Глава VI ВЫБОР ПУТИ

Глава VI

ВЫБОР ПУТИ

К утру 3 января 1959 года туман политической и военной неразберихи, всегда сопровождающий крах любого строя, стал несколько рассеиваться. Фидель не очень доверял оптимистическим докладам, поступавшим по радио и телефону из Гаваны: хотя Камило Сьенфуэгос с 500 повстанцами и вступил в военный лагерь «Колумбия», но там же находился и ее прежний гарнизон численностью в 5 тыс. солдат и офицеров, а Че Гевара занял только крепость «Ля Кабанья». Фидель стал готовиться к походу на столицу. Город Сантьяго был объявлен временной столицей Кубы.

В провинции Ориенте Фидель оставил старшим политическим и военным начальником Рауля Кастро, а сам собрал всех сдавшихся на милость победителей офицеров батистовской армии, рассказал им про переговоры с генералом Кантильо, о том, как тот предал революцию, и призвал их присоединиться к восставшему народу. Наутро была сформирована военная колонна в составе 1 тыс. бородачей и 2 тыс. солдат бывшей армии, захвативших с собой всю артиллерию и большую часть танков (партизаны не могли управлять этой техникой), которая двинулась вдоль всего острова Куба по центральному шоссе из Сантьяго в Гавану.

Колонна спустилась с гор, и началось триумфальное шествие Повстанческой армии по Кубе. Но эта операция была задумана не для оваций. Поход через всю страну имел целью утвердить революцию на местах, создать новую власть, узаконить ее. Фидель с этой поездки начал гигантскую работу агитатора и пропагандиста по разъяснению всему народу целей и задач победившей революции. Кубинский народ столько лет подвергался целенаправленной идеологической обработке, был так напичкан антикоммунистическими предубеждениями, что теперь приходилось день за днем ломать десятилетиями сложившиеся чуждые предоставления об общественной жизни. Эта работа займет у Фиделя несколько лет жизни. Если Марти про себя говорил, что он писал до такого состояния, что у него распухала рука, то Фидель выступал перед народом, разъясняя политику революции, тоже до полного изнеможения. Радио и телевидение стали его кафедрой, аудиторией была вся страна.

Весь поход до Гаваны, длившийся до 8 января, он практически не спал. Те, кто впервые видели его близко, поражались его огромной физической выносливости. Он непрерывно выступал, принимал делегации, неотрывно следил за развитием обстановки в Гаване, руководил действиями своих соратников. А там не все было благополучно.

Наиболее характерным моментом в те дни было появление большого количества группировок и организаций, претендовавших на свои особые заслуги в деле свержения диктатуры и требовавших своей доли постов, почета, оружия и денег. Происходили самовольные захваты гостиниц, типографий, радиостанций, помещений профсоюзных организаций и т. д. Каждый старался заручиться какой-то базой для дальнейшей торговли с правительством. Да и сам состав первого правительства, назначенного в первые дни победы, казалось, поощрял на такие действия. Возглавил кабинет министров Миро Кардона, который до этого был деканом ассоциации адвокатов Кубы. Он был широко известен как представитель крупных капиталистических интересов. Министром иностранных дел стал Роберто Аграмонте (из партии ортодоксов). Маневр с составом правительства был также важным элементом для выигрыша времени. Правящие круги США и крупная кубинская буржуазия оказались в состоянии растерянности и не сразу сообразили, каким образом им следовало реагировать на приход к власти такого правительства. Таким образом, когда Фидель вступил с Повстанческой армией в Гавану, его приветствовали все, в том числе и представители крупной буржуазии. Фидель, официально занимавший пост генерального представителя президента в вооруженных силах страны, отчетливее всех понимал, что главным гарантом революции является Повстанческая армия. У кого под контролем будут находиться вооруженные силы, тот и будет реальным хозяином положения. Поэтому все внимание было уделено этому, решающему в тот момент участку работы. Рауль Кастро по-прежнему оставался полномочным эмиссаром революции в провинции Ориенте, Камило Сьенфуэгос был назначен военным министром, Гильермо Гарсия, бывший крестьянин, впервые в жизни попавший в Гавану, стал командующим гарнизоном крупного военного лагеря «Манагуа», расположенного в пригороде столицы.

4 января, выступая в городе Камагуэй, Фидель Кастро призвал кубинский народ прекратить всеобщую забастовку, ибо победа революции стала свершившимся фактом.

В дороге было объявлено об отмене цензуры. Повсюду, куда приходила повстанческая колонна, сразу начинал проводиться в жизнь закон о земле 1958 г., приступали к работе новые местные власти, формировавшиеся в основном из представителей подполья «Движения 26 июля».

8 января по призыву Объединенного национального рабочего фронта население Гаваны высыпало на улицы, чтобы встретить колонну ставших легендарными бородачей во главе с Фиделем Кастро. Радость и ликование населения не имели границ. Все улицы были запружены народом, и колонне с трудом приходилось пробиваться сквозь многотысячные толпы. Когда повстанцы проходили вдоль берега бухты, Фидель закричал от неожиданности, увидев стоявшую на приколе у пирса захваченную в свое время батистовцами яхту «Гранма». Он и немногие оставшиеся в живых экспедиционеры не могли удержаться, чтобы не сказать нескольких теплых слов у борта неказистого суденышка, сыгравшего такую огромную роль в революции.

