Глава седьмая Ли Нэ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава седьмая

Ли Нэ

Ли Нэ, единственная дочь Мао Цзэдуна и Цзян Цин, родилась, как уже упоминалось, в 1940 г. Это был десятый по счету ребенок Мао Цзэдуна. Ее имя имеет в Китае два произношения: Ли Нэ и Ли На. Мао Цзэдун предпочитал имя Ли Нэ, а Цзян Цин стремилась на западный манер звать дочь Ли На или Лина.

Ли Нэ была последним ребенком от законной жены Мао Цзэдуна. Когда она родилась, Мао Цзэдуну было уже около 50 лет. Дело было в Яньани. При Мао Цзэдуне тогда не было ни его сыновей от Ян Кайхой, ни его дочери от Хэ Цзычжэнь. Поэтому Мао Цзэдун в течение некоторого времени держал Ли Нэ вблизи от себя, хотя ребенка и отправляли на длительный срок в деревню под присмотр кормилицы, а потом и няни. Под настроение Мао Цзэдун позволял девочке приближаться к нему, играл с ней, рассказывал ей различные истории. Он обращал внимание на то, чтобы девочка была вежливой.

Когда Мао Цзэдуну пришлось покинуть Яньань и долго уходить от преследований войск противников, он взял с собой Цзян Цин и Ли Нэ (кстати, его сын Мао Аньин был отправлен им с другой колонной войск и работников учреждений ЦК КПК). Как-то раз Мао Цзэдун спросил у дочери, не боится ли она воздушных налетов. Ли Нэ ответила: «А мы с няней спрячемся в бомбоубежище, а там не страшно. И вообще, если папе не страшно, то и мне тоже не страшно».

В 1946 г., когда Мао Цзэдун находился еще в Яньани, он однажды оставил пообедать с собой плотника, чинившего оконную раму в пещере. За трапезой плотник принялся рассказывать о том, что в их деревне все отцы постоянно избивали своих детей, а кому-то даже вышибли глаз. Отец плотника считал, что он просто должен так воспитывать своего сына.

Слушая все это, Ли Нэ призадумалась. А было ей тогда пять с половиной лет. Она положила палочки и сказала: «А мой папа хороший. Он меня ни разу не бил». Все присутствовавшие рассмеялись, кроме Мао Цзэдуна.

Когда девочке исполнилось 7 лет, встал вопрос о том, чтобы начать учить ее хотя бы писать, так как о школе говорить в условиях того времени не приходилось. Мао Цзэдун отказался от этого, ссылаясь на свой плохой почерк. Цзян Цин предпочла решить вопрос по-иному, приказала приставить к Ли Нэ няню, которая одновременно начала бы учить ее грамоте. Прежнюю няню убрали, и на это место взяли семнадцатилетнюю деревенскую девушку Хань Гуйсинь, которая несколько лет проучилась в начальной школе.

В Сибайпо, когда дело шло уже к образованию КНР и жизнь наладилась, сама директор школы при учреждениях ЦК КПК начала давать Ли Нэ уроки родного языка, арифметики, географии, общего развития. В Бэйпине (Пекине) Ли Нэ училась вместе с детьми других ответственных сотрудников ЦК КПК в специально созданной для этих целей начальной школе, называвшейся «Юйин». Это привилегированное учебное заведение произвело на Ли Нэ неизгладимое впечатление. Что же касается Мао Цзэдуна, то он учил Ли Нэ плавать.

В 1958 г. у Ли Нэ случился приступ острого аппендицита. Когда ее привезли в больницу, было решено сделать одновременно две операции – и по поводу аппендицита, и с целью удалить кончик иглы, который в детстве обломился при уколе и остался в теле девочки. Разрешение на операцию дал Мао Цзэдун.

Операцию должны были делать главный врач пекинской больницы для самых высокопоставленных руководящих работников и заведующий хирургическим отделением в присутствии заведующего терапевтическим отделением. С аппендицитом они справились быстро. А кончик иглы искали довольно долго. За годы он сместился. Стали искать его с помощью рентгеновского аппарата. Наконец нашли и удалили. Однако при операции в рану была занесена инфекция. Начался воспалительный процесс. Подскочила температура. Об этом доложили Мао Цзэдуну. У него было, как обычно, много дел. Он работал ночами и страдал от бессонницы. И все же, как отмечали его биографы, он нашел время и 3 февраля 1958 г. лично написал дочери записочку, подбодрив ее и посоветовав учиться преодолевать трудности.

Окончив среднюю школу, Ли Нэ поступила на филологический факультет Пекинского университета. Жила в общежитии, приезжала домой раз в неделю. По городу ездила на автобусе. Сначала соученики даже и не знали, что рядом с ними «первая принцесса» страны.

Во время трех лет великого голода (1959—1961), как и все студенты, Ли Нэ была обязана писать заявку на продовольственные карточки. Дело в том, что студентов поощряли брать фактически даже несколько меньше зерна, чем было положено по норме, добровольно отказываться в своих заявках от нормы. Они сами должны были письменно выражать такое желание. Ли Нэ написала, что ей на месяц требуется только 8,5 кг зерна (меньше, чем по 300 г в день). Мао Цзэдун одобрил этот ее поступок, сочтя его патриотическим. Он также не позволял ей брать в университет продукты из дома. Однажды Ли Нэ не утерпела и захватила с собой порошковое молоко. Мао Цзэдун был этим очень недоволен. Он также ругал телохранителей, которые пытались подкармливать Ли Нэ. Не исключено, что на почве перманентного голодного состояния у Ли Нэ возникли и усилились отклонения от нормальной психики.

