Замполит (9 декабря 1984 года, Нарай — Алихейль)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Замполит

(9 декабря 1984 года, Нарай — Алихейль)

После подрыва Гришина мы застряли где-то на час. Судя по тому, как попер вперед наш ротный Рекс, командование не особо взволновала причина нашей задержки — им важно было выполнение задачи.

После этого вынужденного привала нас опять поднимают.

«Приготовиться к движению, рота!» — своим резким зычным голосом орет Пикунов.

И мы опять куда-то бредем, опять не понимая куда. Чередующиеся подъемы и спуски слились в одно бесконечное движение. Которое никогда, кажется, не прекратится и которое происходит уже как бы помимо тебя.

Вот если б еще кто РД за меня потащил…

Но через какое-то время мы все же спускаемся в долинку между горами. Здесь течет какой-то арык. От одного взгляда на бурлящую воду становится холодно.

Теперь мы идем по раскисшей земле, периодически спотыкаясь и поскальзываясь под весом снаряжения. Спустя некоторое время начинаю обращать внимание на странные звуки. Ни птиц, ни насекомых здесь представить невозможно, но иначе как свистом этот звук не назовещь. Через какое-то время прислушиваюсь и понимаю, что это свистят вокруг пули. Но свистят как-то отрывочно, словно на излете.

Видимо, это же слышат и наши отцы-командиры, и мы сбиваемся в кучу за какой-то сопкой. Как им удалось определить направление, откуда ведется стрельба, — не знаю, но свист вокруг временно прекращается. Потом мы снова начинаем идти, свист периодически возобновляется, но на него уже никто не реагирует.

Отупение от усталости такое, что мысль о свистящих пулях уступает место надежде на ожидающий рано или поздно впереди привал. Проходим мимо странных сооружений — круглые башни, похожие на крепостные, разбросаны тут и там на вершинах холмов. Людей не видно, но ощущение, что за нами все время кто-то наблюдает. Кто-то очень недобрый. Такой же холодный, как вода в этом арыке, и скользкий, как земля у нас под ногами.

Про такое говорят «воздух пропитан тревогой». Но с тревогой мы потом разберемся — сейчас главное, чтобы хватило воздуха.

Мы когда-нибудь остановимся? Когда-нибудь куда-нибудь придем?!

Пока пересекаем эту долинку, начинает смеркаться. К счастью, высоких гор поблизости не видно, так что есть надежда, что переть по горам в темноте не придется. Наконец начинаем вновь карабкаться на какие-то пригорки. На вершине одного из них стоят ротный с замкомроты Васей Парамоновым и распределяют нас по оставшимся то ли от «духов», то ли от «зеленых» окопам.

Окопы — это, конечно, громко сказано. Так — ямы на двух-трех человек, глубиной чуть выше пояса. Но в горах и такое будешь полдня долбить, так что, считай, повезло нам с ночлегом. А мы все очень надеемся, что это остановка именно с этой целью.

После случившегося на горе, где подорвался Гришин, мы держимся вместе с Мордвином. С ним и попадаем в очередной, проверенный саперами окоп. Нам повезло — он всего метрах в двух-трех вниз по склону от того места, где толпится основная часть наших.

Только успеваем дойти до своего нового «дома», как раздается жуткий взрыв. Мы кубарем скатываемся в яму, сверху на нас валится еще и непонятным образом оказавшийся здесь боец разведроты с эсвэдэшкой.[10] Пережидаем несколько секунд после взрыва, потом осторожно высовываемся с автоматами на изготовку. Разведчик в прицел «СВД» рассматривает поросший лесом склон горы напротив. Ни стрельбы, ни новых взрывов не слышно. Стоявшие наверху, которым пришлось падать прямо в грязь, поднимаются, ошалело оглядываясь: «Что это было?»

Ротный опомнился первым: «Командирам взводов проверить личный состав!»

Взводные начинают перекличку. Судя по отзывам, все наши целы. А после такого взрыва, казалось, полроты не досчитаемся…

Так и не поняв, что случилось, начинаем с Мордвином оборудовать место для ночевки. Для нас это сейчас самое актуальное — со взрывом и его последствиями разберутся кому положено.

Мы затягиваем яму сверху одной плащ-палаткой, а другую бросаем на дно. На нее броники — это постель. В голову — РД. Все, походная постель готова.