Затем торжественный кортеж проследовал к президентскому дворцу, где состоялся краткий митинг, а затем направился к военному городку «Колумбия», куда уже давно стекались в ожидании Фиделя сотни тысяч жителей Гаваны.

Поздним вечером состоялся грандиозный митинг, где выступил Фидель Кастро. Содержание его речи было тщательно продумано, чтобы не дать основания никаким врагам революции сразу начать разрушать с таким трудом выкованное единство нации. Он призвал кубинский народ к поддержанию мира и порядка, высказался против раскольнических действий отдельных претендентов на роль маленьких вождей и просил вести против них беспощадную борьбу. Он не скрывал, что задачи, которые стоят перед революцией, очень сложны и что на их решение уйдет много времени и усилий. «Главная проблема революции в нынешних условиях — это труд», — сказал Фидель Кастро.

Начались трудовые будни революции, осложненные с первого дня фактическим двоевластием. Реальная власть принадлежала руководителям Повстанческой армии, которые обосновались в отеле «Хилтон» (теперь «Гавана либре» где разместилась и штаб-квартира Фиделя, а формально страной руководило правительство во главе с президентом Мануэлем Уррутией и премьер-министром Миро Кардона, заседавшими в президентском дворце. Кубинский народ и мировое общественное мнение ясно понимали, где находится мозг и сердце Кубинской революции, поэтому все просьбы поступали в отель «Хилтон», туда же направлялись все делегации, потоком лились телеграммы и письма, дежурили сотни иностранных и кубинских журналистов.

Пожалуй, первым крупным испытанием для молодой революции был вопрос о наказании военных преступников, что неоднократно обещал кубинскому народу Фидель Кастро в ходе революционной войны. Не раз в своих обращениях к народу Фидель призывал его не допускать стихийных расправ над военными преступниками, не давать волю чувству мести, каким бы оправданным оно ни было, передавать захваченных преступников в руки революционного правосудия. В первые дни после победы революции местные власти, Повстанческая армия и органы полиции арестовали около 600 крупных военных преступников, которые не успели бежать за границу, из них 100 человек были отданы под суд в первые десять дней после победы. Во всех случаях суды располагали таким огромным количеством неопровержимых доказательств виновности обвиняемых в организации зверских пыток и массовых убийств политических противников диктатуры, что все они были приговорены к расстрелу. Когда в Сантьяго было закончено рассмотрение дел на группу военных преступников, из которых около 70 человек приговорены к смертной казни, в США произошел взрыв антикубинской истерии. Американская печать и конгресс как по команде подняли злобную кампанию против действий революционных трибуналов. Джон Фостер Даллес открыто стал намекать на то, что «надо что-то сделать для поддержания законности и порядка» на Кубе.

Такую позицию ни тогда, ни сейчас никак нельзя объяснить «гуманностью» американских конгрессменов и политиков. Ведь они бесстрастно взирали в течение многих лет, как Батиста заливал кровью Кубу, когда не было практически дня, чтобы на обочинах дорог, на заброшенных участках морского берега не обнаруживались трупы садистски замученных патриотов.

Фидель Кастро надеялся, что американцы сами поймут правду, если им дать возможность присутствовать на процессах над военными преступниками. С этой целью в Гавану была приглашена группа американских журналистов, которая освещала ход судебного разбирательства над одним из самых опасных военных преступников, майором Coco Бланко, снискавшим себе черную славу палача провинции Ориенте. Процесс проходил в большом спортивном зале в присутствии многих тысяч зрителей. Перед революционным судом выступили в качестве свидетелей жертвы, чудом оставшиеся в живых после пыток в застенках, родственники убитых и замученных. Показания раскрыли чудовищную картину изуверства батистовских властей и лично обвиняемого. Он был приговорен к смертной казни, и американские операторы сняли весь процесс, включая приведение приговора в исполнение. Но даже это более чем красноречивое свидетельство объективности и законности судебного разбирательства было обращено против революционной Кубы. Из выродков типа Coca Бланко хозяева американских средств массовой информации старательно делали мучеников и в таком виде подавали их на рынок потребителю.

21 января 1959 г. на огромном митинге, собравшем более миллиона кубинцев, Фидель Кастро дал резкую отповедь любителям вмешиваться в чужие дела под фарисейской маской защитников «законности». Он сказал, что никто в США не поднимал голоса в защиту жертв, даже когда палачи Батисты врывались в иностранные посольства, чтобы расстрелять очередную группу патриотов. «Кампания поднимается против Кубы потому, что она хочет быть свободной». Фидель обратился к участникам митинга с просьбой поднять руки, если народ одобряет проводимые революционные процессы над преступниками, на совести каждого из которых не менее пяти убитых революционеров. «Господа представители дипломатического корпуса, господа журналисты всех стран американского континента (на митинге присутствовало 380 иностранных журналистов), — сказал Фидель, указывая на безбрежное море взметнувшихся рук, — суд в составе миллиона кубинцев, принадлежащих к разным социальным классам и придерживающихся различных взглядов, высказал свое мнение».

Фидель, верный своей наступательной тактике, выдвинул на митинге требование к США выдать военных преступников, укрывшихся на их территории и в других государствах, где влияние США носит доминирующий характер.

Пока еще конфликт между США и Кубой не разгорелся на правительственном уровне. Действуя по заведенному правилу, США сначала привели в действие прессу и конгрессменов, которым было поручено создать то, что потом назовут «общественным мнением», а уж на него опирается затем правительство в своих официальных шагах. Хотя пока Белый дом молчал, атмосфера в отношениях между двумя странами тем не менее быстро приобретала грозовой характер.

