«К моему смешному языку…» (Утёсов и Светлов)
«К моему смешному языку…» (Утёсов и Светлов)
Даже среди самых близких Утёсову людей Михаил Аркадьевич Светлов занимал особое место. Что объединяло их? Талантливость? Если да, то это лишь одна из нитей, связующая их дружбу. Во многом этих людей сближало гиперболизированное чувство юмора в сочетании с иронией, в особенности с самоиронией. Их шутки и каламбуры еще при их жизни стали неотъемлемой частью фольклора. При этом далеко не всегда повторяющие их знали имена авторов, что делает особую честь и Утёсову, и Светлову. Не случайно по Москве да и за ее пределами витали слухи, что автором многих анекдотов «армянского радио» был Светлов при участии Утёсова.
Конечно, не все воспринимали их шутки адекватно. Об одном популярном в конце 1950-х годов театральном режиссере Светлов сказал: «Это же уцененный Мейерхольд». Хохма эта буквально в одночасье облетела Москву и конечно же дошла до новоявленного гения. Тот так обиделся на Светлова, что хотел подать в суд, на что Михаил Аркадьевич ответил: «Если бы обо мне кто-то сказал, что я „уцененный Пушкин“, я бы того человека бы всю жизнь боготворил». Утёсову же однажды кто-то, видимо из добрых побуждений, сказал: «У вас такой же голос, как много лет назад». На что Утёсов, не раздумывая, ответил: «Голос действительно сохранился. Его как не было, так и нет».
Никому не дано угадать, каковы истоки дружбы, возникающей между талантливыми людьми. Утёсов и Светлов родились не только далеко друг от друга, но и в разное время. Когда в 1913 году Утёсов, уже познавший актерскую славу в Кременчуге, вернулся в Одессу, десятилетний Миша Шейнкман тоже познал радость творчества в родном Екатеринославе. В его распоряжение попал огромный мешок с разрозненными томами русских классиков. Книги эти предназначались отнюдь не для чтения, а для изготовления кульков для семечек, производством которых на весь город славилась его мать. Отрок Миша не прочел — проглотил все эти книги и по прочтении их засел за написание собственного романа. Созданный за несколько часов «шедевр», занявший всего две с небольшим страницы, привел в восхищение Мишину сестру да и остальных домочадцев. «Приятно, когда в родной семье обнаруживается гений», — писал в автобиографических заметках Михаил Светлов. Героиня юного «гения» Ольга Мифузорина промучилась на этом свете недолго: она скончалась на третьей странице. В ту пору Миша уже закончил хедер и был учеником высшего начального училища.
Итак, в 1913 году ничто не предвещало пересечения жизненных дорог Светлова и Утёсова. Да и в 1923 году, когда Светлов, в то время уже автор поэтического сборника, уехал на постоянное жительство в Москву, Утёсов уже перебрался в Петроград. Их знакомство состоялось только в 1932 году и очень скоро переросло в дружбу. Объединила их «Каховка» — песня Дунаевского, написанная на стихи Светлова. Музыку к этой песне Исаак Осипович написал буквально за полчаса, да и стихи Светлову дались легко. Судьбе было угодно, чтобы первым исполнителем «Каховки» оказался Утёсов — впервые это случилось в 1930 году. Почему песня эта так привлекла Утёсова? Возможно, он вспомнил Клавдию Новикову—ту самую девушку в солдатской шинели, которая вместе с ним участвовала в концертах агитпоезда в 1919 году. А может быть, песня навеяла Леониду Осиповичу воспоминание о Херсоне, где он какое-то время жил в юности — ведь Каховка находится неподалеку от этого города. Во всяком случае, «Каховка» Дунаевского и Светлова стала в той же мере песней Утёсова, который исполнял ее в течение полувека. Эта же песня навсегда сблизила Светлова и Утёсова.
В середине 1950-х годов Светлов особенно часто бывал у Леонида Осиповича. Последний нередко оказывался первым слушателем стихов Светлова, а бывало, слагаемые менялись местами. В своих воспоминаниях Антонина Ревельс сообщает, что, когда Утёсов прочел Светлову свои какие-то новые стихи, забавнее всего было наблюдать за выражением лица Михаила Аркадьевича. При этом он незаметно поглядывал то на Елену Осиповну, то на Антонину Сергеевну, а когда Утёсов закончил декламацию, сказал:
— Лёдичка, кецелэ (на идише «котик». — М. Г.), дружок мой, пиши, у тебя очень хорошо получается.
