Глава вторая Профессия — партийный работник
Глава вторая
Профессия — партийный работник
Райком партии. Война. Секретарь Красноярского крайкома. Высшая школа парторганизаторов в Москве
Наступило лето 1933 года. Страна становилась на ноги. Была уже позади успешно выполненная первая пятилетка, которая показала остальному миру жизнеспособность первого в мире государства рабочих и крестьян, его умение решать задачи величайшего масштаба. Успехи в хозяйственном строительстве подкреплялись невиданным ранее энтузиазмом населения. Хоть и с большими трудностями, но была завершена сплошная коллективизация. В то время, когда ведущие капиталистические страны переживали депрессию, вызванную экономическим кризисом конца двадцатых — начала тридцатых годов, СССР сделал мощный рывок к новым рубежам и продолжал развиваться стремительными темпами. Одна немаловажная деталь, на которую со временем перестали обращать внимание: тогда же было покончено с безработицей, и право на труд до последних дней советской власти рассматривалось уже как само собой разумеющееся. С Советским Союзом начинали считаться на международной арене.
Для парторга заставы старшего политрука Черненко закончилась полная тревоги и романтики пограничная служба. Впереди была целая жизнь, неведомая, но будившая свойственные молодости ожидания чего-то прекрасного, сулившая исполнение заветных желаний и осуществление самых высоких целей. Его ждала жизнь, неразрывно связанная с судьбой страны.
Демобилизовавшись, Черненко прибыл в распоряжение Красноярской краевой партийной организации. Не скрывал радости, когда получил назначение на работу заведующим отделом агитпропа в райкоме партии родного Новоселовского района. К тому времени в районе было уже 40 колхозов и три совхоза, создавалась МТС — машинно-тракторная станция. В деревню стали поступать новые сельхозмашины: лобогрейки, молотилки, сноповязалки, появились первые тракторы и комбайны. Коллективный труд на земле стал уже приносить первые весомые плоды. В том же 1933 году колхоз «Авангард» села Новоселово отправил государству сверх плана красный обоз с сибирским хлебом. За этот трудовой почин ВЦИК СССР наградил колхоз Почетной грамотой, а М. И. Калинин прислал новоселовцам в подарок библиотеку. Это было радостным событием для сельчан.
Говоря об этом времени, трудно обойти тему голода, поразившего в начале тридцатых годов несколько крупных регионов страны. Его, как правило, сейчас связывают с проведением коллективизации и лишь вскользь, да и то не всегда, упоминают о засухе, ставшей главной причиной недорода, или «забывают» о том, что из-за климатических условий голод в России повторялся с устрашающей частотой. На мой взгляд, только коллективное ведение сельского хозяйства, позволившее применять дорогостоящую технику, недоступную для крестьян-единоличников, позволило раз и навсегда преодолеть последствия неурожайных лет. Вот лишь один характерный пример. В засушливом 1936 году было собрано всего лишь 55,8 миллиона тонн зерна — то есть меньше, чем в 1931-м и 1932-м, когда ежегодный сбор тогда составлял около 70 миллионов тонн. Но запасы зерна, сделанные в предшествующие годы, помогли предупредить голод среди населения.
Пять лет находился Черненко в самой гуще райкомовских дел. Партийная работа — дело всегда хлопотное, а в те времена — особенно беспокойное. Целыми днями приходилось пропадать на полевых станах, в мастерских, школах, клубах, избах-читальнях. О необходимости активной работы среди масс во все времена говорили много, но умению общаться с населением никогда и нигде не учили. Приходилось самому постигать все премудрости этого тонкого дела, на собственном опыте убеждаться, насколько сложно бывает понять мотивы поведения людей, проникнуться их заботами, отстаивать их нужды и интересы.
Наверное, не случайно считалось, что партийный руководитель любого ранга должен обязательно пройти школу низового звена. Конечно, бывали из этого правила исключения. Но чаще всего люди, не получившие закалки и необходимого опыта работы в низовых коллективах, умудрившись занять руководящие посты, не понимали, что там, «внизу», жизнь выглядит совсем иначе, чем она кажется сверху. Возьмем, к примеру, биографию того же Горбачева, который сразу же по окончании университета оказался в аппарате Ставропольского крайкома комсомола.
Партийный работник своей судьбой не распоряжается. Способности Черненко заметили, но вместо того чтобы подающего надежды молодого партийца направить на работу в «вышестоящие органы», стали посылать его на «прорывы», туда, где возникали сложности или неурядицы. Довелось ему поработать в Уярском и Курагинском райкомах партии, на тех же должностях, что и в Новоселовском районе.
