Эпилог

Эпилог

В начале марта 2000 года позвонила моя сестра Марион. Она единственная из моих сестер младше меня. Марион сообщила мне о смерти тетушки Розы. Ей позвонил чиновник из Стокгольма, нашедший ее адрес среди бумаг тетушки Розы. Он рассказал Марион, что та умерла два месяца назад в своем доме, и все это время он ищет ее родственников. Это оказалось не так-то просто, потому что у тетушки не было детей. Чиновнику удалось пообщаться лишь с родственниками ее мужа Элона, умершего несколькими годами раньше. После многих лет счастливого брака Элон впал в депрессию, начал сильно пить. Из-за его все возраставшей привязанности к спиртному их с тетушкой брак дал трещину. Она развелась с ним примерно за год до его смерти. Однажды утром его обнаружили в снегу мертвым. Несмотря на то что формально — после развода и после смерти Элона — семья ее бывшего мужа больше не являлась ее семьей, все это время тетушка Роза поддерживала хорошие отношения с его братом, кузенами и племянниками. А теперь чиновник хочет отрегулировать кое-какие вопросы с кровными тетушкиными родственниками. Вроде бы у Розы были еще постоянные отношения с директором банка из Стокгольма и главным врачом больницы из Нюрнберга, но она никогда больше не вступала в повторный брак. Поскольку у Розы нет детей, она официально разведена и нет никаких других документально заверенных отношений, ее ближайшими родственниками считаемся мы.

Мы с Марион и нашим братом Рене решаем отправиться вместе в Стокгольм, чтобы отдать Розе последние почести и урегулировать то, что должно быть урегулировано. С нами собирается поехать и моя старшая дочь Мейра. Весной 2000 года мы с дочерью собирались навестить тетушку Розу в Стокгольме, поскольку Мейра очень заинтересовалась ее судьбой и хотела хотя бы разок с нею встретиться. Увы, опоздали.

Неделей позже мы летим в Швецию и прямо из аэропорта едем в крематорий “Росток” в восточной части города. Священник, говорящий на ломаном английском, отводит нас в маленькую часовню. Там, между двумя зажженными свечами, стоит четырехугольная коробочка с прахом тетушки Розы. Священник оставляет нас одних. Мы молчим. Хотя мы заранее знали, что должны забрать ее прах из крематория, нас впечатляет этот момент. От волнения мы совсем стихаем.

Но вот нам пора идти. Нас уже ждет чиновник, который взял на себя урегулирование всех тетушкиных дел. Я беру коробочку с прахом и кладу ее в рюкзак. Мы быстро направляемся в мэрию. Нужно поторопиться, потому что в час мэрия закрывается и у всех чиновников начинается уикенд. Внезапно мною овладевает странное чувство. Я иду с тетушкой Розой на спине. Кровь приливает у меня к голове, мне делается жарко, но я не сбиваюсь с шага. Точно вовремя мы приходим в мэрию и улаживаем все формальности. Я договариваюсь, что увезу прах в Нидерланды, подписываю бумаги и получаю ключ от дома тетушки Розы. В выходные мы должны разобраться, что из тетушкиного имущества мы забираем себе. Многого мы не возьмем, поскольку возвращаемся назад самолетом. Все остальное чиновник выставит на продажу, а вырученные деньги отдаст на благотворительность. В конце он спрашивает, что означает номер, вытатуированный на руке у тетушки. Мне не хочется распространяться об этом, я говорю, что не знаю, благодарю чиновника за старания и отправляюсь к тетушке домой.

Очутившись у нее дома, я сразу узнаю обстановку — ведь я тут уже бывал. Мы ставим коробочку с Розой на стол, открываем балконные двери и любуемся видом на Меларен. Вокруг невероятная красота, погода стоит тихая, ясная и морозная. В небе кружит пара чаек. Сегодня утром мы приехали из Амстердама. Все формальности улажены. Теперь нам незачем торопиться. Начинает смеркаться, мы находим свечи, вставляем их в подсвечники и ставим по обе стороны от “тетушки Розы”. Она снова дома.

На следующее утро я начинаю искать документы и фотографии. Открытка с адресом Марион все еще лежит на тетушкином столе.

Среди ее вещей мы находим фотоаппараты и целых пятьдесят фотоальбомов. Большинство из них дают полную картину ее новой жизни в Швеции. Судя по всему, ей жилось неплохо. Она много чего затевала и много смеялась. Фотографии Розы на красивых круизных лайнерах; на санях с впряженными в них шестью лайками в Арктике; в подводной лодке, конечно же, рядом с капитаном; с нидерландской королевой в Стокгольме; бесконечные пикники с друзьями и родственниками… Роза — чаще всего улыбающаяся — в цветастом летнем платье или на фоне заснеженного пейзажа в элегантном меховом пальто… Много фотографий гор, растений, рек, морских судов между льдин, мостов, зданий. Ей очень нравилось снимать все это.

