Глава вторая. КУРС 290 ГРАДУСОВ
Глава вторая. КУРС 290 ГРАДУСОВ
К 9 часам утра корабли Балтийского флота, пограничные катера и самолеты уже блокировали Саблина со всех сторон.
Из журнала оперативной обстановки 4-й бригады сторожевых кораблей морских сил погранвойск СССР (4-я ОБрПСК):
«9 часов 19 минут. От МБВ: “БПК прошел Ирбены, выходит из территориальных вод СССР”.
9 часов 20 минут. Получено сообщение о подготовке к вылету группы самолетов.
9 часов 22 минуты. ПСКР-607 сообщает: “БПК следует курсом 285 градусов, увеличил ход”».
На ЦКП Главного штаба ВМФ и на КП штаба Балтийского флота офицеры-операторы, лихорадочно орудуя параллельными линейками, прочертили перспективу курса «Сторожевого». На мгновение все впали в оторопь. Карандашный росчерк упирался точно в середину шведского острова Готска-Санде. Подошли адмиралы, переглянулись, покрутили головами. Дежурный адмирал ЦКП немедленно взялся за трубку и доложил последнюю новость Главнокомандующему. На КП Балтийского флота докладывать никому не было надо, так как и командующий, и ЧВС были тут же. Теперь сомнений ни у кого больше не оставалось: Саблин уводит корабль в шведские территориальные воды. Дело приобретало уровень международного скандала.
Готска-Санде — небольшой шведский остров в 26 милях на норд-норд-ост от острова Гогланд. Берега Готска-Санде песчаные с обширными отмелями. На берегу растут сосновые леса и полным-полно всяких редких жуков. Особой гордостью шведов является удивительный «мертвый лес» Арнагроп. Для российских моряков Готска-Санде памятен тем, что в 1719 году неподалеку от него Балтийский флот одержал свою первую победу в отрытом море, вошедшую в историю как Эзельское сражение. В годы Первой и Второй мировой войн у Готска-Санде располагались боевые позиции русских и советских подводных лодок.
Из журнала оперативной обстановки 4-й бригады сторожевых кораблей морских сил погранвойск СССР (4-я ОБрПСК):
«9 часов 43 минуты. ПСКР-602 и ПСКР-639 вышли для занятия отсекающей позиции к территориальным водам Швеции — северо-восточной части Готланда.
09 часов 45 минут. ПСКР-607 сообщил: “Капитан 3-го ранга голосом с БПК передал: “Ждем разрешения ГК ВМФ выступить по телевидению”. Передал ему: “Уменьшить ход!” Ответил: “Не могу!”
9 часов 57 минут. Получен приказ ГУПВ (Главного управления пограничных войск. —В.Ш.): “Немедленно произвести предупредительную стрельбу и вести огонь по надстройкам БПК, после чего отойти на безопасную дистанцию. Будет действовать авиация”. Передан приказ — дистанция стрельбы по надстройкам — 20 кабельтовых».
Между тем поднятые в воздух самолеты 668-го полка начали обследование указанного им района. Экипаж начальника огневой и тактической подготовки полка, осуществляющий поиск корабля со стороны острова Готланд, последовательно обнаруживал несколько групп надводных целей. Но, помня о неудаче своего товарища, снижался до высоты 200 м и осматривал их визуально. Благо, что погода несколько улучшилась: дымка чуть рассеялась и видимость стала 5—6 км. В абсолютном большинстве это были суда рыбаков, вышедших после праздников в море на лов рыбы. Время шло, а корабль обнаружить не удавалось, и командир полка с согласия исполняющего обязанности командующего 18-й воздушной армией решил нарастить усилия экипажей управления полка в воздухе еще двумя самолетами, которые запустили двигатели и начали выруливание к месту старта. Из воспоминаний генерал-майора авиации А.Г. Цымбалова: «Тем временем в обстановке что-то кардинально изменилось. Я думаю, что корабль под управлением Саблина подошел к границе территориальных вод Советского Союза, о чем корабли преследования и доложили командованию. Почему эти корабли и штаб Балтийского флота не осуществляли целеуказание для самолетов ВВС в ходе первых вылетов, я до настоящего времени могу строить только догадки. Видимо, до этого времени 668-й бап не рассматривался в качестве основной силы, способной остановить мятежный корабль. А когда корабль подошел к нейтральным водам и было принято окончательное решение на его уничтожение любыми боеготовыми силами, полк и оказался в центре происходящих событий. Как бы то ни было, и.о. командующего воздушной армией внезапно приказал поднять весь полк в максимально короткое время для нанесения удара по кораблю (точного места нахождения корабля мы по-прежнему не знали).
