На роковом рубеже

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

На роковом рубеже

Александр занял новгородский стол в предгрозовое время.

В 1235 году монгольская знать приняла решение о походе на Европу. Было собрано огромное войско, в которое входили отряды от всех улусов. Во главе войска был поставлен Батый (Бату). В тот год, когда Александр стал княжить в Новгороде, татаро-монголы вышли на Каму. Вел их известный воевода Бурундай.

Нужно было думать о защите Руси. Но не было единства среди ее князей. Поэтому великий князь Юрий Всеволодович недолго был сюзереном столиц южной и северной Руси. В отличие от Новгорода в Киеве сила была на стороне черниговских, а не суздальских князей. Михаил Всеволодович вытеснил Ярослава и сам занял Киев в 1237 году, а сына своего Ростислава утвердил в Галиче. Это была вершина успехов черниговского князя.

Но и ему княжить в Киеве пришлось недолго. Тата ры уже разоряли Поволжье.

Все происходившее не оставляло у Александра сомнений, что даже в разгар татарского вторжения великие князья не столько готовились к обороне Руси, сколько продолжали соперничать из-за господства в ней.

Во Владимире надеялись, что татары пойдут на половцев и за Дунай, а вместо этого они вторглись в Волжскую Булгарию, которую полностью разорили.

Наступал черед Руси, а между тем в суздальской придворной летописи — потом не раз перечитывал ее Александр — писалось об обыденных делах: в Суздале вымощена красным мрамором церковь святой богородицы... В Юрьеве при князе Святославе Всеволодовиче завершена постройка и украшена церковь святого Георгия. Епископ Митрофан с поощрения Юрия ставит новый, убранный золотом и серебром» кивот и велит расписать притвор в Успенском соборе святой богородицы... И вдруг...

На Городище к Александру примчался из Низу гонец-рязанец. «На зиму придоша от восточьные страны на Рязаньскую землю лесом безбожнии татари и почаша воевати Рязаньскую землю», — начал он. Они стали станом на Онузе, расположились на Воронеже; их разъезды появились у стен Пронска. Отсюда они направили своих послов к рязанским князьям — какую-то женщину-»ча-родейку» и с ней двоих мужей. Послы потребовали у рязанцев десятую часть всего, чем те владели: «и в людях, и в князях, и в коних, — во всяком десятое». Они хотели подчинения и дани, а Федору, сыну Юрия, Батый даже велел выдать ему Евпраксию, которая была очень хороша собою — «лепотою-телом красна бе зело», — «дай мне, княже, видети жены твоей красоту».

Рязанские князья во главе с великим князем Юрием Игоревичем, муромские и пронские князья, посоветовавшись, решили не подпускать послов к городам и, встретив их на Воронеже, велели передать Бурундаю: «Аще нас всех не будет, то все ваше будет». Своих послов они отправили к Юрию Всеволодовичу во Владимир, прося помощи, и к Михаилу Всеволодовичу в Чернигов. Но ни тот, ни другой не помогли рязанцам.

Татаро-монгольских войск пришло несчетное множество, и рязанцам нечего было и думать о полевом сражении: они — как издавна повелось — укрылись в своих крепостях. Рязань пять дней выдерживала осаду, а на шестой (21 декабря 1237 года) город был взят. Жителей перебили или сожгли. Погибли все воины и воеводы во главе с князем Юрием: «Вси равно умроша...»

Следом пали Пронск и другие города, а их немало — Ростиславль, Борисов-Глебов, Переяславль-Рязанский, Ожск, Белгород, Ижеславец, Исады, Зарайск. Княгиня же Евпраксия с сыном Иваном, чтобы не попасть в руки Батыя, бросилась, говорят, с высокого храма и разбилась.

Рязанскую землю совершенно опустошили: «...град и земля Резанская изменися и отиде слава ея, и не было в ней ничто благо видети — токмо дым и пепел», — закончил свой рассказ очевидец.

Глубокая печаль охватила княжеский двор в Новгороде: мать Александра потеряла сразу почти всю родню. Александр был бессилен найти слова утешения. В сознании почему-то упрямо повторялась давно слышанная от матери поговорка:

У нас в Рязани Грибы с глазами. Их едят, А они глядят. Нет больше Рязани...

С этой поры Александр жил ожиданием — от гонца до гонца.

Не успели в Новгороде опомниться от страшных сообщений о разорении Булгарии и Рязанской земли, как новые посланцы привезли еще более горькие вести.

Татаро-монголы, оказывается, не ушли Е причерноморскую степь, а продвигались на север, в земли, где никогда не ступали кони кочевников. От разоренной Коломны в начале 1238 года они подступили к Москве. Александр знал московскую крепость Долгорукого.

