ЧАСТИ ПРИВОДЯТСЯ В ПОРЯДОК

ЧАСТИ ПРИВОДЯТСЯ В ПОРЯДОК

Наше бегство с той стороны Дона вызвало беспорядок в частях. Удирали часто индивидуально, без части. Мы не досчитались прапорщика Казицкого и трех солдат, посланных квартирьерами. Казицкий отбился от батареи и не мог ее найти. Он присоединился к драгунскому полку. Через два дня я случайно в Койсуте с ним встретился и вернул их всех в батарею.

Конно-горную батарею мы нашли тоже случайно, увидев издали их маленькие орудия. Ночевали мы на хуторе, куда пришли также Изюмские гусары. Не стали спорить и поселились вместе.

В первый же день мы случайно наткнулись на заведующего хозяйством дивизиона полковника Лебедева. Даже странно, что он оказался так близко к фронту. Очевидно, он брал деньги в казначействе Ростова. У моста постреливали, Лебедев был явно неравнодушен к стрельбе и старался от нас отделаться и уехать. Но Скорняков и я осыпали его упреками и требованиями — батарея после отступления нуждалась во всем.

— Ничего того, что вы просите, у меня тут нет. Единственно, что могу вам дать, — это денег.

Он вручил Скорнякову пачку новеньких пятисотрублевых билетов. Пачка была, очевидно, в сто штук, величиной в кирпич и ни в один карман не влезала. Кроме того, билеты в пятьсот рублей были еще крупной монетой и разменять их было очень трудно. Все же мы могли платить крестьянам за забранный фураж.

В это время стрельба усилилась, и Лебедев, даже не взявши от Скорнякова расписки, укатил. Деньги нам были ни к чему — купить ничего нельзя было. Магазины пустовали. Пачка денег никуда не влезала, и Скорняков с ней мучился. Он клал ее в переметные сумы седла, но тогда не мог отойти от лошади. На ночлеге он клал пачку под подушку, забывал ее при выступлении и мчался в хату за пачкой. Наконец он отдал ее мне. Я отказался:

—Нет, избавьте, ненавижу чужие деньги.

—Возьмите, кроме шуток, я больше не могу с этими треклятыми деньгами. Ни к чему они нам не служат, а тревог с ними масса. Я вам приказываю их взять.

Настала моя очередь мучиться. В хате клал их на подоконник за занавеску. Как-то выступили. Начался бой, и вдруг я хватился денег. Нету, оставил в хате. Стремглав я поскакал туда. Ворвался в хату, уже занятую какой-то частью, прямо к окну и... вздох облегчения. Деньги лежат себе.

— А мы-то тут уже минут двадцать, — сказали солдаты. — Прозевали миллионы.

После этого я сказал Скорнякову, что больше не могу нянчить эти проклятые деньги. А то сбегу и унесу их. Мы решили раздать в счет жалованья всем солдатам и офицерам по билету и сохранить остаток, который мог уже влезть в карман к Скорнякову, для нужд батареи. Так и сделали и вздохнули с облегчением. Солдаты же стали играть в карты и ссориться. В общем, деньги принесли нам одни неприятности.

А дождь продолжал идти еще несколько дней. Это нам было на руку. Генерал Барбович воспользовался этими днями, когда красные не могли переправиться через Дон, и привел части в порядок. Эскадроны получили пополнение.

Из Ростова, при его занятии, к нам в батарею явились несколько офицеров. Но они почему-то в батарее не задержались и под всякими предлогами улетучились. Кадры остались все те же: Скорняков, Казицкий и я, да Погодин у пулеметчиков.