Леонид Осипович был очень доволен. А Светлов, посмотрев на Антонину Сергеевну, хозяйничавшую за столом, — она часто приходила помогать Елене Осиповне, когда та болела, — тут же взял листок бумаги, улыбнулся и написал экспромт:
Как существительное, «Тоня»
Давно известно на Руси,
А как глагол, известно
«Тонет». Кто тонет?
Я, еврей. Спаси!
Уже когда книга «Рядом с Утёсовым» была опубликована, я спросил Антонину Сергеевну: не может ли она вспомнить, какие стихи читал в тот день Светлову Утёсов? «Не помню, дорогой мой. Но это были стихи в восточно-персидском стиле». Когда я читал сборник стихов Утёсова «Прости-прощай, Одесса-мама» (отмечу, весьма добросовестно составленный А. Г. Ивановым в 2003 году), то пытался угадать, какое стихотворение читал в тот день Утёсов. Быть может, вот это:
То год пройдет, как день,
То длится день, как год.
И, оглянувшись, можно убедиться,
Что время то ползет,
То медленно идет,
То будто слишком быстро мчится…
Когда года твои ползут,
Ты прыгаешь и бегаешь,
Зато, когда они идут,
Шаг в ногу с ними делаешь.
Когда ж они начнут бежать,
Тебе ходьба — забота,
А начинают пролетать —
Тебе присесть охота.
И как бы способ нам найти,
Чтоб в ногу с временем идти?
Могли ли понравиться такие незамысловатые стихи Светлову, поэту, чьей «Гренадой» восхищались и Марина Цветаева, и Маяковский? Это вряд ли существенно, ведь сам Светлов в одном из своих интервью сказал: «Давайте писать так, чтобы нравиться друг другу». Разумеется, Михаил Аркадьевич имел в виду «нравиться» в широком смысле этого слова, ибо ему принадлежат слова: «Сердце поэта всегда вмещает в себя больше, чем оно может вместить, и быть нормальным не может». В тот же день, когда Утёсов «угостил» Светлова своими стихами, Михаил Аркадьевич прочел в ответ свои стихи. Антонина Сергеевна не могла вспомнить, какие, но сказала, что речь в них шла о падишахе. Нетрудно догадаться, что это были давно написанные Светловым стихи:
К моему смешному языку
Ты не будь жестокой и придирчивой, —
Я ведь не профессор МГУ,
Я всего лишь
Скромный сын Бердичева.
Ты меня хотя бы для приличья
Выслушай, красивая и шустрая,
Душу сквозь мое косноязычье,
Как тепло сквозь полушубок,
Чувствуя.
Будь я не еврей, а падишах,
Мне б, наверно, делать было нечего,
Я бы упражнялся в падежах
Целый день —
С утра до вечера.
Грамматика кипела бы ключом!
— Кого — чего…
— Кому — чему…
— О ком, о чем…
Вот ты думаешь, что я чудак:
Был серьезен,
А кончаю шуткой.
Что поделать!
Все евреи так —
Не сидят на месте
Ни минутки…
И вновь вернемся к воспоминаниям Антонины Сергеевны Ревельс: «В гости к Утёсову приходил часто Михаил Аркадьевич Светлов, и они любили разговаривать на разные темы. И, конечно, все их разговоры были пересыпаны юмором. Когда Михаил Аркадьевич лежал в больнице, Утёсов пришел его навестить.
— Ты живой? — спросил он.
— Полуживой, — ответил Светлов.
Ничего не могло удержать их от острот. Даже здесь, на больничной койке, когда Светлов был в тяжелейшем состоянии, он продолжал придумывать шутки и анекдоты. Например, такой, который нам потом пересказал Леонид Осипович: „Прибегает испуганный сын:
— Папочка, я случайно выпил чернила.
— Закусывай скорее промокашкой, — не растерялся находчивый папаша“.
Вскоре пришло горестное известие: Светлов умер. Это было для Утёсова страшным ударом. Много дней не мог он успокоиться, ходил печальный и тоскливый. Так сильно он переживал только смерть Бабеля».
