Приложение 2 Атилла... русский князь?
Приложение 2
Атилла... русский князь?
От составителя
В этой части раздела «Приложения» мы приводим важнейшие фрагменты интересных работ двух русских историков. Это «История русской жизни с древнейших времен» Ивана Забелина и «Аттила. Русь IV и V века. Свод исторических и народных преданий» А. Ф. Вельтмана. Скорее всего, современным читателям их имена мало что могут сказать, впрочем, те же неоисториографы, господа Носовский и Фоменко, упоминают Забелина и его версию гуннской Руси.
Несколько слов об авторах.
Иван Егорович Забелин (1820—1908) – известнейший русский историк и археолог. Важнейшие сочинения: «Домашний быт русских царей в XVI—XVII веках», «Домашний быт русских цариц в XVI—XVII веках», «История русской жизни с древнейших времен», «Минин и Пожарский, прямые и кривые в Смутное время», «История города Москвы».
Александр Фомич Вельтман (1800—1870) – русский писатель, поэт, ученый, историк, археолог, языковед, директор Оружейной палаты, член-корреспондент Российской Академии наук и Русского археологического общества, член Общества любителей русской словесности, Общества истории и древностей российских. Он достиг известности как своими научными работами («О Господине Новгороде Великом», «Древние славянские собственные имена», «Достопамятности Московского Кремля», «Исследования о свевах, гуннах и монголах», «Аттила. Русь IV и V века. Свод исторических и народных преданий»), так и беллетристическими сочинениями: романы «Странник», «Кощей Бессмертный», «Саломея», «Лунатик» и др. Вельтман также выступил в качестве переводчика фрагментов древнеиндийского эпоса «Махабхарата» и средневекового германского героического эпоса «Песнь о Нибелунгах».
Обе приводимые нами работы вполне энциклопедичны, основаны на богатейшем количестве источников и, несмотря на фантастичность самой темы, безусловно, заслуживают внимания. Будучи ограничены объемом, мы приводим только те части работ, что относятся к Аттиле и его времени.
При воспроизведении текстов по возможности сохранены авторская орфография и текстовые выделения.
Иван Забелин
История русской жизни с древнейших времен (фрагмент)
Итак о происхождении Уннов, об их первом появлении, от их же современников, мы знаем только одни басни, догадки и темные слухи. Положим, что в самом начале их появления трудно было узнать, откуда они пришли? Но после сношений с Уннами Византии и Рима, после многих миров, договоров и войн, продолжавшихся целое столетие, разве нельзя было услышать от самих же Уннов обстоятельного рассказа об их коренном отечестве. Но именно историк Зосим, писавши спустя сто лет от появления Уннов, все-таки не знает, откуда они пришли, и передает те же первоначальные басни и свои догадки. Спустя еще сто лет историк Прокопий, повторяя старые басни, описывает Уннов туземным народом, Киммериянами. По свидетельству Иорнанда (Иордана), историк Приск говорил будто бы, что Унны первоначально жили на другом берегу Меотийских болот. Сам Приск, в оставшихся отрывках его труда, называет Уннов Скифами Царскими, конечно, пользуясь словами Геродота и тем указывая настоящее жилище Уннов от Дуная до Дона, то есть над Черноморьем и над Меотийскими болотами, в той именно стране, где после Скифов владычествовали Сарматы-Роксоланы, внезапно пропавшие из истории при появлении Уннов. Что значит другой берег Меотийских болот, об этом мы уже говорили. Со стороны Воспорских Готов, первых рассказчиков о нашествии Уннов, и вообще с точки зрения древних писателей это значит вообще север, но не восток.
По словам Аммиана Марцеллина Унны прежде всего напали на Европейских Алан-Танаитов, т. е. донцов, соседей Готов-Грутунтов. А эти Грутунги (Утургуры?) обитали не слишком далеко от Днестра, где Марцеллин упоминает Грутунгский лес. Победив этих Алан, Унны утвердили с ними союз.
Иорнанд рассказывает, что, перейдя обширное Меотийское болото, Унны покорили Алпилзуров, Алцидзуров, Итимаров, Тункарсов и Воисков, целый рой народов, населявших тот берег Скифии. Затем они завоевали Алан.
Эти имена Иорнанд взял у Приска, у которого читаются только Амилзуры, Итимары, Тоносурсы (иначе: Тонорусы), Воиски. ВАмилзурах мы не сомневаемся видеть наших Удичей, обитателей нижнего Днепра, так, как в Воисках видим древних Кестовоков и позднейших Воиков, обитавших над верхним Днестром. Тоносуры или Тонорусы могут обозначать настоящую Русь Днепра и Дона (Рязань), или вообще Танаитов-донцов Марцеллина и наших Северян. Итимары – несомненно переиначенное из Маритимы, приморские или поморцы.
Но важнее всего географические показания Иорнанда. Он пишет, что по берегу Океана (на восток от Вислы) живут Эсты, совсем миролюбивое племя. На юг от них и близ них живут Акатциры, иначе Агатциры (Агафирсы), очень храбрый народ. Под Акатцирами растягиваются над Черным морем Булгары, сделавшиеся, к несчастью, слишком известными за наши грехи, прибавляет историк. Тут (между Булгарами) воинственные народы Уннов плодились некогда как густая трава, чтоб распространить двойственное и яростное нашествие на народы, ибо Унны распадаются на две ветви и живут в различных странах. Это Алтциагиры и Савиры; иначе писали Алтциагры, Аулциагиры, Аудциагры, а также Ултциагиры, Ултициагры, Уултциагиры (ultiziagri, uultiziagiri), что прямо уже указывает на имя наших Уличей, с которыми долго воевал Олег. Савиры же, несомненно, наша Севера, Северяне, восточное племя наших Славян, они же и Танаиты или донцы. Приток Дона – Донец и доселе прозывается Северским.