Годы райкомовской работы, по словам Черненко, были для него большой политической школой. Для себя он решил тогда бесповоротно и окончательно: партийная работа — это его призвание.
После нескольких лет работы в районе, в 1938 году, Константина Устиновича, уже накопившего солидный опыт партийной работы, выдвигают в аппарат краевого комитета ВКП(б). Здесь он работает заведующим Домом политического просвещения, а затем — заместителем заведующего отделом пропаганды и агитации крайкома.
Задумываясь над страницами биографии Черненко, я всегда задавал себе вопросы: а как его лично коснулись трагические события 1937-го и последующих годов, какую позицию занимал он, молодой партийный работник, в те сложные годы? Ведь после пограничной службы (в войсках ОГПУ!) он руководил отделами агитпропработы трех райкомов партии Красноярского края. И по логике вещей, не мог оставаться в стороне от тех последствий, которые повлек за собой известный тезис об «обострении классовой борьбы с развитием социализма и возрастанием сопротивления капиталистических элементов», выдвинутый еще в июле 1928 года Центральным комитетом ВКП(б).
И вот однажды разговор на эту тему у меня с Константином Устиновичем состоялся. На мой прямой вопрос он ответил сначала коротко: «Думаю, меня спасла Сибирь», — а потом пояснил свой ответ.
По его мнению, в те годы в Сибири и, в частности, в Красноярском крае репрессии широкого масштаба не получили. Размах борьбы с «врагами народа» был намного слабее, чем, положим, в Центральной России или на Украине. Конечно, на партийных собраниях, пленумах райкомов, в печати вовсю клеймили оппозицию — «уклонистов», троцкистов, бухаринцев. Но всё это, как говорил Черненко, выглядело как бы абстрактно, словно отражение того, что происходило где-то в центре. Коммунисты рассуждали примерно так: «Это там у них, в Москве, „контра“, а мы не допустим такого».
Я, признаться, думаю, что в чем-то они были правы или, во всяком случае, недалеки от истины. Логика же Черненко заключалась в следующем: чем больше подобострастия проявляли региональные руководители по отношению к центральной власти, тем активнее в их регионах действовал репрессивный аппарат, тем больше в них фабриковалось дел о «шпионаже» и «вредительстве», тем шире использовались в этих целях оговоры честных людей и доносительства на них. За примерами ходить в Сибирь не обязательно. Возьмем хотя бы Украину, где такие «традиции» укоренились еще со времен так называемого «голодомора», в начале которого местные руководители во главе с Косиором бодро рапортовали Центру о готовности перевыполнить планы заготовки зерна. Так, 15 марта 1932 года, когда стало ясно, что голод неизбежен, первый секретарь ЦК Компартии Украины направил шифротелеграмму Сталину с предложением увеличить изъятия хлеба у украинских крестьян в пользу общегосударственных интересов. Сталин вынужден был поправить Косиора: «Не надо этого делать. Следует выполнять те нормы, которые даны». Ну а в репрессии на Украине внес свою весомую «лепту» Хрущев, когда возглавлял ЦК Компартии республики.
Трудно сомневаться в обоснованности доводов Черненко, когда он, касаясь темы репрессий, акцентировал внимание именно на сибирских особенностях. На особенностях, которые отражали такие черты сибиряков, как твердость характера, открытость и доброжелательное отношение к окружающим. На них он нередко ссылался и в случаях, когда заходила речь о других сложных явлениях и проблемах, с которыми сталкивалась партия.
В начале 1941 года Черненко избирают секретарем Красноярского крайкома.
Он не привык отсиживаться за чужими спинами. Когда нагрянула война, ни на минуту не сомневался, что с его-то опытом службы на границе, армейской партийной работы ему место только в действующих войсках, на передовых позициях. Тем более что имел он и воинское звание старшего политрука. Свои неоспоримые, как ему казалось, доводы он изложил в заявлении, которое написал в бюро крайкома. Решение не заставило себя долго ждать. Разговор был коротким: «Твоя передовая — здесь. В Красноярске — тот же фронт. И вообще в стране нет тыла. Воюет весь народ, вся партия». Пришлось скрепя сердце подчиниться.
