этих мест, сама собой отходила на последнее место. Если в первые месяцы мы строили лишь предположения относительно того, как долго нам предстоит пробыть в Афганистане, то в мае многое прояснилось. В последних числах месяца командующий 40-й армией получил приказ министра обороны СССР, в котором подробно говорилось об условиях прохождения офицерами службы в составе Ограниченного контингента. В одном из пунктов указывалось, что замена офицеров будет производиться через два года. Стало понятно, что нас ввели не на год-полтора, тем более не на месяц — 40-й армии предстоит провести в Афганистане достаточно долгий срок. Так и получилось.

Помимо ведения плановых боевых действий, мы вплотную начали заниматься обустройством армии — в первую очередь строить военные городки для частей. Многие из офицеров по-прежнему жили в палатках и кунгах, там, где обосновались еще зимой. Активно приспосабливались для нужд ОКСВ уже имевшиеся у министерства обороны Афганистана объекты. Советские военные специалисты почти не выходили, например, с территории Баграмского и Шиндандского аэродромов, чтобы как можно раньше в качестве своих баз их начали использовать летчики 40-й армии.

Летом восьмидесятого в крупных городах, прежде всего в столице, оппозиция решила нанести решающий, по ее мнению, удар по войскам, чтобы вынудить нас уйти из Афганистана. В Кабуле в тот период находились основные силы дивизии — артиллерийский и три мотострелковых полка, а также разведывательный батальон. Все части располагались на окраине города, поэтому солдатам и офицерам приходилось нелегко. В таком же положении оказались и десантники. Позже батальоны 103-й воздушно-десантной дивизии стали направлять в провинции. Как правило, это были труднодоступные районы, где для поддержания «крепкой народной власти» требовались советские солдаты. И чем больше — тем лучше.

Почти каждый день наши посты и заставы подвергались ожесточенным обстрелам или нападениям. Весенние боевые действия в Кунаре в какой-то мере обезопасили части 40-й армии лишь на полтора месяца. После этого диверсии возобновились. Одна из них имела страшные последствия. В конце мая был обстрелян 181-й полк, который располагался, как и вся дивизия, на северо-западной окраине Кабула. Солдатские палатки стояли практически в чистом поле и с любого пригорка были видны как на ладони. Кроме того, рядом находились полигон, который постоянно использовали афганцы, и их танковая бригада. Как и во всех правительственных войсках, симпатизировавших советским там было немного. Кто из них был причастен к нападению, остается лишь предполагать. Сейчас даже трудно сказать, из каких видов оружия по нам вели огонь, потому что в то время крупных сил, прежде всего артиллерии, у душманов не было. Чаще всего они применяли минометы. Обстрел полка был произведен грамотно. Огонь открыли днем, при ярком солнце, когда очень трудно определить место, откуда ведется стрельба.

Если ночью виден полет снаряда или трассирующей пули и можно засечь момент выстрела, то днем это сделать практически невозможно. В результате обстрела взлетели на воздух почти все склады с запасами продовольствия и боеприпасов, полк едва не лишился боевого знамени. Один офицер и пятеро солдат погибли — запрыгнув в танки, они пытались хоть как-то бороться с бушевавшим пожаром. Не удалось.

Поскольку восемьдесят процентов дивизии стояли на охране основной дороги от Кабула через Саланг до Доши, а это больше двухсот километров, у нас просто не было свободных частей, которыми мы могли бы маневрировать. Приходилось ограничиваться лишь тем, что гасили очаги опасности.

Небольшие боевые действия, которые велись дивизией на протяжении всего лета, проходили в основном в пригородах Кабула и в районах, прилегающих к столице. Например, мы прикрывали выдвижение 66-й отдельной мотострелковой бригады в Джелалабад во время ее марша от Саланга через Кабул и дальше до Кунара, к месту своей постоянной дислокации.

Маршрут был тяжелым, практически ежедневно происходили небольшие перестрелки, а иногда и бои с душманами. Тем не менее свою задачу мы выполнили — бригада добралась благополучно и взяла под контроль дорогу, которая шла от Кабула в сторону Пакистана, охраняла ее и вела там боевые действия. Кстати, в самом Джелалабаде, очень красивом и зеленом по афганским меркам городе, многое до войны было сделано советскими специалистами — на реках стояли две крупные ГЭС, Сароби и Наглу, и действовала уникальная ирригационная система.

Большое количество сил в Кабуле было выделено для охраны. 108-я мотострелковая дивизия поделила эти заботы пополам с десантниками. Обеспечение безопасности всех советских учреждений, а их в Кабуле насчитывалось более тридцати, в том числе сотрудников советского посольства и торгового представительства, было поручено нашей дивизии. Афганские государственные и правительственные учреждения, ЦК НДПА и резиденцию Бабрака Кармаля, а они находились практически в одном месте, охраняли десантники. Несмотря на то что внешнее кольцо охраны выставлялось афганцами, основная надежда в критической ситуации возлагалась, конечно же, на советских. В том числе и на офицеров КГБ — телохранителей сначала Кармаля, а затем Наджибуллы. Во дворце Амина все девять лет нашего пребывания в Афганистане находился парашютно-десантный полк, который не только нес службу по охране правительства, но и жил там.