Летом 1965 г. Ли Нэ окончила Пекинский университет и была направлена на работу редактором в «Цзефанцзюнь бао» – в главную армейскую газету. Во время «культурной революции» Цзян Цин добилась назначения Ли Нэ главным редактором газеты. Но на этом посту она продержалась недолго.

В 1967 г. Ли Нэ состояла при отце; считалось, что она работает его связным и информирует его о том, что происходит в вузах столицы. Ли Нэ принимала участие в руководстве митингом, на котором в Университете Цинхуа мучили в 1967 г. Ван Гуанмэй – супругу председателя КНР Лю Шаоци.

Ли Нэ долго не удавалось выйти замуж. Она и сама-то была дурнушкой, да и Цзян Цин старалась и тут все делать по-своему, никак не могла найти для дочери подходящую партию.

Помог случай.

В 1970 г. Мао Цзэдун решил, что Ли Нэ, как и каждому партийному функционеру, следует пройти трудовую закалку. Он отправил ее в «школу трудового перевоспитания руководящих работников имени 7 мая», в провинцию Цзянси, в горы Цзинганшань. Школа была организована исключительно для сотрудников канцелярии ЦК КПК.

В то время Ли Нэ было уже 30 лет и мысли ее были заняты лишь тем, как найти себе подходящего мужа. Секретарем парткома этой школы был Цао Цюаньфу, муж племянницы Мао Цзэдуна Мао Юаньчжи, дочери его младшего брата Мао Цзэминя. Мао Юаньчжи хорошо знала беды и печали своей двоюродной сестры. Вместе с мужем она старалась «решить этот вопрос». Цао Цюаньфу неоднократно рекомендовал Ли Нэ женихов из своих, из проверенных людей, сотрудников канцелярии ЦК КПК. Ли Нэ эти кандидатуры никак не удовлетворяли. Ей хотелось, как она говорила, найти кого-то из крестьян, скажем, сельского руководящего работника. Такого человека она желала видеть спутником своей жизни. Однако найти подходящего человека оказалось совсем непросто. Думается, что вообще людям, не прошедшим проверку в органах безопасности, даже приблизиться к Ли Нэ было невозможно.

Случилось, однако, так, что в той же школе трудового перевоспитания находился сотрудник обслуживающего персонала администрации курорта для руководителей партии в Бэйдайхэ. Это был молодой человек по фамилии Сюй. Хотя у него за плечами была всего-навсего начальная школа и работал он простым уборщиком или разнорабочим при дачах больших начальников, но парень он был видный, сообразительный, умел легко сходиться с людьми. В характере у него была участливость к другим людям. Он приметил, что Ли Нэ целыми днями томится в одиночестве, стал приглашать ее поиграть в настольный теннис, просто так поболтать, кое-что сделать в саду, в огороде. В конечном счете Сюй и Ли Нэ сошлись.

Партийная организация тут же организовала проверку биографии этого кандидата в женихи. Выяснилось, что отец Сюя – рабочий-железнодорожник на станции Шаньхайгуань близ Бэйдайхэ. Иначе говоря, социальное происхождение Сюя сочли подходящим.

Ли Нэ обратилась в партийную организацию с официальной просьбой дать разрешение на брак. Цао Цюаньфу лично взял под контроль все это дело, изучил документы будущего супруга Ли Нэ и лично же доложил вопрос руководству канцелярии ЦК КПК; оттуда, конечно же, обратились к Мао Цзэдуну. Несмотря на возражения Цзян Цин, Мао Цзэдун наложил на документе свою резолюцию, согласившись на брак Ли Нэ с Сюем.

Мао Цзэдун поручил своему телохранителю поехать в эту школу трудового перевоспитания в провинцию Цзянси, отвезти в партийную организацию документ со своей резолюцией, а также полное собрание сочинений Маркса и Энгельса в качестве свадебного подарка молодым. Это был его единственный подарок на свадьбу дочери. Она до сих пор бережно хранит этот сувенир.

Свадебной церемонией руководил лично Цао Цюаньфу. Он на свои деньги купил яблоки для свадебного стола. Он также приказал купить чай, сигареты, сладости, призвал весело отпраздновать событие. В полдень в столовой школы были накрыты два стола. Присутствовали: Мао Юаньчжи, старшая двоюродная сестра невесты, которая и была главным мотором при организации этого брака, ее муж Цао Цюаньфу, другие руководители школы. Были также приглашены несколько товарищей Ли Нэ по той роте, в которой она числилась в этой школе.

Брак Ли Нэ с Сюем оказался неудачным. Вскоре после свадьбы молодые расстались. Сюя отправили в институт железнодорожного транспорта в провинцию Хэбэй. У него было образование в объеме только начальной школы, однако его зачислили в институт, учитывая классовое происхождение.

