3 марта – Олег ДАЛЬ

3 марта – Олег ДАЛЬ

В плеяде звезд советского кинематографа этот актер всегда стоял несколько особняком. При своей инфантильной внешности он, казалось бы, должен был играть в кино исключительно рефлексирующих интеллигентов. Но он сумел вырваться из одного амплуа и создал в кино целую галерею не похожих один на другого персонажей, среди которых были: находчивый советский солдат и летчик, погибающий в воздушном бою, певец-авантюрист, отправляющийся на поиски неизведанной земли, чеховский нытик-интеллигент, опасный убийца-рецидивист и даже одна вельможная особа.

Олег Даль родился 25 мая 1941 года в Москве. Его отец – Иван Зиновьевич – был крупным железнодорожным инженером, мать – Павла Петровна – учительницей. Кроме Олега, в семье Далей был еще один ребенок – дочка Ираида.

Детство Даля прошло в Люблине, которое тогда было пригородом Москвы. Как и всякий мальчишка послевоенной поры, наш герой мечтал избрать себе в качестве будущей профессии что-нибудь героическое – например, профессию летчика или моряка. Однако во время учебы в школе, играя в баскетбол, Олег сорвал себе сердце, и с мечтой о героической профессии пришлось расстаться. С тех пор его стало увлекать творчество: живопись, поэзия. Прочитав в школе лермонтовского «Героя нашего времени», Даль решил стать актером, чтобы когда-нибудь сыграть Печорина. Тогда он, конечно, и не подозревал, что через каких-то 15 лет его мечта сбудется.

Окончив среднюю школу в 1959 году, Даль надумал подавать документы в Театральное училище имени Щепкина. Родители были категорически против этого решения сына, и на это у них были свои весомые резоны. Во-первых, профессия актера в рабочей среде никогда не считалась серьезной. То ли дело шофер, врач или, на худой конец, библиотекарь. Эти профессии позволяли обладателю их уверенно чувствовать себя в обществе, иметь твердый оклад. Во-вторых, у нашего героя был один существенный изъян: с детства он картавил, а это означало, что на первом же экзамене в театральный институт он с треском провалится. «Ты что же, хочешь такого позора?» – сурово вопрошал отец Иван Зиновьевич.

Однако становиться посмешищем в глазах приемной комиссии Даль, конечно же, не хотел, поэтому принял решение: дикцию исправить и в театральное училище все-таки поступать. И это упрямство, а также то, что он все-таки сумел справиться со своей картавостью, заставило родителей смириться с его желанием стать артистом.

На экзамене в училище Даль выбрал для себя два отрывка: монолог Ноздрева из «Мертвых душ» и кусок из «Мцыри» своего любимого поэта М. Лермонтова. И уже во время исполнения первого отрывка он буквально сразил приемную комиссию наповал. Правда, несколько в ином смысле, чем это требовалось. Длинный и тощий абитуриент, с пафосом декламирующий монолог Ноздрева, привел экзаменаторов в состояние, близкое к обмороку. Хохот в аудитории стоял такой, что к ее дверям сбежалось чуть ли не все училище. Самому Далю тогда, видимо, показалось, что дело провалено, но отступать он не умел и поэтому решил идти до конца.

Когда хохот улегся, он стал читать отрывок из «Мцыри». И тут экзаменаторы удивленно переглянулись: вместо мальчика, минуту назад вызывавшего дикий смех, перед ними вдруг вырос юноша с горящим взором и прекрасной речью. Короче, нашего героя зачислили на первый курс училища, которым руководил Николай Анненков. (Стоит отметить, что на этот же курс попали молодые люди, которым вскоре тоже предстояло стать знаменитыми актерами. Это Виталий Соломин, Михаил Кононов, Виктор Павлов.)

В те оттепельные годы кино, проснувшееся от долгой спячки, искало новых героев, созвучных времени. Среди героев были трое выпускников школы из повести В. Аксенова «Звездный билет», которая вышла в свет в журнале «Юность». Кинорежиссер Александр Зархи задумал в 1961 году снять фильм по этому роману и отправил своих ассистентов во все столичные творческие вузы с заданием найти актеров на эти роли. Вскоре несколько десятков студентов были отобраны, начались пробы, которые и выявили счастливчиков: Андрея Миронова и Александра Збруева из училища имени Щукина и Олега Даля из Щепкинского (ему досталась роль Алика Крамера). Летом 61-го съемочная группа отправилась на натурные съемки в Таллин.

Фильм «Мой младший брат» вышел на широкий экран в 1962 году и имел неплохую прокатную судьбу – его посмотрели 23 млн. зрителей. Имена трех молодых актеров впервые стали известны публике.

В 1962 году на Даля обратили внимание сразу два известных режиссера советского кино: Сергей Бондарчук и Леонид Агранович. Первый пригласил его попробоваться на роль младшего Ростова в «Войну и мир» (пробы Даль так и не прошел), второй доверил ему главную роль в картине «Человек, который сомневается».

Этот фильм являл собой психологический детектив и повествовал о том, как после убийства десятиклассницы следственные органы арестовали невиновного – приятеля погибшей Бориса Дуленко, которого суд приговорил к расстрелу. Именно его и играл Даль.

В фильме есть такой эпизод: следователь допрашивает Дуленко и спрашивает его, почему он оговорил себя. В ответ тот заявляет: «А если бы вас били ногами в живот?» Эта фраза консультантам фильма из МВД показалась провокационной (получалось, что в милиции бьют подследственных!), и ее приказали изъять. Пришлось нашему герою переозвучивать этот эпизод и вставлять в уста своего героя другую, более лояльную, фразу.

