Сараево, февраль 1984 года
Сараево,
февраль 1984 года
Минута до матча. Пора. Я надеваю на лицо маску и вслед за товарищами выхожу из раздевалки… По обе стороны узкого коридора, ведущего на лед, стеной стоят люди. Наверное, они сейчас что-то говорят мне, подбадривают, желают удачи. Но я ничего не слышу. Я иду, глядя прямо перед собой, я все окружающее абсолютно не существует для меня… Бессмысленно сейчас пытаться со мной заговорить, даже поздороваться. Не услышу, не отвечу, не замедлю шаг. Я уже весь в игре.
Выработанная годами, моя настройка на борьбу начинается задолго до того, как автобус привозит нас во Дворец спорта. В день матча я думаю только об игре. Ни о чем постороннем, только об игре. Я твержу себе: «Ты обязан не подвести команду. С тебя спрос особый, ты — вратарь, ты — главный человек в команде». Днем я стараюсь уснуть. Нервы должны быть в полном порядке. Я становлюсь молчаливым: не расплескать бы в пустых разговорах весь настрой. Скоро матч. Вместе со всеми выпиваю черный кофе. Окружающее — то, что не относится к предстоящей игре, — окончательно перестает для меня существовать.
Каждый вратарь психологически готовится к матчам по-своему. Виктор Коноваленко мог часами раскладывать пасьянс. Александр Сидельников никаких заметных приготовлений не делал и внешне оставался совершенно невозмутимым. Я слышал, что знаменитый канадский голкипер Гленн Холл с целью привести себя в надлежащее состояние незадолго до матча начинал последними словами ругать хоккей, свою вратарскую долю, соперников, партнеров, зрителей, — словом, все и всех на свете. Так он снимал неизбежное напряжение и на льду появлялся уравновешенным.
Я же обычно замыкаюсь, ухожу в себя. Незадолго до отъезда во Дворец спорта перебираю свою «мысленную картотеку». С кем мы сегодня играем? С канадцами? Так… Что я про них знаю? Под броски выкатываться подальше — это само собой. Не расслабляться до последней минуты. Бросков наверняка будет очень много. Что еще?..
«Спартак» издалека ворота не обстреливает. Рижане постоянно заряжены на гол. И так далее… Я перебираю в голове особенности игры тех форвардов, которые сегодня коршунами налетят на мои ворота, обдумываю свою тактику, даю советы защитникам, мысленно прочерчиваю возможные траектории шайбы.
Я не суеверен, однако с годами выработался определенный ритуал подготовки к матчу, которого я старался придерживаться строго. Например, облачаюсь в хоккейную амуницию всегда в одной и той же последовательности. Перед самым выходом на лед обязательно вызываю в сознании какие-нибудь положительные эмоции: обычно вспоминаю удачную рыбалку в Вышнем Волочке.
…Итак, пора. Через минуту начнется наш первый олимпийский матч. И хотя соперник — сборная Польши — не из самых грозных, предстартовое волнение еще с утра охватило всю команду. Даже у меня руки предательски затряслись. А про молодых и говорить нечего: бледные лица, отрешенные взоры. Вот что значит — Олимпийские игры. За четыре года, прошедших после Лейк-Плэсида, мы ни разу не уходили со льда побежденными, трижды становились чемпионами мира, выиграли Кубок Канады, традиционные турниры на приз «Известий». Словом, удача сопутствовала нам везде, где мы участвовали. Но то поражение четырехлетней давности тяжелым камнем лежало на наших сердцах. Все ждали Олимпиаду. Ждали, как никто, и готовились к ней, не щадя сил. Тренеры строили подготовительный процесс с небывалой тщательностью. Стремились учесть все возможные обстоятельства, настраивали команду на борьбу с полной отдачей сил. Да, для советского хоккея эта Олимпиада должна была стать особой: или мы вернем потерянное четыре года назад звание чемпионов, или…
Мы не сомневались, что вернем. Никто не сомневался. Но слишком сильное желание победить тоже, случается, не во благо. Оно сковывает, связывает по рукам и ногам, мешает раскрыть все истинные возможности. (Помните, как похожее состояние коварно подвело канадцев в 1981 году на льду «Форума»?)