Долгое время мы охраняли столичный радиотелецентр и двенадцать основных мостов на реке Кабул, которая течет в центре города и делит его пополам. Мы не могли допустить того, чтобы мосты были уничтожены, поэтому для охраны каждого из них выделялся взвод, а во время обострения обстановки — рота. Один батальон был выделен для прикрытия штаба армии. Кроме того, войска должны были охранять сами себя. Уже весной 1980 года, когда Ограниченный контингент имел достаточный опыт действий в условиях Афганистана, было решено окончательно определиться с составом как 40-й армии в целом, так и непосредственно дивизий, полков и бригад. В частности, мы пришли к выводу, что танковые полки нам в Афганистане не нужны, их целесообразно было заменить мотострелковыми. В горах танкисты не могли полностью, с максимальным эффектом использовать боевые возможности своих машин. В «зеленке» же танки буквально вязли на рисовых полях. Как правило, они применялись только для охраны объектов и во время действий на небольших равнинах, где машины могли развернуться. Для выполнения боевых задач было достаточно танковых батальонов, которые находились в штатах мотострелковых частей. Содержать же в Афганистане целые полки по девяносто танков в каждом было бессмысленно и дорого.

В июле Кабул покинула первая группа наших войск. Обратно в Союз были отправлены танковые полки двух дивизий, отдельная артиллерийская бригада и ракетные дивизионы, имевшие на вооружении комплексы типа «Луна» с дальностью действия до шестидесяти километров. Присутствие в составе Ограниченного контингента тактических ракетных установок в таком большом количестве является еще одним подтверждением того, что решение о нашем военном присутствии в Афганистане принималось без достаточной подготовки.

Трагедией сопровождался вывод зенитно-ракетной бригады. Она не подвергалась нападению душманов, тем не менее из-за безалаберной подготовки к совершению марша, по-настоящему преступного отношения к своим обязанностям командования этой бригады и офицеров, которые штабами ТуркВО и 40-й армии были специально направлены в бригаду для оказания помощи, произошло непоправимое.

Зенитно-ракетная бригада переходила через Саланг ночью. Находящийся там тоннель считается одним из самых длинных в мире. Для того чтобы избежать каких бы то ни было инцидентов, в результате которых тоннель мог быть вообще уничтожен, мы с первых же дней взяли его под усиленную охрану и установили жесткие правила пользования им. В частности, правительственным войскам Афганистана не разрешалось входить туда вместе с советскими — только по очереди. Несмотря на категорический запрет, колонна зенитно-ракетной бригады втянулась в тоннель вслед за афганскими машинами. Те остановились, что, кстати, также строго запрещено, — и наши встали. Решив какие-то свои дела, афганцы поехали дальше, а водитель первой машины нашей колонны от усталости уснул — отдохнуть перед перевалом солдатам не дали. Не едет первая машина — стоит вся колонна. Двигатели, естественно, никто не глушил. Когда опомнились и бросились на помощь, было уже поздно. Из тоннеля вытащили всех солдат, однако шестнадцать человек спасти не удалось — они отравились выхлопными газами и скончались сразу. Еще двадцать человек находились в тяжелом состоянии, но они выжили.

В начале лета было принято решение о передислокации штаба 108-й мотострелковой дивизии в Баграм. По замыслу командования армии, силы нашей дивизии должны были прикрывать прежде всего одну из крупнейших в Афганистане авиабаз. Находясь в Баграме, очень удобно влиять на развитие событий в районах, расположенных севернее Кабула, в Чарикаре и окружавшей его «зеленой зоне». Обилие воды в этих местах и близость основной дороги притягивали к себе душманов и тех, кто стремился чем-нибудь поживиться. Кроме того, рядом находились теперь уже известное ущелье Панджшер и основная база одного из самых энергичных и сильных полевых командиров Ахмад Шаха Масуда. Этот чрезвычайно сложный район было решено передать под контроль 108-й дивизии.

К сожалению, абсолютно правильный замысел так и не был реализован так, как это предполагалось. Закончив в конце сентября строительство сборно-щитовых казарм и переехав на новое место, мы ощутили в какой-то степени дискомфорт. В Баграме находились лишь штаб и несколько батальонов обеспечения, основные же силы дивизии по-прежнему оставались в Кабуле. Для того, чтобы контролировать этот район и вести боевые действия, нам нужно было там иметь как минимум два боевых полка, у нас же не было ни одного. Единственная танковая часть, находившаяся в Баграме в первые месяцы, была выведена, а на замену ей так никого и не прислали. Такое нелепое положение сохранялось все время, пока мы были в Афганистане.

К началу Олимпийских игр, которые в 1980 году проводились в Москве, во всех крупных гарнизонах 40-й армии, в тех местах, где стояли дивизии и отдельные полки, и в первую очередь в Кабуле, появились переносные телевизионные вещательные станции. Они принимали сигнал со спутника, а затем ретранслировали его на ближайшую округу. Сначала они находились у нас на машинах и сигнал можно было принимать в радиусе трех километров. Как правило, на гарнизон этого хватало. Позже появились модернизированные приемники, мощность которых была увеличена до десяти километров. Летом, насколько мне известно, в Союзе запустили специальный спутник, который должен был обслуживать 40-ю армию, где к этому времени уже находилось около ста тысяч человек. Техника позволяла нам принимать цветное изображение. Впрочем, телевизор мы там смотрели редко.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.