К этому моменту Ли Нэ была уже беременна. Через положенный срок у нее родился сын – внук Мао Цзэдуна. Сына в детстве звали Сяо Юй, то есть «Малыш Юй». После рождения ребенка был официально оформлен развод Ли Нэ с ее первым мужем. Сюй впоследствии женился и имел детей. В 1980-х гг. он пытался повидаться с сыном от брака с Ли Нэ, но канцелярия ЦК КПК ему в этом отказала.

В последние годы своей жизни, уже в середине 1970-х, Мао Цзэдун проявил заботу о Ли Нэ. С 1974 по 1975 г. она занимала посты сначала секретаря парткома уезда Пингу под Пекином, а затем одного из секретарей пекинского горкома КПК. Конечно же, после событий октября 1976 г., после того как ее мать Цзян Цин была арестована, Ли Нэ больше не могла занимать должность секретаря пекинского горкома партии.

Ли Нэ продолжала числиться сотрудницей аппарата ЦК партии и находиться в ведении канцелярии ЦК КПК. Ее определили жить в доме для сотрудников охраны ЦК КПК. Ей была выделена в этом доме квартира из четырех комнат. Туда она и вселилась со своим сыном и его няней. Канцелярия ЦК КПК подобрала для мальчика няню из старых освобожденных районов (опорных баз). Речь шла о проверенном человеке, к тому же знакомой с привычками Ли Нэ, проведшей детство на такой опорной базе.

Следует сказать, что многое в судьбе Ли Нэ объясняется состоянием ее психики. Ли Нэ трудно общалась с людьми. Тут было и что-то наследственное, возможно, усилившееся под воздействием разных факторов, в том числе и обстановки в семье. Ли Нэ всегда была заторможенным человеком, а постепенно у нее развилась шизофрения. Мао Цзэдун как-то посетовал, предсказывая, что Ли Нэ трудно придется в этой жизни.

Особенно тяжело пришлось ей после ареста Цзян Цин. Ее все время мучила мысль о том, что она, она – и вдруг оказалась «дочерью врага народа». Она заклинилась на мысли о том, что из-за этого с ней никто не захочет общаться. Да и в самом деле, люди, общество были тогда таковы, что очень многие, особенно там, где ей приходилось жить, в среде работников учреждений ЦК КПК, смотрели на Ли Нэ недобрыми глазами.

Спустя некоторое время няня оставила Ли Нэ и ее уже подросшего сына, уехав домой. Дело, возможно, было и в том, что находиться рядом с Ли Нэ было нормальному человеку весьма затруднительно.

В 1980-х годах на протяжении длительного времени Ли Нэ выдавали «зарплату»; это была сумма в 70 юаней в месяц. Жилось ей очень трудно. Например, мяса она могла покупать в день всего на десять фэней (то есть примерно на десять копеек).

Сын Ли Нэ вырос очень худым. Дома у Ли Нэ, ее сына и у няни было по одному одеялу. Когда стояли зимние холода с пронизывающими ветрами, во время сна половину этого одеяла каждый из троих подсовывал под себя, накрываясь другой половиной и с трудом согреваясь таким образом. Когда приходилось совсем плохо, Ли Нэ с болью в сердце относила букинисту и продавала книги из домашней библиотеки.

На протяжении нескольких лет жизнь Ли Нэ походила на жизнь Мао Аньцина. Она тоже большую часть времени проводила в больничной палате. Психиатрическая лечебница стала для нее вторым домом. Обычно она проживала в отдельной палате госпиталя № 305 – привилегированного лечебного учреждения для высших руководителей партии и страны и членов их семей. Когда же Ли Нэ как бы перестала в глазах тогдашнего руководства партии на некоторое время быть дочерью Мао Цзэдуна (а эти руководители хотели сосредоточить как можно более сильный огонь критики именно на Цзян Цин, чтобы, благодаря этому, вывести из-под удара Мао Цзэдуна, сохранить и его и себя как политиков, допускавших лишь некоторые ошибки, но в целом проводивших правильную политику, не имевших на своем счету преступлений) и оказалась как бы сиротой, дочерью только своей матери, то есть Цзян Цин, так сказать «членом семьи врага народа», администрация госпиталя тут же отказала Ли Нэ, улучшений в болезненном состоянии которой не предвиделось, в предоставлении ей больничной койки на неопределенное время, как это обыкновенно бывало раньше. Нужно отметить, что отдельную палату у нее отобрали раньше, еще при жизни Мао Цзэдуна. Тогда Ли Нэ перевели в палату на четверых. Теперь же даже место в четырехместной палате ей не было гарантировано.

Так дочь Цзян Цин промучилась дома без медицинского ухода около полугода, спустя шесть месяцев, то есть уже в середине 1977 г., Ли Нэ направили «на лечение» в психиатрическую лечебницу уезда Чанпин в окрестностях Пекина.

Тут все было примитивным. По сравнению с госпиталем это были небо и земля. Медицинский персонал имел самую низкую квалификацию. Эта уездная психушка была сколком дна общества континентального Китая.

Когда Ли Нэ все-таки худо-бедно пользовали в госпитале № 305, даже после падения и ареста Цзян Цин, где царила строгая армейская дисциплина, психика Ли Нэ, за исключением особых обстоятельств, не испытывала слишком больших потрясений.