Да, команда Польши — не самый серьезный соперник. Хотя как посмотреть… В чемпионате мира 1976 года первый матч тоже свел нас с поляками. Некоторые молодые хоккеисты советской сборной вышли на лед с явно «шапкозакидательскими» настроениями. В раздевалке слышались разговоры: «Ну, это пустяки, этих мы запросто обыграем». Меня сначала не поставили в ворота — опять же из тех самых соображений: ожидали легкой победы. А что получилось? Соперники, построив самоотверженную оборону, отбили первый натиск и тут же сами пошли вперед. Наши ребята не успели опомниться, как четыре шайбы влетели в ворота сборной СССР. Хозяева льда (чемпионат проходил в Катовицах) не просто умело, я бы сказал, замечательно играли на контратаках. Они провели в наступлении не более восьми минут из шестидесяти. Формально преимуществом — причем подавляющим — владели мы, а шайбы забивали наши соперники. Так поучительно начался тот очень неудачный для нас турнир.
…Ну нет, теперь мы не повторим этой ошибки.
Я занял свое привычное место в воротах, осмотрелся, и, как обычно, нервы сразу пришли в порядок. Главное — начать.
Начали мы вполне прилично. Все первые матчи в Сараеве прошли без осечек.
Два слова об общей атмосфере на этой Олимпиаде. Хочу отдать должное хозяевам Игр, которые очень хорошо подготовились к встрече гостей со всего света. Все было продумано до мелочей — и в организации быта олимпийцев, и в проведении состязаний. В Сараеве царил дух праздника мира, дружбы, взаимопонимания, доброй воли. Именно такими и должны быть Олимпиады. По-моему, все без исключения остались довольны гостеприимством югославов.
Вновь, как и восемь лет назад в Инсбруке, я был знаменосцем советской олимпийской делегации. Возможно, мне эту честь оказали потому, что больше никто из советских спортсменов, включенных в сборную-84, не участвовал в четырех Играх подряд, а может быть, это имело под собой и чисто психологическую цель: показать остальным хоккеистам, как надеются на их победу. Да, медаль, в отличие от лыжников, конькобежцев, фигуристов, мы приносили только одну, но цена ей у болельщиков очень высока. Какова эта цена? Словесным эквивалентом ее выразить невозможно…
На хоккейном турнире в одну подгруппу со сборной СССР вошли команды Польши, Италии, Югославии, ФРГ, Швеции. Во второй подгруппе были сборные ЧССР, США, Финляндии, Канады, Австрии, Норвегии. Узнав составы подгрупп, мы дружно решили, что чехословацким хоккеистам повезло больше, так как им достались соперники посильнее и, значит, они будут с каждой игрой наращивать свой потенциал.
В нашей сборной десять игроков впервые попали в атмосферу Олимпиады. Девять были серебряными призерами Лейк-Плэсида. Только я один из всего состава испытал до этого счастье олимпийских побед (в Саппоро и Инсбруке).
Как я уже сказал, старт турнира не доставил нам никаких огорчений, но Тихонов был недоволен: он считал, что мало забиваем. Дело, видимо, в том, что хоккеисты подсознательно сберегали силы для решающих испытаний. Олимпийская дистанция длинная, играть здесь приходится через день, надо быть расчетливым.
Мы гадали: придется ли нам в Сараеве играть с американцами или же турнирная судьба распорядится по-другому? Мы знали о том, что олимпийская сборная США образца 1984 года очень ответственно подошла к подготовке: она сыграла около 80 матчей, в том числе с «Крылышками» и второй сборной СССР. Видеозапись этих встреч мы изучали особенно тщательно, обратив внимание на то, что американцы играют в европейском стиле, у них хорошо поставлен пас, розыгрыш шайбы. Перед отъездом в Сараево я разговаривал с Тыжных, который выступал за вторую сборную. Саша был высокого мнения об олимпийских чемпионах:
— Технично они оснащены очень здорово. Команда с характером. Но я не сомневаюсь в том, что вы у них выиграете.