За эти дни успел возникнуть еще один острый вопрос: о судьбе военной миссии США в Гаване. Еще 10 января на пресс-конференции Фидель сказал: «По моему мнению, нам не нужна эта миссия. Она оказалась бесполезной. Она научила солдат Батисты только тому, как надо проигрывать войну... Мы считаем, что она нас ничему не научит».

Пришлось американцам выводить с Кубы свою миссию, игравшую роль важного инструмента их политического влияния на обстановку в стране.

В высказываниях Фиделя Кастро продолжала нарастать и укрепляться патриотическая тема. Ведя как бы диалог с многотысячным митингом, собравшимся 3 февраля 1959 г. в городе Гуантанамо, Фидель говорил о возможных репрессалиях США и вероятных ответах на них кубинцев: «Если они предпримут экономические санкции, пусть предпринимают. Мы найдем решения. Мы сможем затянуть потуже пояса. Откажемся от всего излишнего, будем сами производить одежду, шить обувь из кож нашего скота. Но если надо будет 20 лет ходить босиком, мы пойдем и на это, потому что наши славные предшественники — мамбисес — босыми вели освободительную войну в течение 10 лет».

13 февраля возник первый правительственный кризис: подал в отставку премьер-министр Миро Кардона, который считал, что курс революции не соответствовал его политическим взглядам. Так оно и было на самом деле. Пути кубинской революции и правых оппортунистов типа Миро Кардоны действительно стали основательно расходиться. Началась та самая полоса социально-экономических преобразований, те революционные рытвины и ухабы, при которых из революционной повозки один за другим вываливались представители бывших буржуазных оппозиционных партий.

Уход Миро Кардоны не создал никакой угрозы стабильности революционного процесса. 16 февраля на этот пост был назначен Фидель Кастро. Это решение было встречено с огромным облегчением подавляющим большинством кубинского народа.

В своем заявлении при вступлении на пост премьер-министра Фидель Кастро заверил народ в том, что уже ведется разработка радикальной аграрной реформы, что будут приняты все меры по улучшению положения широких народных масс, завершится чистка государственного аппарата. Он предложил сразу же сократить размеры жалованья министрам правительства, чтобы нахождение на этом высоком посту было только высоким служением родине, а не преследовало цель личного обогащения. Он закончил свое выступление твердыми и суровыми словами: «Народ должен отдавать себе отчет, что путь, лежащий перед нами, труден и долог, в борьбе наши рубахи не раз взмокнут от пота, и надо об этом не только помнить, но и следить за тем, чтобы не испарился энтузиазм...»

Взяв на себя обязанности премьер-министра, Фидель Кастро вынужден был в известной мере изменить и свой образ жизни. Если раньше он редко мог провести целый день на одном месте, он непрерывно находился в движении, нередко выступая по два-три раза в день, то теперь его новое положение требовало от него огромной жертвы — необходимости сидеть и работать в кабинете. Но зато, если раньше правительство практически не приняло ни одного радикального закона, то теперь развитие революции резко ускорилось. 3 марта 1959 года было решено взять под контроль государства Кубинскую телефонную компанию, являвшуюся американской монополией.

Были приняты немедленные меры по облегчению положения беднейших категорий городского населения, т. е. рабочего класса. Еще 26 января 1959 г. был одобрен закон, запрещавший выселение по суду или в административном порядке лиц, которые задолжали с уплатой квартирной ренты.

Ускорилась работа по роспуску старой армии; новые вооруженные силы создавались на базе Повстанческой армии с добровольным набором из числа преданных революции лиц, имевших опыт борьбы с диктатурой в подполье, из активистов политических партий и организаций, боровшихся с диктатурой, из рабочих и крестьян.

Государственный аппарат очищался от бывших пособников тирании.

Прогнившее насквозь руководство профсоюзов было смещено, восстановлены права трудящихся. Рабочие, уволенные с предприятий в период диктатуры, вернулись на свои места, прекратился сгон крестьян с земли.

Для Фиделя в его новом качестве многое происходило в первый раз. Например, 27 февраля 1959 года Фидель принял первого крупного иностранного гостя — чилийского сенатора Сальвадора Альенде, прибывшего по приглашению революционного правительства познакомиться с ходом преобразований на Кубе. 2 марта Фидель получил первую награду: медаль за заслуги в борьбе за освобождение народа. Он получил ее от алжирских патриотов.

Не прерывая ни на один день своей привычной работы, Фидель Кастро стал готовиться к крупной зарубежной поездке по странам Западного полушария, включая США. Он придавал этой поездке большое значение. Несмотря на то, что в американо-кубинских отношениях появилось много зловещих признаков (сокращение связей, ограничение американских коммерческих кредитов), свою задачу Фидель Кастро все-таки видел не в ведении конкретных переговоров, а в объяснении американскому общественному мнению сути и значения происходивших на Кубе событий.

