Война за границы
Война за границы
Создание стабильных органов политической власти позволило Пилсудскому вплотную заняться решением еще двух, тесно между собой связанных задач государственного строительства: установлением государственных границ Польши и созданием мощной армии. Выше уже говорилось об объективных трудностях вопроса о границах. На первый взгляд могло показаться, что проще всего он разрешится в завершающей свое существование Австро-Венгрии. Но в жизни все оказалось по-иному – уже на рубеже октября и ноября 1918 года возникла проблема Львова и Восточной Галиции. 1 ноября власть во Львове взял в свои руки Украинский народный совет, провозгласивший создание Западно-Украинской Народной Республики (ЗУНР). Польские политические и военизированные организации воспротивились этому акту, следствием чего стали польско-украинские боевые действия вначале во Львове, а затем и в других районах провинции.
В другой спорной провинции, Тешинской (Австрийской) Силезии, которая с XIV века входила в состав земель чешской короны, события вначале развивались мирно. Этот район был важным в экономическом отношении, здесь находились богатые залежи коксующихся углей, металлургические, текстильные и другие предприятия, проходила железная дорога из Чехии в Словакию. Возникшие в октябре 1918 года местные польские и чешские национальные органы договорились о разделе провинции на основании этнического принципа. Но такое решение не устроило Прагу, так как Чехословацкому национальному совету еще в ходе войны удалось получить согласие Парижа на проведение чешских границ в соответствии с историческим, а не этническим принципом (в противном случае Чехия автоматически теряла бы практически все пограничные области с абсолютно преобладавшим нечешским населением). Всякое нарушение этого принципа создавало прецедент, неприемлемый ни для Чехословакии, ни для Франции.
Сложно решалась проблема самой протяженной польскогерманской границы. В отличие от империи Габсбургов Германия не демонстрировала ни малейших признаков распада на вошедшие в ее состав в 1870 году государства. За исключением Эльзаса и Лотарингии, необходимость возвращения которых Франции была признана ее союзниками в ходе войны, все другие территориальные претензии соседей планировалось решить с помощью плебисцитов, чтобы по возможности полно учесть волю населения спорных областей. Эти плебисцитные области должна была определить мирная конференция.
Еще более запутанной была ситуация с восточной границей. На территории бывшей Российской империи одновременно развивались несколько типов вооруженных конфликтов. Во-первых, гражданская война, причем не только между белыми и красными, но и между противниками и сторонниками советской власти на Украине, в Белоруссии, Литве и других окраинных территориях. Во-вторых, между приверженцами идеи национального освобождения угнетенных народов и сторонниками сохранения единой и неделимой России. В дополнение ко всему наблюдался невиданный разгул анархии и бандитизма. Лидеры Антанты, ожидая, что такое состояние продлится недолго и Россия в недалеком будущем вернется в ряды великих держав, не желали решать вопрос о ее западной границе.
Тем самым проблема восточной границы Польши приобрела двусмысленное звучание. Ее решение было поставлено в зависимость или же от результатов завершения очередной русской смуты, или же от действий поляков, фактически ничем не ограниченных в своей экспансии на восток. И Пилсудский решил использовать предоставленную историей возможность. 7 февраля 1919 года он говорил Барановскому, уезжавшему на мирную конференцию в Париж, что в настоящий момент у Польши настоящих границ еще нет. Западные рубежи полностью зависят от воли Антанты. Совсем иное дело на востоке – «здесь дверь, которая открывается и закрывается, и все зависит от того, кто и как широко откроет ее силой». Эту же мысль он будет повторять неоднократно и в последующем.
У Пилсудского теоретически было две возможности. Или ждать, пока вопрос о границах решится сам собой, по воле великих держав, или же попытаться самостоятельно, силой решить эту задачу. Он отдал предпочтение второму пути, как более эффективному. К такому решению его склоняло, помимо соображений военно-стратегического и экономического характера, также и совершенно очевидное нежелание Великобритании способствовать усилению Франции и ее потенциальных политических союзников в Восточной Европе за счет Германии и России. А силовой вариант требовал армии, достаточно мощной и способной осуществить не только амбициозные территориальные планы начальника государства, но и противостоять Германии и России даже после того, как они преодолеют свою временную слабость.
Как уже упоминалось, формирование польской армии было начато Регентским советом еще в период оккупации, а 11 ноября ее подчинили Пилсудскому. Это решение было вызвано твердым отказом бригадира стать четвертым регентом и командующим Польского вермахта, поскольку в этом случае он бы лишился свободы действий[169].