На момент выхода фильма на экран (1963) Даль благополучно завершил учебу в театральном училище и какое-то время стоял на перепутье, раздумывая, куда пойти. И тут произошло неожиданное: побывавшая на его дипломном спектакле актриса театра «Современник» Алла Покровская позвала его к себе в театр. Правда, прежде чем попасть в этот знаменитый театр, кандидату требовалось пройти экзамен из двух туров. Но Олег с таким блеском сыграл свои роли в обоих показах, что его тут же зачислили в труппу. Зачисленная тогда с ним же Людмила Гурченко вспоминает:

«В тот вечер я так сосредоточилась на своем показе, что поначалу очень многого не заметила. Я даже не помню, что за отрывок и какую роль играл Олег Даль под восторженные взрывы аплодисментов всей труппы. Труппа обязательно всем составом голосовала и принимала каждого будущего своего артиста. И когда реакция была особенно бурной, я заглянула в фойе, где проходил показ. Худой юноша вскочил на подоконник, что-то выкрикивал под всеобщий хохот – оконные рамы сотрясались и пищали, – а потом слетел с подоконника чуть ли не в самую середину зала, описав в воздухе немыслимую дугу. Ручка из оконной рамы была вырвана с корнем. На том показ и закончился. Всем все было ясно…

Даль стоял в середине фойе. В руке оторванная ручка. На лице обаятельная виноватая улыбка. Высокий мальчик, удивительно тонкий и изящный, с маленькой головкой и мелкими чертами лица, в вельветовом пиджаке в красно-черную шашечку, с белым платком на груди. Так он ходил постоянно».

Попав в труппу «Современника», Даль в течение пяти лет не играл больших ролей, довольствуясь лишь второстепенными. Однако он почти не переживал по этому поводу, так как одно пребывание в знаменитом молодежном театре уже достаточно тешило его самолюбие. К тому же его иногда приглашали сниматься в кино.

Следующей картиной молодого актера стал фильм режиссера Исидора Анненского «Первый троллейбус». Снимали его в 1963 году на Одесской киностудии. Сюжет его был бесхитростный: заводская молодежь каждое утро ездит на работу на троллейбусе, водитель которого молодая и симпатичная девушка по имени Светлана. Естественно, юношам она нравится, вокруг этих отношений и вертится весь сюжет. В картине, помимо уже сложившихся актеров и самого Олега Даля, снималась целая группа молодых: Михаил Кононов, Евгений Стеблов, Нина Дорошина, Савелий Крамаров, Дальвин Щербаков.

Фильм вышел на экраны страны в 1964 году и был хорошо принят публикой – его посмотрели 24,6 млн. зрителей.

Этот фильм изменил и личную жизнь Даля: он женился. Его избранницей стала актриса «Современника» Нина Дорошина. Даль был сильно влюблен в эту актрису, но ее сердце тогда было отдано другому – основателю «Современника» Олегу Ефремову. Но обстоятельства сложились так, что Ефремов, пообещав приехать на съемки в Одессу, так там и не объявился, из-за чего Дорошина на него обиделась. В тот вечер она выпила водки, накинула на себя халатик и отправилась купаться. Однако в воде ей внезапно стало плохо, и она стала тонуть. Ее бы ничто уже не спасло, не окажись поблизости на берегу компании ее коллег-актеров. Среди них был и Даль. Услышав женские крики, молодые люди бросились в воду, успев на бегу крикнуть друг другу: «Кто первый доплывет – того она». Волею судьбы первым доплыл Даль. С этого момента и начался их роман. Дорошина стала первой женщиной Даля.

Спустя какое-то время Даля вызвали в Москву на озвучку другого фильма. Он обещал обернуться в два дня, но в силу непредвиденных обстоятельств задержался. А съемки «Первого троллейбуса» без него продолжаться не могли. Тогда вызвать Даля из Москвы попросили Дорошину. Когда на другом конце провода ее спросили, кто звонит, она ответила: «Жена Даля. Пусть он немедленно возвращается в Одессу». И Даль в тот же день сорвался из Москвы. Когда на следующее утро Дорошина выглянула в окно гостиницы «Красная», первое, что она увидела, – стоящий с цветами Даль.

Когда они вернулись в Москву, Даль тут же сделал Дорошиной предложение руки и сердца. Она его приняла. Поскольку денег у них в ту пору было не густо, обручальное кольцо удалось купить только одно – Далю за 15 рублей. Свадьба состоялась 21 октября 1963 года. Однако именно на свадьбе все и закончилось. В качестве гостей туда пришел Олег Ефремов, который, будучи навеселе, не нашел ничего лучше, как усадить к себе на колени невесту и произнести: «А все-таки меня ты любишь больше». Даль пулей вылетел из квартиры. Вскоре после этого они с Дорошиной расстались.

После «Первого троллейбуса» Даль снялся еще в двух картинах, однако значительными работами их назвать трудно. Речь идет о фильмах Е. Народницкой и Ю. Фридмана «От семи до двенадцати» и «Строится мост» О. Ефремова. Последняя картина была целиком поставлена и сыграна «современниковцами» и рассказывала о молодежной бригаде, строившей автодорожный мост через Волгу. Даль сыграл в ней маленький эпизод, что было вполне объяснимо: его положение в труппе театра продолжало оставаться прежним – на подхвате. Из ролей, которые он тогда играл на сцене, можно назвать следующие: Генрих в «Голом короле», Мишка в «Вечно живых», Кирилл в «Старшей сестре», гном Четверг в «Белоснежке и семи гномах» (все спектакли поставлены в 1963 году), Маркиз Брисайль в «Сирано де Бержераке» (1964), Игорь во «Всегда в продаже» (1965), Поспелов в «Обыкновенной истории» (1966), эпизод в «Декабристах» (1967).

Как видим, от года к году положение Даля в театре не улучшалось: ролей становилось все меньше. И если раньше, по молодости, актер воспринимал это как должное, то затем его отношение к подобным вещам изменилось. Он стал «качать права», срывался. Именно в те годы он все чаще стал выпивать. Не ладилась и его личная жизнь. Его вторая женитьба на актрисе того же «Современника» Татьяне Лавровой, ставшей знаменитой благодаря роли Лели в фильме «Девять дней одного года» (1962), тоже продлилась недолго – всего полгода. Именно в этот период, в начале 1966 года, Олега нашел режиссер с «Ленфильма» Владимир Мотыль.