Свою любовь к Светлову и печаль по нему он выразил в стихотворении «Памяти Светлова»:
Жил да был поэт, добрый и хороший.
Всех любил. Всем сердце открывал с любовью.
Был он там всегда, где жизнь полыни горше.
Не был никогда им друг в несчастье брошен.
В юности — в боях, в зрелости — отважно
Защищая правду, он не ведал страха.
Каждый его шаг и поступок его каждый
Жаждой жизни был, был и правды жаждой.
Чтоб в Гренаде землю передать крестьянам,
С Украины парня он прислал сражаться.
И помчался парень с песней и баяном
Научить испанцев, как за землю драться.
Всех встречал приветом, шуткой и улыбкой,
Помогал советом исправлять ошибки.
Было в нем такое, что забыть не может
Тот, кто знал поэта и не знал кто, — тоже.
Ненависть лелея, злобных шаек свора
Подлости писала, пользуясь моментом.
Принесла поэту слишком много горя.
И осталась подлость в виде документа.
И ушел поэт наш в облачные дали.
Вот когда поэту почести воздали.
Много слов сказали, вешали медали,
Но уши не слыхали, глаза не видали.
Стихотворение это — своего рода памятник Светлову, поставленный Утёсовым. Другим памятником стали песни, которые пел Леонид Осипович на его стихи. И уж коль мы заговорили о памятниках, вспомним слова Михаила Аркадьевича: «Памятники — это не только гранит или мрамор. Это тени ушедших, сказавших свое навсегда запоминающееся слово». Здесь не могу не вспомнить размышления Микаэла Таривердиева о Светлове. Мне кажется, в определенной мере они относятся и к Утёсову: «Светлов был трагической фигурой. Человек-символ… Безоговорочно отдавший себя делу революции, в 30-е годы многое увидев и поняв, он многое переосмыслил. Но сделанное было сделанным. Внутреннее благородство не давало возможности измениться и холуйствовать в новых условиях, как это сделали иные его товарищи. Оставалось только пить водку (уж это к Утёсову отношения не имеет. — М. Г.), чем он и занимался с большим успехом в последние годы своей жизни. Грусть, замешанная на ироническом отношении к себе, была основным его свойством». Эти общие черты в значительной мере питали дружбу Утёсова и Светлова.
Объединяли их и искренний патриотизм, любовь к стране, в которой им выпало родиться и жить, вера в революцию и построение коммунистического общества. Из записной книжки Михаила Аркадьевича Светлова: «Любить родину — не твоя идея. А вот как ее любить, ты должен сообщить людям. Ты должен не повторять патриотизм, а продолжать его. Иначе ты будешь похож на человека, который изобрел деревянный велосипед, не зная, что уже есть металлические». Мы уже цитировали в этой книге стихи Утёсова, воспевающие революцию и коммунистические идеи. Нечто подобное, несмотря на всю свою иронию, не раз писал и Светлов. Вот его стихи «Над страницами „Коммунистического манифеста“»:
Столетие страницы шевелит —
Сто долгих лет борьбы, труда и славы!
Не призрак бродит, а солдат стоит
У стен коммунистической державы…
Ветра истории страницы шевелят.
И нет правдивей, нет вернее этой
Написанной сто лет тому назад
Грядущей биографии планеты!
Эти стихи Светлова были созданы в 1948 году, когда к нему, одному из первых комсомольцев нашей страны, поэту, которого так старательно (и, к счастью, безуспешно) в начале тридцатых годов пытались завербовать в стукачи Лубянки, вернулась после победы над фашизмом вера в идеалы той революции, что породила его как поэта. Утёсов же написал свой «Гимн» в дни, когда наступила хрущевская оттепель, когда в воздухе витало уже разоблачение культа Сталина и возрождался, как казалось многим, подлинный социализм.
Среди многих эпиграмм, созданных Светловым вместе с художником Иосифом Игиным, есть одна, посвященная Утёсову:
Сегодня, друзья, я проснулся чуть свет
И сразу заплакал от горя,
На палубу вышел, а палубы нет,
Ни чаек, ни неба, ни моря.
Утёсов, увидев этот шарж, воскликнул: «Миша, все считают, что ты вообще не спишь! Как же ты мог проснуться?»
Данный текст является ознакомительным фрагментом.