Первоначально армия формировалась на добровольческой основе из членов ПВО, бывших легионеров, военнослужащих австрийской, русской и в меньшей степени немецкой армий, гимназистов старших классов и студентов, рабочей и крестьянской молодежи. Но масштабность территориальных вопросов, решаемых Варшавой, требовала большой армии. Добровольческий принцип ее формирования не позволял быстро решить эту задачу. Поэтому вскоре была введена всеобщая воинская повинность для граждан Польши. Уже к концу первого квартала 1919 года численность польской армии приблизилась к 200 тысячам человек. В апреле 1919 года в ее состав влилась передислоцированная из Франции 70-тысячная, хорошо обученная и вооруженная «голубая» армия под командованием генерала Юзефа Галлера.
В 1919 – 1920 годах польская армия комплектовалась главным образом поляками и частично евреями. Такая мононациональность армии благоприятно сказывалась на ее боеспособности и моральном духе. Правда, принятый территориальный принцип формирования частей замедлял интеграцию «галичан», «крулевяков», «познаняков» и «кресовых», но, учитывая, что более ста лет поляки разных частей страны почти не взаимодействовали друг с другом, это было единственно приемлемое решение, позволявшее избежать непонимания и трений. В первые годы наиболее боеспособными, дисциплинированными и одновременно антисемитски настроенными были части из Познанщины, где самой влиятельной политической силой были национальные демократы. Из этого общего правила выбивались три легионерские дивизии, лучше вооруженные и с большим штатным составом. В межвоенной польской армии они играли роль своего рода гвардии.
Пилсудский с самого начала военного строительства постоянно напоминал о необходимости интеграции армейских рядов. 7 декабря 1918 года он издал специальный приказ о единстве вооруженных сил, который обязывал командиров всех уровней тактично, но настойчиво культивировать в своих подразделениях дух единства, преодолевать всякие проявления локального патриотизма, берущие свое начало в прошлом.
С самого начала формирования армии Пилсудский особое внимание обращал на то, чтобы уберечь ее от влияния политических партий. Его кредо в этом вопросе выглядело следующим образом: «Армия – это машина, которую нельзя использовать в партийных играх. Потому что в этом случае она перестает быть тем, чем должна быть – защитницей всего народа»[170]. На первый взгляд может показаться, что он стремился держать армию вне политики. Именно так многие исследователи и трактуют его слова. На самом же деле все было не так. Пилсудский, при всей его любви к армии и презрению к политикам, в ноябре 1918 года из политики не ушел. Да и как могло быть иначе, если до созыва Учредительного сейма в феврале 1919 года в его руках была сосредоточена практически вся законодательная и исполнительная власть в стране. Летом 1919 года он писал Станиславу Шептицкому что всеми способами оберегает армию от вмешательства нынешнего сейма, в котором нет прочного большинства, господствуют интриги и мелочная борьба партий. И он сумел дать армии прочную опору, хотя и временную – опору на себя. Пилсудский не скрывал, что сделал это с нарушением закона и поддерживает положение лишь благодаря хладнокровию, настойчивости и определенному политическому такту. Представляется, что в этом признании Пилсудского изложена философия всех его действий в независимой Польше.
Реализовав в возрасте 50 лет главную цель своей жизни – восстановление независимого государства, – он автоматически должен был перейти к следующей задаче – гарантировать независимость от поползновений извечных соседей-врагов России и Германии. Сделать это можно было только с помощью мощной, дисциплинированной армии. Постоянно конфликтующие между собой партии такую армию создать не могут. Поэтому ее нужно вывести из-под контроля сейма, а для этого следует решительно ограничить его полномочия в пользу того, кто понимает значение армии для будущего Польши. Такой ход мыслей не мог не привести его со временем к решению о государственном перевороте.
Являясь одновременно создателем армии и ее главнокомандующим, Пилсудский с самого начала предпочитал назначать на важные должности в вооруженных силах преданных людей, если даже они не лучшим образом справлялись со своими обязанностями. Но поскольку таких кадров не хватало, даже он, самый старший по званию из легионеровстрелков, был только бригадиром, то есть самым младшим из генералов. В польском легионе было не более полутора десятков полковников, в несколько раз больше майоров. В большинстве своем они были офицерами-практиками, не имевшими даже среднего военного образования. А нужны были военный министр, начальник Генерального штаба, командующие фронтами, командиры оперативных групп и т. д. Поэтому приходилось привлекать в армию офицеров, особенно с высшим военным образованием, из австро-венгерской и русской армий. Они, в отличие от легионеров, были профессионалами-одиночками, а не сплоченной, связанной общим прошлым группой достаточно молодых людей, беспредельно преданных своему вождю.
