Эпилог

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Эпилог

В Вестминстере среди потемневших старинных зданий из красного кирпича одиноко высится на белом постаменте строгий памятник. Человек в латах и высоких кавалерийских сапогах стоит, слегка склонив голову. В правой руке он держит меч, в левой — Библию, орудия своей власти. Голова его не покрыта, лицо сурово и печально. У подножия постамента лежит величественный лев — традиционный британский символ. Таким он спустя века предстает глазам наших современников — вождь английской революции, джентльмен по рождению, воин, цареубийца, завоеватель и диктатор, так и не ставший королем, — Оливер Кромвель.

О чем говорит нам этот образ? Прежде всего — о революции. Первой буржуазной революции «европейского масштаба», которая разрушила оковы феодальных ограничений в экономике, смела сословные привилегии, расшатала главный оплот абсолютизма — англиканскую церковь, а саму королевскую власть низвергла, короля привела на эшафот и провозгласила в Англии республику. Это означало «победу нового общественного строя, победу буржуазной собственности над феодальной, нации над провинциализмом, конкуренции над цеховым строем, дробления собственности над майоратом, господства собственника земли над подчинением собственника земле, просвещения над суеверием, семьи над родовым именем, предприимчивости над героической ленью, буржуазного права над средневековыми привилегиями».

Правда, это была буржуазная революция и буржуазная республика, со всеми ее слабостями и компромиссами: боязнью народных движений, страстью к наживе и завоевательной внешней политикой. Но буржуазия была в те времена еще молодым, подымающимся классом, возросшим в ходе борьбы с застоем средневековья. Она выдвигала из своей среды отважных, не боящихся решительных действий революционеров, которые смело шли на борьбу, подчас привлекая на свою сторону широкие народные массы. В.И. Ленин указывал, что английская буржуазия эпохи революции XVII века не боялась идти вместе с народом, «не вздыхала по случаю „нетерпимости“ меньшого брата, не строила кислых гримас по поводу „слишком пламенных ораторов“ из числа этого меньшого брата, а сама поставляла ораторов (и не только ораторов) самых пламенных, будивших чувство презрения к проповеди „терпимости“, к бессильным воздыханиям, к колебаниям и нерешительности. И из числа этих пламенных ораторов находились люди, в течение веков и веков оставшиеся светочами, учителями, несмотря на всю историческую ограниченность, зачастую наивность их тогдашних представлений о средствах избавления от всяческих бедствий». В.И. Ленин ставил этих ранних буржуазных революционеров в пример трусливой и соглашательской буржуазии эпохи империализма.

Самой типичной фигурой английской революции, отразившей все ее противоречия и сложности, являлся небогатый сельский сквайр — землевладелец, пуританин, враг официальной церкви и королевского произвола. Таким именно сквайром и был Оливер Кромвель. В чем-то он близок народу; он умеет говорить с ним на одном языке; он верит в бога так же, как простые люди его времени. Он идет вместе с народом в борьбе против короля, епископов, лордов. Он ведет в бой народную армию против сторонников абсолютной монархии и благодаря своим качествам выдающегося полководца одерживает блестящие победы. Он уступает народным требованиям и соглашается казнить короля и установить в Англии республику. Когда же республика в лице «охвостья» Долгого парламента демонстрирует всему миру свою лживую, трусливую, корыстную сущность, он смело разгоняет ее, может быть, неосознанно стремясь к более справедливому и гармоничному порядку. Недаром К. Маркс сказал, что «английский народ в лице Кромвеля разогнал Долгий парламент».

Но, представитель буржуазно-дворянского союза, Кромвель в то же время боится народа. Он не хочет уравнения в правах с низким людом — ни политического, ни тем более имущественного. И, как диктуют ему интересы его класса, он подавляет народные движения, не дает воли тому, что считает «смутой» и «анархией». Он начинает отходить от народа еще в 1649 году, когда порывает с его знаменосцами — левеллерами. Когда же он поворачивает свою доблестную революционную армию против восставшей Ирландии и ведет ее душить и захватывать, бить и наживаться, он из Робеспьера революции превращается, по выражению Ф. Энгельса, в ее Наполеона. Верный стремлениям своего класса — восходящей, рвущейся к власти буржуазии в союзе с новым дворянством, — он вынашивает планы международного союза протестантских держав под владычеством Британии. Внутри же Англии он становится к концу жизни стражем порядка, констеблем, который подавляет всякое проявление недовольства. Он — бдительный охранитель от посягательств «священной частной собственности».

И все же Кромвель велик, как велика сама английская революция — прекрасное и грозное время ниспровержения старого строя, рождения новых надежд, замыслов, идеалов. Еще и сейчас в Англии говорят о революции как о «времени Кромвеля». А когда хотят сказать о личной ответственности каждого перед своей совестью, о праве выбора, о необходимости владеть своими страстями и подчинять их высшей цели, приводят поговорку: «Каждый сам себе Кромвель».

Несмотря на всю свою историческую ограниченность, на отступления и ошибки, на незрелость политических идеалов, Кромвель останется в веках прежде всего вождем великой революции, борцом против феодализма и королевского произвола, выдающимся полководцем и смелым политиком, который соизмерял свои поступки с велениями своей совести.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.