9. Первый

9. Первый

Все мы когда-то впервые обжигаемся, но есть вещи, которые лучше не трогать, ввиду чрезмерности ожога.

Когда он взвалил парня на спину, солдатик очень странно выдохнул, вроде как гортанно захрипел и затих. Да нет, живой, наверняка живой, вот и дышит.

Ночь была из тех, когда глаза только мешают, не давая никакой информации, но оставляя глупую надежду, что, может, вот ракета или фонарь какой, ну хоть бы сигаретка где подмигнула бы угольком. Ребята разлетелись веером и даже почти не стонали. Ему повезло, ему вообще в такие минуты странно и часто везло. И вот он уже ползает по снегу и трогает шеи неподвижных тел, пытаясь понять, что это за маслянистые пятна вокруг и на месте ли ручки- ножки у этого восемнадцатилетнего ребенка, с жестоким юмором переодетого в военную форму…

Солдат — это человек, обязанность которого, подчиняясь приказу, убить врага, а офицер должен указать на этого врага и добиться того, чтобы солдатик боялся его, офицера, настолько, что был бы готов идти убивать незнакомого страшного дядю. Человек, решивший призывать на службу в ВС детей в возрасте восемнадцати лет, был, как минимум, агентом ЦРУ, как максимум, врагом своей страны. Ничего более опасного для боеготовности этого государства не было сделано даже блоком НАТО.

…Ноги вязли во вражеском снегу, а вражеский воздух отказывался делиться кислородом. Мальчик на его спине обмяк и потяжелел, голова, переливисто хрустнув, свалилась с плеча. Поздно — не донес, да и не мог донести, потому что сразу было ясно, что всё — готов.

Аккуратно и зачем-то бережно он положил тело на снег. Вокруг суетились невидимые и оттого неприятные люди. Сев в сугроб, остро почувствовал всю свою беспомощность и никчемность: «Вот ведь — умер! А я жив. А донести не сумел». Голова упала на грудь, тело загудело каким-то внутренним, монотонным воем.

Он разом подскочил, будто проснулся. «Там ведь еще есть кто-нибудь!»

На снегу сидел рыжеватый паренек без шапки, со странно вывернутой рукой и все пытался ее поправить.

— А что было-то? С нами что было-то?..

— Заткнись! Ходить можешь?

— А что случилось-то?..

Он хлестко ударил парнишку по лицу ладонью.

— Заткнись и держись за разгрузку.

— Ой, рука, рука!..

— Ну вот, хоть в себя пришел.

Парень, придя в сознание, тут же его и потерял и обвис кульком. Пришлось уложить его на манер мешка с мукой, благо мешочный опыт имелся в изобилии. Вися на плече, боец ритмично и безвольно раскачивал ногами. Они оказались последними, кто смог выйти к транспортеру.

Медсестра, до неприличия молоденькая девица, никак не могла снять бушлат, солдатик живо отзывался на каждое ее движение щенячьим повизгиванием. Резать ножницами сырой ватник оказалось делом неблагодарным. Реально непонятно, кому было хуже: солдатику или сестрице.

Он молча сидел в комнате, пахнущей эфиром и йодом. Здесь было тихо и уютно. «Еще бы пацан не скулил и рука бы у него так нелепо не торчала в обратную сторону…» Когда что-то мешает, хочется Прекратить это раз и навсегда. Так, например, порой логичнее решительно выкинуть брюки, нежели Мучиться над выведением омерзительного пятна на Станице.

— А ну, дай-ка я, — скомандовал он и, не дожидаясь ответа сестрички, достал нож.

Солдатик затравленно дернулся в сторону — на Него увесисто надвигался окровавленный и неузнаваемый мужик с ножом в руке. Бушлат разлетался резко и жестко, через пару минут на кушетке сидел худенький, почти прозрачный ребенок со сломанной рукой и неуместными веснушками на плечах, от него даже пахло не прокисшим портяночным потом, а теми пирожками, которые мама, смахивая слезу, заворачивала ему в дорогу полгода назад.

Полный бред! Просто пушечное мясо… За что они так с чужими детьми?! А их манерные сыновья сейчас наверняка бурбон со льдом потягивают и размышляют, где сегодня «зажечь» и какую «телку» задрать. Бывший мальчик «из-за гаражей», он до аллергии ненавидел сытые военно-московские рожи выпускников училища им. Верховного Совета и прочих генеральских колыбелей. Но, как ни странно, этим выпускникам, как и их уже реализованным предшественникам, было глубоко насрать на него и дистрофичных ребят в настоящих погонах и с настоящими дырами в давно не мытых головах.

Первый раз на его плече умер человек. За что, за кого — непонятно… Умер за непонятное в непознаваемой и такой болезненно любимой, нездоровой стране.