По мере накопления опыта и взросления легионеры двигались вверх по служебной лестнице. Так, Казимеж Соснковский, начальник штаба 1-й бригады, уже в 1920 году стал военным министром, сменив на этом посту генерала русской армии Виктора Лесьневского. Командир полка Эдвард Рыдз-Смиглы получил под свое командование дивизию, а в 1920 году – армию, такова же карьера Владислава Сикорского. Поэтому вполне можно согласиться с К. Бадзяком в том, что Пилсудский осуществил «своеобразную узурпацию военной власти, ставшую в его руках в значительной степени исключительно политической структурой, которую постепенно подчинили его сторонники из ПВО и 1-й бригады. Эта задача была реализована таким образом, что обладание военной властью давало право самостоятельно издавать декреты и тем самым позволяло создать отдельную и самостоятельную государственную структуру, которой будут подчинены другие военные институты»[171].
И после начала работы парламента Пилсудский упорно отказывался от того, чтобы законодатели или правительство осуществляли хотя бы минимальный контроль за военной областью. Поэтому на практике требование держать армию вне политики означало только одно: армия – вотчина влияния Пилсудского, его инструмент воздействия на политическую жизнь в стране. Ведь не случайно же он заявил Барановскому и Йодко-Наркевичу, как уже цитировалось выше, что «когда у меня будет армия, все будет в моих руках». И в дальнейшем, даже оказавшись не у дел, Пилсудский будет пристально следить за всем происходящим в армии и делать все, чтобы не выпустить ее из-под своего контроля.
Первой ареной боев стала Восточная Галиция. Против Западно-Украинской Народной Республики были брошены несколько тысяч бойцов из Западной Галиции, которые в ночь с 21 на 22 ноября овладели Львовом. Войска ЗУНР не признали поражения и продолжали борьбу. В конце 1918 года, когда линия польско-украинского фронта на севере приблизилась к Волыни и украинскому Полесью, в конфликт были вовлечены военные формирования Украинской Народной Республики, теснимые с востока Красной армией. Это потребовало от Пилсудского переброски на открывающийся новый фронт дополнительных сил.
Следующий вооруженный конфликт возник в Великой Польше. Не имея возможности распространить на польские земли Пруссии свою власть, Варшава совместно с местными политиками приступила к подготовке здесь вооруженного восстания. Организаторы надеялись с его помощью заставить державы Антанты передать эти территории Польше, не дожидаясь заключения мира с Германией. Пилсудский, несомненно, знал и одобрял эти планы. Не случайно самую активную роль в подготовке восстания играл II отдел Генштаба Войска польского, состоявший практически полностью из пилсудчиков. С его помощью на этих территориях были созданы подпольные структуры Польской военной организации, через границу перебрасывались инструкторы, оружие и снаряжение. Восстание должно было начаться одновременно на Познанщине, в Верхней Силезии и Поморье (Померании). Но этот план был нарушен стихийно начавшимся в конце декабря 1918 года восстанием в Познани. Тем самым появился новый, Великопольский, фронт. Повстанцы в течение января и начала февраля освободили большую часть Великой Польши и Восточного Поморья и добились досрочной передачи их Польше. Успех Великопольского восстания утвердил Пилсудского в правильности линии на достижение поставленных целей с помощью политики «свершившихся фактов», хотя она и грозила непоправимым ухудшением отношений с ее объектами.
23 января 1919 года чехи начали наступательные действия против вчерашних союзников в Тешинской Силезии. Они понимали, что проведение здесь назначенных на 26 января выборов в польский сейм равнозначно утрате спорной территории. За неделю боев чехословацкие войска сумели овладеть большей частью территории, с 5 ноября находившейся под польским контролем. Основные польские силы из Западной Галиции в это время вели бои с украинцами и не могли оказать поддержки небольшой группировке, пытавшейся отстоять эту важную для обеих стран область. Переброска на Тешинский фронт дополнительных войск позволила остановить чешское наступление, но на большее у Пилсудского резервов не было.
Конфликт грозил принять затяжной характер, что не устраивало державы Антанты. По их настоянию военные действия 3 февраля были прекращены, а судьбу спорной территории предложено решить путем плебисцита. Ухудшение отношений с Чехословакией затруднило доставку в Польшу западной помощи, особенно оружия с австрийских армейских складов, предназначенного союзниками для формирующейся польской армии. Кроме того, Пилсудскому пришлось держать в регионе значительные силы на случай, если чехословаки возобновят боевые действия.