Тут же, в уезде Чанпин, все было иначе. Здесь всем вокруг хорошо было известно только одно, это – «дочь Цзян Цин». А потому на Ли Нэ обрушивалась двойная и тройная ненависть – и та, что направлялась руководством партии и страны против «четверки», и естественно накопившаяся ненависть простых людей страны, во всяком случае очень многих из них, особенно крестьян, к Мао Цзэдуну и его режиму, ненависть малообразованных и малокультурных людей против отпрыска вождя и дочери Цзян Цин. Каждый день в психушку приходили люди просто поглазеть на «отродье Цзян Цин». Ли Нэ оставалось только умываться горючими слезами. Можно себе хорошо представить, что в таких условиях и при таких обстоятельствах тем более никак нельзя было надеяться на выздоровление и избавление от недуга.

Ли Нэ особенно была угнетена и одновременно взбешена тем, что человек, который всегда казался ей членом семьи, человек, который десятки лет был начальником охраны ее отца, то есть Ван Дунсин, по-прежнему находился наверху и даже стал занимать еще более высокое положение, пост заместителя председателя ЦК КПК (его назначили на этот пост в благодарность за то, что он пошел против Цзян Цин и ее коллег, содействовал их аресту, встал на сторону Е Цзяньина и других ветеранов), но не проявил никакой заботы о ней, о сироте, об одинокой и несчастной женщине. Ведь он знал и о ее состоянии, и о том, что у нее есть ребенок, внук Мао Цзэдуна, и о том, что она сама не в состоянии должным образом позаботиться ни о себе, ни о своем ребенке.

Ли Нэ также ненавидела преемника Мао Цзэдуна, нового руководителя партии и страны Хуа Гофэна. Ли Нэ полагала, что он занял эту должность, опираясь на бумажку, где ее отец своей рукой написал: «Если дело в твоих руках, я спокоен». У Хуа Гофэна и в мыслях не было позаботиться о любимой дочери Мао Цзэдуна. Он был занят лишь одним: как бы подольше продержаться в положении «мудрого вождя».

Находясь в психиатрической лечебнице, Ли Нэ на протяжении длительного времени не виделась со своим сыном. Ей было известно только то, что ее сына «воспитывают» в Чжуннаньхае, что канцелярия ЦК КПК приставила к нему и няню, и телохранителя. Время от времени до нее доходили слухи о том, что телохранители, бойцы охраны, очевидно считая необходимым подтверждать свою лояльность новым руководителям, а может быть и исходя из своих личных чувств и соображений, обращали на Сяо Юя свою ненависть к «четверке»; они видели в ребенке «отродье Цзян Цин», ее «внука»; они издевались над ним и дразнили его. И все это происходило в наглухо отгороженном от внешнего мира Чжуннаньхае, в закрытой от посторонних резиденции руководства партии и страны.

Ли Нэ провела в уездной психушке более двух лет, она была выписана оттуда в 1981 г. Самыми трудными для нее были дни, когда проходил судебный процесс над «четверкой» (конец 1980-го и начало 1981 г.). Тут уж любой и каждый показывал на нее пальцем. По телевидению вживую передавали ход судебных заседаний. Его транслировали и по радио. Внимание людей больше всего привлекала на этом процессе, конечно же, Цзян Цин.

Было, пожалуй, и еще одно обстоятельство. В отношении людей к Цзян Цин была осознанная или неосознанная доля ненависти к Мао Цзэдуну. А так как официально выступить против Мао Цзэдуна было нельзя, то усиливалось отвращение к тем и к той, в чей адрес можно было выплеснуть горечь, боль потерь и утраты близких и родных, а их были тогда по всей стране миллионы.

Само судебное разбирательство вызывало у Ли Нэ глубокое отвращение. Она не могла набраться духа для того, чтобы постоянно смотреть репортажи из зала суда. В те дни ее психика была на грани полного разрушения. Она слышала, как ее мать, в свою очередь, обрушивалась на судей, не сдерживая при этом своих чувств. И тогда, в эти моменты, Ли Нэ на некоторое время вскипала, становясь на сторону матери. Но потом, остынув, успокоившись, она была вынуждена сама себе говорить, что во время «культурной революции» ее мать совершила много преступлений. И все же Ли Нэ полагала, что большая часть того, что было сделано ее матерью, было совершено самой историей, что тут не следовало бы слишком многое вешать на того или иного конкретного человека, тем более не должно было бы выносить все это на публику, не нужно было пользоваться таким необычным методом, который ранее применялся лишь внутри партии; иначе говоря, будучи воспитана в семье Мао Цзэдуна, Ли Нэ считала, что не следовало «выносить сор из партийной избы». Ли Нэ в одно и то же время и защищала, оправдывала свою мать, и осуждала некоторые ее поступки, она как бы раздваивалась в своих оценках. Что же касается отца, то Ли Нэ продолжала считать, что он безгрешен.