Кто бы мне сказал, чуть больше полугода назад, в Москве, что я буду спать зимой в горах, на голой земле, подстелив под себя бронежилет, а под голову поставив РД… Да что в Москве — даже не самая комфортная армейская койка кажется сейчас олицетворением роскоши и комфорта. Но самое удивительное и поразительное даже не это. А то, что это походное ложе для каждого из нас сейчас в сотни раз вожделеннее любой роскошной перины! Потому что, на чем спать, для нас, проживших сегодняшний бесконечный день, уже не важно. Нам бы только закрыть глаза, только бы отключиться хоть ненадолго. Этого жаждет и гудящее от усталости тело, и контуженный обилием эмоций и событий мозг.

Правда, спать нам предстоит по очереди. Один постоянно должен пялиться на противоположный склон на случай, если там начнется какое-то движение или стрельба.

Долго ковыряемся в своем логове, пытаясь разогреть кашу из сухпая. Таблетки сухого спирта не хотят разгораться, никаких дров поблизости не наблюдается. В конце концов плюем на это и съедаем и кашу и тушенку не разогревая. Вкуса от спрессованной перловки и каменного мяса вперемешку с жиром никакого, но желудок, давно уже жалобно подвывавший, набили. Много ли нам теперь нужно для счастья…

В этот момент подходит взводный. Узнает, как дела, говорит, чтобы, пока не совсем темно, почистили оружие и не дрыхли оба. Мол, буду проверять.

— А что это было-то, товарищ старший лейтенант? Что за взрыв-то?

— Замполит батальона подорвался, — говорит Плотников. — Шел чуть ли не в конце колонны. А вышел на пятачок, где расходились по позициям, и наступил точно на мину. Наповал… — Взводный как-то поперхнулся на этих словах и замолчал.

«Мы „шнуры“, нам много знать не положено, да и дух наш боевой подрывать не хочет, наверное», — решил я.

Впрочем, сказанное взводным и без деталей производило впечатление. Во-первых, потому что новый замполит батальона приехал из Союза только что и это была его первая операция. За то недолгое время, что мы могли наблюдать его в бригаде, он показался нормальным офицером. Во всяком случае, на фоне большинства других, обращавшихся с нами, «молодыми», едва ли не с таким же презрением, как дембеля. И вот на первой же операции погиб…

Но еще больше «пробивает» другое. Он же подорвался на том самом пятачке, через который прошли мы все. Мы все топтались там в ожидании, когда нам определят позицию. Мы все месили своими сапогами грязь, в которой ждала своего часа хитромудро установленная «духами» мина. Я слышал про такие мины и раньше — в них можно менять величину нажима, необходимого для срабатывания взрывателя. Обычно их ставили на дорогах — могло пройти 10, 20, 30 машин, а мина срабатывала на 31-й… И вот теперь, наверное, эта дьявольская уловка сработала здесь. Это могла быть мина каждого из нас! Каждого из нескольких десятков человек, прошедших через вершину холма. Но судьба выбрала одного…

Пока чистили оружие, пришел кто-то из наших и рассказал подробности. После взрыва провели перекличку, и вроде все были на месте. Решили даже поначалу, что рвануло само по себе. Но потом минометчики, которые, видимо, встали на позиции чуть раньше и уже успели установить минометы, сообщили, что у них на одном миномете болтаются «какие-то ошметки». Стало ясно, что кого-то все-таки разорвало. Принялись собирать все, что могли найти, и, только обнаружив уцелевшую офицерскую шапку, догадались, чье отсутствие не смогли обнаружить солдатской перекличкой.

Теперь стало понятнее, почему так осекся и чем поперхнулся взводный, рассказав о гибели замполита батальона.

Стемнело. Мордвин благородно предлагает мне спать первому. Хотя дело не в благородстве только — он просто хитрее. Понимает, что спать хочется жутко, но заснуть после всего услышанного будет непросто. Да и просыпаться потом посреди ночи, вырывать себя из глубокого сна намного обломнее. Но я не спорю. Я так умаялся, что сил нет никаких. И размышления о превратностях судьбы не долго тревожат засыпающий мозг 18-летнего задолбанного службой солдата. Я даже не успеваю подумать перед сном, что три раза за сегодня «прошел по краю». Для меня сейчас вся жизнь — на краю…

Ночь проходит спокойно. Утром удается даже разогреть сухпай на отогревшемся за ночь нашим дыханием сухом спирте. Все вчерашнее кажется уже прошлым. Его больше нет, как уже нет Гришина и замполита батальона. Есть только мы и все мысли о том, что ждет нас сегодня. Но когда рота снова вытягивается в цепочку, идущий чуть впереди меня Исмаил Давлетов подбирает с земли обломки автомата. Все мы знаем, чьего…

На секунду защемило сердце, но в движении все быстро позабылось. Надо идти, надо смотреть под ноги. Начинается новый день. Мой 130-й день в Афгане. Впереди еще 600 дней.

Об остальном мы подумаем, когда вернемся. Если вернемся…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.