В первые месяцы независимости восточное направление не требовало особого внимания Пилсудского, поскольку по решению Антанты здесь оставалась немецкая оккупационная армия, сдерживавшая продвижение Красной армии на запад. Однако Германия не могла до бесконечности держать здесь свои войска и постепенно отводила их в Восточную Пруссию. На оставляемых немцами территориях немедленно устанавливалась советская власть. Это уменьшало шансы начальника государства на реализацию своей концепции безопасной восточной границы. Пилсудский полностью соглашался со своим заклятым врагом Дмовским в том, что касалось присоединения к Польше части Литвы, Западной Белоруссии, Западной Волыни и Восточной Галиции. Но если бывший депутат Государственной думы полагал, что остальные части Белоруссии и Украины должны оставаться в составе России, то недавний социалист думал иначе. С подачи своего друга Леона Василевского, автора концепции «федерализма», Пилсудский считал необходимым способствовать созданию здесь и на других национальных окраинах Российской империи дружественных Варшаве независимых государств. Литва и Белоруссия должны были возродить единое государство по образцу Великого княжества Литовского и вступить в федеративные отношения с Польшей. А с формально независимой Приднепровской Украиной были бы установлены союзные отношения. В результате между Польшей и Россией вновь, как и до 1569 года, не было бы общей границы[172]. Обезопасив себя от угрозы со стороны России, Польша имела бы большую свободу рук в отношениях с другими соседями, прежде всего с Германией. Тем самым была бы решена извечная польская проблема – как обезопасить себя от Германии и России, помешать их сближению и взаимодействию на антипольской основе.
Установление советской власти в Литве, Белоруссии и на Украине эти планы разрушало. Для Пилсудского, как и для всего мира, не было секретом, что большевики не намерены ограничиваться установлением своей власти только на территории России, но твердо настроены нести факел революции на Запад. Ленин и другие большевистские вожди и теоретики были убеждены в невозможности построить социализм в отсталой России без помощи пролетариата развитого Запада. А поскольку этот пролетариат не проявлял достаточно высокой революционной активности, то ее следовало подстегнуть с помощью советской Красной армии. В связи с этим Польша раньше или позже неизбежно стала бы объектом экспансии с востока. Но он точно так же хорошо знал, что и белые генералы в случае их победы над большевиками не допустят существования независимых государств у входивших в состав Российской империи народов и не позволят полякам расширить свое государство за пределы этнографических границ. Пилсудский хорошо представлял себе оба эти сценария развития событий во взаимоотношениях с Россией и самым серьезным образом готовился им противодействовать.
Февраль 1919 года оказался наполненным важными для Польши событиями. Прекратились военные действия в Тешинской Силезии. В Варшаве, на улице Вейской, в отремонтированном здании бывшего русской женской гимназии заработал сейм. Политика постепенно покидала улицы и площади, перемещаясь в парламент, фракции, партийные руководящие органы, епископские курии, масонские ложи. Антанта приняла решение о прекращении боевых действий в Великой Польше и проведении демаркационной линии, что означало полный успех поляков. Польская делегация, возглавляемая Дмовским и Падеревским (он одновременно был президентом Совета министров и министром иностранных дел), самоотверженно отстаивала польские территориальные требования. Теперь у Пилсудского появилась возможность больше внимания уделять восточному направлению, положение дел на котором его все больше тревожило.
После овладения в начале января 1919 года Вильно Красная армия продолжала движение на запад, к Гродно и Бресту. Поскольку немцы не вели против РККА боевых действий, в начале февраля было достигнуто соглашение о пропуске через немецкие порядки польских войск, чтобы они могли войти в непосредственное соприкосновение с советской армией. Формально это было равнозначно взятию на себя Польшей функций сдерживания большевизма в регионе, а фактически – возможности проведения здесь экспансионистской политики. 17 февраля в ряде районов Белоруссии, а также на северо-западе украинской Волыни произошли первые столкновения польских и советских воинских подразделений. Возник еще один фронт – Литовско-Белорусский, вскоре ставший для Польши главным. Так было положено начало длившейся два года войне советской России и Польши.
Этот вооруженный конфликт известен в историографии под несколькими названиями. Польские военачальники в межвоенный период обычно называли его польско-русской войной, что, как представляется, наиболее точно характеризует содержание конфликта, которое заключалось в борьбе России и Польши за расположенные между ними территории. Именно так смысл конфликта оценивал сам Пилсудский. По воспоминаниям Михала Коссаковского, он говорил ему летом 1919 года, что сейчас Польша имеет уникальную возможность совершить на востоке великое дело – «занять место России», только с другими лозунгами. Полякам нужно больше веры в собственные силы и больше отваги, потому что только так можно победить советскую Россию, то есть стать гегемоном на этом пространстве и отделить, наконец, Польшу от России.
В советской историографии утвердилось другое название – польско-советская или советско-польская война. После Второй мировой войны оно вошло в обиход и в историографии Польской Народной Республики. В 1990-е годы это название было заменено на «польско-большевистскую войну», что полностью искажает подлинную суть войны, которую и Польша, и Россия вели за территории, а не по идеологическим соображениям.
