ВИЛЬФЛИНГЕН, 8 СЕНТЯБРЯ 1969 ГОДА

ВИЛЬФЛИНГЕН, 8 СЕНТЯБРЯ 1969 ГОДА

Обратно из Пьемонта. Там, в лесистых горах у Бокетто Сессара, мы тоже собрали и привезли с собой Olympiae — только два экземпляра, чтобы поберечь поголовье; эти уже позаботились о своем размножении. Моя нога была хорошо забинтована; пешая ходьба не доставляла мне неудобств.

Я получил некоторое представление о Пьемонте. Все горы друг на друга похожи и все же различны; у каждой своя особенность. Она выражается уже во флоре.

Домой мы вернулись поздно. «Здесь побывала девочка и пришла снова». Она позабыла запереть дверь; мы поднялись по лестнице. Квартира тоже стояла открытой; она была наполнена незнакомцами, и точно так же балкон, на который мы вышли.

Множество людей стояло на улице, а также на крышах, другие выглядывали из окон, как будто бы ожидая зрелища. Все молчали, никто не двигался.

Какой-то мужчина взбирался по крыше, как будто его преследовали. Так ведут себя звери, когда их вспугивают из гнезда или из логова. Он прыгнул в пустоту, вертикально упал на мостовую. Мы услышали удар, увидели, как рухнувший поднял руку, которая снова поникла. Внизу образовалась группа; прыжок, должно быть, оказался смертельным.

Теперь я спрашиваю себя: как после банального вступления дело дошло до зрелища, очевидно ожидавшегося толпой, — правда, в том смысле, как если бы необычное было напророчено.

Можем ли мы за такими снами предполагать какого-то режиссера, действие которого проявляется лишь в эффекте? Ведь и при фейерверке мы не видим ни запального шнура и проволоки, ни самого пиротехника. Так, казалось, здесь действовал кто-то, кто знал больше меня и скрыл от меня взаимосвязь. Он показал только отрывки.

Это приводит нас к конфликту со временем. Носим ли мы в себе некую кинопленку, на которой хранится также и будущее и которая проявляется от неопределенного сияния сновидений? Однако мы, кажется, могли бы изменить текст. Так, вместо прыгуна мог бы ударить метеор или стряслось бы другое несчастье. Вариативность модифицирует неизбежное, но его нельзя «предотвратить». Это соответствует характерологии: «Таким ты должен быть», ставит рамки — тем не менее, в них остается свободное пространство для «что». Человек может «сделать кое-что из себя» — но только из себя. Это ничего не говорит против чужой помощи, а определяет педагогическую задачу. Ее субъектом является одиночка; как таковой он должен изучаться и зондироваться. Поэтому семья важнее школы, знание больного лучше, чем знание болезней.

Каждый шаг ближе подводит к цели. Это справедливо и для шагов назад.

Созревшее солнце, золотой день. Плоды наливаются и окрашиваются. У ограды цветы эстрагона, лазурные; в бассейне кувшинка открывает розовый бутон, на ночь закрывает. Пять рыбок играют вокруг ее листьев, одна черная, четыре золотых. Настурция цветет всеми оттенками. В Мексике она вьется вверх по густому кустарнику, здесь по решетке, извиваясь не только в целом, но и подогнутыми черенками листьев и цветков; даже цветок оканчивается крючком. Дух извивания действует не только в отдельных органах; он живет во всем доме.

Золотая розга[988], которую я до сих пор считал сорняком, предстает сегодня во всей своей красе.