Очень скоро пришлось убедиться в правоте слов, которые Константин Устинович услышал в ответ на свою просьбу отправить его на фронт. Ведь, действительно, в кратчайший срок вся страна была превращена в боевой лагерь. Буквально через неделю после вероломного нападения фашистов на Советский Союз был создан Государственный Комитет Обороны, сосредоточивший в своих руках всю полноту власти в стране. На ГКО, в частности, была возложена задача проведения эвакуации промышленных предприятий из районов, которым грозила оккупация, и налаживания производства на новых местах.
Такого грандиозного перемещения производительных сил не знала мировая история. Только за первые три месяца войны на восток страны было вывезено 1360 крупных предприятий. До конца 1941 года по железным дорогам на восток ушло 1,5 миллиона вагонов грузов, перевезено 10 миллионов человек.
Партийный и советский аппарат Красноярска в первые, самые напряженные месяцы войны работал фактически круглосуточно. Необходимо было в фантастически короткие сроки разместить 42 крупных оборонных предприятия из двадцати городов восточной части страны. А это — тысячи эвакуированных рабочих и их семей. Надо было размещать людей по квартирам, строить бараки, столовые, пекарни, бани.
Приближалась суровая сибирская зима. Квартир не хватало, бараков в необходимом количестве строить не успевали. Срочно рыли землянки с бревенчатым накатом, как на фронте. Для таких жилищ нужно было изготовить тысячи печек-«буржуек», а кроме того, обеспечить землянки и бараки дровами и углем. Надо было сделать все возможное, а порой и невозможное, чтобы работали детские сады, школы, больницы, чтобы все были обеспечены по карточкам хотя и скудным, но твердым продовольственным пайком.
И вся эта неимоверно тяжелая, казавшаяся просто непосильной работа легла в первую очередь на плечи партийцев. Но они справились с ней, потому что это были люди долга, ставившие интересы страны, ее народа выше своих личных. Потому что понимали, что там, на фронте, еще тяжелее. И они работали — недоедая, недосыпая, замерзая в лютые морозы на строительных площадках. Работали дни и ночи.
Можно представить, какая огромная нагрузка выпала на долю секретаря крайкома партии Черненко, возглавившего агитационно-пропагандистскую работу в крае.
Люди, придавленные непомерной тяжестью войны, обремененные множеством новых забот, нуждались не только в жилье и продовольствии, но и в поддержке, в ободряющем и теплом слове. Константин Устинович, хорошо знавший нелегкую жизнь народа «изнутри», всегда сочувствовавший простому человеку, умел находить такие слова. Он практически забыл про свой кабинет в крайкоме, с утра и до глубокой ночи находился на производственных объектах и полевых станах, в рабочих общежитиях и бараках. Нелегко было в первые месяцы войны рассказывать о положении дел на фронте, о том, что угрожающая обстановка сложилась вокруг Москвы. Тем не менее старался вселить в людей уверенность в правоте нашего дела, в конечной победе. Говорил о том, что предпринимается для облегчения трудностей военного времени. Никогда не отмахивался от просьб и пожеланий людей. Стремился сделать партийно-политическую работу доходчивой и эффективной.
Заметим, что партийная пропаганда в то время обладала колоссальной силой. Люди верили слову, обращенному к ним, потому что они не раз убеждались в предшествующие годы, что лозунги партии не расходятся с делом. Со временем, когда обещания и решения центральной власти стали всё больше отрываться от реальной жизни, слово, к сожалению, утратило свою силу.
Сейчас кому-то это может показаться странным, но тревожной осенью 1942 года пленум Красноярского крайкома ВКП(б) обсудил вопрос о состоянии агитационно-пропагандистской работы в крае. С докладом на пленуме выступил Черненко. По его словам, крайком тогда многое пересмотрел из сложившейся практики работы. В частности, партийные руководители пришли к выводу, что необходимо всю массово-политическую деятельность осуществлять более дифференцированно, полнее учитывать возрастные, психологические и социальные особенности различных групп населения. Вспомнили и о некоторых агитационных формах работы, с успехом применявшихся еще в годы Гражданской войны и сыгравших огромную мобилизующую роль.
В это же время была поддержана инициатива красноярцев, выступивших с замечательной инициативой — организовывать для фронта специальные агитпоезда. В состав агитпоезда входили агитвагон, вагон-клуб, вагон для лекторов и концертной бригады, в нем также размещались библиотека, звуковая киноустановка. В поезде обязательно были и вагоны с подарками сибиряков для красноармейцев — посылки с продуктами, теплые вещи. Красноярские агитпоезда в военное время семь раз выезжали на Калининский, Центральный и Карельский фронты. Каждая такая поездка длилась месяц и более. Лекторам и артистам приходилось выступать по нескольку раз в день. Для фронтовиков приезд агитпоезда всегда был радостным событием. К таким встречам командование частей, как правило, приурочивало вручение орденов и медалей отличившимся в боях воинам.