Здесь необходимо сделать одно пояснение. В ВВС в то время были приняты три варианта вылета полков по боевой тревоге: на выполнение боевой задачи в пределах тактического радиуса действия самолета (в соответствии с разработанной плановой таблицей полетов то, что и происходило в тот день); с перебазированием на аэродромы оперативного назначения (ГСВГ) и выход из-под внезапного удара противника по аэродрому (взлет без подвески боекомплекта, поэскадрильно, с разных направлений в зоны дежурства в воздухе с последующей посадкой на свой аэродром). При выходе из-под удара первой осуществляла взлет та эскадрилья, стоянка которой находилась ближе всех к любому из концов взлетно-посадочной полосы (ВПП), в 668-й бап это была третья эскадрилья. За ней с обратного направления должна взлетать первая эскадрилья (как раз с того направления, с которого и осуществлялись полеты в то злополучное утро), и в третью очередь должна была взлетать вторая эскадрилья постановщиков помех (нештатная разведывательная эскадрилья)».
* * *
Из показаний Саблина на допросе 8 января 1976 года: «Примерно в 10 часов утра по корабельной трансляции я дал команду представителям боевых частей собраться в ходовом посту. Спустя 5—10 минут в ходовой пост прибыли несколько человек. Я объяснил, что корабль вышел из Ирбенского пролива, что ответа Главнокомандующего на нашу радиограмму с требованиями еще нет.
Вместе с тем я информировал представителей боевых частей, что получена другая радиограмма от командующего Балтийским флотом и семафор от идущих рядом пограничных катеров, которые требуют от нас застопорить ход корабля, иначе к нам будет применено оружие. Я успокоил представителей боевых частей, что эти угрозы поступают уже в течение двух часов и вряд ли они будут осуществлены... Я сказал, что время ожидания положительного ответа на радиограмму с нашими требованиями к Главнокомандующему ВМФ продлено мною еще на два часа, т.е. до 12 часов дня. Во время разговора с представителями боевых частей появились самолеты, которые начали облет корабля, в связи с чем я прервал разговор и отправил всех с ходового поста».
Из показаний Саблина 12 января 1976 года: «Это совещание носило информационный характер, а не совещательный. Я не спрашивал мнения представителей боевых частей, а все решения принимал единолично. Вместе с тем я считал, что многие члены экипажа, в частности сигнальщики, связисты знали, а также те, кто работал на верхней палубе, знали о поступающих на корабль приказах командования».
Читая это «откровение» Саблина, просто диву даешься, как легко он умел врать, честно глядя людям в глаза. Документы свидетельствуют, что к 10 часам утра Саблин уже точно знал, что никакого положительного ответа на его ультиматум НЕ БУДЕТ, так как еще в 8 часов 45 минут получил радиограмму Главнокомандующего ВМФ с требованием немедленно вернуться в Ригу.
На допросе 8 января Саблин уже забыл, что на допросе 14 ноября сам рассказывал все совершенно иначе: «В 7 часов утра подошел один, а потом еще два ПСКРа... Семафорили: “Станьте на якорь. Приказ Главкома”... Около 8 часов получили телеграмму командующего Балтийским флотом, который сообщил, что Министр обороны приказал вернуться в Ригу и личный состав будет прощен».