Роза в Швеции

Затем мы находим старые альбомы с фотографиями из тетушкиной юности, фотографиями ее отца и матери. Друзей, Вима, танцевальной школы, Лео, Кейса, Джона. Фотографии до середины 1942 года. Под снимками — текст по-шведски. Мои брат и сестра впервые видят своих бабушку и дедушку. Какие-то из этих фотографий я видел раньше, когда навещал тетушку Розу в Стокгольме, но то была лишь малая часть. Их оказалось великое множество. Впервые перед нами предстала жизнь тетушки — с тех пор как она ушла из родительского дома. Много фотографий с подписями и газетными вырезками, связанными с танцем. На большинстве из них — сияющая Роза. Еще мы нашли самостоятельно изданную тетушкой книжку про танцы и даже любительский кинофильм о танцевальной школе, датированный 1942 годом. Второй кинофильм — о поездке на природу с учениками ее танцевальной школы. В ее паспорте тех времен в графе “профессия” значится “учительница танцев”.

Дома, после возвращения из Стокгольма, я смотрю старые тетушкины фильмы. Это фильмы без звука: я вижу, как Роза танцует, дает уроки и общается с людьми на своем танцевальном чердаке в Ден-Босе. Разговаривает со своей матерью, нашей бабушкой. А вот в кадре появляется танцующая пара — мои отец и мать, молодые влюбленные, кружащие в вальсе по танцевальному чердаку. Такими я их никогда не видел — и по ним, да и по всем другим танцующим, невозможно сказать, что уже два года идет война и в стране гнетущая атмосфера.

В папке мы находим подборку тетушкиных стихов и песенок. Вестерборк, Вюгт, Аушвиц, Биркенау, Гетеборг, Стокгольм — места, где они написаны. Небольшой дневник, на обложке — замок, выступающий над водой. Так же, как и в поэтическом альбоме, Роза просила здесь расписаться каждого из друзей, которых встречала впервые после войны. Ее освободитель, Фольке Бернадотт, расписался здесь первым, и рядом стояло его пожелание — lucka till, удачи тебе!

Потом мы обнаруживаем дневник, о котором она писала из Вестерборка. Это странички в зеленом переплете. Листая дневник, я вижу предисловие. Все это написано от руки, красивым четким почерком с буквами, украшенными вензелями. Затем идут странички, напечатанные на машинке, глава за главою, пронумерованные римскими цифрами. Последние странички написаны карандашом с многочисленными вставками и исправлениями. Не исключено, что сперва она писала карандашом от руки, а потом перепечатывала написанное на машинке. Весь дневник выглядит аккуратно собранным.

Мы находим отчеты о допросах свидетелей, которые велись в 1946 году нидерландской политической полицией, очень активизировавшейся в то время. Она пыталась выявить людей, занимавших во время войны ошибочную позицию. К их числу были, соответственно, отнесены и голландцы, выдавшие тетушку Розу немцам. В отчетах содержатся сведения не только о предательстве ее бывшего мужа Лео, но и о подлостях ее любовника Кейса, а также свидетельства тех людей, с которыми они общались.

Переписка с голландскими властями и другими официальными инстанциями лежит в отдельной папке. Это в основном просьбы вернуть деньги и имущество или возместить причиненный ущерб. Письмецо секретаря королевы Юлианы, дружелюбное на фоне писем-отказов с округлыми чиновничьими фразами. Холодные отписки, говорящие о том, что в ответ на просьбы Розы чиновники даже не подумали пошевелиться. Еще я вижу обзорные счета нотариусов с большим количеством имен. Речь здесь идет об убитых членах семьи и о том, что осталось от них в наследство. Не слишком много. Семья исчезла, равно как все ее деньги и имущество.

Мало-помалу складываются кусочки головоломки скрытой ото всех жизни тетушки Розы. Вся эта новая информация делает ее образ многогранным и выпуклым. Перед нами страстная, напряженная и насыщенная приключениями судьба женщины, которая — несмотря на все невзгоды — сумела не озлобиться и сохранить оптимизм.

Паул Гласер и его дочь Мейра. Снимок сделан братом Рене

И наконец, в качестве последнего штриха, мы обнаруживаем за картиной ее завещание. На шведском. В нем она высказывает желание, чтобы ее прах был развеян над озером, которым она любовалась все эти годы. Я хорошо запомнил это ее желание, но не хотел говорить о нем чиновнику из опасения, что тот не отдаст мне тетушкин прах. Ведь развеивать прах над бухтой формально запрещено. Но в жизни Розы было слишком много запретов. Она не брала их в расчет. И мы не будем брать их в расчет при исполнении ее последней воли. Мы договариваемся рассеять ее прах там, где она просила.

Тем воскресным утром мы вчетвером идем к берегу озера Меларен. Сейчас начало марта, и почти все озеро покрыто льдом. Над ним раскинулось ярко-синее небо. Невероятная тишина. На горизонте летит одинокая птица, парит над водной гладью. А потом вдруг тишину вспарывает треск и урчащий звук. Откуда-то возникает небольшая лодочка, торящая путь сквозь тонкий лед. И лишь когда снова восстанавливается тишина, я пробиваю во льду под скалой, выступающей в воду, небольшую лунку. Мы вчетвером проводим маленькую церемонию, и я высыпаю пепел в воду. Марион опускает в лунку привезенные из Голландии розы. Роза покоится среди роз. Мы молча провожаем ее.