Эти Аулциагры, по словам Иорнанда, часто ходили в окрестности города Херсона, где жадный купец торговал богатыми произведениями Азии. Что же касается Хугиугуров (иначе Хунугары), прибавляет Иорнанд, то они известны как торговцы куньими мехами. «Там-то живут те Унны, которые стали страшны для людей однако весьма неустрашимых», то есть для Готов.
Ничего яснее и понятнее нельзя рассказать о коренном местожительстве знаменитых Уннов, об их разделении на две ветви, днепровскую и донскую, Западную и Восточную (о чем говорит и Филосторгий), на Кутургуров и Утургуров Прокопия, как и об их отношениях к Херсону и к древнему Воспору. И наша История застает южное население разделенным на две ветви: Руссы (Киев) и Северо.
Два свидетеля, современники, писавшие один по-латыни на западе, другой по-гречески на востоке, говорят одно и то же, что Унны были коренные туземцы нашей Русской страны, Киммерияне, то есть такие старожилы этих мест, история которых скрывается в Киммерийском мраке всей человеческой древности.
Хунны, Хуянугары-гуры Иорнанда, стало быть, жили там же, где отделяет для них место во втором веке по Р. X. Птолемей, а в четвертом Маркиан Гераклейский. В то время это имя еще не было в ходу, не было знаменито. Оно заслонялось славным именем Роксолан, тотчас, как мы говорили, пропавших с лица истории, как только произнесено было имя Уннов.
Историческая критика, однако, не хочет даже опровергнуть приведенных свидетельств, а всеми мерами, наперекор здравому смыслу, держится за сказочное готское сведение, что Унны пришли с того берега Азовского моря. Она даже не хотела ограничиться и этим коротким указанием и распространила тот берег до северного Урала и до пределов Китая.
Сочинение Дегиня, доказавшего по Китайским летописям, что Унны пришли от Китайских границ, основано ведь только на сходстве имен Хионгну, Хиунгну, Хиунийу и Хунны, которому нисколько не противоречит и самое имя Китая – Хина. Но что же значит сходство имен и вся этимология при полнейшем различии свидетельств истории, этнографии, географии? Надо только удивляться, каким образом несообразная догадка Дегиня утвердилась в науке, как непреложная истина (Тэйлор в своей «Первобытной Культуре» говорит между прочим, что у древних Мексиканцев месяц назывался Мецтли. Следует ли из этого, что наш месяц прибыл к нам из Америки?). С его легкой руки все стали твердить, что Унны были истинные Калмыки, и все старались при всяком случае только доказывать и распространять это поверхностное заключение. Затем Клапрот доказал, а Шафарик подтвердил, что Унны были Уральского происхождения, родственники Башкиров и предки Венгров. Теперь этой новой истине уже никто не противоречит. Почему Венгры старательно утверждают свое родство с Уннами и отыскивают доказательства, странствуя по Уралу, Кавказу и по всей Сибири (Экспедиция Зичи).
Мнение, что они могли быть Славянами, по Венелину – Булгарами, новые исследователи почитают «заброшенным». Но нам кажется, что в такой темной и вовсе еще неразработанной области, каково время, так называемого, великого переселения народов, никакое мнение нельзя почитать заброшенным, ибо до сих пор здесь все исследования, самые ученые, как и самые фантастическая, основаны только на догадках и соображениях, более или менее удачных, но подобранных каждым исследователем всегда как бы на заданную тему. При таком положении дела весь вопрос должен заключаться в качестве и количестве древних свидетельств: исторических, географических, этнографических, которые, при всем разноличии и разнообразии источников, говорили бы одно.
Мы полагаем, что каждый читатель, не заучивший множества исследований, если прямо обратится к первым источникам и последует золотому правилу Гроберга, что «в истории, равно как и в географии, чувствуя себя сколько-нибудь способным судить здраво, смело должно полагаться более всего на свои собственный сведения, нежели на чужие»,– каждый читатель в Уннах скорее увидит Славян, чем другую какую-либо народность.
Прежде всего на эту простую мысль наводит сама история Уннов.
Неведомый народ, Унны, необходимо должен раскрыть себя и свое происхождение своею историею.
О чем же и что говорит эта история?
«Гунны, самый свирепый из всех варварских народов, напали на Готов»,– говорит готский патриот и историк Иорнанд (гл. 24).
Когда Готы услыхали о движении Уннов, об их завоеваниях, то пришли в ужас и стали держать совет со своим королем, что следует предпринять и как предохранить себя от такого опасного врага? Королем Готов в то время был знаменитый Эрманарик, Готический Александр Македонский.
До сих пор он оставался победителем в борьбе со многими народами; до сих пор его владычество простиралось на всю Скифию и Германию. Но теперь он сам был весьма озабочен, услыхавши о приближении Уннов, а главное увидевши, что ему изменил подвластный, но вероломный народ Росомоны, или Роксоланы. А это произошло вот по какому случаю: один из Росомонов, вероятно, знатный человек, вероломно покинул короля и, нет сомнения, ушел к Уннам. Но во власти короля осталась жена беглеца, именем Саниелх (Sanielh, иначе: Сонильда, Сванигильда). Рассвирепевший Эрманарик, за бегство мужа, приказал казнить жену, которую привязали к двум лошадям, и она была растерзана на части. Ее родственники, братья мужа, Сарус и Амиус, мстя за смерть неповинной женщины, поразили Эрманарика мечом в бок. После того король, изнуренный раною, влачил печальную жизнь, чем воспользовался король Уннов Баламбер-Валамер и напал на восточных Готов, занявши их земли. К тому еще и западные Готы отделились и оставили Эрманарика одного воевать с Уннами. И от раны, еще больше от горя, что не может совладать с Уннами, он помер, однако, в глубокой старости, 110 лет.