По краю холма, обращенному к реке Неглинной, тянулся земляной вал, укрепленный по склону дубовыми бревнами. Но что значили эти укрепления, если, говорят, татар не счесть. Москвичи стойко оборонялись со своим воеводой Филиппом Нянка, но были побеждены и перебиты, «и мужи, и жены, и дети», — «от старца и до сущего младенца».

Следующий вестник был из Владимира и знал только, что когда конные полчища направились к Владимиру и татарские послы предложили великому князю Юрию лицемерный мир, он счел, что «брань славна лучше мира стыдна», и решил попытать счастья в полевом сражении. Выйдя из города с дружиной, он направился к новгородскому пограничью и расположился станом на реке Сити, где поджидал своих братьев — Ярослава с переяславскими полками и юрьевского князя Святослава с дружиною.

Потом долго не было известий ни из Владимира, ни с Сити. Наконец из ситьского стана прибыл гонец. Он и поведал о гибели родного края.

Во Владимире затворились Всеволод и Мстислав, сыновья великого князя, его жена Агафья Всеволодовна, сестра черниговского Михаила, епископ Митрофан, боярство. Земляные валы и стены Владимира протянулись почти на семь километров, на треть больше, чем в самом Киеве. Эти стены и валы 20-метровой ширины и 7-метровой высоты служили защитой 40 тысячам горожан. Стена каменная и высокая, но слабовата — толщиной менее метра. Разве выдержит она удар камнемета? И что могли несколько тысяч воинов против стоявших бору подобно кочевников? 3 февраля татарские разъезды были уже у Золотых ворот. Они прокричали горожанам: Где князья рязанские? Где ваш князь? Все они нами смерти преданы!

В ответ посыпались стрелы...

Пока одни рати окружали город тыном и осадными машинами, подготавливая штурм, другие рассеялись по всему княжеству.

С боями, пожарами опустошили враги в течение — месяца и Боголюбово, и Суздаль, и Переяславль, и Ростов, и Ярославль, и Тверь... Пятнадцать лучших городов, не считая сел и весей. Немало жителей перебили, а остальных, и женщин, и детей «вели босых и беспокровных, издыхающих от мороза» в свои страны.

Владимир пал в отчаянной борьбе, продолжал свой рассказ гонец. По примету из наваленных деревьев и хвороста враги ворвались в его западную, княжескую, часть у Золотых ворот, со стороны реки Лыбеди — к Орининым и Медяным воротам и от Клязьмы — к Волжским воротам. Так взяли они Новый город. Тогда защитники отступили за валы старого Печерного города, у стен которого в последней схватке с врагами погибли сыновья Юрия, а их мать, бояре, духовенство и горожане укрылись в Успенском храме богородицы. Но храм был подожжен, «и тако огнем без милости запалены быша»; татары, «силою отвориша двери церковные», перебили ВСРХ еще уцелевших от огня, «оружием до конца смерти предаша». Столица Владимиро-Суздальской Руси с ее замечательными памятниками архитектуры и живописи, o ремесла и письменности подверглась разграблению.

Успенский собор... Александр хорошо помнил его. Он был воздвигнут Андреем Боголюбским, который велел украсить церковь «дивно многоразличными иконами и драгим каменьем без числа, и сосуды церковными и верх ея позлати». Он высился над Владимиром и был виден на добрый десяток километров из-за Клязьмы. Соперничая с Киевом, Андрей соорудил храм выше киевской Софии. Это был самый высокий храм на Руси и тоже, как София, с двенадцатиоконной главой. Строители, резчики, керамисты, художники возвели архитектурное чудо. Собор убран парными скульптурными изваяниями львов. Лев — символ власти суздальских князей. И вот теперь главная святыня города и торжественная усыпальница русских князей и епископов разорена и разграблена.

...4 марта 1238 года на берегу реки Сити владимирские полки были окружены огромным вражеским войском и честно сложили головы свои, защищая Русь.

Страшная угроза надвигалась на Новгород. Одна из татарских ратей вдруг вторглась в Новгородскую волость и осадила небольшой Торжок. Долго, целых две недели, защищались горожане; против них были двинуты осадные машины и в конце концов «изнемогошася люди во граде». Александр не был в силах помочь Торжку: слухи о злодеяниях татаро-монголов, об их мощи вызывали ужас и панику. Люди были «в недоумении и страхе», — записал новгородский летописец.

С горечью убеждался князь, что тяжело, с поражений и вражеских осад, начинается его воинский путь. Новгородское вече приняло решение запереться, молиться и ждать, а уж если жребий выпадет — обороняться. Торжок пал 5 марта, а жителей его «исекоша вся от мужска полу и до женьска», все «изъобнажено и поругано».

