СМЕРТЬ ДРЕЙКА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

СМЕРТЬ ДРЕЙКА

Через три дня флот Дрейка остановился в живописной бухте Сан-Херман, расположенной на западной стороне Пуэрто-Рико, к северу от мыса Кабо-Рохо. Здесь похоронили умершего от ран Брута Брауна, запаслись апельсинами, бананами и дровами, наполнили бочки пресной водой, а также организовали чистку кораблей и сборку четырех новых пинасов. Капитана Йорка, командовавшего «Хоупом», Дрейк назначил вице-адмиралом флота.

Пока корабли стояли в бухте, «генерал захватил пинас с Эспаньолы с различными письмами, в которых указывалось, что два английских военных корабля нанесли огромный ущерб их острову».

Описывая дальнейшие события, один из участников экспедиции отмечал:

«20-го генерал пошел на веслах к „Фениксу“, „Дилайту“ и каравелле и велел им сняться с якоря и стать правее, напротив устья быстрой речки… к югу от других кораблей, на расстоянии лиги или более. Генерал поднялся вверх по этой реке на три или четыре лиги и захватил в тех местах лошадей; сэр Томас Баскервиль пошел на веслах вверх по реке и простоял там всю ночь, а потом прошел вглубь страны на три или четыре лиги.

23-го мы разгрузили барк, называвшийся „Пулпит“, и сожгли его. В три часа пополудни, когда мы были готовы отплыть, на борт „Дифайенса“, нашего адмиральского судна, прибыл некий испанец с женой, который боялся жестоких мучений за то, что не ушел в город согласно приказу генерала этого острова, который велел всем боеспособным мужчинам из состава флота прибыть в город, чтобы оборонять его от нас. Затем мы отошли к северо-западу, подальше от гряды подводных скал, лежащих в четырех или пяти лигах от южной окраины острова».

К этому времени работы по строительству пинасов завершились и корабли были готовы поднять паруса. Освободив испанских пленников — боцмана Лопе Санчеса и четверых матросов с фрегата «Санта-Магдалена», Дрейк передал им письмо, адресованное губернатору острова. Сохранилась лишь испанская копия этого документа:

«Письмо Фрэнсиса Дрейка полковнику Педро Суаресу, губернатору Пуэрто-Рико.

Зная, что Ваша милость является джентльменом и солдатом, я пишу это письмо, дабы уведомить Вас о том, что всякий раз, когда я общаюсь с представителями испанского народа, я оказываю им честь и уважение, освобождая лиц, принадлежащих к оному, причем не в малом, а в большом количестве. Так, когда наши люди подожгли Ваши фрегаты, некоторые испанцы спаслись от ярости огня, каковые, как побежденные враги, не испытали от нас никакого жестокого обращения, а пользовались правами военнопленных.

От них стало известно, что капитан дон Педро Тельо захватил небольшое судно из состава нашего флота, имевшее на борту двадцать пять англичан или более, обращаясь с ними хорошо, как и положено в честной войне… Поскольку в этом городе имеются солдаты и джентльмены, я не сомневаюсь, что с моими людьми будут обращаться хорошо и предоставят им свободу в соответствии с обычаями честной войны. Я надеюсь на это, и сам буду поступать таким же образом. Готов служить Вашей милости во всех делах, кроме тех, что касаются защиты флага ее священного Величества королевы Англии.

Фрэнсис Дрейк

23 ноября 1595 года».

На следующий день флот снялся с якоря и вышел в открытое море.

«25-го мы шли на юго-запад, — сообщает один из участников экспедиции, — и увидели Мону — низкий и плоский остров, расположенный между Эспаньолой и Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико. В этот день „Иксчейндж“ капитана Уинтера потерял свой бушприт, и в начале ночи „Феникс“ был отправлен назад на его поиски; в ту же ночь, с Божьей помощью, он встретился с ним и оставался возле него до утра, когда принял с него малый канат для буксировки. Однако в девять утра на нем были сломаны грот-мачта и фока-рей, так что они были вынуждены забрать с него мелкие вещи и людей, а судно затопить. Затем мы пошли на зюйд-зюйд-ост за флотом, и 26-го утром увидели наш флот снова».