Аммиан Марцеллин говорит, что Эрманарик, захваченный врасплох, после долгой борьбы с Уннами, в отчаянии и страхе от неминуемой гибели, сам лишил себя жизни.
После него, по свидетельству Марцеллина, был избран королем Витимир, который, продолжая борьбу, в подкрепление себе, нанял каких то других Уннов и долго воевал против Алан (почему против Алан, когда нападали Унны, ясно, что Аланы и Унны были кровная родня), но после многих поражений, совсем подавленный превосходством врага, в одной битве он погиб. У него остался малолетний сын Видерик на попечении двух старших воевод его отца, Алатея и Сафракса. Когда опекуны увидели, что дальнейшая борьба (с Уннами или с Аланами?) невозможна, они благоразумно отступили со своим питомцем к берегам Днестра. Это рассказывает Марцеллин.
Иорнанд повествует, что по смерти Эрманарика восточные и западные Готы разделились; первые остались подданными Уннов и продолжали жить в той же стране. Однако их государь, Винитар, сохранил свою власть. Такой же храбрый, как и его предки, но менее счастливый, он нетерпеливо сносил господство Уннов и старался всячески от них освободиться.
Он храбро напал на Антов (несомненные Славяне и Аланы Марцеллина); сначала был побежден, но потом восторжествовал над ними и, чтобы навести ужас на врага и предупредить дальнейшие восстания, захватил Антского князя Богша (Вох, Богшь, Богошь, упомянем современное нам имя: Божо Павлович, Черногорский воевода 1876 г.) с его сыновьями и семьюдесятью старейшинами и велел их всех распять. После этого Винитар спокойно государствовал почти целый год. Но король Уннов Валамир призвал к себе Сигизмунда (Гесимунда, сына великого Гуннимунда), который, верный своим клятвам или договорам с Уннами, оставался на их стороне с большою частью Готов и возобновил с Валамиром старый союз. Они оба пошли против Винитара. Война была долгая. Две битвы Винитар выиграл и невозможно себе представить ту ужасную резню, какую он произвел в войске Уннов. В третий раз полки сошлись на р. Ераке (Пруте). Здесь Винитар погиб от стрелы, которую пустил ему в голову сам Валамир. После того Валамир взял себе в жены Валадамарку (Володимерковну?), племянницу Винитара. С тех пор Готский народ без сопротивления покорился Валамиру.
Таким образом были покорены те Готы, которые хотя и управлялись собственными князьями, но оставались во власти Уннов до смерти Аттилы и ходили в Уннских полках даже против своих родичей, западных Готов.
О погоне Уннов за западными Готами Марцеллин рассказывает следующее: «Предводитель Тервингов, Атанарик, приготовился было защищать свою страну и расположил войска вдоль берегов Днестра и Грутунского леса. Унны перехитрили его, обошли и прогнали к горам. Желая однако удержать напор врагов, Атанарик насыпал высокий земляной вал между Днестром и Прутом и вдоль берегов Прута к Дунаю. Он не успел окончить этой работы, как Унны быстро прогнали его и отсюда.
По всем готским областям разнесся слух о появлении неведомого диковинного народа, который то как вихрь спускался с высоких гор, то будто вырастал из земли и все, что ни попадалось на пути, опрокидывал и разрушал. Готы рассудили совсем переселиться за Дунай, во Фракию. „Скифы,– говорит историк Эвнапий,– побежденные, были истребляемы Уннами. Большинство их погибло совершенно. Одних ловили и побивали вместе с женами и детьми и жестокости при убиении их не было меры. Толпа же собравшихся и устремившихся к бегству не многим не доходила до двух сот тысяч человек, самых способных к войне. Двинувшись и став на берегу реки Дуная, они издали простирали руки с рыданием и воплем и умоляли о позволении переправиться через реку. Они оплакивали свои бедствия и обещали отдаться Римлянам как союзники“».
Таковы в существенных чертах рассказы Иорнанда и Марцеллина о первом нашествии Уннов.
Видимы ли здесь Калмыки, Монголы, Уральские орды, полчища азиатских степняков? Есть ли здесь что-либо похожее на нашествие хотя бы нашего Батыя, Чингисхана или новейшего Батыя – Наполеона?
Дело очень простое.