Мотыль тогда собирался ставить фильм по сценарию Б. Окуджавы «Женя, Женечка и „катюша“. История того, как был пробит этот, в общем-то, по тем временам непробивной сценарий, заслуживает короткого рассказа. Запустить его в производство долго не давали, пока Мотыль не прибег к хитрому трюку. Он пришел на прием к тогдашнему завотделом ЦК по кино и пригрозил ему неким компроматом, который мог сильно испортить отношения завотделом с секретарем ЦК по идеологии. Угроза была настолько серьезной, что припертый к стене чиновник сдался и тут же согласился взять на себя хлопоты по пробиванию запрещенного сценария.

Между тем исполнителя на главную роль у Мотыля тогда не было, но еще года два назад, когда он собирался снимать «Кюхлю» по Ю. Тынянову (фильм так и не появился), его коллеги настоятельно рекомендовали ему посмотреть на актера Даля из «Современника». Мотыль его так и не увидел, однако фамилию запомнил. И теперь решил познакомиться поближе. Слово режиссеру:

«Первая же встреча с Олегом обнаружила, что передо мной личность незаурядная, что сущность личности артиста совпадает с тем, что необходимо задуманному образу. Это был тот редкостный случай, когда артист явился будто из воображения, уже сложившего персонаж в пластический набросок.

Короче, тогда мне казалось, что съемку можно назначить хоть завтра. К тому же выяснилось, что Даль уже не работает в театре (позже я узнал, что его дела были никудышные: он ушел из театра после очередного скандала, да и в личной жизни его все шло наперекосяк) и поэтому может целиком посвятить себя кино. На нем был вызывающе-броский вишневый вельветовый пиджак, по тем временам экстравагантная, модная редкость. Ему не было еще двадцати пяти, но в отличие от своих сверстников-коллег, с которыми я встречался и которые очень старались понравиться режиссеру, Олег держался с большим достоинством, будто и вовсе не был заинтересован в работе, будто и без нас засыпан предложениями. Он внимательно слушал, на вопросы отвечал кратко, обдумывая свои слова, за которыми угадывался снисходительный подтекст: «Роль вроде бы неплохая. Если сойдемся в позициях, может быть, и соглашусь».

В позициях режиссер и актер в конце концов сошлись, и вскоре был назначен день первой кинопробы. И тут начались сюрпризы. На пробу Олег приехал не в форме и, естественно, все сорвал. Была назначена новая проба, но и она провалилась по вине актера. Наверное, у любого другого режиссера подобная ситуация вызвала бы законное чувство гнева и желание немедленно расстаться с нерадивым актером, однако Мотыль нашел в себе силы сдержаться. Его ассистенты метали громы и молнии по адресу Даля, а режиссер сохранял завидное хладнокровие. Была назначена третья проба (в кино дело беспрецедентное), и на этот раз актер пообещал не подвести режиссера. К счастью, данное слово он тогда сдержал и отработал все, как положено. Однако до благополучного конца было еще далеко.

Едва была отснята кинопроба с Далем, как на студии тут же нашлись противники этого выбора. По этому случаю был собран худсовет. Приведем лишь отрывок из этого заседания.

Соколов В.: «В Дале нет стихийного обаяния. Вот Чирков в Максиме был стихийно обаятелен. Самый большой недостаток Даля – у него обаяние специфическое».

Гомелло И.: «Я согласен. Единственная кандидатура – Даль, но и он не очень ярок».

Окуджава Б.: «Сценарий писался в расчете на Даля, на него, на его действительные способности. Я считаю, что Женю (Колышкина) может сыграть только Даль».

Шнейдерман И.: «Но в его облике не хватает русского национального начала…».

Элкен Х.: «Если герой нужен интеллектуальным мальчиком, все равно Даля для этого не хватит…»

Мотыль В.: «Я хочу сказать об огромной перспективе Даля. В пробах раскрыт лишь небольшой процент его возможностей. Моя вера в Даля безусловна. Она основана не на моих ощущениях, а на тех работах, которые им были показаны в „Современнике“…»

И все же отстоять Даля режиссеру и сценаристу удалось, и съемки фильма начались. Проходили они в Калининграде, где снималась натура. По словам участников тех съемок, центром всего коллектива были два актера: Олег Даль и Михаил Кокшенов. Их непрерывные хохмы доводили всю группу до колик. В. Мотыль вспоминает:

«Едут в съемочной машине по центру Калининграда Даль и Кокшенов. Они пока работали, все время друг друга разыгрывали, а в этот день им какая-то особенная вожжа под хвост попала. Даль внезапно спрыгивает на мостовую и бежит через улицу в сторону какого-то забора, размахивая бутафорским автоматом и время от времени из него постреливая. Кокшенов тоже прыгает и с таким же автоматом бежит за ним, вопя: „Стой, сволочь, стой!“ Прохожие в ужасе наблюдают за этой сценой, пока не появляется настоящий военный патруль. Возглавляющий его офицер потеет от напряжения мысли: вроде на Дале с Кокшеновым советская военная форма, но какая-то не такая. „Кто такие?“ – спрашивает он артистов. „Морская кавалерия, товарищ майор“, – докладывает Кокшенов. „Железнодорожный флот, товарищ майор“, – рапортует Даль. А этот дядька был на самом деле капитаном 3-го ранга, и „майором“ они его доконали. Никаких артистов он не знал и под конвоем отправил наших ребят на гауптвахту. С великим трудом мы их вырвали из лап армейского правосудия…»

Стоит отметить, что это был не единственный инцидент с участием Даля на тех съемках. В другом случае он устроил скандал в гостинице, и его сдали в руки доблестной милиции. И та упекла артиста на 15 суток. Однако останавливать съемки было нельзя, и Мотыль лично упросил милицейское начальство отпускать Даля по утрам на съемки. Вот как вспоминает об этом сам режиссер:

«В милиции мне тогда сказали: „Ладно, забирайте его по утрам, чего конвойных гонять?“ Пусть дух Олега меня простит, я ответил: „Спасибо огромное! Но конвойные пусть будут обязательно!“ Конвойный привозил Олега, вечером приезжал за ним. А на съемке присматривали за ним уже мои помощники. Олег был две недели как стеклышко. Такой чудесный, добрый, ласковый со всеми, общаться с ним было одно удовольствие…»

В начале 1967 года фильм был закончен, и начались долгие мытарства с его выходом на экран, поскольку это практически был первый после долгого перерыва фильм, где о войне рассказывалось с юмором и иронией. Первыми восстали против него высокие чиновники из Комитета по кинематографии. «Это что вы сняли на государственные деньги? – удивленно вопрошали они у режиссера. – Что это за хохмы в фильме о войне?»

Почти то же самое заявил и первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Толстиков, которому устроили просмотр картины в обкоме. Едва закончился сеанс и в зале зажегся свет, он встал со своего места и гневно изрек: «Я такую картину не восприемлю!» (Именно так он и сказал.)

К этим отзывам присоединились и высокие армейские чины из Главного политуправления Советской армии, пообещавшие «стереть создателей этой стряпни в порошок». Правда, чуть позже именно из ГЛАВПУРа и пришла помощь картине. Едва их начальник отправился в длительную служебную командировку, его место занял прогрессивный контр-адмирал, который затребовал фильм к себе. Во время сеанса он искренне хохотал над сюжетом и в конце концов изрек: «Отличный фильм! Надо показывать».

Так картина все-таки попала на экран, но ее прокатная судьба была печальной. Премьерный показ фильма в Доме кино был запрещен, и Булату Окуджаве с трудом удалось пристроить картину в Дом литераторов. Было отпечатано всего две (!) афиши. 21 августа 1967 года премьера состоялась и вызвала бурю восторга у зрителей, в основном представлявших столичную интеллигенцию. Но даже после такого приема отношение чиновников к фильму не изменилось. Было приказано отпечатать минимальное количество копий и пустить их малым экраном, в основном в провинции. Однако, даже несмотря на это, фильм в том году посмотрело 24,6 млн. зрителей, что считалось хорошим результатом (плохим считался результат менее 10 миллионов зрителей).

Между тем в момент выхода фильма на экран Даль уже снимался в очередной картине, причем тоже о войне, но это уже была драматическая история. Речь идет о фильме режиссера Наума Бирмана «Хроника пикирующего бомбардировщика», в котором Олег сыграл роль летчика Евгения Соболевского, погибающего за родину. Созданный актером образ умного и обаятельного парня, придумавшего фирменный ликер под названием «шасси» (после выхода фильма на экран тогдашняя молодежь только так и называла крепкие напитки), пришелся по душе зрителям. С этого момента Олег Даль превратился в одного из самых популярных актеров советского кинематографа.

Вообще стоит отметить, что конец 60-х годов стал удачным временем для Даля. После нескольких лет творческих и личных неурядиц все у него стало складываться более-менее удачно. В театре «Современник», куда он вернулся после долгого перерыва, он получил первую значительную роль – Васьки Пепла в «На дне» М. Горького (премьера спектакля состоялась в 1968 году).

В кино ему все чаще стали предлагать свое сотрудничество известные режиссеры. Так, в 1968–1969 годах он попал сразу к двум корифеям советского кино: Надежде Кошеверовой и Григорию Козинцеву.

Н. Кошеверова вспоминает: «Моя первая встреча с Олегом Далем произошла во время работы над фильмом „Каин XVIII“ в 1962 году. Второй режиссер А. Тубеншляк как-то сказала мне: „Есть удивительный молодой человек, не то на втором курсе института, не то на третьем, но который, во всяком случае, еще учится“. И действительно, я увидела очень смешного молодого человека, который прелестно делал пробу. Но потом оказалось, что его не отпускают из института, и, к сожалению, в этой картине он не снимался.

Когда я начала работать над фильмом «Старая, старая сказка», Тубеншляк мне напомнила: «Посмотрите Даля еще раз. Помните, я вам его уже показывала. Вы еще тогда сказали, что он очень молоденький». Основываясь на том, что я уже видела на пробах, и на своем представлении, что может делать Олег, хотя я с ним еще и не была знакома, я пригласила его на роль.

Несмотря на все мои предположения, я была удивлена. Передо мной был актер яркой индивидуальности. Он с интересом думал, фантазировал, иногда совершенно с неожиданной стороны раскрывал заложенное в сценарии. Своеобразная, ни на кого не похожая манера двигаться, говорить, смотреть. Необычайно живой, подвижный».

Стоит отметить, что именно Кошеверова «сосватала» Даля своему коллеге по режиссерскому цеху Григорию Козинцеву в его фильм «Король Лир». Случилось это в 1969 году. Козинцев тогда был на распутье, так как запланированная им на роль Шута Алиса Фрейндлих была на восьмом месяце беременности и сняться в картине не могла. Тут и подвернулась Кошеверова со своим предложением попробовать на эту роль Олега Даля. Была сделана маленькая проба, которая Козинцеву очень понравилась. Так актер попал на роль, которая позднее будет признана одной из лучших в его послужном списке.

Натурные съемки «Короля Лира» проходили в августе 1969 года в городе Нарва. А незадолго до них состоялась встреча Даля с его будущей третьей официальной женой – Елизаветой Эйхенбаум (по отцу Апраксина), внучкой известного филолога Бориса Эйхенбаума (она работала в съемочной группе монтажером). На момент знакомства ей было 32 года и за ее плечами уже было несколько любовных романов (первый – в 15 лет с писателем Меттером, написавшим «Ко мне, Мухтар!»), неудачное замужество за кинорежиссером Леонидом Квинихидзе.