Для поездки в США была избрана необычная форма. Визит носил неофициальный характер, Фидель воспользовался приглашением, полученным им задолго до того, как он стал премьер-министром, от Ассоциации издателей американских газет. 15 апреля 1959 года он прибыл в Вашингтон, где сразу столкнулся с разным отношением к нему со стороны официальных властей и простого американского народа. В аэропорту его холодно встретил заместитель государственного секретаря Рой Рубботом и горячо приветствовала огромная толпа восторженных поклонников, которая собралась, несмотря на предупреждение со стороны полиции и ФБР о нежелательности демонстраций в связи с приездом Фиделя Кастро. В тот же день он встретился с госсекретарем Кристианом Гертером. На другой день он нанес визит в Капитолий, где встретился с группой влиятельных сенаторов, среди которых были будущий президент США Джон Кеннеди, Уильям Фулбрайт и другие. Фидель рассказал о первых достижениях революции на Кубе, подчеркнул, что главные проблемы его страны лежат в области экономики. Он говорил, что Куба представляет собой прекрасное место для иностранных капиталовложений на справедливых взаимоприемлемых условиях, но подчеркивал, что кубинцы никогда не будут выступать в качестве просителей. С большим достоинством Фидель заметил: «Кубинский национализм заключается в желании сделать свою страну процветающей и уважаемой страной».

Большое место в его беседах в США занимал вопрос о выборах. Где бы он ни появлялся, с кем бы ни приходилось ему вести беседу в США, перед Фиделем неизменно ставили вопрос: «Когда вы проведете выборы на Кубе?» Американцы не могли скрыть своего желания как можно быстрее провести выборы на Кубе, пока еще сохраняли силу старые политические деятели, пока весь пропагандистский аппарат был еще в их руках, пока широкие народные массы только-только начали просыпаться и вовлекаться в активную политическую жизнь. Фидель отвечал, что, прежде чем звать народ к урнам, надо реально изменить положение широких масс трудящихся: дать им гарантии работы, образования, политических прав, — а уж потом приглашать их на выборы. Он сказал, что на Кубе выборы состоятся не ранее чем через несколько лет, а сейчас внимание народа будет сосредоточено на решении важных, неотложных задач социально-экономического характера.

Не менее часто Фиделя спрашивали, является ли он коммунистом и сколько коммунистов входит в состав его правительства. Вообще этот вопрос является сильнейшим возбудителем для американских должностных лиц и представителей их печати. Получив тысячу раз отрицательные ответы на подобные вопросы, они будут вновь и вновь возвращаться к этой теме, будучи не в силах уйти от нее.

Среди простых американцев Фидель пользовался большой популярностью за свое полное пренебрежение к протоколу, простоту, доступность, готовность ответить на шутку шуткой.

Одна настойчивая американская девушка сумела преодолеть все барьеры охраны, проникла в кубинское посольство и обратилась к Фиделю с просьбой дать ей автограф, но в последний момент она засмущалась и не знала, как обратиться к высокому гостю: назвать его «Ваше Превосходительство», «господин», «доктор» или как-нибудь еще. Когда она откровенно рассказала Фиделю об этих затруднениях, он ответил: «Слушай, если ты сумела пройти через все полицейские заслоны, то зови меня просто Фидель!»

На официальном приеме в кубинском посольстве в Вашингтоне к Фиделю подвели высокопоставленного чиновника государственного департамента и представили: «Ответственный за кубинские дела». Фидель вежливо поприветствовал его, а потом наклонился и сказал: «Извините, но ответственным за кубинские дела все-таки являюсь я!»

Фидель мог спокойно, в явном противоречии с принятым распорядком визитов, поехать поздним вечером неофициально осматривать исторические и памятные места города, а потом зайти поужинать в маленький третьеразрядный ресторанчик. Его только развлекло и радовало, что вскоре собиралась толпа любопытных, с которыми завязывался непринужденный разговор, затягивавшийся далеко за полночь. Он не был огорчен, узнав, что президент США Эйзенхауэр не нашел времени, чтобы принять Фиделя Кастро. А Дуайта Эйзенхауэра история пришпилила к позорному столбу афористической фразой: «Он предпочел партию в гольф встрече с руководителем самой выдающейся революции в Западном полушарии».

26 апреля Фидель с однодневным визитом посетил Канаду, где вновь с утра до ночи шли пресс-конференции, встречи, приемы с главной целью: укрепить международные позиции Кубинской революции.

Затем путь Фиделя шел на юг, в центр бразильской кофейной промышленности — город Сан-Паоло. По приглашению президента Кубичека Фидель посетил новую столицу — город Бразилиа, а оттуда вылетел в Буэнос-Айрес, где 1 мая выступил на конференции представителей американских стран по вопросам экономического развития.

Выступая на этом совещании, Фидель Кастро выдвинул два предложения, которые были направлены на коренную перестройку экономических отношений между США и латиноамериканскими странами. Он предложил, чтобы США выделили 30 млрд. долларов в течение ближайших десяти лет на нужды экономического развития Латинской Америки, которая сама не располагала возможностями для качественного скачка в промышленном развитии.

Второе предложение Фиделя Кастро носило не менее радикальный характер. Он обратил внимание совещания на то, что подавляющее большинство латиноамериканских стран не располагали достаточно емким рынком для развития своей промышленности, из чего вытекала необходимость создания единого латиноамериканского рынка, в рамках которого можно было бы устраивать известное разделение труда. На это предложение также махнули рукой, однако прошло всего 8 лет, и весной 1967 г. в Уругвае было принято решение о создании латиноамериканского рынка, но без Кубы, которая уже не состояла в ОАГ.

Только 8 мая он возвратился на родину.

Дома его ждали последние приготовления к подписанию закона об аграрной реформе. Работа над текстом закона велась уже давно и достаточно гласно. Постоянно действовал так называемый Форум аграрной реформы, в работе которого принимали участие представители политических партий, рабочих и крестьянских организаций, общественность. На этом форуме можно было высказать свои соображения и предложения по аграрному законодательству, которые учитывались комиссией по выработке окончательного текста. Весь народ ждал принятия этого закона, который был неоднократно обещан повстанцами еще в годы борьбы с диктатурой Батисты.