Новгород и его князь Александр пережили дни лихорадочной тревоги, когда татары от Торжка направились селигерским путем на север, походя «все люди секуще акы траву». Батый не пошел на Новгород более коротким путем, через Валдай — Крестцы — Бронницы, опасаясь при весеннем разливе переправ через Мету и Волхов. Он, видимо, избрал дорогу от Селигера по Березовскому плесу с выходом в бассейн Ильменя. Но весной и эта озерно-лесистая местность была труднопроходима.

Население укрывалось в лесах. Часть жителей северной Руси искала спасения даже в Норвегии, в Малан-ген-фьорде.

Однако татары и так зашли уж слишком далеко на север. К тому же начиналась весна — опасно было так отрываться от степных кормовых баз.

Наконец дозоры принесли Александру первую отрадную весть: дойдя до Игнача креста, что в ста с лишним километрах от Новгорода, татары вдруг повернули обратно. Новгород был спасен. Летописец отметил: «Новгород же заступи бог, и святая великая и соборная апостольская церковь, святая Софья...» Не исключено, что новгородские бояре применили дипломатию и свое сильнейшее ^оружие — деньги. Возможное предложение владыки об откупе могло быть охотно принято забредшими в селигерские болота завоевателями.

Александр в эти месяцы, дни и часы смертельной опасности еще ничего не знал о судьбах переяславских полков своего отца. Но вскоре пришли гонцы и поведали, что Ярослав жив, что татары его не настигли.

Легко понять, какие чувства испытывал Александр, когда в том же 1238 году через сожженный Торжок, опустошенные Тверь и Переяславль прибыл он в выжженный, разоренный и опоганенный Владимир, чтобы присутствовать на княжеском съезде по случаю вступления его отца Ярослава на великокняжеский стол!

Красой города были Золотые ворота. Торжественная высокая арка, крытые позолоченной медью тяжелые дубовые створы, а сверху надвратный храм положения риз богородицы. Культ богородицы привился здесь с той поры, как Андрей перенес в город из киевского Вышгорода знаменитую византийскую икону высокого образца «Умиления». ...Теперь с Золотых ворот содрана золоченая медь, рядом зияет пролом в стене крепости, окна в домах вместо стекол затянуты бычьим пузырем, забиты деревом, в храмах все кое-как залеплено, забито, замазано, подперто, подновлено и наспех после всех осквернений освящено, чтобы хоть было где отпевать павших.

На память, пришла заповедь митрополита Георгия: «Аще убиют или срежутся в церкви, да не поют в ней 40 дней, потом вскопают помост церковный и высыплют залитый кровью слой земли; аще и на стены будет кровь попала, да омывают водой и молитву створят и водой покропят святою» и уж потом «почнут пети». Думалось: кропи не кропи — руины они и есть руины. Родина лежала в развалинах.

Одна была надежда — они оставили Русь, как то бывало с печенегами. Оживет страна. Так думал не он один. Так думали тогда все на Руси.

Проехав через Золотые ворота в Новом городе на главную улицу, Александр увидел справа сожженные старые княжеские дворы Долгорукого с их храмами Спаса и Георгия — покровителя князей и дружины, а слева, в северо-западном углу, в отдалении, — покрытый копотью, без крыши женский Княгинин монастырь. Лишь как прежде с высоты двора Долгорукого над водной гладью Клязьмы открывались с детства близкие окрестные поймы и леса. Тем горше было в городе. Миновав сгоревшую деревянную церковь Пятницы, через Торговые ворота в стене Старого города попал Александр в аристократический центр. Перед ним за полуразрушенной невысокой зубчатой стеной Детинца стоял разоренный, почерневший, с ребрами ободранных куполов Успенский собор; следы пожара и опустошения несли на себе и епископский двор, и палаты дворца Всеволода, расположенные по сторонам Дмитровского собора.

В этих на скорую руку прибранных палатах и собрались князья. Их оказалось немного. Из обширной семьи наследников Всеволода Большое Гнездо уцелело лишь несколько — остальные пали в боях или погибли в разоренных городах... Предстояло важное дело — решить, кому стать великим князем Владимирским. Выбор пал на отца Александра. Энергичный князь Ярослав занялся восстановлением городов и правопорядка: «поча ряды рядити» — уцелевшие крестьяне и горожане снова взялись за труд. И постепенно Яросл&в «утвердился в своем честном княжении»; братья-вассалы не ошиблись в выборе.

Александру отец выделил сверх Новгорода — Дмитров и Тверь. Ростовский епископ Кирилл освятил в Кидекше первую из восстановленных белокаменную церковь Бориса и Глеба. Кидекша — _ княжеская крепость в четырех километрах от Суздаля, прежде прикрывала устье реки Нерль при впадении в нее Каменки. Теперь ей уже нечего и некого было прикрывать.

Жизнь, однако, продолжалась. Александр воротился в Новгород.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.