29 ноября на горизонте появился остров Кюрасао. Корабли стали на якорь у его северо-западного побережья, но уже через три или четыре часа, не найдя удобной гавани, Дрейк приказал идти дальше.

«Воскресным утром, в последний день ноября, мы заметили три или четыре небольших острова, называемых Монхес, между Арубой и северной оконечностью материка, — вспоминает участник экспедиции. — В 12 часов мы увидели материк и в это время обнаружили сильное течение, идущее в западном направлении, а также воду, цвет которой стал белым. „Феникс“, каравелла и один из кечей, держась вместе, в полночь прибыли в подветренную сторону мыса Кабо-де-ла-Вела и зажгли огонь, благодаря чему остальной флот пришел на якорную стоянку к мысу, где имеется очень хороший рейд… Утром первого декабря мы посадили всех наших солдат на суда (пинасы и шлюпки. — В. Г.), чтобы идти к Рио-де-ла-Аче — городу, лежащему в двадцати лигах к западу, одному из старейших на всем Мейне, хотя и не очень большому. Наши люди взяли его примерно в десять часов ночи».

Сэр Томас Баскервиль в своем «Рассуждении» уточняет: «…Я с 400 людьми погрузился на пинасы, оставив наши корабли на рейде в подветренной стороне от указанного мыса, и около 12 часов ночи высадился перед городом и взял его, но губернатор, предупрежденный за три дня до этого курьером из Санто-Доминго, а за день — своими каноэ, которые добывали жемчуг и заметили нас, увез королевские деньги и отправил их… на 30 лиг вглубь страны. Высадившись, я захватил несколько пленных, которые стали нашими проводниками, и пустился в погоню; небольшое количество жемчуга нам удалось взять, но наличность увезли».

Утром флот англичан стал на рейде Рио-де-ла-Ачи. Дрейк взял 150 солдат и отправился на шлюпках к ранчерии — жемчужной ферме, находившейся в шести лигах к востоку от города. Ее обитатели «бежали, кроме шестнадцати или двадцати душ, которые оказали небольшое сопротивление, но были захвачены в плен, не считая многих негров, вместе с партией жемчуга и другой добычей».

В отчете испанского губернатора указывалось, что Дрейк забрал «100 негров и негритянок с жемчужной фермы, которые по большей части присоединились к нему добровольно».

По свидетельству Мейнарда, из ранчерии англичане «привезли много жемчуга, а еще взяли каравеллу, на которой обнаружили немного денег, вина и мирры». Другой очевидец уточняет, что это была «бригантина, или дреджер (ловец устриц. — В. Г.), которую генерал взял после того, как целый час гнался за ней с двумя своими пинасами. На ней нашли индейскую пшеницу, как мы называем маис, а также серебро и жемчуг, но малой стоимости».

Тот же источник сообщает:

«В субботу седьмого мастер Йорк, капитан „Хоупа“, умер от болезни, после чего мастер Томас Дрейк, брат генерала, стал капитаном „Хоупа“, мастер Джонас Боденхэм — капитаном „Эдвечура“, а мастер Чарлз Кейзер — капитаном „Эмити“.

Десятого дня испанцы согласились на выкуп за город в размере 24 тысяч дукатов, а один пленник предложил уплатить за себя выкуп в размере четырех тысяч дукатов.

Четырнадцатого дня они принесли выкуп за город жемчугом, но генерал, недовольный тем, что его стоимость оказалась меньше того, о чем он условился с ними, отправил его назад, дав им четыре часа отсрочки, чтобы они расплатились своими сокровищами.

Шестнадцатого губернатор (губернатором провинции был дон Франсиско де Мансо де Контрерас. — В. Г.) прибыл в город около обеда и во время совещания с генералом чистосердечно признался ему, что не заботится о городе и не собирается платить за него выкуп; что жемчуг был доставлен без его приказа и согласия и что он так долго тянул время лишь для того, чтобы предупредить другие города, у которых не было сил противостоять нам, и чтобы они могли переправить все свое добро, скот и богатства в леса, подальше от опасности. С тем генерал предоставил губернатору два часа на то, чтобы убраться в безопасное место в соответствии с данным ему обещанием.