Вспоминает Е. Даль: «Первая наша встреча произошла в монтажной на „Ленфильме“. Олегу тогда пришлось расстаться со своими кудрями, и он пришел ко мне смотреть отснятые материалы с чуть проросшими, вытравленными перекисью волосиками – желтенькая такая головка и синие глаза. Сел в уголочек. Очень, очень грустный. Посмотрел и ушел. И мне почему-то стало жалко его…

В то время он считал себя бродягой и дом не любил. В семье его не понимали и не одобряли. (Даль жил в Москве с матерью и сестрой. – Ф. Р.) Вообще он удивительным образом не походил ни на кого из родственников…

Затем была съемочная экспедиция в Нарве. Жили мы в одной гостинице через номер. Среди «киношных» барышень существовала установка: «В актеров не влюбляться». И я стойко следовала ей. А потом в ресторане праздновали мой день рождения, и Олег подсел за наш столик. Мы танцевали, но ушла гулять по городу я с другим.

Возвратилась в гостиницу под утро. В холле дорогу перегородил длиннющий субъект, спящий под фикусом. Это был Даль. Попыталась разбудить, а он: «Не трогайте… Здесь моя улица…» Стала поднимать его, и мы упали вместе. Вот смеху было… Потом долго сидели у окна, смотрели на просыпающийся город.

Но однажды он очень меня разозлил. После того как я проводила маму из Усть-Нарвы в Ленинград, я позвонила ей, чтобы узнать, как она доехала. Было уже очень поздно. Мама сказала, что все хорошо, только ее удивил телефонный звонок нашего друга Г. М. Бялого, который спросил: «У вас все в порядке?» – «А что, прошел слух, что я умерла?» – «Нет, хуже… Что вас арестовали». Я страшно перепугалась и утром решила, что должна ехать в Ленинград. На автобус билетов уже не было. Я уговорила какого-то мотоциклиста подвезти меня. Побывав дома, я успокоилась и на следующий день вернулась обратно. Очень устала (кроме всего, в коляске мотоцикла я ехала под проливным дождем) и рано легла спать. Разбудил меня стук в дверь – была уже поздняя ночь. Маханькова (соседка по номеру. – Ф. Р.) подбежала к двери, спросила, кто там. «Елизавета Апраксина здесь? Откройте!» Она открыла – на пороге стоял милиционер. Евгения Александровна растопырила полы своей ночной рубашки и, перекрыв вход, сказала: «Я ее никуда не пущу». Но я оделась и пошла за милиционером. На переднем бампере милицейской машины сидел Олег. Оказывается, это он попросил милиционера вызвать меня. Я набросилась на него почти со слезами, рассказала о моей поездке в Ленинград, о пережитом страхе за маму.

Утром, придя завтракать, первое, что я увидела, был растерянный, извиняющийся Даль с большим букетом цветов. Узнав об этой истории, Григорий Михайлович огорчился из-за моего невольного ночного страха, но Олега сразу простил. Он вообще ему многое прощал, он его любил…

Олег ухаживал за мной все съемки. Затем пригласил в гости в Москву в «Современник». Я рискнула, поехала. С вокзала позвонила прямо в театр, попросила позвать Олега Даля. Услышав в трубке знакомый голос, представилась. «Какая Лиза?» – услышала в ответ. Я страшно обиделась. Так и уехала обратно в Ленинград, не посмотрев спектакль.

Через несколько месяцев, когда встретились снова на «Ленфильме», выяснилось, что я оторвала его тогда от репетиции. Трогать Даля в такой момент – трагедия. Но я-то тогда об этом не знала. В этот приезд он впервые остался ночевать у меня. Но я не была еще влюблена. Сказывалась дистанция…

Олег сразу подружился с моей мамой – Ольгой Борисовной – и называл ее Олей, Олечкой… Он довольно старомодно попросил у мамы моей руки. Это случилось 18 мая 1970 года. На следующий день он улетел с театром «Современник» в Ташкент и Алма-Ату на гастроли…

Почему я вышла за Олега, хотя видела, что он сильно пьет? С ним мне было интересно. Мне было уже 32 года, и я думала, что справлюсь с его слабостью. Каким-то внутренним чувством ощущала: этого человека нельзя огорчить отказом…»

Отмечу, что фильм «Король Лир» вышел на широкий экран в 1971 году. В прокате он собрал не очень обильные доходы – его посмотрели всего лишь 17,9 млн. зрителей. Однако за рубежом его успех был более весом: на фестивалях в Чикаго, Тегеране и Милане он завоевал несколько призов.

Между тем в год выхода фильма на экран Даль покинул труппу театра «Современник». Как это произошло? Театр тогда готовился к постановке «Вишневого сада» по А. Чехову, и Олегу досталась в нем роль Пети Трофимова. Однако, видимо, у него были иные мысли о своем месте в этой постановке, и он заявил, что эту роль играть не будет. Но другую роль ему никто давать не собирался. Тогда он и принял решение уйти из театра.

В том году мог состояться его дебют на сцене МХАТа, куда его пригласил О. Ефремов, чтобы сыграть роль Пушкина в спектакле «Медная бабушка» по пьесе Л. Зорина. Даль очень активно репетировал эту роль, многие, видевшие эти репетиции, считали, что в ней актера ждет несомненная удача, однако в какой-то момент он дрогнул. Постановка ему вдруг разонравилась, и он вышел из нее, заставив Ефремова играть эту роль самому.

После этого он уехал в Ленинград, где жила его супруга, и поступил в труппу Ленинградского драматического театра имени Ленинского комсомола. В течение двух сезонов играл Двойникова в спектакле «Выбор» по пьесе А. Арбузова. Играл с полным отсутствием какого-либо интереса к роли. Сам он затем назвал эту пьесу «нелепейшей стряпней», а свое участие в ней охарактеризовал не иначе как «из г… конфетку не сделаешь!».