Наконец 17 мая 1959 года Фидель Кастро пригласил временного президента страны и своих коллег по кабинету министров выехать в Сьерра-Маэстру для подписания именно там закона об аграрной реформе. Уже сама по себе процедура и место подписания были необычными. Чтобы добраться до партизанского штаба в Ла-Плате, надо было пройти по крутым, скользким горным тропам, по которым никогда не приходилось ходить подавляющему большинству тогдашних министров. Но Фидель вел их туда, где революция обещала дать землю тем, кто ее обрабатывает.

Когда Фидель прибыл в эту дорогую его сердцу крестьянскую хижину, он первым делом попросил у хозяйки, чтобы она приготовила ему такой же простой завтрак, как это было в годы войны. Само подписание состоялось в маленькой хижине, в которой едва помещались стол и две скамьи, сколоченные из грубых, неструганых досок, но эта крестьянская бедность лишь подчеркивала историческое значение совершавшегося события. Перед домиком была расчищена небольшая площадка, которую в шутку назвали «площадью Революции». Это, наверное, самое скромное в мире место проведения совместного заседания Совета Министров и представителей общественности, посвященное такому важному в жизни страны событию, как подписание закона об аграрной реформе. Вместо трибуны оратора — простой кол, вбитый в землю, с приколоченным к нему обрезком доски, на который можно положить тезисы или заметки. Два ряда простеньких скамеечек в одну доску, а перед ними маленький пятачок ровной земли размером с баскетбольную площадку, окруженный со всех сторон густыми зарослями горного леса. Вот в этой обстановке, без помпезности, без тучи фото— и телерепортеров, но зато в революционной строгой торжественности и родился закон об аграрной реформе.

В соответствии с его положениями в стране полностью ликвидировалось иностранное землевладение, а максимальные размеры земли, находящейся в руках одного владельца, ограничивались 30 кабальериями (т. е. 400 га). Прежним владельцам выплачивалась компенсация бонами государственного казначейства со сроком погашения их в течение 20 лет. Боны приносили их владельцам 4,5 процента годового дохода. Аграрная реформа наносила самый тяжелый удар по интересам иностранных вкладчиков капитала на Кубе и по крупной кубинской буржуазии. Владельцы сахарных плантаций были тесно связаны с другими группами буржуазии: владельцами сахарных заводов, банками, страховыми компаниями, транспортными фирмами и т. д., так что удар пришелся по всему классу крупной буржуазии.

Как только закон об аграрной реформе вступил в силу, то одним из первых было экспроприировано имение семейства Кастро в Биране. В строгом соответствии с буквой и духом решений революции вся земля, за исключением разрешенного по закону предела, перешла в распоряжение Института по проведению аграрной реформы. Уместно сказать, что вообще для Фиделя Кастро в высшей степени характерно скрупулезное личное подчинение законам революции. Он никогда не допускал даже мысли о том, чтобы сделать какое-то исключение лично для себя или своих близких.

Еще раньше, когда только в горах начиналась партизанская война и повстанцы стали практиковать поджоги плантаций сахарного тростника, чтобы осложнить экономическое положение диктатуры и обострить внутренние противоречия в стане противника, первые пожары вспыхивали, как правило, на полях, принадлежавших семье Кастро. Личный пример Фидель считал всегда самым убедительным аргументом для того, чтобы требовать от других того же.

Закон об аграрной реформе и его решительное проведение в жизнь стали водоразделом в развитии Кубинской революции. Он вызвал резкое обострение классовой борьбы в стране. Объединенные силы помещиков, буржуазии и иностранного капитала развернули кампанию, направленную на дискредитацию реформы. Американская пропаганда перешла к запугиванию и угрозам.

Теперь основной темой наскоков внутренней и внешней контрреволюции стало обвинение в нараставшей в стране угрозе коммунизма. Лишь две газеты поддерживали правительство: орган народно-социалистической партии — «Ой» и созданная после победы революции газета «Революсион», являвшаяся органом «Движения 26 июля». Все же остальные газеты и журналы продолжали вести обстрел политики правительства с враждебных позиций. На помощь революции пришли рабочие издательств и типографий. Они изобрели хитроумный способ борьбы со своими хозяевами. Поскольку свободой выражения мнений на революционной Кубе пользовались все, рабочие стали самостоятельно набирать и помещать в правых газетах так называемые «хвосты» к редакционным материалам. Иначе говоря, после особо клеветнических и враждебных материалов подверстывалось специальное обращение к читателю от рабочих, в котором говорилось, что данное сообщение представляет собой грубый вымысел и содержит провокационные нападки на революцию. Таким образом, каждое злостное измышление тут же сопровождалось опровержением. Причем рабочие «хвосты» набирали жирным шрифтом, курсивом, чтобы они привлекали внимание читателя. Газеты приобрели необычный вид и особый привкус горячей и острой классовой борьбы, развернувшейся повсюду.

Вся страна стала огромным полем идеологической битвы. 11 июня 1959 г. из правительства ушли сразу пять министров, и на их места назначены испытанные революционеры и преданные патриоты. Временный президент Уррутия в ответ демонстративно перестал посещать заседания Совета Министров и занялся саботажем, задержками подписания важных государственных документов, которые требовали утверждения президентом. Но он не ограничивался пассивной ролью тормоза революционного процесса, а, используя свой высокий пост, на который его случайно вознесла волна революции, стал активно вмешиваться с ретроградских позиций в политику правительства и руководства революции. Между руководством революции и временным президентом возникла пропасть. Сотрудничество стало невозможным.