Семнадцатого сэр Томас Баскервиль с „Элизабет констанс“, „Фениксом“, каравеллой и четырьмя или пятью пинасами переместился на пять лиг к западу и, высадившись, прошел четыре лиги вглубь страны к местечку, называемому Тапия, которое он взял, а потом сжег деревни и фермы, находившиеся в округе. Ему оказали небольшое сопротивление, когда он переправлялся через реку, но был ранен лишь один человек, которого он забрал живым к себе на судно. Он прошел дальше на целую лигу и сжег деревню, называемую Сальямка (Sallamca), после чего вернулся назад с пленными; солдаты взяли кое-какую добычу.

Восемнадцатого ранчерия и город Рио-де-ла-Ача были сожжены до основания, исключая лишь церкви и дом одной леди, каковой был сохранен благодаря ее письму, написанному генералу. В тот же день мы подняли паруса и отправились в подветренную сторону, на встречу с сэром Томасом Баскервилем.

Девятнадцатого мы снялись с якоря и пошли в подветренную сторону, к мысу Кабо-де-Агуха, каковой увидели на заре двадцатого. В лиге от него, на юго-западе, на вершине скалы находится сторожевой пост, а недалеко от него — небольшой остров. Вы можете пройти между ним и материком или в подветренной стороне от него, как пожелаете. И сразу за ним находится рейд и город Санта-Марта, который мы взяли в одиннадцатом часу; все жители сбежали, кроме нескольких испанцев, негров и индейцев, которые во время нашей высадки из чистой бравады произвели в нас тридцать или сорок выстрелов, после чего тоже убежали.

Этой ночью их генерал-лейтенант (вице-губернатор Франсиско Ордоньес Флорес. — В. Г.) был захвачен, и немного добычи доставили из леса, поскольку в самом городе ничего не осталось, кроме опустевших домов. На всем материке нет места, более богатого золотом».

На кораблях, по всей видимости, начали распространяться болезни, вызванные нездоровым климатом. «Капитан Уоррел, наш сапер, умер в этом городе от болезни», — кратко записал в своем дневнике Томас Мейнард.

«21-го генерал приказал сжечь город, — сообщает другой участник экспедиции, — и все корабли снялись с якоря и вышли в море; многие солдаты были посажены на те корабли, на которые указал им генерал, — на малые суда, стоявшие на рейде возле побережья. Мы потеряли этой ночью команду „Феникса“, капитана Остина, Питера Лемонда и пинас „Гарленда“; когда они шли вдоль берега, за ними погнались галеры из Картахены; Питер Лемонд с девятью нашими людьми были захвачены в плен, остальные благополучно вернулись к флоту».

Дрейк не стал утруждать себя осадой и штурмом Картахены, приказав своим капитанам идти прямо к Панамскому перешейку. В день Рождества корабли прошли мимо островка Пинос, 26-го миновали острова архипелага Сан-Блас, а 27 декабря стали на якорь перед Номбре-де-Дьосом.

В этот день скончался сержант-майор экспедиции Арнольд Баскервиль.

Город был покинут жителями, но в форте, находившемся на восточной окраине поселения, засел гарнизон примерно из сотни солдат.

«27-го мы вошли в устье [гавани] Номбре-де-Дьос, — вспоминает участник экспедиции, — и примерно в час захватили город; все люди бежали, кроме ста испанцев, которые укрылись в форте и стреляли в нас, имея в указанном форте три или четыре небольших пушки, и одна из них разорвалась, когда выстрелила в нас. Они произвели в нас также залп из ручного оружия, но, увидев, с какой решимостью мы бежим к ним, все убежали и скрылись в лесу».

Обыскав жилые дома, административные здания и склады, люди Дрейка нашли там совершенно мизерную добычу. «В городе не осталось ничего ценного, — читаем в том же документе. — Здесь была мельница над городом, а на вершине другого холма, в лесу, находился небольшой сторожевой пост, где мы взяли двадцать серебряных чушек, два слитка золота, немного денег в монете, не считая иной добычи.