Каким Даль был в тот ленинградский период? Его жена Е. Даль вспоминает: «Рядом с ним я постепенно стала другой. Он мне ничего не говорил, не учил меня, но я вдруг понимала – вот этого делать не нужно. Я была беспорядочна, могла разбросать одежду, у меня ничего не лежало на своих местах. Но вот я увидела, как он складывает свои вещи. Какой порядок был у него на столе, на книжных полках! Когда я просила у него что-нибудь, он, не поворачиваясь, протягивал руку и брал не глядя нужную вещь. Он никогда ничего не искал. И постепенно вслед за ним я начала делать то же самое. И оказалось, что это очень просто…»

В 1971 году Даль внезапно решил вести дневник. Е. Даль вспоминает:

«Слух об этих дневниках быстро распространился и кое-кого не на шутку напугал. Звонили мне и просили – пускай он перестанет вести этот ужасный дневник. А он писал по минутам: почему отмена (съемки), когда позвонили или не позвонили…»

Кстати, Даль записывал в дневник весьма откровенные мысли не только про своих коллег, но и про себя лично. Приведу несколько отрывков из этого дневника за 1971 год:

«2 ДЕНЬ – ДЕНЬ ЧЕРНЫЙ.

В грязи не вываляешься – чистым не станешь. Может быть, в этом и есть смысл, но не для меня. Не надо мне грязь искать на стороне; ее предостаточно во мне самом. На это мне самому стоит потратить все свои силы, то есть я имею в виду искоренение собственной гнуси. Все мои отвратительные поступки – абсолютное безволие. Вот камень, который мне надо скинуть в пропасть моей будущей жизни. Вчера смотрел «Фиесту» Э. Х. в постановке Юрского. Это пошлый кошмар безвкусицы!..

4 ДЕНЬ…..

Если тебе делает замечание злой или обозленный мудак – значит, ты или увлечен чем-то и не можешь этого объяснить, или ты в этот момент такой же мудак, как и тот, кто делает тебе замечания, смеется над тобой. Уметь сдержать эмоции! Помолчать, послушать и подумать – единственное средство сберечь свои мысли, а стало быть, себя. Имею в виду творчество коллективное…»

Что касается кинематографа, то в начале 70-х у Даля было несколько ролей, о которых он затем вспоминал с удовлетворением. Это у той же Н. Кошеверовой в «Тени» (1972), где он сыграл сразу две роли: Ученого и его Тени, и у Иосифа Хейфица в «Плохом хорошем человеке» (1973) – там он играл Лаевского. Кроме этого, на телевидении в 1973 году он сыграл сразу три заметные роли: Марлоу в «Ночи ошибок», Картера в «Домби и сыне» и (сбылась мечта его детства!) Печорина в «По страницам журнала Печорина».

Но тогда же случилась у него роль, которую он в дальнейшем без зубовного скрежета не вспоминал. Речь идет о роли певца Евгения Крестовского в фильме «Земля Санникова».

Эту картину в 1972 году запустили на «Мосфильме» два режиссера-дебютанта: Альберт Мкртчян и Леонид Попов. На роль Крестовского первоначально был выбран Владимир Высоцкий, однако его высокое киноначальство снимать запретило. И тогда в поле зрения режиссеров появился Даль. Ему выслали в Ленинград сценарий, он с ним ознакомился и дал свое согласие сниматься.

Однако по ходу съемок недовольство тем, что получается из серьезного сценария (а по мнению нашего героя, получалось дешевое зрелище с песнями), все больше охватывало актеров, занятых в фильме. Особенно сильно возмущался Сергей Шакуров, игравший беглого каторжанина. Когда чаша терпения актера переполнилась, он подбил своих коллег – Даля и Владислава Дворжецкого (он играл руководителя экспедиции Ильина) написать руководству «Мосфильма» письмо с требованием убрать от них обоих режиссеров-дебютантов. Однако студийное начальство встало на сторону режиссеров. В итоге убрали Шакурова, а Даля и Дворжецкого оставили, поскольку они согласились пойти на попятную. После этого Шакуров вычеркнул их из списков своих друзей.

Съемки фильма были продолжены, однако никакого единения между актерами и режиссерами не было и в помине. Особенно это касалось Даля, который играл, буквально превозмогая свою злость. В итоге его даже не пригласили на запись песен, звучавших в фильме (эти прекрасные песни написал Александр Зацепин). Вот почему в фильме их поет Олег Анофриев. О тогдашнем душевном состоянии Даля весьма убедительно говорят строчки из его дневника:

«9. ИЮНЬ. Радость идиота. Мечты идиота. Мечты идиотов. И т. д.

А мысли мои о нынешнем состоянии совкинематографа («Земля Санникова»). X и У клинические НЕДОНОСКИ со скудными запасами серого вещества, засиженного помойными зелеными мухами. Здесь лечение бесполезно. Поможет полная изоляция!..»

Самое удивительное, что, несмотря на такие уничижительные характеристики в адрес фильма и его создателей, «Земля Санникова» была встречена публикой с огромным восторгом. В прокате 1974 года картина заняла 7-е место, собрав на своих сеансах 41,1 млн. зрителей.

Стоит отметить, что многие резкие поступки нашего героя были продиктованы его давним пристрастием к алкоголю. О загулах Даля в киношной тусовке ходили буквально легенды. Он не смог остановиться даже тогда, когда обрел вторую семью и женился на Е. Эйхенбаум. Сама она так вспоминает об этом:

«Я думаю, что он стал пить в „Современнике“. Там пили многие: кто посерьезнее, кто в шутку. Постепенно это его затянуло… Он не слабый человек, наоборот, очень сильный. Но это, к сожалению, превратилось в болезнь…

Три года после свадьбы прошли словно в кошмарном сне: в пьяном виде он был агрессивен, груб, иногда в ход пускал кулаки. Пил со случайными людьми у пивнушек, в скверах. Потом и вовсе стал все пропивать или просто раздавать. Олег был очень добрым человеком. Но из-за этой доброты нам с мамой, случалось, не на что было завтракать. В конце концов мы расстались. Как я думала, навсегда.

