«Моя малышка — ты всегда со мной…»

«Моя малышка — ты всегда со мной…»

К своему дню рождения Фрэнк получил отпуск — этот праздник все же полагается отмечать в кругу семьи. Насвистывая шлягер «Ты моя судьба», Фрэнк шагал домой от автобусной остановки по улочке родного города, напоминавшей декорации вестерна. Потертая кожаная куртка, поблескивающая десятком молний, сумка через плечо с небогатым барахлишком, фетровая шляпа, позвякивающие по булыжникам металлические набойки на толстых каблуках ковбойских сапожек. Он хорошо вписывался в городской ландшафт Хобокена. Домишки не выше четырех этажей, желтая пыль на всем, какие-то чахлые кусты под окнами, унылые вывески, засиженные мухами витрины — тоска, да и только. И не поверишь, что Манхэттен — вот он, рукой подать, прямо через Гудзон. Нью-Йорк под боком, он манит иной жизнью, подначивает выбраться из этой дыры, зажить нормально, жениться, завести детей… Вот только как подловить удачу? Может, она ждет нового года? Новенькая удача в новеньком, чистеньком, как яичко, 1939 году!

Декабрь в семье Синатра был месяцем праздников. Двенадцатое — день рождения Фрэнка, потом Рождество, а за ним Новый год. Только успевай крутиться. Долли несла домой с рынка пакеты, полные провианта — пора начинать готовку, послезавтра Фрэнку исполнится двадцать три. Помогала Долли нести сумки Нэнси Барбато — племяшка ее давней пациентки, живущей в Джерси- Сити. Нэнси часто навещала оставшуюся в Хобокене бабушку и явно заглядывалась на Фрэнка. Только и искала предлог, чтобы с ним встретиться, а заговорить стеснялась. Хорошая девушка, правильно воспитана.

— Привет, ма! — Из-за кустов к ним шагнул Фрэнк. — И тебе, Нэнси, доброго дня! — Он церемонно раскланялся, изображая поклон испанского идальго, и взял у нее пакет с фруктами. Эта девчонка буквально не дает ему прохода, поджидает у дома — встанет и смотрит во все глаза, а они у нее огромные. А уж если цветы у двери их дома валяются или открытка с сердечком на куст повешена, можно не сомневаться — это дело рук Нэнси.

— Здравствуй! — девушка засияла. Круглое нежное лицо в черных кудряшках, блестящие глаза. А ножки! У Нэнси были лучшие ножки в городе.

«Молода еще, шашни не закрутишь. Да и с итальянскими девчонками вообще шутки плохи». — Фрэнк прищурился. Он знал, что такой взгляд действует на женский пол безотказно.

— Приходи двенадцатого меня поздравить. И непременно с подарком.

— А что… Что подарить тебе? — Она облизала пересохшие губы — красные, как кораллы.

— Подумай хорошенько, чего мне больше всего хочется? — Он многозначительно улыбнулся, и малышка совсем смутилась: щеки запылали, ресницы — черные и загнутые — затрепетали.

— Нэнси свяжет красивую салфетку на стол, — нашлась Долли. — Она у нас умелица.

Подарок потряс даже циничного Фрэнка — в центре белоснежного кружева были вывязаны его инициалы, изящно переплетавшиеся с веточкой цветов.

— Офигенно! Это будет моя любимая салфетка. Спасибо! — Он коснулся губами персиковой щеки Нэнси и замер на мгновение, принюхиваясь — от нее пахло невинностью и счастьем. — А что подарить тебе?

Она вдруг смело подняла ресницы и горячо попросила:

— Песни!

— Что?

— Я знаю все твои песни. Мне так хотелось бы иметь пластинку, чтобы всегда слушать их…

— Ну, до пластинки дело пока не дошло…

— Ой, их будет очень много! Ты лучший! — От полноты чувств глаза девушки наполнились слезами и засверкали, как звезды.

— Нэнси… — он взял ее за руки. — Мне совершенно необходимо, чтобы кто-то повторял мне эти слова каждый день. Утром и вечером…

В феврале 1939 года они уже сыграли свадьбу. Долли не могла нарадоваться: Фрэнки покончил с распутными девицами и выбрал себе замечательную жену.

Впрочем, хватило его ненадолго. Молодой муж все чаще не приходил ночевать домой, благо, предлоги у него находились легко — он же человек творческий, дел много. А финансового отчета Нэнси от мужа не требовала. Она доверяла ему и только сильнее грустила, получая от него деньги на расходы, — сумма с каждым разом все уменьшалась.

— Ты же понимаешь, Нэнси, артисту приходиться обновлять сценический костюм и давать взятки, не подмажешь — не поедешь, — успокаивала невестку Долли, прекрасно понимавшая, что ее сын тратит заработанное отнюдь не на семейные или деловые нужды. — Он же у нас высоко метит!