В Сараеве американские туристы заранее раскупили билеты на финал, убежденные в том, что повторится ситуация четырехлетней давности, что это будет их финал. Шума вокруг сборной США перед Олимпиадой и в первые дни турнира было более чем достаточно. Причем этому немало способствовали сами заокеанские хоккеисты, направо и налево давая смелые интервью.
Раз так, решили мы, значит, американцы не очень-то уверены в своих силах. По-настоящему сильные никогда не станут хвастаться.
Перед своим первым матчем — с канадцами — чемпионы предприняли психологическую атаку на соперника, обвинив «Кленовые листья» в том, что за них якобы выступают два бывших профессионала. Янки добились своего: этим игрокам запретили участвовать в Олимпиаде, но зато канадцев это привело в неописуемую ярость. Они поклялись «растерзать выскочек» и сдержали свое слово. Счет матча — 4:2 в пользу Канады. Затем американцы вышли на лед против хоккеистов ЧССР, хорошо запомнивших крупное поражение, которое они потерпели от сборной США в Лейк-Плэсиде. Эту встречу признали одной из лучших на олимпийском турнире. Американцам отступать было некуда, но и соперник силен. Мне показалось, что по физическим кондициям обе команды были примерно равны, однако чехословацкие хоккеисты превосходили американцев в технике. Звено Руснака, по существу, одно обыграло олимпийских чемпионов, забив четыре шайбы.
Для сборной США Олимпиада закончилась матчем с норвежцами. 3:3! Настоящий конфуз. В припадке безумного разочарования теперь уже экс-чемпионы вдребезги разбили о лед свои клюшки, а в раздевалке принялись за мебель, искрошив ее в щепки.
Вот уж что-что, а это понять — свыше моих сил. Проигрывать надо достойно.
…На Олимпиаде представители всех других видов спорта уже отсоревновались, получили свою долю наград и огорчений, отпраздновали и отплакали. Только мы, хоккеисты, все еще пока не могли позволить себе думать ни о чем другом, кроме победы. Последний, решающий матч должен был состояться незадолго до прощания с олимпийским огнем. Как это уже бывало неоднократно, главный матч свел нас со старыми знакомыми — хоккеистами Чехословакии.
Чехословацкая сборная болезненнее, чем мы, перенесла процесс смены поколений. Великие игроки 70-х годов будто унесли вместе с собой что-то очень важное из характера команды. Я отчетливо видел, что молодых чехословацких хоккеистов не устраивает «серебро», которое мы неизменно оставляли им в последние годы. Но видел я и другое: психологически они пока не готовы выигрывать у нас. Кажется, не хватает им стопроцентной веры в себя.
В последний день Олимпиады мы вышли на лед, зная, что наша золотая медаль — если удастся ее завоевать — перевесит чашу весов неофициальной общекомандной победы в пользу сборной СССР. Надо было постараться.
Тихонов дал общую установку на матч. А затем отозвал меня в сторону:
— Боюсь перенастроить ребят, Владик. Собери сам команду, поговори по душам, без высоких слов.
Тренеры волновались не меньше нашего. И Тихонов, и Юрзинов оба осунулись, почернели. Матч, который нам предстояло сыграть, подводил итог их напряженному четырехлетнему труду. Правильным курсом они шли или ошибались?
Наши тренеры — люди чрезвычайно ответственные. Сказать, что Виктор Васильевич живет хоккеем, значит ничего не сказать. Он фанатично предан игре и, по-моему, даже во сне ищет путь к победам. Твердо знаю, что никто острее Тихонова не переживает в ходе матчей.
И вот мы собрались без тренеров. На правах самого старшего и опытного я взял слово:
— Ребята, мы шли к этому дню четыре года. Сегодня на Родине миллионы людей соберутся у телевизоров. Вся Олимпиада была интересной, но вы знаете, как ждут именно нашей, хоккейной победы. Я вижу, что многие дебютанты очень волнуются. Но пусть вас это не смущает. Для меня эта Олимпиада четвертая по счету, а волнуюсь, как в первый раз. Важно, чтобы мы помогали друг другу, быстро исправляли ошибки, если они появятся.
