В ожидании перемен

В ожидании перемен

После рождения второго ребенка мои жизненные планы сильно поменялись. Работать, как раньше, я теперь не могла. Я же как молодой тренер большую часть времени проводила на сборах, вдали от Москвы. Меня саму такое положение вещей не устраивало, все же двое детей. Причем младшая еще младенец, а старший должен идти в школу. Я пришла к руководству с объяснением, что мне придется поменять не только график, но и форму работы.

Но когда я все это изложила господину Тихомирову, который в это время возглавлял московское «Динамо», мне, правда, в мягкой форме, было сказано, что, во-первых, нечего было гулять и бывшего мужа обижать. А во-вторых, оказывается, мне лучше посидеть дома, иначе я не испытаю никаких материнских чувств. Тогда я прямо спросила: кому мне тогда передать группу? Получила уклончивый ответ: мол, у нас тренерский коллектив в «Динамо» очень хороший. Я говорю: хороший-то он, конечно, хороший, но кому конкретно, Кудрявцеву? В ответ непонятная реакция: при чем тут Кудрявцев? Пришлось напомнить, что Кудрявцев заслуженного тренера получил именно за парное катание и что недавно в «Динамо» и Зайцева взяли. Тут мне было сказано, что Зайцев еще не тренер, а вообще не пойми что. Хорошо, говорю, не спорю, пусть Зайцев еще не тренер, но, по крайней мере, он двукратный олимпийский чемпион в парном катании. Нет, сказали, скорее всего передадим ваших учеников Елене Анатольевне. Группа Чайковской на тот момент, мягко говоря, почти зачахла.

Мне стало ясно, что за моей спиной уже проделана определенная работа. Тогда я прямо из кабинета Тихомирова заехала к Чайковской, она жила рядом с «Динамо». «Елена Анатольевна, хочу с вами поговорить о том, как передать вам группу». Реакция у нее на мои слова была такая: «Чего же ты так сразу и сдалась?» Что для меня было лишним доказательством, что эта тема уже обсуждалась и муссировалась. И со спортсменами моими тоже поработали, пока я лежала в больнице и отходила от наркозов. Но вся группа переходить к Чайковской не пожелала. Марат с Вероникой со спортом закончили и ушли к Тарасовой в ледовый театр. Лиханский с Беккер тоже закрыли для себя каток, они посчитали, что им нужно серьезно учиться в институте.

Я почти год ничего не делала, а потом Ирина Абсалямова пригласила меня поработать в институт физкультуры. Она мне сказала: «Ну что ты без дела сидишь, лучше походи на кафедру». В институте физкультуры с кафедрой фигурного катания дело обстояло очень непросто, поскольку ее хотели закрыть. Там я проработала несколько лет так называемым почасовиком.

Непонятно почему, но Спорткомитет, где теперь командовал Марат Грамов, и отдел фигурного катания не давали разрешения на то, чтобы Роднину взяли на ставку преподавателя. Наверное, я года два как вела в институте занятия, когда ректор Игуменов меня встретил и спросил: «Ирина, сколько же можно учиться?» Я отвечаю: «Да я не учусь, я у вас преподаю». После этого я оказалась на ставке преподавателя. Такая работа меня вполне устраивала. Занята я была два-три дня в неделю по нескольку часов.

Я не выясняла, почему мне не давали войти в штат института, меня это не сильно волновало. Меня устраивало то, что я не прикована к дому, что у меня есть лекции, студенты, зачеты.

В это же время я начала и судить соревнования. Причем с моей судейской карьерой тоже возникла целая история. Когда я заканчивала Институт физической культуры, то автоматически получила квалификацию «судья республиканской категории». И вот я попросила, чтобы мне разрешили судить юниорский чемпионат Советского Союза. Ответ не заставил себя ждать, и из него я узнала, что ни уровня, ни знаний у меня нет.

Даже здесь, где, казалось бы, делить нечего, мне пришлось проявить характер. Я позвонила Писееву, причем я ничего не знала о его романе с Шахновской, вскоре ставшей его женой. Он мне говорит: «Чемпионат Советского Союза — это очень высокий уровень, а у тебя только республиканская категория». Я говорю: «Хорошо, согласна, у меня республиканская категория, но я же вижу, что, например, в танцах какая-то дама по фамилии Шахновская сидит за судейским столиком, но у нее, насколько мне известно, тоже республиканская категория». Писеев ответил, что у Шахновской большой опыт, она давно судит. Я говорю: «Согласна, Валентин Николаевич, но тогда возьмите, пожалуйста, положение о судействе. Откройте последнюю страничку и прочтите примечание. А в примечании написано: исключение составляют чемпионы мира и Олимпийских игр». Блефовала я стопроцентно, положения не читала, но знала, что подобные пометочки в нем всегда были.

Разговор этот состоялся утром, в четыре часа отходил поезд в Днепропетровск с участниками соревнований. В общем, на поезд я успела. Потом я судила еще один чемпионат СССР. Причем оба раза Валентин Николаевич просил меня написать объяснение по поводу моих оценок. Думаю, таких подробных отчетов он не получал ни от одного судьи за все годы, что провел в фигурном катании.

У меня было свое видение и свой взгляд на то, как и за что оценивается элемент в парном катании. Тем более что трактовка оценки в те годы была еще достаточно вольной, далеко не такой, как сейчас. И если ты принадлежал к людям, которые называются специалистами, ты мог доказать правильность любой своей оценки и не нарваться на наказания от судейской коллегии.

За пару месяцев до отъезда в Америку, о котором я еще не подозревала, я баллотировалась на должность председателя Федерации фигурного катания города Москвы. Получилось очень смешно. Меня буквально все голосовавшие из бюллетеней якобы повычеркивали. С того дня я себе сказала: родное фигурное катание ни под каким видом никогда ко мне отношения иметь не будет. Общественность явно была шокирована, люди вставали, возмущались: не может быть, чтобы за Роднину отдали всего восемь голосов! Начали выяснять на выходе, кто за меня голосовал. Оказалось — больше половины. Но всяческое сопротивление было подавлено, и, наверное, это была самая большая победа Валентина Николаевича Писеева надо мной.

Я подвела итог — тренером не сложилось, в общественное движение меня тоже не пускают. Работать и дальше преподавателем? Вопрос о материальной обеспеченности меня не волновал, муж зарабатывал хорошо. Но двери в фигурном катании передо мной начали закрываться одна за другой. И это при этом, что я для этого вида спорта что-то да сделала!

Платные группы фигурного катания в Москве существовали давно, но мы первыми устроили фестиваль таких групп. Сейчас фестиваль превратился в турнир, которому двадцать лет! Тогда я первый раз за рубежом увидела новое в своем вековом виде спорта — синхронные линии, и привезла их правила в институт. На кафедре фигурного катания мы создали первую группу в новой дисциплине и отправили ее на соревнования. В Европе проводится масса соревнований детских балетных групп. Дело это, конечно, было нужным, но вот и все, чем я занималась в отечественном фигурном катании. От важных вопросов меня отстранили. Точнее, не допускали к ним.