Столетнее движение Готов с северо-запада на юго-восток к Черному морю и к Днепру, завоевания Эрманарика, который, по-видимому, овладел уже страною между Днестром и Днепром, все это получает наконец отпор со стороны туземного населения. Покорявшиеся Росомоны изменяют, находят случай порешить с самим Эрманариком, конечно по той причине, что явились на защиту Унны. Эти Унны, жившие близ Ледовитого моря, за Меотийскими Болотами, покоряют, а вернее соединяют в крепкий союз все население страны, от Дона, где жили Аланы-Танаиты, и до Днестра, где жили Анты. Они одолевают восточных Готов, то есть отнимают у них власть над страною. Но все это делается не вдруг, как бы распорядился Батый или даже Наполеон. Напротив, борьба идет шаг за шагом, как обыкновенно она ведется между оседлыми племенами. Готы падают не столько от силы Уннов, сколько от собственной распри. Западные оставляют восточных, отделяются от них. Эрманарик погибает, и только тогда Валамир, король Уннов, овладевает его обширным царством. Наследник Эрманарика, продолжая борьбу, нанимает тех же Уннов и воюет с Аланами, из чего видно, что и Аланы были такие же Унны и также гнали Готов вон из своей земли. Если Витимир Марцеллина и Винитар Иорнанда одно и то же лицо, то и Аланы Марцеллина суть Анты Иорнанда и Прокопия, как и быть надлежит по точным указаниям древних историков и географов. Продолжая борьбу с Уннами, Винитар казнит Антов, которые, стало быть, те же Унны. После того, около года он спокойно господствует в своей земле. Как же это могло случиться, в виду бесчисленных Калмыцких полчищ Валамира? Наконец этот Калмыцкий хан, чтобы совладать с врагом, вступает в союз с остальными Готами и тогда только чувствует себя сильным и подымается на Винитара. По смерти Винитара он овладевает всею страною восточных Готов, но оставляет им для управления их родных князей. Вот начало Уннского господства. Западных Готов Унны выпроваживают за Дунай, а над восточными владычествуют до смерти Аттилы.
Таким образом простые и очень рядовые действия Валамира нисколько не оправдывают тех заученных исторических фраз, какими обыкновенно историки начинают повествование о нашествии Уннов, расцвечивая это нашествие по басням Иорнанда следующими словами:
«В бесчисленном множестве они перешли Меотийские болота и погнали перед собою народ за народом... Народы стремглав упадали друг на друга, теснили друг друга все дальше к западу... Победив Готов, они разлились словно потоп по южной Руси, Польше, Угрии» и т. д. Все это, в сущности, ни на чем не основанная риторика. Все это, пожалуй, могло так казаться западным народам, когда воеводою Уннов явился Аттила. Но и этот воевода вел на запад европейские же силы, среди которых Финны занимали место не весьма многолюдное. Величавая сила Аттилы утверждалась с одной стороны: на бессилии Западной и Восточной империи, а главным образом на вражде и ненависти между собою европейского населения. На запад он никогда бы и не пошел, если б его не водили туда сами же западные народы, искавшие владычества друг над другом и над Западною Империею.
Кто же на самом деле были эти Унны? Судя по указанию Марцеллина, что их жилища находились вблизи Ледовитого моря, и по указанию Филосторгия, что Унны были Геродотовские Невры, и по свидетельству римского посла к Аттиле, Комита Ромула, что владычество Аттилы распространялось на острова, лежавшие в океане, и хотя бы эти свидетельства были только слухи, все-таки видно, что это был народ северный. Островами океана писатели средних веков почитали не только Скандинавию, но также Курляндию, Эстонию и побережье Балтийское и Финского залива, а вероятнее именем островов обозначался о. Рюген.
Можно гадать, что имя Уннов получила северная дружина Славянских племен, призванная на помощь южными племенами, при низложении владычества Готов, и собравшаяся в Киеве, так как может быть, что имя Кыева звучит в имени Хунов или Уннов. Мы видели и из рассказов Иорнанда и Марцеллина, что Унны гонят Готов от Киевской стороны к Днестру и Пруту, по тому самому пространству, где, по Птолемею, обитали те же Хуны, по Маркиану Хоаны, где по Иорнанду обитали Гуннугары, торговавшие куньими мехами, где находился Гуннивар (прежде Гунниваром называлась Приднепровская область, ныне, по толкованию Моммсена, оказывается, что не область, а самая река Днепр называлась у Гуннов – Вар. Но в таком случае, как объяснить рассеянные по течению Дуная имена населенных мест, каковы: Темесвар, Вуковар, Беловар, Дьяковар, Долвар и др.?), в который ушли потом сыновья Аттилы, где был Хунигард Гельмольда и т. д.
Летописец Беда Достопочтенный (ум. 735) называет Гуннами Балтийских Славян, именно тех, которые жили подле Датчан и Саксов, то есть Вагиров. Его показания об этих Гуннах относятся к концу VII века. Так называют Балтийских Славян и другие писатели, Саксонские, Датские, Скандинавские. Иные именуют Гуннов Сарматами. Все это открывает новую связь Киевских Уннов со своими родичами Гуннами Балтийскими. Невольно рождается предположение, не были ли и тогда уже призваны на помощь Балтийские Варяги. Не означает ли имя Унн в греческой форме тех Ванов, которых область прозывалась Ваннома, Ваниана у Плиния, Вантаиб (быть может, Вантеб, как наши Витеб, Дулеб, Сереб и пр.) у Павла Дьякона, и которые иначе назывались Венетами, Виндами, Веннами, даже Унинадами и т. д. и жили с давних времен по Балтийскому Поморью. Олатыненное имя Гунды перешло к писателям уже от Греков, а Греки свое Унны получили не иначе, как от Готов и, по всему вероятью, в форме Ванов. Прокопий обозначает Славянское племя тремя именами: Гунны, Славяне, Анты. Иорнанд точно так же употребляет три имени, но вместо Гуннов пишет: Венеты, Анты, Славяне. Таким образом, звучит ли в имени Уннов имя Кыева, или имя Ванов – это будет все равно. И в том и в другом случае Унны должны обозначать северное Славянство, и туземное, и призванное на помощь с Балтийского моря. Вот причина и объяснение, почему Аттила жил вблизи области Ванов и держал всегда крепкую дружбу с Вандальским королем Гезерихом. Оба они были чистые Славяне и водили в своих полках истое Славянство.
