Решающий шаг

Решающий шаг

Возвращаясь из Орды, Александр должен был наведаться и в пожалованный ему Киев, где по-прежнему наместничал воевода Дмитр Ейкович.

В разоренном Киеве не было митрополита Кирилла. Ставленник Даниила Романовича еще не вернулся из Никеи. Александр надеялся, что тамошний патриарх Мануил II не направит его обратно в Галич: Никея готовилась отвоевывать у латинян Константинополь. Она искала союзника в антипапской Германии, нащупывала пути сотрудничества с Ордой, и заигрывания Даниила Романовича с Римом едва ли ей по нутру. Политика Александра ей ближе. Отвергая папские предложения, Александр мог рассчитывать на укрепление своих позиций и в Сарае и в Каракоруме, где внимательно следили за внешней политикой русских князей. Был он уверен и в поддержке его шага русской церковью, которая имела все основания опасаться посягательства папства на свои права и доходы.

В 1250 году князья вернулись во Владимир. Андрей тотчас отобрал бразды правления у безропотного Святослава Всеволодовича. Но Александр не торопился покинуть стольный город. Он чего-то выжидал.

И вот в летописи под тем же годом появляется запись: «Поеха митрополит Кирилл на Суждальскую землю». Итак, печатник-канцлер галицко-волынского князя, побывав в Никее, вернулся митрополитом не в Галич, не в Киев, а во Владимир. Не зря ждал его Александр. Это был первый успех далеко рассчитанной политики князя. На следующий год митрополит вместе с ним и ростовским епископом Кириллом II отправились в Новгород. После трехлетнего отсутствия Александр окунулся в привычную, хлопотливую жизнь новгородского князя. Они с Кириллом торжественно ставят в местные архиепископы Далмата. Началось сотрудничество Александра с церковью; ради этого он заметно смягчил к ней отношение княжеской власти.

Отец его, Ярослав, открыто посягал на церковные земли. Не зря Даниил Заточник, славословя князя, обличал тех церковников, что «обидят села и домы славных мира сего, яко псы ласкосердные... святительский имея на себе сан, а обычаем похабен».

Александр был осторожнее. Во всяком случае, в «Житие» Александра митрополит Кирилл внес слова о том, что он «митрополита же и епископы чтяше и послушааше их, аки самого Христа».

Словом, Александр не просто верующий князь, он знал церкви цену и поддерживал ее и вкладами и политически. Приехав как-то в Ростов, он, что особо отмечено в летописи, не только «целова крест честный и кланяся епископу» Кириллу II, но и сказал: «Отче святый, твоею молитвою и тамо в Новьгороде ехал есмь здоров и семо приехал есмь твоею молитвою здоров».

Епископ Кирилл II был человеком незаурядным. Выдающийся проповедник, он собирал немало слушателей: одни слушали «слово божье», другие любовались убранством храма — «ово послушающе ученья еже от святых книг, ови же хотяща видети украшенья церкви».

После страшного разорения Владимира и гибели епископа Митрофана владимирская епископия на время захирела (ее восстановили только в 1274 году). Поэтому Александр искал поддержки ростовского епископа. Удалось Александру угасить и последствия столкновения отца и дружины с ростовскими князьями. В Ростове его приняли «с великой любовью».

Противилась Византийская патриархия. Ведь возвеличение князя Владимира, отвоевавшего право на крещение у империи, умаляло ее роль. После падения Константинополя Положение изменилось — Никее было не до святости Владимира. И когда Александр одержал победу на Неве в — день смерти Владимира, то и князь и церковь могли использовать это совпадение для установления хотя бы местного, в Новгороде или во Владимире, его почитания и празднования.

Поддержка церковных иерархов еще не раз понадобится Александру и при решении вопросов внутренней политики: церковь со всей моральной силой проповеди и грозой отлучения будет на его стороне в столкновениях с другими князьями и с боярами Новгорода и Пскова. Неслучайно даже в новгородской владычной летописи, писанной для местного правящего боярства, нет враждебных Александру высказываний, хотя в новгородских юридических актах их немало. Возникало взаимопонимание между властителем Новгорода и Киева и никейским двором. Церковь поддержала — стремление Александра найти пути к сосуществованию с Золотой Ордой, раз нет сил сбросить ее власть. В свою очередь, и Орда должна была по достоинству оценить эту позицию и князя Александра, и духовенства.

На избранном пути Александр столкнулся с противодействием других, наиболее крупных князей, притом родных братьев.