Впрочем, и здесь Саблин снова врет. Дело в том, что около 8 часов 45 минут утра на «Сторожевом» была получена не радиограмма командующего Балтийским флотом, а радиограмма Главнокомандующего ВМФ, та самая, которую он так «терпеливо ждал» до 10, а потом еще и до 12 часов дня. Текст этой радиограммы мы уже приводили выше. Но и это еще не все! Как показывают документы, еще за час до непосредственной радиограммы ГК ВМФ Саблин уже получил от командующего БФ ретранслируемую радиограмму ГК ВМФ, которая была отправлена в его адрес в 7 часов 39 минут с КП БФ. Вот ее текст: «Ваша телеграмма ГК ВМФ получена. ГК приказал возвратиться и стать на якорь рейда п. Риги».
Текст этой радиограммы постоянно передавали семафором и голосом Саблину с пограничных катеров.
Наконец, в следственном деле имеется два шифробланка с теми радиограммами Главнокомандующего ВМФ, которые Саблин однозначно читал, так как на бланках есть его роспись о прочтении! Я еще раз напомню эти радиограммы:
Первый шифробланк: «Входящая шифрограмма № 175 от ГК ВМФ
Принята 09.11.75 г. 8 часов 45 минут. Исполнил Ефремов.
“Командиру БПК “Сторожевой”, копия командующему БФ. Вашу телеграмму № 0400 получили. Подтверждаем, немедленно возвращайтесь в Ригу. Встаньте на якорь на внешнем рейде ГК ВМФ Адмирал Флота Советского Союза Горшков”».
На бланке роспись Саблина и время приема 8 ч 55 мин.
Второй шифробланк: «Входящая шифрограмма № 175 “секретно” 8 часов 55 минут
“Командиру БПК “Сторожевой”, заместителю по политчасти. Немедленно возвратиться в Ригу и стать на якорь на внешнем рейде. Горшков”». На бланке также роспись Саблина.
Для чего же обманывать доверчивых матросов, ведь самому Саблину давно было совершенно ясно, что его авантюра потерпела полный крах? Для чего дальше испытывать судьбу, играя жизнями десятков ни в чем не повинных людей? На каком основании Саблин уверяет матросов, что угроза применения оружия не будет применена? Он-?? откуда знает, будут ли применять оружие, или нет? Тем более что Главком уже несколько раз передал, что применять оружие в случае неповиновения обязательно будут! Как все это объяснить?
В данном случае я вижу лишь два варианта мотивирования поведения революционера-неудачника. Во-первых, это как можно дольше тянуть время, уходя одновременно к шведским территориальным водам. Это косвенно подтвердит на следствии и сам Саблин (мы еще будем об этом говорить), называя, правда, цель своего маршрута весьма неопределенно — «открытым Балтийским морем, максимально удаленным от советских берегов».
Во-вторых, на одном из допросов Саблин оговорился, что скрывал всю правду, чтобы на корабле не начались «беспорядки», то есть, по его словам, «попытки противодействовать моим планам». На самом деле он врал, чтобы оттянуть момент, когда против него поднимется вся команда, а что это скоро произойдет, думаю, Саблин, как не глупый человек, понимал и чувствовал по ситуации в низах.
В-третьих, я не исключаю, что Саблин сознательно провоцировал Главкома ВМФ и министра обороны на нанесение удара по «Сторожевому». Истинные революционеры никогда не боятся крови, особенно чужой, ибо, как мы знаем, «революции в белых перчатках не делаются». Можно только представить, сколько бы было до сегодняшнего дня шума, если бы «Сторожевой» и часть его экипажа были бы действительно уничтожены! Сколько дифирамбов пелось бы Саблину, который, погибая под снарядами и бомбами, выкрикивал в лицо своим палачам тезисы своего манифеста. Но ничего этого не произошло, и матросская кровь не пролилась... Но случилось это не благодаря Саблину, а вопреки ему. Сама собой напрашивается мысль, что на самом деле Саблину было глубоко наплевать на жизни тех, кого он практически насильно заставил участвовать в своей авантюре.