Утром 17 июля 1959 года Фидель Кастро обратился по радио и телевидению к народу с заявлением о том, что подает в отставку с поста премьер-министра. Эта новость грянула как гром среди ясного неба. Людьми овладела тревога и желание сделать все, чтобы не допустить такого поворота в развитии революции. Каждый понимал, что позволить реакции убрать Фиделя — значит согласиться на контрреволюцию, на кубинский вариант термидорианского переворота. Повсюду стали стихийно собираться демонстрации, с первой из которых Фидель встретился при выходе из здания радиостанции, где он зачитал свое заявление об отставке.

Под лозунгами «Да здравствует Фидель!», «Долой Уррутию!» на улицы вышел весь народ. Уррутии ничего не оставалось, как бежать. Он укрылся в венесуэльском посольстве и вскоре навсегда покинул землю Кубы. На пост президента республики был выдвинут министр правительства Ос-вальдо Дортикос Торрадо, который был заметной фигурой в антибатистовском подполье в городе Сиенфуэгосе, а после революции активно принимал участие в разработке революционных законов.

Фидель вновь возглавил Совет Министров Кубы. Об этом под овацию гигантского митинга объявил 26 июля 1959 года новый президент Кубы в день празднования VI годовщины штурма казармы Монкада. Сам Фидель, выступивший на том же митинге, сказал: «Если бы народ не поддержал нашу революцию, если бы народ решил иначе, я бы не стал снова премьер-министром революционного правительства. Решение было в руках народа. Народ мог сказать: „Не возвращайся“, равно как мог сказать и как сказал: „Вернись“. Свершилась воля не одного человека и не группы людей, а всего народа».

Революция набирала темп в осуществлении провозглашенных законов, но и контрреволюция понимала, что время работает против нее. Все свои надежды внутренняя оппозиция стала возлагать на США, которые резко выступили против аграрной реформы, причем теперь в антикубинские акции уже открыто включилась администрация. Государственный департамент направил кубинскому правительству ноту протеста против закона об аграрной реформе, указывая (по старой привычке) на правомерность принятия подобных реформ, но при условии «быстрой, справедливой и эффективной компенсации». Что значили эти три внешне красивых слова? США требовали немедленной выплаты наличными полной рыночной стоимости экспроприированной у их граждан земли. Но эти требования ни на чем не основывались. Во-первых, стоимость земли оценивалась теми суммами, которые указывали ее владельцы для уплаты государственных налогов на недвижимость. Требование оценивать землю по ее рыночной стоимости было равносильно признанию, что латифундисты в течение многих лет обманывали государство, а следовательно, и народ Кубы, не уплачивая причитавшиеся налоги. Во-вторых, требование платить наличными, а не бонами было равносильно требованию к кубинскому правительству «купить у США все обрабатываемые земли Кубы». Никакая государственная казна не могла обеспечить наличными выкуп громадного количества (3,8 млн. га) пахотных и иных земель, подлежавших национализации.

17 августа Куба подверглась первому налету пиратских самолетов, один из которых прилетел из США, а два других — с территории Доминиканской Республики. Первые бомбы упали на мирных жителей Гаваны, возвестив начало необъявленной войны США против революционной Кубы. В начале сентября 1959 года посол США Бонзал был вызван в Вашингтон для консультаций в связи с необходимостью развертывать широкий фронт борьбы с Кубой. 17 октября США заявили протест Англии в связи с распространившимися сообщениями о том, что она вела переговоры с Кубой о продаже боевых реактивных самолетов. Началась политика блокады, затронувшая в первую очередь область вооружений.

Фидель спешно разрабатывал меры по укреплению боеспособности вооруженных сил страны. 15 октября 1959 года на пост военного министра Кубы был назначен Рауль Кастро. Своей беззаветной преданностью революции, непримиримым отношением к ее врагам, патриотизмом Рауль Кастро снискал себе репутацию одного из самых радикальных руководителей кубинской революции. Значительная часть усилий противников революции по дискредитации героев революционной войны была направлена именно против него. Он и Че Гевара были в глазах кубинских термидорианцев главными препятствиями, мешавшими достижению их целей. Поэтому этот выбор Фиделя и назначение Рауля Кастро на важнейший пост министра вооруженных сил означал конец всех надежд реакции на «мирное перерождение» революции.

В такой напряженной обстановке 20 октября был готов вспыхнуть мятеж, подготовленный Убером Матосом, занимавшим пост командующего войсками в провинции Камагуэй. Этот человек на поздней стадии примкнул к революции и в известной мере был новичком в рядах повстанцев. В 1957 г. он, будучи владельцем рисоводческого хозяйства в провинции Ориенте, помог своим транспортом при доставке подкреплений из Сантьяго в горы. Затем он длительное время находился в эмиграции в Коста-Рике и лишь на последнем этапе войны в Сьерра-Маэстре он приземлился на самолете в контролируемой партизанами зоне и включился в борьбу. Руководство революции оказало ему большое доверие, потому что Убер Матос был достаточно подготовленным, образованным человеком, каких, к сожалению, было мало в рядах Повстанческой армии. Он обладал некоторыми организационными способностями, отличался личной смелостью, но при всем этом в нем были заметны мелкобуржуазная недисциплинированность, высокомерие, карьеризм. В годы войны он руководил отрядом повстанцев и одним из первых вошел на территорию провинции Камагуэй, что позволило ему одно время спекулировать на славе «освободителя» провинции. Еще в годы войны у Фиделя Кастро было резкое столкновение с Убером Матосом по вопросу о соблюдении уставных требований. В то время как действовавший в Повстанческой армии закон предписывал все захваченное в боях оружие передавать в распоряжение Главного штаба, Убер Матос самочинно присваивал для своего отряда наиболее ценное автоматическое оружие. Был случай, когда Фидель в письменной форме потребовал от него или немедленно сдать трофеи, или передать командование другому офицеру и явиться для объяснений в Главный штаб.