Первой по важности политической целью восточного похода Пилсудский считал занятие Вильно, что должно было открыть ему дорогу к взаимодействию с литовскими и белорусскими политиками. Но до начала этой операции следовало прояснить военную ситуацию в Восточной Галиции, где армия ЗУНР не прекращала попыток выбить поляков из Львова и вновь взять под контроль всю провинцию. Лишь на рубеже марта – апреля 1919 года, мобилизовав резервы, удалось снять блокаду Львова, а затем отбросить украинцев на безопасное для города расстояние.
Теперь настала очередь Виленской операции, которой Пилсудский решил руководить лично, хотя формально это должен был делать командующий фронтом генерал Станислав Шептицкий, родной брат львовского униатского митрополита Андрея Шептицкого. В XIX – начале XX века на «кресах» нередкими были случаи, когда представители старых шляхетских родов, чьи предки когда-то полонизировались, вновь обращались к православию (или униатству) и местному языку, а их ближайшие родственники продолжали оставаться католиками и поляками. Самым колоритным был пример трех родных братьев Ивановских, ставших деятелями соответственно польского, литовского и белорусского общественного движения.
Заслуживает внимания объяснение Пилсудским причин, почему он, главнокомандующий польской армией, хочет лично руководить операцией, которую трудно было бы отнести к разряду даже фронтовых. В письме Шептицкому он назвал их несколько: ему нужно решить в Вильно важные политические вопросы; поскольку штурм будет осуществляться в основном силами 1-й дивизии легионов под командованием Рыдз-Смиглы, то его присутствие повысит боевой дух его прежних подчиненных и поспособствует успеху операции; это его личная мечта, осуществление которой принесет ему наибольшее за всю карьеру удовлетворение. Несомненно, все три причины были важными для Пилсудского, но самой главной была первая. Изгнание большевиков из Вильно должно было дать старт осуществлению его проекта восточной политики. В начале апреля план Пилсудского обрел совершенно конкретные очертания, были определены последовательность действий и главные исполнители.
Суть плана заключалась в формировании в Вильно после изгнания оттуда большевиков правительства воссозданного Великого княжества Литовского с участием представителей всех проживавших на этой территории наций. Его руководителем Пилсудский наметил судью из Ломжи Михала Ромера, в годы войны служившего в 1-й бригаде польского легиона. Он имел близкие личные отношения с литовскими и белорусскими политиками, а также польскими деятелями в Литве. Задача Ромера заключалась в том, чтобы привлечь к участию в проекте Пилсудского знакомых ему левых литовских политиков из Ковно (Каунаса), а начальник государства обязался сразу же после занятия польскими частями Вильно издать прокламацию с обещанием передать решение судьбы литовско-белорусских земель на усмотрение местных жителей. В свою очередь правительство Ромера выступило бы с воззванием, объявляющим о факте своего существования и безотлагательном созыве Учредительного собрания нового государственного образования. Фактически весь этот антураж был нужен лишь для того, чтобы сделать приемлемым для государств Антанты и мирового общественного мнения фактическое подчинение Польшей Литвы и Белоруссии, на которые у нее не было никаких прав.
19 апреля, на Пасху, начались бои за Вильно, завершившиеся спустя три дня его занятием польскими войсками. При штурме города хорошо себя зарекомендовали уланы В. Белины-Пражмовского, сумевшие в первый же день сражения овладеть железнодорожной станцией и вокзалом, куда затем на поезде прибыли легионеры Рыдз-Смиглы. В тот же день было оглашено воззвание Пилсудского «Жителям бывшего Великого княжества Литовского». В нем он торжественно заявлял, что краю больше не грозит никакой чужеземный гнет, что здесь должны восторжествовать свобода и ничем не ограниченное право выражать свои стремления и нужды, что местное население должно само решать внутренние, национальные и конфессиональные вопросы «без какого-либо насилия или давления со стороны Польши». Пилсудский объявил, что занятая его войсками территория передается под управление не армии, а Генерального гражданского управления восточных земель, специального органа, задачей которого было обеспечение доминирующих позиций польскому населению в районах смешанного проживания, расположенных к востоку от бывшей границы империи и Царства Польского.
Но жизнь в очередной раз опровергла его далекоидущие, но не имевшие под собой реальной почвы планы, показала несостоятельность его жизненного кредо: «Хотеть – значит мочь». Ковенские политики не поддались на уговоры Ромера и отказались участвовать в воссоздании Великого княжества Литовского под эгидой Польши. Трудно было рассчитывать и на белорусов, среди которых польская ориентация не пользовалась сколько-нибудь серьезным влиянием. С этого момента польская экспансия в литовских и белорусских землях лишилась флера братской помощи в борьбе с большевистским деспотизмом и национальным угнетением и стала тем, чем была с самого начала, – войной за территории. Результаты предпринимавшихся польской пропагандой и лично Пилсудским попыток представить занятие Вильно как практическое осуществление приписывавшегося Вудро Вильсону права наций на самоопределение были временными. На советско-польском фронте начала действовать логика войны. Хорошо известно, что войну можно начать в любой кажущийся подходящим момент, но нельзя точно так же окончить, потому что есть воля противника, сломить которую может только победа.