Но вскоре (это было 1 апреля 1973 года) раздался телефонный звонок: «Лизонька, я зашился. Все в порядке…» – «Эта тема не для розыгрыша», – ответила я и положила трубку. На следующий день Олег прикатил в Ленинград. Едва закрыв за собой дверь, показал наклейку из пластыря, под которой была зашита ампула.

И следующие наши два года прошли под знаком безмятежного счастья и Олежкиной работы…»

В середине 1973 года Даль окончательно покинул труппу Ленинградского Ленкома и дал согласие вернуться в «Современник». Там ему посулили «золотые горы», которые он тут же и получил: его ввели в четыре роли. Среди них были: Балалайкин в спектакле «Балалайкин и K°» (эту роль до этого играл Олег Табаков, обремененный теперь должностью директора театра), Гусев в «Валентин и Валентина», Камаев в «Провинциальных анекдотах» и Магиаш в «Принцессе и дровосеке».

Не менее плодотворными для Даля выдались 1973–1975 годы и в кино. Он снялся в пяти картинах: «Звезда пленительного счастья», «Горожане», «Не может быть!», телефильмах «Военные сороковые» и «Вариант „Омега“.

Последний фильм стал в биографии актера самым известным из этого списка, поэтому о нем и расскажем подробнее.

Запускать в производство его начали весной 1973 года. Режиссером был выбран бывший греческий подданный Антонис Воязос. В свое время его интернировали в СССР, где он окончил ВГИК и стал режиссером документальных и музыкальных фильмов. Теперь ему предстояло снять 5-серийную картину о работе советского разведчика в фашистском тылу.

На роль немецкого разведчика барона фон Шлоссера был выбран прекрасный актер Валентин Гафт. Однако кому-то из высокого начальства не понравилась его национальность, и Гафт отпал. Вместо него взяли актера Игоря Васильева, с национальностью которого было все в порядке.

На роль советского разведчика Сергея Скорина выбрали Андрея Мягкова. Однако здесь стал возражать режиссер. «Такую роль должен играть человек, который меньше всего похож на нашего традиционного разведчика», – высказал свои возражения Воязос. «Кого же это вы имеете в виду? – спросили в ответ. – Уж не Савелия Крамарова?» – «Олега Даля», – ответил режиссер.

Руководители творческого объединения «Экран», где должен был сниматься фильм, прекрасно знали этого актера. Правда, в основном почему-то с плохой стороны. Знали о том, что он пьет и часто из-за этого срывает съемки. Но режиссер парирует эти сомнения свежей информацией: Даль месяц назад «зашился» и ведет вполне добропорядочный образ жизни. Короче, Олега на эту роль утвердили. 2 июня он подписал договор об участии в съемках фильма «Не ради славы» (так первоначально называлась картина) и вскоре вместе с группой выехал на натурные съемки в Таллин.

Интересно отметить, что уже на второй день съемок Даль записал в своем дневнике: «Имел разговор с директором и режиссером по поводу халтуры. Если это вторая „Земля Санникова“, сниматься не буду». К счастью, опасения актера не оправдались, и со съемок он так и не ушел.

Фильм «Вариант „Омега“ был окончательно завершен в середине 1974 года. Однако его премьера по каким-то неведомым причинам состоялась только через год – в сентябре 75-го. Зрителями он был встречен очень хорошо, однако критика его практически не заметила. Но Олегу Далю фильм все-таки принес несомненную практическую пользу: после десяти лет невыездного положения он в июне 1977 года отправился с ним на фестиваль „Злата Прага“.

Любопытно отметить, что, будучи актером достаточно востребованным, Даль в те годы мало снимался. Объяснений тут может быть много, но одно из них упомянуть стоит: обжегшись на «Земле Санникова», он отныне очень тщательно подходил к выбору рабочего материала. И эта дотошность многих поражала. Например, в 1974–1977 годах Даль отказался от сотрудничества с тремя известными советскими кинорежиссерами, которые приглашали его на главные роли в своих картинах. Речь идет об Эльдаре Рязанове, Леониде Гайдае и Динаре Асановой.

У Рязанова он должен был играть Женю Лукашина в «Иронии судьбы», однако после прочтения сценария сразу заявил, что это не его герой. Режиссер сомневался и все-таки упросил актера сделать пробы. Только после них понял, что Даль абсолютно прав.

Гайдай мечтал увидеть Олега в роли Хлестакова в своей картине «Инкогнито из Петербурга». Актер сначала вроде бы дал свое согласие, но затем свое обещание забрал обратно. В своем дневнике 17 декабря 1977 года он записал: «Окончательно отказался от мечты сыграть Хлестакова.

Фильм Гайдая.

Соображения принципиального характера.

Не по пути!!!»

Асанова приглашала его на главную роль – кстати, роль пьяницы – в картину «Беда». Но, прочитав сценарий, Даль и здесь нашел расхождения принципиального характера и от роли отказался. Ее затем сыграл Алексей Петренко.

Но в те же годы были случаи, когда Даль с первого же предложения давал свое принципиальное согласие на съемку. Так было, например, в случае с Н. Кошеверовой, которую он очень уважал как режиссера и человека (фильм «Как Иванушка-дурачок за чудом ходил», 1977). Режиссер вспоминает:

«На этом фильме у нас произошла трагическая история. Для съемок была найдена очень интересная лошадь, красивая, добрая, необычайно сообразительная. В нее влюбилась вся группа, в том числе и Олег. И однажды, когда мы меняли натуру, машина, перевозящая эту лошадь, остановилась на переезде, перед проходящим мимо составом. Внезапный гудок электровоза испугал животное. Лошадь выскочила из машины и поломала себе ноги. Пришлось ее пристрелить. Все страшно переживали, и я впервые увидела, как плакал Олег.