Тогда У. Матос сделал вид, что произошло досадное недоразумение, а вот теперь недисциплинированность переросла в заговор, и он встал на путь открытой борьбы против революции.

Находясь на посту командующего вооруженными силами провинции, У. Матос поменял практически всех должностных лиц в государственных учреждениях, средствах информации, студенческих и профсоюзных организациях. Повсюду он расставил безоговорочно преданных себе лично людей. Он планировал начать мятеж в провинции Камагуэй, прологом которого должна была стать коллективная отставка всех должностных лиц провинции, которые отказывались якобы от сотрудничества с прокоммунистическим правительством. Затем эта кампания гражданского неповиновения распространилась бы на другие провинции, а сам Убер Матос становился бы общенациональным вождем антифиделевской оппозиции.

20 октября весь план был приведен в действие. У. Матос направил Фиделю личное письмо об отставке, в котором заявлял, что он порывает с революционным правительством из-за несогласия в подходе к проблеме коммунизма и отношения к коммунистам. Получив письмо, Фидель решил, что оно носит строго доверительный характер, и решил не спешить с принятием мер. Однако глубокой ночью Фидель получил по телефону сообщение от тогдашнего уполномоченного по проведению аграрной реформы в провинции Камагуэй Энрике Мендосы о том, что это письмо широко распространяется по провинции и что выступление Убера Матоса назначено на утро 21 октября. Руководитель заговора собрал всех офицеров в казармах полка и вел проработку последних деталей акции. До утра Фидель давал указания Э. Мендосе, что следует предпринять для противодействия заговорщикам, для выигрыша времени, а ранним утром сам прибыл в город Камагуэй, не имея при себе ни оружия, ни охраны. Даже пистолет был снят и оставлен. По радио было передано сообщение, что прибыл Фидель для разбирательства чрезвычайного дела и все граждане, выступающие в защиту революции, приглашаются на площадь. В считанные часы в назначенном месте собрались десятки тысяч жителей города Камагуэя. Фидель обратился к ним с краткой речью, сказав, что в провинции зреет заговор, возглавляемый Убером Матосом, засевшим в настоящий момент в казармах полка, и что он прибыл, чтобы сорвать контрреволюционную вылазку. Фидель пригласил следовать за собой всех, кому дороги судьбы революции. И он, безоружный, пошел впереди безоружной толпы прямо по направлению к казармам. Энрике Мендоса рассказывал, что это было волнующее зрелище: десятки тысяч людей, увлекаемых Фиделем, лавиной двигались на штаб-квартиру Убера Матоса. Когда шествие подошло к воротам военного городка, те оказались запертыми на замок. Фидель, отличавшийся недюжинной физической силой, с такой яростью ударил по ним ногой, что запор поддался и ворота распахнулись. Часовые оторопело отошли в сторону, и вся масса народа влилась в помещение казармы. Заговорщики не посмели оказать никакого сопротивления.

Убер Матос и его основные сообщники были арестованы и отправлены в Гавану, а Фидель прямо с балкона казармы обратился с речью к сопровождавшим его жителям Камагуэя. Заговор был сорван.

Буквально в тот же день в соответствии с явно скоординированным планом над Гаваной появился американский бомбардировщик Б-26, который разбрасывал подрывные листовки, пытаясь помочь уже подавленному заговору. Одним из тяжелых последствий заговора Убера Матоса была гибель Камило Сьенфуэгоса, который принял на себя командование войсками в провинции Камагуэй. В эти тревожные дни, связанные с ликвидацией всех ответвлений подпольной контрреволюционной сети, ему не раз приходилось летать в Гавану для консультаций с Фиделем Кастро. 30 октября его самолет не прибыл в Гавану. Камило был всеобщим любимцем во время войны в горах и после победы революции. Ему Че Гевара посвятил свою первую книгу «Партизанская война». Гевара считал Камило Сьенфуэгоса гениальным партизанским вожаком. За его безграничную личную храбрость, обаяние, доброту и ум Камило пользовался широкой популярностью на Кубе. Он был одним из самых близких и преданных Фиделю руководителей вооруженных сил революционной Кубы. Его исчезновение было тяжелым ударом для революции и большой потерей лично для Фиделя Кастро. Премьер-министр бросил все дела и возглавил организацию поисков пропавшего Камило. Целую неделю, с 1 по 6 ноября 1959 года, Фидель не появлялся в Гаване, тщательно обследуя все возможные пути полета самолета Сьенфуэгоса, в надежде найти хоть какой-нибудь его след. Но все усилия оказались тщетными. В тот трагический день над островом бушевали тропические грозы, маленький двухмоторный самолет не был оснащен для полетов в сложных условиях; по-видимому, пилот, чтобы обойти грозовой фронт, отклонился в сторону моря, и там произошла механическая неполадка, которая стала фатальной. С тех нор в день гибели Камило кубинцы бросают венки и цветы в морские волны, отдавая дань памяти славному повстанческому руководителю.