Только одно приносило Ли Нэ успокоение тогда, когда она жила в уездной психушке. Ее приходила навещать ее няня с детских лет Хань Гуйсинь, а потом это было разрешено и мужу няни Ли Иньцяо, он более десяти лет был старшим телохранителем Мао Цзэдуна. Хань Гуйсинь и Ли Иньцяо были глубоко преданы Мао Цзэдуну, который в свое время способствовал их браку. Хань Гуйсинь и Ли Иньцяо знали Ли Нэ с детства и по-человечески хорошо относились к ней, жалели ее. Хань Гуйсинь по-прежнему видела в Ли Нэ маленькую девочку, нуждавшуюся в защите. Няня приносила в психушку яблоки, тщательно чистила их для Ли Нэ, у которой слезы лились по щекам при воспоминании о прежних «золотых временах», когда она была маленькой девочкой и за ней ухаживала эта ее няня.

* * *

Наступили 1980-е гг. В руководстве партии и страны произошли изменения. К власти вернулись ветераны, хлебнувшие горя во время «культурной революции». Цзян Цин и ее коллеги были осуждены. С их стороны опасности больше не было. Многие новые руководители считали необходимым опираться на наследие Мао Цзэдуна. Во всяком случае, они стали поднимать на щит его имя и дела.

В этой ситуации изменилось и положение Ли Нэ. В руководстве партии вспомнили о том, что она – дочь Мао Цзэдуна. В состоянии Ли Нэ имелась тенденция к стабилизации ее психики. Тогда-то она и была переведена из уезда Чанпин в Пекин. Канцелярия ЦК КПК предоставила ей жилье, в котором она разместилась с сыном и его няней, женщиной средних лет, уроженкой северной части провинции Шэньси. Увидев сына и оказавшись в своем новом жилище, Ли Нэ обхватила мальчика руками и заплакала, то ли от радости, то ли от горя, от того, как сложилась ее жизнь.

После ее неоднократных и настойчивых просьб канцелярия ЦК КПК предоставила Ли Нэ работу. Она стала ходить дежурить в библиотеку отдела исследований канцелярии ЦК партии. Так Ли Нэ возвратилась на работу в Чжуннаньхай, где ранее провела столько лет.

Шли годы. Молодость Ли Нэ безвозвратно ушла. Она сильно располнела и подурнела, выглядела как самая заурядная служащая. Ей доверяли только такую работу, во время которой она могла лишь читать или рассматривать книги. Иногда она составляла библиографические карточки. Собственно говоря, работу ей предоставили лишь с той целью, чтобы она могла хоть как-то общаться с людьми. По сути дела, никто не требовал от нее никакой работы. Руководители отдела исследований сказали ей, что она может работать по своему выбору: полдня или через день. Если же того требовали домашние дела или обстоятельства, Ли Нэ могла вообще не приходить на службу. Канцелярия ЦК КПК также уведомила Ли Нэ о том, что в случае возникновения бытовых затруднений партийная организация окажет ей необходимую помощь. Однако она никогда ни о каком вспомоществовании не просила. Дни ее тянулись бесконечно.

Многие старослужащие в Чжуннаньхае все еще помнили ее. Со временем отношение к ней из холодного стало сочувственным, даже часовые у западных ворот Чжуннаньхая приветствовали ее, отдавали ей честь. Когда приходили новые бойцы охраны, то ветераны сообщали им на ушко: «Видишь, это любимая дочь Мао Цзэдуна и Цзян Цин». В общем, изменилась политическая ситуация, изменилось и положение Ли Нэ и отношение к ней, особенно со стороны людей, состоявших на партийной или государственной службе.

И еще прошло время. Перед Ли Нэ встал практический, представлявшийся ей тогда самым насущным и актуальным вопрос о новом, повторном замужестве. Ей рекомендовали женихов, она даже получала письма с такого рода предложениями. Сначала она не отвечала и не проявляла к этому интереса, полагая, что в ее возрасте замуж больше не выходят. Но в реальной жизни, дома, особенно в ее положении, без мужчины обойтись было очень трудно. От людей, разбиравшихся в вопросах воспитания детей, она слыхала, что если в доме нет взрослого зрелого мужчины, это дурно скажется на ребенке. До Ли Нэ также дошли разговоры о том, что ее первый муж по фамилии Сюй, узнав о том, что у него растет сын, приезжал в Пекин, обращался в канцелярию ЦК КПК, пытался встретиться с сыном, однако канцелярия ЦК партии не предоставила ему такой возможности и отправила его обратно к месту жительства и работы.

События продолжали развиваться. Как-то под вечер в пекинскую квартиру Ли Нэ пришла в гости ее старая няня Хань Гуйсинь. В заброшенном дворе Ли Нэ давно не было гостей. Ли Нэ с радостью пригласила няню в комнату. Хань Гуйсинь было уже за пятьдесят.

Хань Гуйсинь поинтересовалась здоровьем Ли Нэ. Та ответила, что чувствует себя лучше после того, как ей предоставили работу в канцелярии ЦК партии. Сяо Юй был отправлен в другую комнату готовить уроки.

Хань Гуйсинь спросила:

– Был слух, что отец малыша Юя приходил, расспрашивал в отделе приема посетителей о том, как вы живете.

– Я тоже слышала об этом.

– Он женился ли опять?

– Говорят, что давно уже женился. И дети есть. Но он все-таки хотел бы познакомиться с Сяо Юем. Он из крестьян, для него сын – это самое дорогое.