«Невиданный, неслыханный, диковинный, чудовищный народ, страшилище всех народов»,– все это речи Готов, которые, прибежав к Дунаю в числе двухсот тысяч человек, самых способных к войне, и с рыданием и воплем, как пишет Евнапий, простирая руки, прося Римлян о дозволении переправиться на другой берег, конечно, не могли же рассказывать, что их прогнали, не только обыкновенные люди, но свои же подвластные люди, например, Роксоланы. Сколько велика была мера позора и принижения для храбрых людей, настолько выросла и чудовищность их врага, разумеется, и невиданного и неслыханного, и происходившего от ведьм и чертей. Так Готы прославили Уннов не только во всей Европе, но и во всей истории и успели вселить свои басни об Уннах в самые ученейшие сочинения даже и нашего времени.
Этот калмыцкий, монгольский, урало-чудский вихрь, ураган, потоп, беспримерное в истории нашествие, все это было ничто иное как самое простое и обыкновенное дело. Это было простое движение восточного Славянства против наступавшего Германства в лице Готов, завладевших было старинными жилищами Славян-Тиверцов, древних Тиригетов на Днестре, а потом Уличей на Буге и Днепре, носивших в то время имя Кутургуров, Котциагиров, Аульдиагров и т. под., отчего, быть может, и сами Готы прозвались Тервиягами, западные, и Грутунгами, восточные, или Остроготы.
Если действительно в Киеве собралась дружина Северного, Балтийского или Русского Славянства, подобно тому, как спустя 500 лет она собралась при Олеге, то ее сила, как и в начале нашей истории, развилась и распространилась не в тот год, когда было отнято владычество у Эрманарика и когда были прогнаны западные Готы из земли Тиверцов. Мы видим большую постепенность в развитии этой силы, что вполне зависело от крепости союза родственных племен, а главное от талантов руководителей и от хорошего умного нрава и обычая самой дружины. Князь Валамир, первоначальный вождь Уннов, повел дела с достойною твердостью и большим уменьем почковаться обстоятельствами. Разделивши силу Готов, он с восточными Готами, по крайней мере, с теми, которые ему покорились, остался другом и вместе ходил опустошать Византийские земли. Точно так, как и Олег не тотчас, а собравшись с силами, пригрозил Константинополю и вырвал у него необходимый для русской торговли договор. Сила Уннов возрастала столько же времени, как и сила Руссов в X веке. Потребовалось около 70 лет, т. е. два поколения, чтобы явился на Руси Святослав или в среде Уннов – Аттила.
История Уннского князя Валамира известна больше всего военными вспоможениями, какие он делал Феодосию в войне с Максимом в 388 г. и Руфину против Аркадия в 395 г., когда они ходили на восток и опустошили страну до Антиохии.
В 401 г. Уннский воевода Улд (Волд) точно также помогает Аркадию против Готов. В 405 г. Аркадии заключает с ним союз и снова берет Уннов в римскую службу. Но в 408 г. Улд ходил опустошать Мизию и Фракию и приходил вдобавок вместе со сивирами. Предложенный мир не был им принят, а между его полками произошла какая-то смута, так что и сам он с позором побежал обратно за Дунай.
После Улда-Влада над Уннами царствовал Донат, к которому в 412 г. плавал через море послом историк Олимпиодор. Донат, следовательно, жил еще где-либо в Приднепровье.
После Доната царствовал Руг, Рог (Роа, Руа, Роила, Ругила), заставивший восточных Римлян платить ему ежегодную дань, 350 фунтов золота, конечно для того, чтобы жить с ними в мире и помогать своими войсками.
В 421 г. Аэций, знаменитый римский полководец и сам сын Скифа, родившийся в Доростоле-Доростене, на Дунае, призывает 6000 Уннов для поддержки западного императора Иоанна и вообще так дружится с Уннами, что в 430 г. убегает под покровительство к их царю Рогу, а потом, начальствуя в Италии и Галлии, содержит у себя Уннские конные полки, с которыми поражает Германцев, Франков и Бургундов. Для истории Уннов эта личность особенно замечательна. Можно с достоверностью сказать, что если б не было Аэция, никогда бы не случилось и нашествия Уннов на Европу. Сколько знаменитый полководец, столько же и знаменитый придворный, Аэций, едва ли сам не был Унном или Остроготом, по крайней мере, ничем иным невозможно объяснить его чуть не родственной связи с Уннами. Во всех своих действиях и предприятиях он постоянно опирался на эту силу и постоянно призывал ее к участью в тогдашних европейских смутах. При его руководительстве Унны заходили очень далеко в Западную Европу и хорошо ознакомились с людьми и отношениями западных государств. В этой школе по всем признакам воспитан был и Аттила (если Рог-Руг именовался также и Ругидой, то очевидно, что и имя Аттилы составлено по тому же складу. Быть может, корень его – Тата, Тятя – отец. В числе посольских людей от Аэция к Аттиле встречаем Татула. Впоследствии встречаем короля у восточных Готов Тотилу (542 г.) и в службе у Византийцев некоего Татимера (Татомира 593 г.), участвовавшего в войне со славянами. Известно, что Готы брали имена у Уннов. Так имя первого Уннского князя Валамира стали носить и Готские короли. АУнн Рагнар был вождем восточных Готов, когда уже оканчивалась их слава. Имена, стало быть, передавались взаимно между Уннами и Готами. Все это ожидает внимания со стороны Русских лингвистов), вступивший на царство после Рога, своего дяди, и знавший западные отношения как свои пять пальцев. Словом сказать, Унны в полной мере обязаны Аэцию, что он втолкнул их в историю средневековой Европы и сделал вождями разгромления Западной Империи. По мере того, как усиливался Аэций, вырастал в своем могуществе и Аттила, и это были два человека, некоторое время управлявшие судьбами всей Европы,– один как придворная сила Римской Европы, другой, как военная сила Европы варварской. Но естественно, что эти две силы не могли долго действовать в одном направлении. Они разошлись в своих интересах и встретились потом на страшном Каталаунском побоище, где, в сущности, восторжествовало придворное коварство Аэция, так что из воюющих никто не мог наверное сказать, остался ли он победителем или побежденным. Аэций защищал Европу, и на его стороне были Вестготы, которых Аттила от души ненавидел и постоянно преследовал. Но Аэций, дружа Вестготам, боялся, чтобы с победою над Уннами не выросло могущество этих, не менее опасных завоевателей. Ввиду ослабления такого могущества, он поберег Аттилу. Судя по ходу истории, сам Аэций был силен и страшен только могуществом Аттилы, и как скоро погиб коварным путем Аттила, в 453 г., тем же путем погиб и Аэций, в 454 г. Аттила помер на своей свадьбе, будто бы много выпивши, но вероятнее всего выпивши яду. Аэция предательски и собственноручно заколол западный император Валентиан III, не отыскавший другого средства, чтобы избавиться от ума и опеки этого замечательного человека.