Не было единства в суздальской княжеской семье. Ханша Огул-Гамиш могла быть довольна: запутанное вассальное соперничество Андрея с Александром осложнялось давней борьбой между суздальскими и галицко-волынскими князьями и боярами из-за Киева. К этому Добавились и решительные расхождения во внешней политике.

Противниками согласия с Ордой, а значит, сторонниками борьбы против нее были братья Александра — владимирский великий князь Андрей (он правил и в Суздале) — и тверской князь Ярослав, вступившие в союз с галицко-волынским Даниилом Романовичем. Между дворами Владимира, Твери и Галича завязались деятельные переговоры. Доказательством союза и было бракосочетание князя Андрея с дочерью Даниила, пышно отпразднованное во Владимире. Венчал их сам митрополит, «и много веселья бысть».

Вероятно, Даниил побывал на свадьбе дочери, и тут могли встретиться, разговаривать и спорить о будущем Руси великие современники — Александр и Даниил...

Вскоре от всего пережитого Александр заболел — «бысть болезнь тяжка князю Олександру».

Болезнь в ту пору не диво. Средняя продолжительность жизни была коротка, не достигала и 30 лет из-за детской смертности, опустошительных войн, голодных лет и эпидемий. Князья жили дольше простых смертных, но походы и рати, лишения и раны сокращали их век.

В популярном назидательном собрании афоризмов «Изборнике Святослава» говорилось, что «смерти наводиться роком жизненым». Однако князья лечились. Во врачах у них недостатка не было. Богатый больной, тяжело занедужив, лечился у кого угодно — и у православных, и у язычников, и у иноземцев, лишь бы вылечили.

Судя по «Изборнику», хорошие врачи знали свое дело: при «опытании» — распознавании болезни — они обращали внимание и на образ жизни, и поведение больного. «Смотри жития его, хожения, седания, едения и всего обычая его пытай». Потому, что «и деяние мужа, и смеяние зуб (улыбка), и ступание человека воизвестпт» о нем.

Церковь учила, что «недуг весь рожжается в телесп человечи в кручине, кручина же происходит от излишнего пития и ядения и спания и женоложья, иже без времени и без меры». Слишком было бы просто избавиться от такой кручины. Муки душевной так легко не избыть. Предстояло принять решение — идти вместе с родными братьями или силой убрать их с пути. Это всегда осуждала церковь со времен вероломно убитых в XI веке князей Бориса и Глеба, и этим всегда пренебрегали те, кто вершил политику — и отец Ярослав, и Андрей Боголюбский... Но теперь в распрю вмешается и Орда...

В новгородской Софии и у Николы шли во здравие, молебствия обоих Кириллов и Далмата.

В конце концов, еще молодой (ему был 31 год) князь выздоровел или, как верил летописец, «бог помиловал его».

Когда Батый добился преобладающего влияния при каракорумском дворе, Огул-Гамиш была свергнута с императорского престола, а великим ханом сделался его ставленник — хан Мункэ, Александр понял, что настал нужный момент. Тогда он решился: «Иде Олександр, князь новгородьскый Ярославич в Татары и отпустиша его Батый с честью великою, давше ему старейшинство во всей братьи его».

Александр Ярославич стал великим князем всей Руси. Он в дружбе с митрополией, ему доверяют Сарай и Каракорум и, вероятно, Никею. В Новгороде его наместник сын Василий.

И вот теперь-то, когда им сделан решающий шаг к новой политике, разыгрались трагические события. Еще не возвратился Александр во Владимир, а Батый уже двинул на Русь две рати — воеводу Неврюя во Владимиро-Суздальскую Русь и воеводу Куремсу — в Галицко-Волынскую. Батый знал, что князья-союзники откажутся признать верховную власть Александра. С приближением Неврюя князь Андрей, как туманно писал дружественный Александру владимирский летописец, «решил со своими боярами, что лучше бежать, чем служить монгольским властителям». Некоторые владимирские бояре, опасаясь единодержавной политики Александра, скрылись вместе с Андреем. Андрей бежал в Тверь не только с боярами, но и с княгиней Даниловной и дружиной. Татары погнались за ним следом и настигли его у Переяславля, захваченного дружиной тверского князя Ярослава Ярославича. Тверские дворяне поддержали Андрея, и ему удалось спастись. Но татары перебили переяславскую дружину, убили воеводу Жидослава, захватили и убили тверскую княгиню, а детей ее «изоимаша» и «в полон послаша».

Неврюева рать всей тяжестью обрушилась на простой народ: татары «рассунушася по земли» и «людей бещисла поведоша, да конь и скота и, много зла створише, отидоша». Массовыми кровопролитиями Орда старалась ещё более обессилить завоеванную Русь. Через Новгород — Псков — Ревель Андрею удалось бежать в Швецию к ярлу Биргеру.