Хань Гуйсинь больше не расспрашивала. Обвела глазами помещение.

– Да, тебе одной жить трудновато. Ли Нэ, тебе ведь только-только стукнуло сорок лет. А Сяо Юй уже такой большой мальчик. Ты должна подумать о себе. Жизнь впереди еще долгая. Одной жить невозможно.

– Эх, тетя. Я ведь сейчас в каком положении? Я – дочь «четверки». Кто осмелится связаться со мной?

– Да нет, как ни крути, а ты – дочь великого вождя. А без председателя Мао разве существовал бы новый нынешний Китай? – Хань Гуйсинь разволновалась и добавила: – Нынешние люди, находящиеся в ЦК партии, в свое время были замечены, отобраны и подняты председателем. Да, действительно, в свои последние годы председатель допустил ошибки, но кто имеет больше заслуг, чем он?

– Да где уж мне думать об этом, – вздохнула Ли Нэ.

– Да ты посмотри только на себя и на свой дом. Тут все в запустении. И сын у тебя худющий. – Хань Гуйсинь еще раз обвела глазами убогую обстановку в комнате и наконец вымолвила: – Ли Нэ, я сегодня пришла к тебе сватать тебя. У моего старика есть приятель, старый сослуживец. Его зовут Ван Цзинцин. Во времена Яньани он был сыном полка. Теперь ему уже за пятьдесят. Он начальник штаба подокруга в военном округе провинции Юньнань. Несколько лет назад он разошелся с женой. Сейчас приехал в Пекин в командировку. Мы ему рассказали о тебе, о твоем положении. Он говорит, что когда был еще мальчишкой, видел тебя, и ты произвела на него тогда впечатление. Как ты думаешь, может быть, назначим время, и вы встретитесь?

Все это было неожиданно для Ли Нэ, и она не могла сразу ничего сказать. Видя ее состояние, Хань Гуйсинь взяла инициативу в свои руки:

– Старина Ван скоро должен вернуться в Юньнань. Я предлагаю поступить так: вы встретитесь на следующей неделе. А как оно потом получится, мы еще поговорим. А то и о себе, и о мальчике сама-то ты и не позаботишься.

– Да разве так можно? – Ли Нэ еще колебалась.

– Почему же нельзя? Просто повидаетесь. Чего ты испугалась? Старина Ван человек честный, порядочный. К председателю Мао относится с преданностью.

В конце следующей недели в сопровождении Хань Гуйсинь и Ли Иньцяо на смотрины явился Ван Цзинцин.

Ван Цзинцин был родом из северной части провинции Шэньси. Это был человек чуть выше среднего роста, крепкий, плотного телосложения, с густыми бровями и большими глазами. Он производил впечатление солидности и прочности. Почти 20 лет Ван Цзинцин прослужил в полку охраны ЦК КПК. В свое время был во внешней охране Мао Цзэдуна, выполнял обязанности порученца и слуги. Затем состоял во внутренней охране Лю Шаоци. Потом его перевели в военный округ провинции Юньнань, и он несколько лет прослужил в самом глухом уголке этой провинции на реке Нунцзян. У него были жена и дети.

Сыновья и дочери были уже взрослыми, появились внуки. Жена его была военным врачом. Это была женщина с сильным характером. Оба они, Ван Цзинцин и его жена, были кадровыми работниками. В соответствии с существовавшими правилами люди в их положении уже могли при необходимости выходить в отставку. Согласно тем же установлениям при выходе в отставку жена должна была следовать вместе с мужем на его место жительства, то есть на его родину. Ван Цзинцин и его жена собирались по возрасту выходить в отставку, но жена Ван Цзинцина была намерена вернуться к себе на родину и жить вместе со своей матерью, которой было уже за 80 лет. Из-за таких разногласий супруги ссорились и дело дошло до развода. Вот при такой ситуации Ван Цзинцин, оказавшись в командировке в Пекине, навестил старого сослуживца Ли Иньцяо и попал на заметку Хань Гуйсинь, которая искала, за кого бы выдать замуж Ли Нэ.

При первой же встрече у Ли Нэ о Ван Цзинцине сразу же сложилось хорошее впечатление. Она с малых лет жила в военном лагере; ее всегда, и тогда, когда она повзрослела, окружали мужчины из охраны. Она хорошо относилась к этим людям, и став взрослой. Ван Цзинцин был на все руки мастером, военной косточкой. Ему уже исполнилось 50 лет, но он был силен и здоров.

– Товарищ Ли Нэ, я с шестнадцати лет в полку охраны. Я и человеком-то стал благодаря воспитанию, полученному от председателя. Ради председателя Мао я готов сто раз умереть. И когда я вижу, как трудно тебе приходится в жизни сейчас, я очень переживаю. – Так высказался Ван Цзинцин, и на глазах его выступили слезы.

Ли Иньцяо сказал:

– В свое время председатель к нам хорошо относился. Ведь это он помог нам пожениться с Хань Гуйсинь.

– Сяо Юй, иди сюда, поздороваемся. Давай дядя на тебя посмотрит. – Ван Цзинцин подозвал мальчика и внимательно поглядел на него: – Да у тебя шишка на головке. Откуда это?