Таким образом настоящая сила Уннов заключалась не в их Калмыцкой будто бы бесчисленной орде, а в смутах и интригах западной Европы, которыми руководил Аэций, и которыми очень пользовался гениальный варвар Аттила. А знаменитое прославленное великое нашествие Уннов было, в сущности, походом одних европейских народностей против других, восточных против западных. Сами же историки того времени единогласно свидетельствуют, что Аттила не начинал войны без надобности, для одного грабежа и добычи, как бы подобало степному кочевнику и как обыкновенно разрисовывает его походы ученая история. Он только не пропускал случая, дабы пользоваться слабостью обеих империй, и всегда знал вперед, когда и как начать свое дело, да и то по большей части ограничивался одними угрозами.
Его политика, которая собрала под его знамена столько народов западной Европы, не говоря о востоке, была очень проста. Кто прибегал под его защиту и становился ему другом, того он умел защитить во всех случаях. Но его власть была снисходительна и благосклонна и никогда не вмешивалась в домашние дела покоренных народов, которых князья оставались вполне самостоятельными владыками в своей земле и помощью Атиллы только больше укрепляли свое владычество. Зато, кто раз покорившись или сделавшись его другом, изменял ему, того он умел найти, куда бы ни скрылся, и умел наказать, конечно, по-варварски.
Послушаем очевидца, который сам ездил к страшным Уннам, сам видел Аттилу, обедывал у него и наблюдал и примечал, как живет этот могучий человек. Очевидец этот – Приск, секретарь византийского посольства к Аттиле в 448 г. К сожалению, из его сочинения, которое вероятно вполне познакомило бы нас с историею Уннов Аттилы, сохранились только отрывки. Но и в этих отрывках, в отношении бытовой стороны Уннов, мы находим многое, что заслуживает русской памяти по родству и сходству с нашими древними обычаями и нравами, и, во всяком случае, по той причине, что Унны, хотя бы они были и Калмыки, очень долго жили в дружбе со Славянами и верно многими из своих обычаев с ними поделились.
От Приска мы узнаем, что в 433 г. над Уннами царствовал Руа-Рог. Он решился вести войну с народами, поселившимися на Дунае и прибегавшими к союзу с Римлянами, т. е. решился воевать против своих же беглецов. Требуя этих беглецов, он отправил в Византию послом Ислу.
В этот год Руа умер и стал царствовать Аттила с братом Влидой. Новые посольства с обеих сторон съехались у города Марга на Дунае, на устье Моравы. «Съезд происходил вне города; Скифы сидели верхом на лошадях и хотели вести переговоры, не слезая с них. Византийские посланники, заботясь о своем достоинстве, имели с ними свидание также верхом. Они не считали приличным вести переговоры пешие с людьми, сидевшими на конях». По-видимому, тут ничего особенного нет. Унны не хотели въехать в чужой город и не хотели унижаться перед Римлянами-Греками, а потому и не слезли с коней. Византийцы поступили точно так же. Но заученная мысль о Калмычестве Уннов находит и здесь явный признак их Монгольского происхождения. Русский переводчик Приска, г. Дестунис, толкует по этому случаю, что здесь мимоходом задевается обычай Уннов вечно жить на коне, подробнее описанный Аммианом Марцеллином и т. д.
Послы утвердили договор, чтоб Уннам были выдаваемы бегущие из Скифии люди; чтоб пленные Римляне, без выкупа бежавшие к своим, были тоже возвращены или же платить за них по 8 золотых за каждого; чтоб Римляне не помогали никакому варварскому народу, с которым Унны вели войну; чтоб торжища между Римлянами и Уннами происходили на равных правах и без всякого опасения. Этот важный пункт характеристики Уннов их новый историк Амедей Тьерри совсем выпустил в своем сочинении, по той, вероятно, причине, что он не совсем согласуется с общею картиною Уннского варварства. Наконец, за сохранение договора Скифы требовали ежегодно дани по 750 литр золота. Прежде они получали по 350 литр.
Варварам были выданы искавшие убежища у Римлян Унны. В числе их были дети Мамы и Атакама, происходящие из царского рода. В наказание за их бегство Унны их распяли в крепости Карсе (ныне Гиршов в Добрудже).
По заключении мира с Римлянами полководцы Аттилы и Влиды обратились к покорению других народов Скифии и завели войну со соросгами, может быть, с Киевскою Россью, или Русью, которая за дальним расстоянием могла искать независимости или предавалась обычным смутам и междоусобиям.