Итак, Андрей оказался при дворе врага Александра; вскоре он вместе с Биргером участвовал в войне против Норвегии.

Ярослав Ярославич тоже успел спастись — он укрылся в Ладогу, а оттуда попал во Псков, где был принят в князья.

В эту трудную пору «прибыл от татар великий князь Александр в город Владимир, и встретили его с крестами у Зотолых ворот митрополит, и все игумены, и горожане и посадили его княжить на столе отца его Ярослава, и была велика радость в городе Владимире и во всей Суздальской земле». Спору нет, стол крупнейшего княжества занял достойный и опытный государственный деятель.

«Князь бо не туне меч носит», он глава княжества. Теперь в его руках управление, суд, законодательство, войско. Свои права и обязанности он знает. Но ему и шагу не ступить без думы — совета, его дружинной знати — бояр, богатых горожан и духовенства. Управляли они землею — городами, слободами, погостами через своих дворцово-вотчинных слуг. В столичном Владимире и Переяславле стояли княжеские терема, «дворы», дома бояр. Здесь заседала и княжеская дума. При дворе жили мужи, занятые делами княжеского хозяйства и управлением земли — дворские (дворецкие), печатники (канцлеры), стольники, ключники, конюшие, седельничьи. Из их среды и назначал сейчас Александр наместников земель — посадников, воевод и тысяцких, ведавших войском, тиунов — управлявших судом, казной, имуществом, которые «кормились» на этих должностях. Княжеские доходы складывались из прямых налогов и повинностей и из косвенных — пошлин.

Прямым налогом была дань с каждого погоста селения русских и подвластных иноязычных земель. Погосты на севере были центрами податных и судебных, а также церковных округов. В них определялись повинности в пользу государства с окрестных сел и слобод. Единицей обложения был «дым» — крестьянская семья. Князь собирал натуральный оброк во время регулярных объездов.

Прямой доход приносила и внешняя торговля — продажа за рубеж мехов, воска, льна.

Косвенные налоги шли в виде разного рода пошлин: судебных — от всех уголовных и гражданских дел, торговых, брачных. Пошлины эти поступали многочисленным слугам управления и суда. Все они служили одному делу — выжимали дани и налоги, штрафы и поборы из крестьян и городского люда.

Александр со вниманием отнесся к горожанам столицы. Он признал их особые права по местной «Правде». С ними приходилось ладить: ремесленники и купцы кровно заинтересованы в мире и единстве земли, а князь — в городских полках и военном снаряжении.

Во Владимиро-Суздальской Руси свыше 30 городов. Крупнейшие города, такие, как Владимир, Ростов, Рязань, как и Новгород, и Смоленск, и Полоцк, имели до нашествия не менее 40 тысяч жителей каждый.

Город — центр ремесла, торговли, культуры, населен главным образом ремесленниками. Гончары и литейщики, ювелиры и «городовики»-архитекторы, иконописцы и кровельщики — свыше 60 ремесел знали на Руси. Недаром старший современник Александра Даниил Заточник нередко использовал образы ремесленного труда: «Как олово гибнет, часто разливаемо, тако и человек от многия беды худеет», «Железо уваришь, а злы жены не научишь».

Купцы, гости тоже жители города; они повсюду желанны. Прежде во Владимир-на-Клязьме «гость приходил из Царьгорода (Константинополя) и от иных стран». После татарского нашествия размах торговли был уже не тот. Но пути на Север и к Балтике все же открыты. Князя, защитника этих путей, купцы всегда поддержат.

Как и в Псковской земле, Александр твердо и умело правил в Суздалыцине: «По пленении же Невруеве князь великый Олександр церкви воздвигну; грады испольни, люди распуженыа собра в домы своя». Разбежавшихся крестьян и горожан он привлекал хотя бы временными податными льготами, а строительство храмов — признак внимания князя к городу и занятие для бедноты. Чем больше храмов, тем известней и богаче город. Тем праведнее и признаннее князь.

...Слухи, доходившие с юга, заставляли Александра задуматься. Шестидесятитысячному войску Куремсы, которое двинулось на Русь одновременно с Неврюевой ратью, Батый поручил не только удержать Киевскую землю, но и разорить и запугать Галичину и Волынь. С Куремсой заодно действовала смоленская рать, а Смоленск уже давно был связан с суздальцами. Александр пони мал, что Даниил не простит ему сделанного. Но ведь не Александр, а Батый вершил дела!