– Это меня мальчики из класса побили. Они говорят, что я – отродье Цзян Цин.

– Ты заплакал?

– Нет. Я с ними подрался!

– Вот это правильно. Ты – потомок председателя Мао. Ты никогда не должен посрамить председателя Мао, что бы ты ни делал. А если кто-нибудь снова попробует обидеть тебя, ты скажи учителю, а если учитель тебя не защитит, скажи мне, скажи дяде, и дядя поможет тебе восстановить справедливость, не позволит никому просто так обижать тебя!

– Хорошо, дядя, – мальчик кивнул.

Ван Цзинцин понравился мальчику, понравился и Ли Нэ. Она много лет ждала такого сильного человека.

Перед отъездом в Юньнань Ван Цзинцин зашел еще раз. Уже без сватов. А через два месяца его снова прислали в командировку, причем на длительный срок. Они с Ли Нэ стали друзьями. Сяо Юй тоже был в восторге от дяди Ван Цзинцина.

Тогда вступила в действие партийная организация. Она довела до сведения Ли Нэ и Ван Цзинцина, что если намерения у них серьезные, то, выйдя в отставку, Ван Цзинцин получит возможность отправиться в Пекин «на лечение». Согласно правилам кадровые военные в чине от заместителя командира дивизии и выше, которые на протяжении длительного времени служили в пограничных военных округах, могли уходить в отставку с 50 лет.

Перед тем как оформить брачные отношения с Ван Цзинцином, Ли Нэ решила поговорить с находившейся в тюрьме матерью, чтобы поставить ее в известность и хотя бы формально попросить ее благословения. Ван Цзинцин согласился с этой мыслью Ли Нэ.

После того как Цзян Цин заменили смертный приговор пожизненным тюремным заключением, начиная с 1982 г. Ли Нэ разрешили один раз в месяц навещать мать. Ли Нэ и Ван Цзинцин вместе отправились в тюрьму к Цзян Цин. Ли Нэ при этом в глубине души тогда уже знала, что ни за что не откажется от Ван Цзинцина, что бы ни сказала мать, однако она хотела соблюсти нормы уважения к родителям.

Цзян Цин содержали в расположенной довольно далеко от Пекина тюрьме Циньчэн. По дороге Ли Нэ волновалась, не зная, как встретит Цзян Цин Ван Цзинцина. А он молчал и смотрел в окно. Цзян Цин содержали в отдельной камере. При ее свидании с посетителями обычно присутствовала надзирательница. Однако на сей раз Цзян Цин стала протествовать против ее присутствия, и надзирательница исчезла. Конечно, Цзян Цин и остальные понимали, что их разговор все равно прослушивался.

– Мама, это товарищ Ван Цзинцин. Мы с ним знакомы уже более полугода. Сегодня я привела его, чтобы вы на него посмотрели.

– Здравствуйте, – Ван Цзинцин отдал честь. Он не знал, как теперь называть Цзян Цин. По имени – невежливо. Товарищем – неудобно. Не мог он называть ее и как Ли Нэ «мамой». И пока никак не назвал.

– Так. Подойди, погляжу. – Цзян Цин заинтересовалась, она рассматривала и расспрашивала его.

Он отвечал на вопросы и особенно подчеркнул такую деталь:

– В свое время в Яньани я служил во внешней охране Цзаоюаня (то есть «Финикового сада», резиденции Мао Цзэдуна. – Ю.Г.). Однажды председатель вместе с вами и Ли Нэ прогуливался вдоль реки Янь и проходил мимо меня. Я отдал честь председателю и вам. Председатель сказал мне: «Устал, молодой товарищ?»

– Правда? – Цзян Цин спросила: – А сколько лет тебе тогда было?

– Шестнадцать лет.

– А, ты из дьяволят! Мне нравятся люди из охраны. Они надежные, твердые, дисциплинированные. Не похожи на этих интеллигентов. Те все мягкотелые. – И тут Цзян Цин перешла на другую тему, заговорила о том, что ее волновало, высказала мысли, которыми она тогда жила: – Ни в коем случае не следуйте примеру Хуа Гофэна и Ван Дунсина. Уж как в свое время председатель Мао пестовал их, да и они тогда с уважением относились к нему. Никак не думала, что тело председателя еще не успеет остыть, а они поднимут руку на человека, близкого председателю. Вот уж поистине люди типа Хрущева!

Ван Цзинцин выслушал эти слова и не решился ничего сказать. В то время Хуа Гофэн и Ван Дунсин уже потеряли власть, однако высказывания Цзян Цин, строго и официально говоря, член партии должен был рассматривать как «реакционные измышления».

– Ли Нэ, кто сватал?

– Товарищ Ли Иньцяо и его жена, тетя Хань Гуйсинь.

– Это достойные люди. В наше время хороших людей не так уж и много.

– Старина Ван, как тебе понравился Сяо Юй?

– Мне он очень приглянулся. Смышленый мальчик.

– Сейчас при тебе ему будет хорошо, потому что теперь он даже меня не слушается, – сказала Ли Нэ. – Это хорошо. Ребенку трудно. Без отца его могут обидеть.

– Будьте покойны, я не дам его обижать. Чем ребенок виноват!