Работу по формированию и организации агитпоездов осуществлял секретарь крайкома партии Черненко. В конце 1942 года он сам возглавлял поездку такого эшелона на Карельский фронт. Невероятная по интенсивности нагрузка военного времени, работа без сна и отдыха, хотя в те годы Константин Устинович был молод и полон сил, позднее скажется на его здоровье.
1943 год оказался переломным в судьбе Черненко. Он чувствовал, как ему становится все труднее руководить таким сложным и обширным направлением партийной деятельности, каким являлась идеологическая работа в крае. С одной стороны, он обладал солидной практикой низовой партийно-политической работы, что благотворно сказывалось наделе. С другой — все ощутимее сказывалась нехватка хорошего образования, а без него трудно было идти в ногу со временем, решать новые задачи, которые выдвигала жизнь.
С двояким чувством он встретил решение ЦК об освобождении его от должности секретаря крайкома и направлении на учебу в Высшую школу парторганизаторов при ЦК партии: было и понимание необходимости учиться, и чувство неудовлетворенности, может быть, даже горечи, что он в такое нелегкое для края время покидает родную парторганизацию.
Как оказалось, покидал он Красноярск надолго — довелось посетить ему родной город только спустя 36 лет, когда находился уже на высоком посту в ЦК КПСС. Это было в 1979 году, когда в Красноярске проводилось Всесоюзное совещание заведующих общими отделами партийных комитетов. Следующая поездка Черненко в Красноярск в июне 1982 года была связана с майским (1982 года) пленумом ЦК КПСС, на котором была рассмотрена Продовольственная программа. Тогда по итогам пленума он выступал с докладом перед коммунистами края, а затем побывал в родном Новоселове. Было много интересных, волнующих встреч, воспоминаний.
Тогда мне удалось побеседовать с новоселовскими ветеранами, людьми, знавшими Черненко. Сохранились некоторые записи, и среди них — воспоминания коммуниста Н. М. Питерцева: «Как член бюро райкома партии, Константин Устинович часто выезжал к труженикам полей, которые вели нелегкую борьбу за урожай тех лет. Мне вспоминается, как товарищ Черненко в период уборочной кампании 1936 года по своей инициативе поехал в одно из самых отсталых хозяйств района и так сумел построить в нем работу парторганизации, что колхоз и уборку закончил первым в районе и перевыполнил план сдачи зерна государству». А механизатор совхоза «Легостаевский» С. С. Циглимов сказал просто и коротко: «Мне посчастливилось дважды встречаться с Константином Устиновичем. Это удивительный человек. Меня, хлебороба, поражает простота, большое знание жизни и то, насколько ему близок и понятен простой рабочий».
…В трехгодичной Высшей школе парторганизаторов при ЦК партии Черненко был сразу зачислен на второй курс. Время учебы в Москве он постарался использовать максимально, тем более что имелись широкие возможности для пополнения и углубления знаний: читали лекции и проводили семинары видные ученые, крупные специалисты в области истории, философии, политэкономии, в различных отраслях народного хозяйства. Кроме того, в школе была отличная библиотека.
По плану более половины учебного времени отводилось на самостоятельную работу слушателей. Это давало возможность основательно изучать первоисточники, труды Маркса, Энгельса, Ленина. Тепло вспоминая об этом периоде в своей жизни, Константин Устинович называл Высшую школу парторганизаторов своим университетом, хотя формально это учебное заведение высшего образования не давало. Диплом о высшем образовании Черненко получит позже, в Молдавии, где он в 1953 году заочно окончит Кишиневский пединститут.
29 мая 1945 года, окончив школу парторганизаторов и пройдя беседу в Центральном комитете партии, он получил удостоверение № 3060 за подписью секретаря ЦК Маленкова, в котором значилось: «Центральный Комитет Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) командирует тов. Черненко Константина Устиновича в распоряжение Пензенского обкома ВКП(б) для использования секретарем обкома ВКП(б) по пропаганде и агитации. Срок прибытия к месту назначения — 2 июня 1945 года». Именно так тогда решались кадровые вопросы.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.