После занятия Вильно Пилсудский по внешнеполитическим соображениям на время снизил интенсивность боевых действий в Литве, Белоруссии и на Украине. Приближался кульминационный момент Парижской мирной конференции – подписание мирного договора с Германией, – и нужно было продемонстрировать максимум такта и показного миролюбия, чтобы получить требуемые территории на западе и севере. 21 июня 1919 года в Версальском дворце состоялось подписание договора с Германией, территориальные постановления которого были далеки от постулатов польской делегации. Польше передавались только те территории Великой Польши и Восточного Поморья, которыми она на тот момент фактически владела по результатам Великопольского восстания. Помимо этого она получила часть балтийского побережья и доступ к нему по так называемому коридору, отрезавшему Восточную Пруссию от остальной территории Германии. Данцигу (Гданьску) был предоставлен статус вольного города под верховным управлением Лиги Наций и с признанием за Польшей ряда прав на его территории и в акватории порта. Окончательное проведение германо-польской границы на спорных территориях в Восточной Пруссии и Верхней Силезии было отложено до проведения там плебисцитов. Таким образом, не были удовлетворены претензии Польши на Опольскую Силезию и Гданьск, а пресловутый коридор не мог не стать причиной постоянного раздражения Берлина. Недовольство Варшавы вызвало также причисление Польши к категории вновь созданных и расширивших свою территорию государств Восточной Европы, в связи с чем ее заставили подписать договор о международно-правовой защите национальных меньшинств – немцев, евреев и галицийских украинцев. На державы Антанты и Германию такие обязательства не возлагались.
Ограниченный успех Польши в Париже еще раз показал Пилсудскому, что в территориальных вопросах реальные результаты приносит только политика «свершившихся фактов». В июне 1919 года на повестку дня вновь стал вопрос о судьбе Восточной Галиции. Парижские миротворцы, обеспокоенные успехами большевиков в борьбе с войсками Симона Петлюры, разрешили Польше временную оккупацию этого яблока польско-украинского раздора до реки Збруч, то есть до бывшей австрийско-русской границы. Польская армия, представлявшая к этому времени уже достаточно серьезную силу, 28 июня начала генеральное наступление, завершившееся в середине июля овладением всей провинцией. В этой операции была использована «голубая» армия, хотя западные державы запретили Польше это делать. Но Пилсудский запрет проигнорировал, понимая, что какие-либо неприятные последствия Польше в связи с этим не грозят. Действительно, все ограничилось жесткими нотами Совета четырех. В результате успешной операции в Восточной Галиции был ликвидирован еще один фронт, что позволило перебросить высвободившиеся войска в Белоруссию и на Волынь.
И на польско-советском фронте успех в те дни сопутствовал польской армии. Советское руководство, для которого главную угрозу в это время представлял уроженец Царства Польского и сын матери-польки Антон Иванович Деникин, располагало в Белоруссии ограниченным количеством не самых боеспособных частей. В течение июля – августа 1919 года польские войска продвинулись в Белоруссии далеко на восток, заняли Минск и вышли на линию рек Березина и Западная Двина. На Волыни польские подразделения, достигнув рубежа Сарны – Ровно – Острог – Шепетовка – Заслав, вошли в соприкосновение с армией Петлюры, теснимой большевиками и Деникиным. Отчаянное положение УНР давало Пилсудскому еще один шанс на осуществление провалившегося в Литве плана создания барьера против России. Петлюра демонстрировал готовность на существенные территориальные уступки взамен на польскую помощь. Но Пилсудский не торопился заключать союз, считая, что лидер УНР и его окружение пока еще не созрели для того, чтобы прочно связать свою судьбу и будущее Приднепровской Украины с Польшей. Он согласился лишь на договор о перемирии, оставлявший за поляками все оккупированные ими на тот момент украинские территории.
В августе 1919-го поляки попробовали с помощью столь любимой Пилсудским политики «свершившихся фактов» решить в свою пользу вопрос о Верхней Силезии без плебисцита, в благоприятном исходе которого они не были уверены. Как в свое время в Великой Польше, это попытались сделать с помощью восстания. Но сил местной Польской военной организации (она стала создаваться в ноябре 1918 года) и тайно переброшенных ей на помощь из Польши подкреплений оказалось недостаточно. Варшава не имела возможности открыто помочь первому силезскому восстанию. Немцы силой подавили путч, были жертвы, но вскоре под давлением Антанты они вынуждены были объявить повстанцам амнистию.