Татары ворвались в галицкое Понизье. Смоленская рать пробилась в Галич. Но в отличие от братьев Александра, князь Даниил отбил татарский приступ. Освободив Галич, он вступил в Киевскую землю. По соглашению с Миндовгом Даниил даже получил литовскую рать для киевского похода. Но языческая Литва — плохой союзник, полагал Александр. Ему было трудно думать иначе — его родной брат Михаил пал от рук литовцев. И верно, галичане рассорились с союзниками из-за добычи, и поход на Киев сорвался.

Волынский летописец тогда не без гордости писал, что князь Даниил воевал с Куремсой «и николи же не бояся» его, что он укреплял противотатарскую оборону п «грады зиждай противу» татар. Но ведь Куремса был «самый младший среди других вождей татарских», и дело притом в недалеком будущем должна решить не храбрость.

...Столкновение Александра с братьями не миновало Новгорода и Пскова. Это стало ясно, когда тверской князь Ярослав Ярославич предпринял отчаянную попытку поднять против власти Александра обе боярские республики. Это ему удалось без труда. Боярство и прежде скрепя сердце ладило с Александром и не ожидало лучшего теперь, когда он явится в Новгород в качестве великого князя.

Сперва Новгород пытался официально пересмотреть условия своего договора с Александром. Князь был в трауре в связи со смертью еще одного, уже третьего, брата Константина, когда к нему направили посольство с владыкой Далматом «с грамотами, словно о мире». Но князь не спешил их признавать: «он же помедлил».

Тогда сидевший в Пскове Ярослав был приглашен и новгородцами, которые его княжить «посадиша», а князя Василия, сына Александра, «выгнаша». Что боярам братоубийственная война? Но у него, Александра, из шести братьев осталось трое, из которых один при дворе Биргера, другой — заодно с боярскими крамольниками.

На миниатюре Лицевого свода при описании этих событий изображена опустевшая подушка княжеского сиденья и сам княжич Василий, упавший на пол, подняв руки. Ниже — он же выезжает верхом из новгородских ворот. Один из горожан замахивается на него палкой. Тут же и отец его Александр. Скупой рисунок позволяет догадываться, что великому князю пришлось в Новгороде нелегко.

Александру не оставалось ничего другого, как с оружием в руках принудить новгородских и псковских бояр следовать за собой по новому пути к сотрудничеству с Ордой. Это означало и шаг к установлению боярскими республиками определенных отношений с ханом.

Александр Ярославич, как всегда делали в таких случаях его отец и дед, занял Торжок. В сопровождении бояр «со многыми полкы», двинулся он на Новгород. Ярослав Ярославич хорошо знал своего брата и потому сразу бежал. Но дело было уже не в нем: распря князей, как это не раз бывало, привела к взрыву народного недовольства. Отстаивая городские вольности, поднялась беднота: «меньшие» решили, говорит летописец, «стати всем либо живот, либо смерть за Правду новгородьскую, за свою отчину». Они и выступали обособленно от бояр и собирали свое вече на Торговой стороне, у церкви Николы, на Ярославовом дворе. «Меньшие» — это мелкий феодальный люд, рядовое купечество, горожане и шедшие за ними черные люди. По требованию восставших были смещены и посадник, участник Невской битвы, ставленник Александра, — Сбыслав Якунович, и тысяцкий.

Оставалось одно: действовать как учил отец. Решительно и с запросом. Краткое, но выразительное требование Александра в первой, переданной Новгороду грамоте: «Выдайте мои ворогы», вызывало бурю гнева. Кому-кому, а Александру было известно, что новгородская «Правда» подобную выдачу всегда отвергала. Здесь, как и в других вольных городах Руси, судить человека могли только местные власти. С согласия веча посадником стал Ананий; сменили и тысяцкого. Столкновение знатных бояр с «меньшими» грозило вылиться в кровопролитие: вооруженные силы «вятших» во главе с сыном посадника Михалком Степановичем готовили нападение на Торговую сторону от Юрьева монастыря; «меньшие» поставили свой полк у церкви рождества на поле и у церкви Ильи против Городища.

Александр решил выждать. Он знал, что бояре духом слабее. И верно, городская знать — «вятшие» люди — напуганная движением бедноты, заколебалась. Она устроила «совет зол, како победити меншии, а князя ввести на своей воли». На передний план вновь выступили бояре — сторонники Александра, они и стали готовить его возвращение в город. Это были люди, дружба которых проверена временем: старые купеческие семьи, что добрую сотню лет торговали в Суздалыцине заморскими товарами; те сильные бояре, чьи усадьбы горели уже не раз, подпаленные врагами суздальских князей. Из их предков ни один был сброшен с Великого моста в Волхов. И среди «меньших» немало таких, что облагодетельствованы князем за счет земель и имуществ владыки и Новгорода.