Город расположен на болотистой почве, страдает от сильных дождей и вреден для здоровья, как никакое другое место в Индиях; имеет огромный запас апельсинов, бананов, кассавы и иных плодов; но их опасно есть, так как они вызывают болезни. К востоку от города в пределах бухты течет быстрая речка с очень хорошей водой, с домами [на берегу], а вокруг все укрыто садами. В полулиге отсюда, на востоке, расположено индейское селение; незадолго до нашего ухода, когда мы двинулись туда с сотней людей, они разрушили мост, чтобы воспрепятствовать нашему проходу; двадцать или тридцать человек, вооруженных мушкетами, луками и стрелами, притаились в засаде, поджидая нас, и убили лейтенанта Джонса, ранили трех или четырех людей и бросились в лес, скрывшись перед нашим приходом и предав огню свое селение, а затем убежали еще дальше в леса. Наши люди, преследуя их, сожгли различные другие дома, после чего вернулись назад. Наш генерал с сэром Томасом находились возле устья реки с тридцатью или сорока людьми, запасаясь водой примерно в миле от нас».

29 декабря отряд Баскервиля, насчитывавший 750 человек (не считая хирургов и слуг, тащивших провиант), был отправлен из Номбре-де-Дьоса в поход на Панаму. Сэру Томасу помогали его брат генерал-лейтенант Николас Баскервиль и ротные капитаны Стэнтон, Босуэлл, Кристофер, Пауэр и Бартлет.

Пока сухопутные части двигались к Южному морю, Дрейк потратил два дня на поиски сбежавших жителей и сожжение города. 31 декабря его люди сожгли половину жилых домов и хозяйственных построек, а 1 января предали огню вторую половину города, уничтожив также 14 фрегатов, барков и галиотов, стоявших на якоре в порту или лежавших на берегу.

Надо заметить, что к тому времени Номбре-де-Дьос из-за своего крайне нездорового климата перестал интересовать испанцев как перевалочная база, куда ежегодно доставлялись сокровища из Панамы. В 20 милях к западу от него уже строился другой город — Пуэрто-Бельо, который испанские власти рассматривали в качестве альтернативы Номбре-де-Дьосу. В планы Дрейка, очевидно, входило нападение и на Пуэрто-Бельо, но пока он решил перевести флот к устью реки Чагрес. Не исключено, что адмирал намеревался отправить вверх по течению реки дополнительные силы, чтобы, объединив их с отрядом Баскервиля в районе Вента-де-Крусес, нанести удар по Панаме. Однако когда лодки были готовы к походу, примчался гонец-индеец с сообщением, что Баскервиль возвращается назад.

Как оказалось, после двух дней пути через перешеек, преодолев под проливным дождем около 30 миль, солдаты Баскервиля нашли сожженную противником станцию Вента-де-ла-Кебрада. В двух милях от нее, в теснине, они наткнулись на поваленные деревья, за которыми в лесных зарослях, на крутой скале, скрывалось испанское укрепление. Попытавшись разобрать завал, англичане попали под ураганный огонь семидесяти испанских мушкетеров, которыми командовал капитан Хуан Эрнандес Конабут. Поскольку порох и фитили английских солдат отсырели, они не смогли одолеть врага и, потеряв после трехчасовой перестрелки около двадцати человек (в том числе генерального квартирмейстера капитана Марчента, прапорщика Сэмпсона и королевского стражника Мориса Уильямса), вынуждены были отступить. Тем временем к капитану Эрнандесу подошло подкрепление — полсотни аркебузиров капитана Эрнандо де Льермо Агуэро. Сэр Томас Баскервиль понял, что пробиться к Панаме ему не удастся, и отдал приказ возвращаться назад. При этом 19 раненых, которые не могли передвигаться самостоятельно (включая брата сэра Томаса — «храброго джентльмена» Николаса Баскервиля), пришлось оставить на милость испанцев. Губернатору Панамы дону Алонсо де Сотомайору было направлено письмо с просьбой обращаться с пленными англичанами в соответствии с законами «честной войны», а также уфозой в противном случае не щадить пленных испанцев.