Аттила постоянно обращался к Византии, все требуя переметчиков или требуя невысланной дани, и начинал войну беспощадную, когда его требования не исполнялись. За это самое в 442 г. он опустошил Иллирию и Фракию. В 447 г. он снова воюет по тому же поводу, опустошает не менее 70 городов и принуждает Византию к миру на следующих условиях: «Выдать переметчиков, выплатить дань за прежнее время 6000 литр золота, платить вновь ежегодно по 2100 литр; за бежавшего без выкупа пленника платить по 12 золотых или выдавать головою; не принимать к себе никакого варвара». Уплата такой дани была так тяжела для Византийцев, что, по словам Приска, даже богатые люди выставляли на продажу уборы жен и свои пожитки, весь город был обобран до конца. В числе выданных переметчиков опять было несколько человек из царского рода, перебежавших к Римлянам, не хотя служить Аттиле.
Требуя постоянно выдачи переметчиков, Аттила пользовался этим случаем и очень часто посылал к Римлянам послов. «Кому из своих любимцев хотел сделать добро, того и отправлял к Римлянам, придумывая к тому разные пустые причины и предлоги». Послов ведь по обычаю дарили, а угнетенные Римляне были щедры на подарки. Они теперь повиновались всякому его требованию, на всякое с его стороны понуждение смотрели как на приказ повелителя. Не с ним одним боялись они завести войну, но страшились и Парфян, и Вандалов, и многих азиатских и африканских соседей, уже воевавших или готовившихся воевать. Вот по каким причинам особенно сильным казался Аттила. «Уничиженные Римляне ласкали Аттилу, дабы иметь возможность приготовить отпор другим многочисленным врагам».
В 448 г. «в Византию опять прибыл посланник Аттилы». То был Эдикон, Скиф, отличавшийся великими военными подвигами. Аттила прислал к царю грамоты, в которых жаловался, что не выдают беглых; грозил войною, если их не выдадут, и если Римляне не перестанут обрабатывать завоеванную им землю, по правому берегу Дуная, от устья Савы до теперешнего Рущука. Притом требовал, чтобы торг в Иллирии происходил не по-прежнему на берегу Истра, но в городе Наисе (Нисса), который он определял границею Скифской и Римской земли, как город им разоренный. Требовал, чтоб послов к нему посылали людей знатных, консульского достоинства, и что если Римляне опасаются таких посылать, то он сам перейдет через Дунай, в Сардику, для их приема.
На этот раз Греки ухитрились войти в тайные сношения с послом Эдиконом и предложили, что осыпят его золотом, если он тайно изведет Аттилу. Эдикон согласился, и для этого дела с ним же было отправлено от императора посольство, в котором находился и Приск, хотя ни сам посол, ни Приск ничего не знали о заговоре.
Отсюда и начинается дневник Прискова посольства. Прибыв в Сардику (ныне София) послы пригласили к себе на обед сопутствовавших им варваров. «За обедом, во время питья, варвары превозносили Аттилу, а мы,– говорит Приск,– своего государя. При этом один со стороны греков заметил, что неприлично сравнивать божество с человеком; что Аттила – человек, а Феодосий – божество. Унны пришли в ярость от таких слов. Послы понемногу обратили речь к другим предметам и всячески старались их успокоить ласковым обхождением, а после обеда задобрили их подарками – шелковыми одеждами и драгоценными каменьями». Продолжая путь, послы доехали до Дуная, где их встретили перевозчики из варваров, приняли посольство на свои однодеревки и перевезли через реку. Перед тем эти однодеревки перевозили Уннов, собиравшихся в этом месте для назначенной Аттилою охоты.
Послы, однако, уразумели, что это был только предлог, а на самом деле Аттила готовился воевать за то, что не все беглецы были ему выданы.
На другой день они прибыли к шатрам Аттилы: их было у него много. Послы тоже хотели разбить шатры на одном из холмов; но Скифы им воспретили, говоря, что шатер Аттилы стоит на низменном месте в равнине, и что, следовательно, неприлично послам становиться перед ним на горе. Послы остановились там, где им было указано (по случаю этого, весьма простого обстоятельства в посольских приемах, как и по случаю упомянутого выезда Аттилы на охоту, писатели стараются найти здесь характеристику именно азиатских кочевнических обычаев, против чего возражает даже и г. Дестунис).
Аттила уже знал о заговоре на его жизнь: послы же этого не знали, отчего произошло замешательство в начальных переговорах, и им было велено тотчас же убираться домой, если они не скажут главной цели своего посольства.
«Уже мы вьючили скотину,– говорит Приск,– и хотели по необходимости пуститься в путь ночью, как пришли к нам Скифы и объявили, что Аттила, по случаю ночного времени, приказывает остановиться. Пришли другие Скифы с присланными от Аттилы запасами на ужин – речными рыбами и быком». На другой день, однако, сам уже Приск чрез сношения с приближенными к Аттиле устроил дело так, что посольство было принято. Помог Скотт, брат Онигизия (Оногоста).
«Мы вошли в шатер Аттилы, охраняемый многочисленною толпою варваров,– продолжает Приск.– Аттила сидел на деревянной скамье. Мы стали несколько поодаль, а посол, подойдя к варвару, приветствовал его. Он вручил ему царские грамоты и сказал, что царь желает здоровья ему и всем его домашним. Аттила отвечал: „Пусть с Римлянами будет то, чего они мне желают“».