В эти дни октября 1959 года у Фиделя зарождается мысль о создании народной милиции как наиболее эффективной формы привлечения всего народа к участию в защите отечества, над которым все более явственно сгущались тучи. В горах стали появляться отдельные банды контрреволюционеров из числа отщепенцев, холуев латифундистов, остатков батистовцев. В борьбе с ними в провинции Пинар-дель-Рио впервые отличились местные крестьяне, которым Фидель приказал выдать оружие. Этот отряд крестьян и стал ядром народной милиции. Слова Камило Сьенфуэгоса, сказавшего, что «Повстанческая армия — это вооруженный народ», теперь приобретали еще более глубокое значение.

Перед лицом непрекращавшихся вооруженных провокаций со стороны США, позволявших беспрепятственно совершать со своей территории, на своих самолетах пиратские воздушные налеты на города и села Кубы, Фидель заявил 22 октября, что кубинцы ответят на них «планомерной военной подготовкой рабочих, крестьян, служащих и даже женщин». Революционная концепция защиты родины предусматривала участие всего народа в отражении агрессии. Любая война, которую посмели бы спровоцировать США, неизбежно должна была бы принять характер отечественной. Но силами одной Кубы отстоять революцию было трудно. Нужна была и помощь друзей.

Заканчивался первый год революции. Он весь без остатка ушел на ожесточенную борьбу вокруг вопроса: куда идти? с кем идти? Эта борьба закончилась полной победой Фиделя Кастро и его ближайших соратников, которые представляли интересы самых широких слоев трудящихся города и деревни и которые не могли остановиться на полдороге, ограничив свою историческую миссию только свержением диктаторского режима, а вели дело к завершению радикальной социальной революции.

Вопрос «кто кого» — главный вопрос первого года революции — решился в общем бескровно. Могучая поддержка со стороны подавляющего большинства кубинского народа позволила избавиться от контрреволюционного балласта в правительстве и частично в вооруженных силах практически без применения революционного насилия. Уррутия уехал за рубеж, Миро Кардона вскоре получил назначение послом в Вашингтон, где он впоследствии и остался навсегда, Убер Матос был приговорен к 20 годам тюремного заключения. Все министры-контрреволюционеры один за другим бежали из страны и оказывались почти всегда в США. Несмотря на все истерические вопли о «жестокости» Кубинской революции, раздававшиеся со страниц американской печати, нельзя не отметить удивительной гуманности Фиделя Кастро и руководства революции в целом по отношению к тем, кто предал в первый год идеалы революции, стал отщепенцем и переметнулся на сторону врагов Кубы и ее народа.

В конце 1959 г. кубинская буржуазия окончательно убедилась, что у нее не остается надежд добиться изменения хода событий своими силами, и она все свои надежды и чаяния связывает теперь только с вмешательством извне, т. е. со стороны США. К этому времени начинается массовое бегство буржуазии с Кубы.

На втором году революции «империализм полностью взял в свои руки руководство внутренней контрреволюцией», как отмечал Фидель Кастро на I съезде партии. Теперь США уже не ограничивались первоначальными дипломатическими маневрами и идеологическими кампаниями, а постепенно привели в действие весь арсенал своих средств. Конечно, соотношение сил между Кубой и США было смертельно опасным для революции, но, как заметил Фидель Кастро, «в тот момент решимость народа и его руководителей добиться свободы любой ценой, даже ценой национальной катастрофы, оказалась сильнее холодного подсчета своих возможностей».

Какой бы удар ни задумали в Белом доме, можно было быть уверенным, что кубинцы ответят на него не менее чувствительным контрударом. Действия США лишь ускоряли революционный процесс на Кубе. Впервые за всю историю своих отношений с латиноамериканскими странами США столкнулись с противником, который, вопреки логике и трезвым расчетам, отвечал хлесткими ударами на репрессивные акции США. Неотвратимость ответного удара стала даже пугать вашингтонских политиков. В конечном счете весь мир психологически привык на протяжении десятилетий к тому, что США «наказывали» латиноамериканские страны. Их «карательные» меры воспринимались как нечто обычное, и теперь ответы Кубы были для американских правящих кругов непереносимо унизительны и обидны. И что самое неприятное для США, эти ответы с глубокой симпатией встречались во всем мире и особенно в Латинской Америке. А это давало кубинцам большой психологический перевес в этом острейшем столкновении. Творцом и проводником такой активной политики был Фидель Кастро.

4 февраля 1960 г. в Гавану прибыл по приглашению правительства Кубы на открытие советской выставки А. И. Микоян. В результате состоявшихся между ним и Фиделем переговоров через несколько дней было подписано соглашение, по которому СССР покупал 5 млн. тонн сахара в течение 1960-1964 гг. по мировым ценам, причем 20 процентов оплачивал твердой валютой, а остальные — советскими товарами. Одновременно СССР предоставил Кубе заем размером в 100 млн. долларов на 12 лет под 2,5 процента годовых. Кроме того, СССР изъявлял готовность предоставить необходимую техническую помощь в строительстве и реконструкции предприятий. Географический фатализм, предполагавший особую роль США в определении и формировании судеб латиноамериканских стран, начал разрушаться.