2 января 1596 года уставшие, голодные и обозленные участники панамского похода вернулись в Номбре-де-Дьос. «Мы словно прозрели тогда, — писал Мейнард, — и поняли, что все торжественные речи генерала о сотнях вест-индских городов, которые ему известны и которые нас обогатят, были лишь приманкой, которой он заманивал королеву дать ему почетное дело, а нас — рискнуть своей жизнью ради его славы».

Для Дрейка провал панамской экспедиции оказался весьма болезненным ударом. 4 января он собрал на борту флагманского галеона военный совет. Предстояло решить, что делать дальше. Расстелив на столе карту Вест-Индии, адмирал заявил, что, поскольку на Панамском перешейке испанцы предупреждены о появлении англичан и хорошо подготовились к обороне, следует отправиться в иные места. Он начал рассказывать присутствующим о богатых городах в Гондурасе и на берегу озера Никарагуа, «где, как говорят легенды, улицы вымощены золотом». Адмирал пояснил, что сам он никогда не видел этих мест, но зато много читал о них в книгах.

— Так куда же мы пойдем, в Гондурас или Никарагуа? — спросил Дрейк своих офицеров.

— В оба места по очереди! — ответил за всех Баскервиль. — Но все тамошние города вместе взятые дадут слишком мало, чтобы удовлетворить нас всех.

Перед уходом из Номбре-де-Дьоса англичане сожгли здание королевского казначейства и погрузили на корабли ту небольшую добычу, которую им удалось отыскать в разоренном городе: 20 слитков серебра, немного золота и серебряной посуды. «Можно было бы найти больше, — сообщает Мейнард, — если бы хорошо искали. Но генерал наш считал глупостью собирать урожай по зернышку, когда в Панаме можно было бы грести их пригоршнями».

5 января, в двенадцать часов, корабли подняли паруса и двинулись на запад. Ветры, однако, были противными, и 10 января флот вынужден был стать на якорь в бухточке на южной стороне острова Эскудо-де-Верагуа, примерно в десяти лигах от побережья Мейна и 30 лигах к западу от Пуэрто-Бельо. На рейде был замечен небольшой посыльный фрегат из Номбре-де-Дьоса, предпринявший попытку улизнуть, но пинасы англичан преследовали его и вечером взяли на абордаж. На борту приза нашли немного маиса, четырех испанцев и трех негров, которые на следующий день рассказали Дрейку, откуда и куда они направлялись.

Климат острова, населенного кайманами, змеями и игуанами, оказался «одним из самых нездоровых во всей Вест-Индии», но адмирал почему-то именно здесь упорно ожидал перемены погоды. Чтобы побороть болезни, он приказал всех больных переправить на берег, а здоровым людям заняться чисткой кораблей и сборкой четырех новых пинасов, предназначавшихся для переброски войск по реке Сан-Хуан вглубь Никарагуа. Однако эпидемия ширилась, люди продолжали заболевать и умирать. «За двенадцать дней нашего плавания здесь, — писал Мейнард, — я часто оставался с генералом наедине и думал, не откроет ли он мне своих планов. Я спрашивал его: почему он так часто уговаривал меня еще в Англии не покидать его, когда мы придем в Вест-Индию? И где то место, которое он имел в виду? Он отвечал мне с грустью, уверяя, что не знает Индий; как и я, он никогда не думал, что какой-нибудь уголок земли может так измениться и из цветущего сада превратиться в пустыню. А еще эта переменчивость ветра и погоды! Таких бурь он здесь никогда не видывал. Но больше всего его удивляло то, что с момента отплытия из Англии он ни разу не увидел судна, за которым стоило бы погнаться. Впрочем, в силу величия своего ума он обычно заканчивал свою речь словами: „Ну да это ничего! У Бога много всего запасено для нас; и я знаю много способов сослужить добрую службу ее величеству, а нас обогатить, ибо мы должны получить золото прежде, чем вернемся в Англию“. А между тем, с моей точки зрения, он был в положении человека, который проживает свою жизнь, глупо убеждая себя, что та нянька, которая кормила его в детстве, будет кормить его и в старости, — и вдруг видит, что грудь ее ссохлась, видит свою ошибку, страдает и умирает от голода. Кроме собственных средств генерал поставил на карту и свою репутацию, пообещав королеве вернуть ей капитал с большими процентами. С момента нашего возвращения из экспедиции вглубь Панамского перешейка на лице его ни разу не было видно веселья и радости. В эти дни он почувствовал себя больным».