– Я спокойна, – кивнула Цзян Цин. – А чем ты любишь заниматься на отдыхе?

– Я люблю стрелять по мишеням и занимаюсь каллиграфией.

– В следующий раз приходи и приноси свою каллиграфию. – Цзян Цин была знатоком в этом деле.

Затем Цзян Цин обратилась к дочери:

– Ли Нэ, меня тут в Циньчэн притесняют мелкие, ничтожные людишки. Напиши от меня письмо в адрес нового ЦК партии, потребуй, чтобы они немедленно выпустили меня, или уж, по крайней мере, они должны заменить тех людишек, которые меня терзают.

– Это… Такое письмо мне несподручно писать. Напиши его все-таки сама. – Ли Нэ запиналась.

– Что? Даже ты от меня отказываешься. Видно, прахом пошло мое воспитание, напрасно я с тобой мучилась!

– Мама, не в этом дело. Я просто действительно не могу этого сделать.

– Совести у тебя нет. Меня тут обижают, а ты не хочешь мне помочь. – Цзян Цин говорила с горечью, понимая в душе, что в этом деле дочь не может сыграть никакой роли. Вероятно, она рассчитывала на то, что ее прослушивали. Затем Цзян Цин изменила тему разговора: – Есть ли новости о твоем младшем брате Юаньсине?

– Нет. Знаю только, что он по-прежнему отстранен от работы и находится под следствием.

– Эх, это я погубила его, Бобочка своего (уменьшительное от «боб», «бобовое зернышко». – Ю.Г.). Какой прекрасный молодой человек. Вот уж кто по праву может называться наследником павших героев.

Цзян Цин вздохнула.

Время свидания закончилось. Ли Нэ и Ван Цзинцин стали прощаться с Цзян Цин.

– Против вашего дела я не возражаю. Как хотите, так и поступайте. Раньше я все вмешивалась в дела Ли Нэ, да ничего хорошего из этого так и не получилось. Сегодня председателя больше нет с нами, а я вот нахожусь в таком положении. Ван Цзинцин, я благодарна тебе за то, что ты нашел в себе смелость полюбить Ли Нэ. Я благодарна тебе и за председателя. В конечном счете ты оказался бойцом охраны, преданным председателю.

– Будьте покойны, я непременно буду защищать и любить Ли Нэ и Сяо Юя. Я сполна отвечу на милость ко мне председателя. – Ван Цзинцин заставил себя склонить голову.

– По-моему, ты – человек, у которого есть совесть, – на глазах Цзян Цин блеснули слезы. Она была растрогана.

* * *

Два месяца спустя Ли Нэ и Ван Цзинцин устроили дома празднество по случаю своей свадьбы. Канцелярия ЦК КПК прислала им в подарок к свадьбе цветной телевизор японского производства марки «Сони», немецкий двухкамерный холодильник и 3 тысячи юаней. При этом было сказано, что деньги выделены из оставшихся гонораров Мао Цзэдуна и что свою долю получили все его дети.

На свадьбе было не более 20 человек. При этом все со стороны невесты: ее родственники, близкие, друзья, коллеги по работе. Свидетелями выступали Ли Иньцяо и Хань Гуйсинь. Главным из приглашенных считался один из заместителей начальника канцелярии ЦК КПК. Кроме того, двое ветеранов-руководителей (их имена остались нам не известны) прислали своих секретарей с подарками.

Жених был счастлив. Его лицо раскраснелось от вина. Он не раз вспоминал о том, как более 30 лет тому назад он впервые увидел свою нынешнюю невесту. Тогда под горой, на которой стоит известная яньаньская пагода Баоташань, он, шестнадцатилетний боец охраны, смотрел на маленькую девочку, которую вели за руки председатель партии и экс-кинозвезда. Сам-то он был всего-навсего горемычным ребенком из крестьянской семьи в северной части провинции Шэньси, а сегодня он смог стать зятем великого вождя. Вот уж почет, вот уж слава! Ван Цзинцин решил посвятить себя, свою оставшуюся жизнь дочери председателя, дать ей пусть позднее, но счастье.

Ли Нэ была тоже очень рада. Она смотрела на доброе и бесхитростное лицо Ван Цзинцина и ощущала, что с этого момента и она сама, и ее сын обрели тихую надежную гавань.

Ей улыбнулось простое человеческое счастье. Это было для нее в ее положении самым главным в то время.

* * *

Жизнь, конечно, оказалась, как и обычно, очень непростой. Психика Ли Нэ время от времени давала сбои. В частности, 25 декабря 1988 г., накануне 95-й годовщины со дня рождения Мао Цзэдуна, Ли Нэ рано утром пришла на площадь Тяньаньмэнь и встала в очередь в Дом памяти своего отца. В соответствии с правилами она, как родственница Мао Цзэдуна, имела право пройти в его мавзолей через специальный вход с западной стороны. Однако Ли Нэ встала в длинную очередь рядовых посетителей и медленно продвигалась в этой очереди. Но охрана проявила бдительность. Ее высмотрели, извлекли из очереди и дали возможность вне очереди посетить траурный зал. Ли Нэ в это время была целиком погружена в свои мысли и слабо реагировала на то, что происходило вокруг нее.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.