Княжеские войска подступали к Новгороду. Его посол передал вечу вторую грамоту. Александр требовал в ней выдачи нового посадника. «Выдайте ми Онанью посадника; или не выдадите, яз вам не князь, иду на город ратью», — писал Александр.

Бояре решили поторговаться — не хотелось им расплачиваться за тех своих собратьев, которые изгнали Василия Александровича. От имени владыки они послали ответ веча: «Приходи, княже, на свой стол, а злодеев (так именовали они восставших) не слушай, Анания помилуй и всех мужей новгородских». Но «не послуша князь» ни владыки, ни веча, надеясь на своих сторонников. Так что грех на душу взял митрополит Кирилл, когда писал, что Александр чтил епископов как самого Христа. Когда было надобно, чтил, а когда и нет.

Враждебные бояре пытались поднять вече на Александра. И три дня весь полк новгородский стоял, ожидая битвы. Но и князь не спешил. Ведь вече осудило его сторонников, но не его самого, решив: «Им судьи бог и святая Софья, а князь без греха».

Когда речь шла о разорении своей земли, Александр предпочитал переговоры мечу. Ему важно, чтобы Новгородско-Псковская Русь избежала опустошительных набегов татарских ратей. Когда на четвертый день княжеский посол передал третью грамоту с его новыми условиями: «Если Ананий лишится посадничества, то я вас помилую», — стало ясно, что найден способ урегулировать отношения. Боярство устранило Анания и «поиде князь в город». Восстание было усмирено. Посадником стал: сын прежнего Михаил Степанович, а на княжеский стол: вскоре возвратился Василий Александрович.

Новгородцы с Александром «заключили мир на всей: воли новгородской» — так записано в новгородской летописи. Внешне это может быть и верно: Александр как. князь и глава всех бояр и дворян признавал Новгородскую «Правду» и, чтобы не обострять междоусобной, борьбы, отказался от требования выдачи своих врагов. Впрочем, в княжеской летописи сказано иначе: он «поеха от них с честью великою, мир дав им». Но за видимой покладистостью князя скрывалось неуклонное стремление: в духе суздальского единодержавия обуздать всевластие? бояр.

Именно теперь осуществил Александр то, чего при иных условиях добивался его дед: личный и недолговечный суверенитет разных русских (суздальских, черниговских, смоленских и других) князей в Новгороде сменился отныне государственным суверенитетом владимирского князя. Тот из князей, кто всходил на владимирский престол и утверждался на нем Ордой, становился и князем в Новгороде. Политика Александра открывала путь к упрочению суздальской власти во всей Северной Руси. Это был прямой результат решающего шага Александра в ордынской политике.

Новгородские бояре не зря опасались Александра и долго помнили его правление. Договоры Александра с Новгородом не сохранились, но зато его самого не раз. упоминают дошедшие грамоты, заключенные его преемниками. В этих договорах он предстает как рьяный боярский притеснитель, нарушитель новгородской «Правды»,. Оказывается, он отнимал у бояр земли, захватил их покосы — «пожне». Чинил суд — «посуживал грамоты» — выносил от своего имени судебные решения.

С помощью своих судей-тиунов в Торжке и Волоке-Ламском он в этих волостях принимал под свою опеку, подчинял своей власти людей, впавших в долговую кабалу — «закладников». Кроме того, князь прихватил у новгородских бояр богатую северную область Тре на юго-восточном побережье Кольского полуострова — «Терскую сторону», куда посылал за богатой меховой данью свои, княжеские «ватаги» даныциков, а на Новгород возложил унизительную обязанность по всему пути следования данщиков давать в погостах им «корму и подводы». Вопреки «Правде» его суздальская знать покупала новгородские села. У враждебных суздальской политике бояр Александр отнимал из их «держания» новгородские волости и сам раздавал их своим сторонникам.

И долго потом новгородские бояре, приглашая княжить преемников Александра, пытались восстановить свои права, требуя: «А что, княже, брат твой Александр деял насилие на Новегороде, а того ся, княже, отступи». Об этом они вспоминали и через 70 лет, требуя: «А што будеть дед твой сильно деял... того ти не деяти». Но князья в поисках земель и средств не отступали, а, напротив, все деятельнее вторгались в порядки республики.

Своими действиями относительно церкви, Орды и боярских республик Александр наметил единственно возможный тогда путь к возрождению Руси, по которому пошли Иван Калита и его преемники на московском княжении. Все они, трудясь над созданием Российского централизованного государства, возводили свою родословную к знаменитому предку — князю Александру Невскому.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.