От испанцев, захваченных на посыльном судне, англичане узнали, что «богатые города», о которых рассказывал адмирал, на самом деле бедны, а путь к ним труден и опасен из-за многочисленных отмелей и скал. Между тем провизии на кораблях становилось все меньше, а больных тропической лихорадкой и дизентерией — все больше. Решив запастись пресной водой в устье реки Фатор, командование отправило туда отряд из тридцати семи человек, но все они были убиты жителями селения Сантьяго-дель-Принсипе.

15 января умер тяжелобольной капитан Энтони Платт. Дрейк тоже заболел дизентерией и больше уже не выходил из своей каюты. Отчаявшись дождаться перемены погоды, он в ночь на 23 января велел ставить паруса и «довериться ветру, который послал Господь».

Флот двинулся из залива Москитос на восток — сначала к Номбре-де-Дьосу, а затем к Пуэрто-Бельо. Болезнь не отступала, и с каждым днем адмиралу становилось все хуже. 27 января, когда «Дифайенс» находился близ острова Буэнавентура, умерли капитан Джосиас с «Дилайта», капитан Эгертон — джентльмен с «Форсайта» и старший хирург флота Джеймс Вуд, имевший каюту на «Гарленде». Тогда же самочувствие Дрейка резко ухудшилось. Он с большим трудом оделся и попросил своего пажа Уайтлока пригласить в каюту брата Томаса и капитана Джонаса Боденхэма — племянника жены. Умирающий подписал текст завещания, находившийся при нем, и попросил Боденхэма сделать к нему приписку, которую он продиктовал. Нескольким офицерам, которых тоже позвали в каюту, сэр Фрэнсис раздал на память кое-что из личных вещей.

Остаток дня адмирал провел в беседе с Уайтлоком, который дежурил у его койки. Он подарил пажу несколько драгоценных камней и красивую серебряную тарелку.

Когда стемнело, состояние больного еще более ухудшилось. С трудом поднявшись, он велел Уайтлоку облачить его в доспехи — ему хотелось умереть так, как приличествует солдату. Вскоре речь Дрейка нарушилась, и он начал бредить. Когда приступ безумия прошел, он снова лег в постель и попросил пажа снять с него доспехи. 28 января в четыре часа утра адмирал «тихо испустил дух в своей каюте, отправившись, как любой христианин, к своему Создателю».

В архивах сохранилось два текста завещания сэра Фрэнсиса. Первый датирован августом 1595 года и составлен перед выходом экспедиции Дрейка — Хокинса в море. В нем душеприказчиками сэра Фрэнсиса названы Энтони Проус, Уильям Строд и Кристофер Харрис, а кузены Ричард Дрейк и Томас Баррет именуются «управителями и надзирателями» завещания. Второй текст датирован 27 января 1596 года и написан непосредственно перед смертью адмирала. В нем единственным душеприказчиком назван Томас Дрейк. Вдова сэра Фрэнсиса, Элизабет, позже пыталась оспорить это завещание, но суд решил дело в пользу родного брата адмирала.