Кстати, Олег с гордостью рассказывал, что у него дома живет кошка, которая, когда он приходит домой, прыгает ему на плечо. Животные его любили…»

В другом случае он не отказал режиссеру Евгению Татарскому, который предложил ему сыграть матерого уголовника Косова в фильме «Золотая мина» (1977). Не знаю, как вы, мой читатель, но автор этих строк до сих пор считает эту двухсерийную картину одним из лучших детективов отечественного кино.

Между тем после того, как в апреле 1973 года Олег Даль бросил пить, его личная жизнь постепенно вошла в нормальное русло. Он стал более выдержан и внимателен к жене, теще. Если иногда срывался, то тут же старался загладить свою вину. Е. Даль вспоминает:

«Когда мы уже жили в Москве, а моя мама в Ленинграде, мне приходилось мотаться туда-сюда. Однажды я летела в Ленинград на два-три дня. Он с утра уже был недоволен, с ним было трудно справиться. Со мной не разговаривал – а мне уезжать. Такси ждет – он бреется. Ни до свидания, ни поцеловать. Я в слезы. Так и села в машину, скрывая слезы за темными очками.

И вот я на аэродроме. Голодная, потому что утром кусок не лез в горло, беру кефир и булку. Откусываю кусок, поворачиваюсь к кефиру, глоток которого я вроде бы уже сделала, а стакана нет. Я смотрю и думаю: либо я сошла с ума, либо стакан упал, либо… Поднимаю глаза и вижу против себя Олега, который смотрит на меня. Улыбается, а глаза влажные. Я не могла вымолвить ни слова, настолько меня это потрясло. Он понял, что в таком состоянии не мог меня отпустить. Махнув рукой на репетицию – для него святое дело, – он схватил такси и понесся следом за мной. Помню, я тогда сказала ему: «Обижай меня почаще, чтобы потом случались такие минуты». И ведь не просто утешил – стащил стакан с кефиром, рассмешил и сделал счастливой».

В мае 1975 года семье Олега наконец удалось воссоединиться: обменяв ленинградскую квартиру, они втроем въехали в квартиру в конце Ленинского проспекта. И хотя новая жилплощадь была крохотной и неудобной, однако сам факт долгожданного воссоединения заставлял новоселов радоваться этому событию.

В 1975 году Даль сыграл Эндрю Эгьючика в спектакле «Двенадцатая ночь». Но блистать в этой роли актеру пришлось не долго: в начале следующего года его уволили из «Современника». Причем хронология тех событий выглядела следующим образом. 24 января 1976 года, будучи на дне рождения у В. Шкловского, Даль нарушил «сухой» закон. А в начале марта его уволили из театра за систематические нарушения трудовой дисциплины.

Стоит отметить, что напряженные отношения Даля с руководством и частью труппы «Современника» периодически возникали на протяжении всех трех лет его повторного пребывания в этом театре. Причем во многих случаях виноват был сам актер, так и не научившийся сдерживать свои эмоции. Вот лишь один случай. В 1975 году во время спектакля «Валентин и Валентина» Даль внезапно присел на краешек сцены и, обращаясь к сидевшему в первом ряду мужчине, попросил: «Дай прикурить!» Тот, естественно, дал, резонно посчитав, что в этом спектакле такая сцена в порядке вещей. По этому поводу было созвано общее собрание труппы, актеру за его «хулиганский поступок» влепили выговор. Были и другие случаи подобного рода с его стороны.

Имело ли право руководство театра за подобные поступки уволить актера из театра? Без сомнения. Однако основанием для его увольнения, думаю, послужило совсем иное. Почитаем отрывок из письма актера режиссеру Анатолию Эфросу от 7 марта 1978 года:

«Я прошел различные стадии своего развития в „Современнике“, пока не произошло вполне естественное, на мой взгляд, отторжение одного (организма) от другого.

Один разложился на почести и звания – и умер, другой – органически не переваривая все это – продолжает жить».

Уйдя из «Современника», Даль внезапно решил посвятить себя режиссуре и поступил на Высшие режиссерские курсы во ВГИК в мастерскую И. Хейфица. Почему он решил стать режиссером, объяснять, видимо, не надо: терпеть диктат разных бездарей Олегу становилось все труднее. Но что-то у него опять не заладилось и на этом поприще. Он исправно посещал занятия, но мысленно уже подбирал для себя другое место обитания. И тут судьба вновь свела его с режиссером А. Эфросом (в 1973 году они встречались в телепостановке «По страницам журнала Печорина»). На этот раз режиссер задумал снимать на «Мосфильме» художественную ленту «В четверг и больше никогда» и предложил артисту главную роль – Сергея. Эта работа на какое-то время сблизила их, и Даль принял приглашение перейти в Театр на Малой Бронной.

В июле того же 1978 года Даль начал работу еще над одной ролью в кино, которую можно смело назвать одной из лучших в его послужном списке. Речь идет о роли Зилова в телефильме В. Мельникова «Отпуск в сентябре» по пьесе А. Вампилова «Утиная охота». Это была та самая роль, о которой наш герой мечтал с тех пор, как впервые прочитал пьесу. Ведь он считал себя таким же лишним человеком, как и Зилов. И когда Даль узнал, что на «Ленфильме» готовится ее экранизация, он был твердо уверен в том, что именно его без всяких проб пригласят на главную роль. Но этого не последовало. И Даль обиделся. Так сильно, что, даже когда ему все-таки позвонили со студии и предложили эту роль, он категорически отказался от нее. Его уговаривали несколько дней, он ломался, растягивая паузу, и, когда ситуация накалилась до нужного ему предела, дал свое согласие.

Глядя сегодня на Даля в этой роли, можно смело сказать, что это тот самый случай, когда актер не играет роль, а живет в ней. Так органично он выглядит на экране. К сожалению, самому Далю увидеть себя на экране так и не привелось. Что вполне закономерно. Фильм, где в центре сюжета был разуверившийся во всем и во всех человек, по определению не мог быть показан по советскому телевидению. Его премьера состоялась только в 1987 году, когда актера уже не было в живых.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.