Я всматривался в знакомые лица, думая о том, как же трудно пришлось парням в минувшие дни и еще труднее будет сегодня. На многих из них Олимпиада уже оставила свои отметины в виде шрамов и синяков. С тяжелыми травмами заканчивали турнир Макаров, Ларионов, Тюменев. Врач нашей сборной сбился с ног, восстанавливая боеспособность команды. Кстати, несколько дней спустя Борис Сапроненков в интервью скажет: «Когда-то мне довелось работать с лыжниками. Уж в чем, а в терпении им не откажешь. Но у хоккеистов терпение особого свойства. Это терпение к боли, к травмам. Иному игроку наложишь в перерыве несколько швов, и он как ни в чем не бывало вновь выходит на лед. Вот такие они — наши ребята. На тривиальные синяки и шишки они просто не обращают внимания. Считается, если их не получил, значит, играл не в полную силу»...
Доктор в подтверждение своих слов мог бы привести немало выразительных примеров. Ну, например, вспомнить решающий матч мирового первенства 1978 года в Праге, когда мы встречались с хозяевами льда. Тот турнир измотал всех нас основательно, а по ходу самого важного поединка в команде почти не осталось игроков. С высокой температурой рвался на лед Капустин, во время матча выбыли из строй Мальцев, Лутченко. Сердечный приступ свалил прямо на скамье Валеру Васильева. Врач метался от одного к другому. Я никогда не смотрю на табло во время игры, не считаю оставшегося времени, а вот тогда, каюсь, не выдержал, поднял голову — оставалось продержаться пятнадцать секунд. Только пятнадцать… Это были самые длинные секунды в моей жизни. Я считал про себя: «…три, две, одна». Когда прозвучала сирена, я на мгновение «выключился» — что-то бессвязное кричал кому-то, и мне что-то кричали.
А на скамейке, не стыдясь, плакал Тихонов.
И вот опять ситуация повторяется: снова судьбу золотых наград, теперь уже олимпийских, решит встреча СССР — Чехословакия. И я всматриваюсь в лица своих молодых товарищей.
От того состава сборной, который победил в Праге, почти никого не осталось. Но тот дух жив в нашей команде. Нам по-прежнему не надо никакого другого места, кроме первого.
После нашего собрания нашлись спортивные руководители, которые тоже изъявили желание побеседовать с командой и с каждым игроком в отдельности. Так сказать, для поднятия морального духа, но это была бы уже «накачка», а она ничего хорошего не сулит. Тихонов проявил твердость, не допустив более никаких призывов и уговоров. Как опытный психолог (а хороший тренер обязательно должен быть психологом), он по нашим лицам угадал стопроцентную внутреннюю сосредоточенность каждого игрока, настрой на полную самоотдачу. «Накачка» могла вызвать раздражение, а у молодых хоккеистов — скованность. Тарасов, помню, в таких случаях не подпускал к команде никого из посторонних, какие бы высокие чины они не имели. Точно так же поступил и Тихонов.
Не стану подробно останавливаться на матче — он еще у всех в памяти. 2:0 — таков счет нашей победы. Зрелищно это была не самая интересная встреча, однако по внутреннему напряжению поединок безусловно выдающийся. В первом периоде вратарь Шиндл стоял хорошо, но все же не уберег свои ворота после снайперского броска Кожевникова, который, кстати, был включен в олимпийскую сборную в последний момент. Во втором периоде удачным оказался кистевой бросок Крутова в дальний угол. Две ошибки защиты — два гола. А наша оборона в тот день действовала безошибочно.
До игры думали: ну порадуемся, если победим. И вот она — победа! Мы вернули Родине звание олимпийских чемпионов. Ликуют на трибунах болельщики. И нам бы радоваться. Но нет, для радости не осталось никаких сил — ни-ка-ких! Все отдано там, на льду олимпийского катка.
Только когда закончилась церемония награждения и мы оказались в автобусе, Фетисов встал: «Ура!»
И грянули мы во весь голос песню «День Победы».