Летом 1919 года Пилсудский оказался перед серьезным выбором тактики дальнейших действий на востоке. С одной стороны, западные державы, особенно Франция, признавшие Деникина в качестве верховного правителя России, настаивали на тесном взаимодействии польской армии с ним в борьбе с Красной армией. Для Пилсудского взаимодействие с «земляком» Деникиным, поборником «единой и неделимой России», было неприемлемым. Но открыто воспротивиться этому не представлялось возможным, поскольку Антанта могла прекратить поставки оружия, амуниции, продовольствия и т. д., без чего ни о какой сильной армии и расширении Польши на восток нечего было и думать. Стремясь не навредить собственным интересам, Пилсудский пошел на сближение с Деникиным, но только в политической области. К штабу командующего Добровольческой армией была прикомандирована польская военная миссия, состоялся официальный визит польской правительственной делегации. Польские власти не препятствовали также вербовке на подконтрольных им территориях добровольцев в белую армию. Позже, во время советского контрнаступления на Украине, Пилсудский разрешил укрыться на польской территории отрезанному от основных сил корпусу генерала Николая Эмильевича Бредова. Но от боевого взаимодействия с белыми, в частности, в августе 1919 года, во время похода Деникина на Киев, Пилсудский отказался.
С другой стороны, советское правительство в 1919 году неоднократно предлагало прекратить боевые действия в Белоруссии в обмен на уступку Польше значительной ее части, включая Минск. Несмотря на всю внешнюю привлекательность такого решения территориальной проблемы, согласие на него было равнозначно отказу Пилсудского от концепции безопасности, которую он считал оптимальной. Ведь в этом случае буфера между Польшей и Россией не возникло бы. Лишь в конце августа 1919 года начальник государства, серьезно обеспокоенный успехами Деникина, решился на неформальные польско-советские переговоры[173]. Их ведение было поручено графу Михалу Коссаковскому, выступавшему от имени Польского общества Красного Креста. Формально переговоры носили гуманитарный характер и касались обмена «гражданскими пленными». Так в то время называли заложников, которых у сторон конфликта скопилось значительное число. Практика заложничества служила предотвращению расстрелов своих пленных противником. Поляки брали в заложники прежде всего коммунистов и сторонников советской власти, а советские репрессивные органы – представителей польских имущих классов, католических священников, интеллигентов.
Переговоры велись в Белоруссии – вначале в Лунинце, а с 11 октября в Микашевичах. Пилсудского на втором этапе переговоров представлял не раз уже выполнявший его важные поручения доверительного характера капитан Игнаций Бернер, советскую сторону – Юлиан Мархлевский, видный деятель польского революционного движения. Сторонам так и не удалось согласовать условия возможного мирного договора. Пилсудский, наряду с прочим, потребовал отказа большевиков от борьбы с Петлюрой, чтобы таким образом развернуть Украину в сторону Польши. Москва, естественно, отвергла претензии начальника государства на роль арбитра во внутрироссийском, как она считала, конфликте. Но некоторые результаты переговоры в Микашевичах все же дали. Были достигнуты договоренности об обмене заложниками и отказе от крупных наступательных операций. За все время действия этого полуперемирия (до 25 апреля 1920 года) поляки нарушили его дважды – в конце декабря 1919 года, когда совместно с латышами захватили Двинск (Даугавпилс), а также в марте 1920-го в Белорусском Полесье. Однако бои местного значения не прекращались в Белоруссии ни на один день.
Пилсудский, заключая соглашения с советской стороной, прежде всего думал об интересах Польши. Успехи польской армии в 1919 году вскружили ему голову, породили уверенность в том, что он может бить врага в любое время и в любом месте. Польские историки любят цитировать слова начальника государства, сказанные Коссаковскому перед его отъездом на переговоры: «Если вы (то есть белые или красные) затронете их [польские интересы], я буду вас бить. Если где-то и когда-то я вас не бью, то не потому, что вы этого не хотите, а потому, что этого не хочу я»[174]. Косвенно содействуя большевикам (они могли временно обращать меньше внимания на Западный фронт), Пилсудский облегчал себе задачу на будущее. Зависимость Польши от Антанты исключала возможность ее войны с белой Россией. Другое дело – большевики, чье правительство Запад упорно игнорировал. На борьбу с ними Пилсудский имел карт-бланш. Поэтому его больше устраивала победа большевиков в борьбе с Деникиным.