Затем Аттила вдруг обратил речь к Вигиле, который был одною из пружин заговора. Он называл его бесстыдным животным за то, что решился приехать к нему, тогда как постановлено, чтоб Римские посланники не являлись, пока все беглецы не будут выданы Уннам. Вигила отвечал, что нет у них ни одного беглого из Скифского народа, все выданы. Аттила утверждал, что их у Римлян множество; что за наглость его слов он посадил бы его на кол и отдал бы на съедение птицам, если б не уважал права посольства.
После такого приема Вигила с Ислою был отправлен к царю в Византию, будто бы собирать беглых, а на самом деле за тем золотом, которое было обещано Эдикону. Послы же отправились следом за Аттилою дальше к северу. На дороге Аттила своротил в одно селение, в котором намеревался сочетаться браком с дочерью Эскамы. Он имел много жен, но хотел теперь жениться и на этой девице, согласно с законом Скифским (для утверждения, что Унны были Монголы, писатели объясняют здесь, что Аттила женился на своей дочери. Между тем имя Эскам по-гречески не склоняемо и еще неизвестно, как должно понимать; на дочери Эскаме, или на дочери Эскамы).
Послы на своем пути переехали несколько значительных рек: Дрикон (Мароз), Тигу и Тифис-Тибискус-Тейс. Явно, что они двигались ближе к Карпатам, к Токаю. Через реки их перевозили береговые жители на однодеревках и на плотах. В селениях отпускали им в пищу вместо пшеницы – просо, вместо вина, так называемый у туземцев медос – мед, известное Славянское питье. Служители послов получали тоже просо и питье добываемое из ячменя, которое варвары называют камос (по новым исследованиям доказано, что это был особый напиток Кам).
В одном месте, близ какого-то озера, послов застигла буря, так что среди наставшего мрака под ливнем люди разбрелись, кто куда, отыскивая с криком друг друга. Все, однако, сошлись в селении. Из хижин выбежали Скифы и стали зажигать камыши (лучину), которые они употребляют для разведения огня. При свете камышей объяснилось, в чем дело. Жители звали посольских людей к себе, приняли в свои дома и, подкладывая много камышу, согрели путников. Оказалось, что владетельницею селения была одна из жен Влиды, брата Аттилы. Она прислала послам кушанье с красивыми женщинами. Это по-Скифски знак уважения. Посты поблагодарили женщин за кушанье, но отказались от дальнейшего с ними обхождения. Они провели ночь в хижинах; наутро собрали свои вещи и весь день прожили в селении, обсушивая пожитки. Отправляясь в путь, послы пошли к царице, приветствовали ее и в благодарность за гостеприимство принесли ей взаимно в подарок три серебряные чаши, несколько красных кож, перцу из Индии, финиковых плодов и других сластей (овощеве разноличные), которые очень ценятся варварами, потому что там их не водится.
Послы ехали дальше и повстречали другое посольство к Аттиле от Аэция и царя Западных Римлян, посланное для укрощения его гнева за какие-то золотые священные сосуды, которые Аттила почитал своею собственностью, так как они составляли принадлежность завоеванного им города. Оба посольства остановились в этом месте и ожидали, пока Аттила проедет вперед, а потом продолжали путь за ним вместе с множеством народа.
«Переехав через некоторые реки,– продолжает Приск,– мы прибыли в одно огромное селение, в котором был дворец Аттилы. Этот дворец, как уверяли нас, был великолепнее всех дворцов, какие имел Аттила в других местах. Он был построен из бревен и досок, искусно вытесанных, и обнесен деревянною оградою, более служащею к украшению, нежели к защите. После дома царского, самый отличный был дом Онигисиев, также с деревянною оградою; но ограда эта не была украшена башнями, как Аттилина. Недалеко от ограды была большая баня, построенная Онигисием, имевшим после Аттилы величайшую силу между Скифами. Он перевез для этой постройки каменья из земли Пеонской (от Савы и Дравы), ибо у варваров, населяющих здешнюю страну, нет ни камня, ни леса; этот материал употребляется у них привозный.
При въезде в селение Аттила был встречен девами (быть может, по случаю его брака), которые шли рядами под тонкими белыми покрывалами. Под каждым из этих длинных покрывал, поддерживаемых руками стоящих по обеим сторонам женщин, было до семи и более дев, а таких рядов было очень много. Сии девы, предшествуя Аттиле, пели Скифские песни. Когда Аттила был подле дома Онигисия, мимо которого пролегала дорога, ведущая к царскому дворцу, супруга Онигисия вышла из дому со многими служителями, из которых одни несли кушанье, а другие вино. Это у Скифов знак отличнейшего уважения. Она приветствовала Аттилу и просила его вкусить того, что ему подносила, в изъявление своего почтения. В угодность жены своего любимца, Аттила, сидя на коне, ел кушанья с серебряного блюда, высоко поднятого служителями. Вкусив вина из поднесенной ему чаши, он поехал в царский дом, который был выше других и построен на возвышении».
Послы по назначению остановились в доме Онигисия, были приняты его женою и отличнейшими из его сродников и обедали у него. Сам Онигисий, бывший у Аттилы, не имел времени с ними обедать. Он только что возвратился из похода к Акатирам, где посадил на царство старшего сына Аттилы и доносил государю о своем поручении, а равно и о случившемся несчастии: царевич упал с коня и переломил себе правую руку.
Пообедавши, послы, однако, раскинули свои шатры близ дворца Аттилы для того, чтобы быть поближе от посольских совещаний. По этим шатрам можно доказывать, что и они были Калмыки.
На рассвете Приск отправился к Онигисию с дарами и главное, чтобы узнать, как он хочет вести переговоры. Сопровождаемый служителями, несшими подарки, Приск подошел к воротам, но ворота были заперты и посланник стал дожидаться, не выйдет ли кто, чтоб сказать о его приходе.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.