Флот прибыл на якорную стоянку в гавань Пуэрто-Бельо. Недостроенный городок, насчитывавший лишь десяток домов, был занят без сопротивления — все жители и гарнизон убежали в лес еще до прихода англичан. На следующий день сэр Томас Баскервиль, принявший на себя командование, распорядился поместить тело Дрейка в свинцовый гроб. На борту «Дифайенса» собрались все капитаны флота, капеллан Брайд прочитал проповедь, а затем под звуки труб и грохот артиллерийского салюта гроб был опушен на дно бухты в лиге от берега — «почти в том самом месте, откуда адмирал начинал свой путь к всемирной славе». Рядом были затоплены два корабля из состава экспедиции и все захваченные испанские призы, а форт, возведенный испанцами на берегу, предан огню. Так англичане отдали дань глубочайшего уважения памяти своего великого мореплавателя и флотоводца.

В тот же день скончался старый приватир капитан Абрахам Кендалл с «Сэкера».

Моряки и солдаты больше не хотели оставаться в водах Карибского моря — все мечтали как можно скорее вернуться на родину. Баскервиль, находившийся на борту «Гарленда» (капитан — Хамфри Рейнолдс), и его заместитель Томас Дрейк, командовавший «Хоупом», получили информацию о том, что огромный испанский флот под командованием адмирала дона Бернардино Дельгадильо-и-Авельянеда был послан в Вест-Индию с заданием найти и уничтожить английские корабли. Этот флот мог подкарауливать их в Юкатанском проливе, которым обычно проходили все суда, возвращавшиеся из Карибского региона в Европу. Баскервиль решил во что бы то ни стало избежать встречи с кораблями противника.

6 февраля пришедшее в негодность судно «Элизабет» было разгружено и затоплено. На следующий день такая же участь постигла фрегат капитана Идена «Дилайт». Моряки с затопленных судов были распределены среди команд королевских кораблей. К этому времени в составе экспедиции насчитывалось уже до двух тысяч больных.

8 февраля, высадив на берег всех пленных, новый командующий приказал идти к Санта-Марте. 14 февраля, когда флот находился у островов Бару, в 14 лигах к западу от Картахены, погода испортилась, начался шторм. В ту же ночь пропал королевский галеон «Форсайт», а на следующий день большой корабль «Сьюзен Парнел», принадлежавший Левантийской компании, и два меньших судна — «Хелп» и «Пегас» — отделились от остальных кораблей экспедиции. Еще одно судно, «Сьюзен Бонавенчур», получило серьезные повреждения, но смогло удержаться в составе флота.

На следующий день, имея под своим командованием лишь 14 или 15 судов, включая пинасы, Баскервиль отказался от попыток пробиться к Санта-Марте. Он круто повернул на северо-запад, направляясь к кубинскому мысу Сан-Антонио. Англичане были полны решимости прорваться через испанский заслон в Мексиканский залив и дальше — в Атлантику.

Встреча обоих флотов произошла 1 марта возле острова Пинос (современный Хувентуд), в четырех лигах от берега. Под командованием Авельянеды находилось 20 кораблей. Баскервиль разделил свои силы на две эскадры — авангардную и арьергардную и, умело маневрируя, вступил с испанцами в артиллерийскую дуэль. Сражение растянулось на три часа. В конце концов, потеряв лишь один корабль, англичане прорвались к западной оконечности Кубы и продолжили свой путь домой.

Экспедиция вернулась в Плимут в конце апреля 1596 года.

Известие о смерти Дрейка быстро распространилось сначала по всем землям Вест-Индии, а затем и по всей Европе. В Англии эта новость была воспринята как трагедия; молодой поэт Чарлз Фицджеффри тут же написал трогательную поэму «Сэр Фрэнсис Дрейк: похвала его честной жизни и плач о его трагической смерти». В Севилье, наоборот, устроили праздничный фейерверк. 20 июня, сообщая герцогу Медина-Сидония о гибели Дрейка, член Совета по делам Индий дон Андрес Арментерос с иронией отмечал, что тело усопшего доставили на родину «забальзамированным в бочке из-под пива». Последняя деталь, естественно, не соответствовала действительности.

Лопе де Вега откликнулся на смерть Дрейка эпической поэмой «Песнь о Драконе» («La Dragontea»), а король Филипп, до этого постоянно болевший, вдруг пошел на поправку. По его словам, узнав о смерти ненавистного корсара, он почувствовал себя «так хорошо, как никогда со времени Варфоломеевской ночи».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.