Кроме того, Пилсудский понимал, что его армия не сможет полноценно воевать в зимних условиях. Она нуждается в отдыхе и серьезном пополнении, чтобы следующей весной предпринять еще одну попытку осуществить его восточный проект. Показательно зафиксированное в конце декабря 1919 года его секретарем Свитальским высказывание: «Аннексионистскую и федеративную концепции не следует принципиально противопоставлять друг другу, одна не исключает другой; нужно только поставить федералистское решение на первый план, чтобы в случае, если его не удастся осуществить, оставался второй выход. В настоящее время реальные условия для однозначного решения вопроса о восточных окраинах в том или ином направлении еще отсутствуют»[175].
Наступившее затишье на фронте Пилсудский посвятил подготовке крупной стратегической операции против советской России, которая должна была привести к установлению на Правобережной Украине власти Петлюры и склонить Ковно к принятию его концепции реанимации Великого княжества Литовского. Он все больше убеждался, что от западных держав, особенно Великобритании, не следует ожидать полной поддержки польских территориальных притязаний на востоке. Это, в частности, продемонстрировала непоследовательность Верховного совета Антанты, который в ноябре 1919 года принял решение о передаче Польше на 25 лет управления Восточной Галицией с условием предоставления ей автономии, а спустя месяц отменил его. Не прибавляло ему оптимизма и решение Верховного совета от 9 декабря об этнической границе Польши на востоке (так называемой линии Керзона). Хотя оно не лишало Польшу права претендовать на территории, расположенные к востоку от этой линии, но все же его нельзя было считать благоприятным, потому что бесспорно польскими признавались только территории к западу от Буга.
Не увенчалась успехом попытка Польши сплотить на общей платформе балтийских соседей. На прошедшей в январе 1920 года в Хельсинки конференции представителей Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы и Польши Варшаве не удалось уговорить своих партнеров вместе и одновременно заключить мирный договор с Россией. Правительства этих стран предпочли делать это самостоятельно и по отдельности. Аналогичную позицию заняла и Румыния.
Зимой 1920 года активизировалось обсуждение условий прекращения польско-советского конфликта. Его начала Москва, перешедшая в так называемое мирное наступление. Против затягивания войны на востоке Европы выступали многие западные политики, в Европе ширилось антивоенное движение. Однако польская сторона долгое время на предложения советского руководства о мире адекватно не реагировала. Лишь 8 марта 1920 года правительство Леопольда Скульского, первый парламентский кабинет в новейшей польской истории, созданный сеймом в первой декаде декабря 1919-го, определило польскую позицию по вопросу о мире с Россией. Ее авторы попытались удовлетворить главные политические лагеря, совместив инкорпорационную и федералистскую концепции. Даже неискушенному наблюдателю было понятно, что Варшава решила говорить с Москвой с позиции силы. Россия должна была отказаться от всех прав на земли в границах Речи Посполитой 1772 года. Если бы мирная конференция успешно решила этот вопрос применительно к Белоруссии, то Варшава сама бы определила, на каких условиях она будет договариваться с местным населением. Минимальные польские территориальные претензии в Белоруссии включали территории, лежащие к западу от линии: граница с Латвией (Двинск передавался Риге) – Западная Двина – Березина – впадение Припяти в Днепр. О судьбе области, лежащей между проектируемой польской границей и рубежами 1772 года, ничего не говорилось, но было очевидно, что они окажутся под польским контролем, возможно, на правах ограниченной автономии. Проведение границы в Литве откладывалось до момента заключения мира с Россией, но Вильно однозначно отходил к Польше.
Большое внимание было уделено проблеме Украины. Скульский был не меньшим, чем Пилсудский, сторонником создания связанного с Польшей украинского государства на Правобережной Украине, поэтому серьезных разногласий по этому вопросу между ними не было. Предполагалось провести польско-украинское разграничение по линии рек Збруч – Горынь – Припять. Польша, в случае победы над советской Россией, уступила бы Украине Петлюры земли, входившие до 1772 года в состав Речи Посполитой и лежащие между планируемой польско-украинской границей и Днепром, а также Киев и прилегающую область, которые в XVII веке Варшава уступила Москве за выкуп. Хотя авторы проекта ничего не говорили о судьбе украинских земель, до 1772 года находившихся вне границ Речи Посполитой, было очевидно, что они поддержат их включение в состав УНР, чтобы создать мощный буфер между Польшей и Россией.
Одобрение коалиционным правительством условий мира с Россией означало, что план перекройки карты Восточной Европы был детищем не одного Пилсудского, а большей части польской политической элиты. Но выполнять его предстояло именно начальнику государства. Советская Россия, несмотря на все переживаемые трудности, не была настолько слабой, чтобы подчиниться диктату Польши. Поэтому план кабинета Скульского от 8 марта был равнозначен решению о возобновлении активных военных действий на востоке, как только это позволят сделать климатические условия.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.