Впрочем, какими бы мотивами ни руководствовался Саблин, обманывая команду «Сторожевого», его поведение иначе как гнусным и подлым назвать нельзя. Это полностью подтверждает и протокол допроса Саблина за 12 января 1976 года.
Вопрос к Саблину:
— Знал ли личный состав о содержании получаемых Вами радиограмм?
Ответ Саблина: «Содержания радиограмм, полученных от командующего Балтийского флота и Главнокомандующего ВМФ, я до сведения членов экипажа не доводил. На совещании представителей Боевых частей, которое я собрал около 10 часов утра в ходовом посту, я сообщил, что от командующего флотом получил радиограмму с требованием застопорить ход, иначе будет применено оружие. Я тут же успокоил представителей боевых частей, заявив, что такие угрозы поступают уже в течение двух часов и вряд ли будут исполнены».
Такой же вопрос задал следователь обвиняемому и 24 января 1976 года: «Доводили ли Вы до сведения личного состава содержание радиограмм командующего Балтийским флотом и Главнокомандующего ВМФ?»
На этот раз Саблин ответил так: «О содержании радиограмм командующего Балтийским флотом и Главкома ВМФ я никому не говорил, не считая нужным это делать. Кроме того, я боялся, что личный состав испугается угроз, содержащихся в этих радиограммах и примет меры к остановке корабля. Только около 10 часов утра я сообщил о поступившей радиограмме с требованием застопорить ход или к нам будет применено оружие представителями боевых частей».
Вопрос:
— Почему Вы не выполнили приказов командующего Балтийским флотом и Главнокомандующего ВМФ СССР?
Ответ Саблина: «Я считал, что в случае остановки корабля он тут же будет захвачен вооруженными отрядами, высаженными с сопровождавших нас пограничных катеров, и я не смогу выполнить ту цель, ради которой корабль был захвачен и уведен в Балтийское море. Возвращаться в Ригу также помешало бы моему плану — превратить корабль в трибуну политических выступлений».
Следователь Добровольский задает следующий вопрос:
— Не выполняя приказ командования, Вы понимали, что ставите под удар жизни членов экипажа?
Ответ Саблина совершенно идиотский: «Я считал, что, несмотря на угрозы применить оружие в отношении БПК “Сторожевой” в случае невыполнения приказа, практически оружие применено не будет, о чем я доводил до сведения экипажа».
Вот втемяшилось ему в голову, что он все знает и понимает! Вот считает он, что стрелять не будут, значит, стрелять и не будут!
Гипертрофированная самоуверенность, дошедшая до идиотизма. Саблин азартный игрок, который ради личных амбиций легко бросил на кон почти две сотни чужих жизней. Помните его письмо, где он 40 % ставит на успех мятежа, а 60 % на поражение. И плевать, что за этими цифрами живые люди. Саблин начал большую игру и подобные мелочи его совершенно не волновали.
* * *
А что происходило в это время на «Сторожевом»? Из воспоминаний главного корабельного старшины А. Миронова: «Мы шли неизвестно куда. Никто не отдавал никаких приказов. Матросы спали, отъедались; корабль никто не прибирал. Молодёжь отдыхала от гнёта “годковщины”. Называя вещи своими именами, на “Сторожевом” царила полная анархия. А как же иначе: командир, офицеры и мичманы заперты под замок, замполит незнамо куда рулит на мостике, “годки” озабочены скорым увольнением, а в низах всяк предоставлен сам себе».
Тем временем кольцо погони быстро сужалось.
Вспоминает вице-адмирал А.И. Корниенко: «Поднятые по тревоге корабли Балтийского флота стремительно приближались к “Сторожевому”. В воздухе барражировали самолеты. Командный пункт БФ внимательно следил за движением корабля. Место нахождения, курс, скорость постоянно уточнялись. В 9 часов утра командиру соединения пограничных кораблей было дано приказание командующего флотом: “БПК “Сторожевой” повернул на курс 285 градусов. Увеличил ход. Отсечь отход в Швецию”. В это же время пришел доклад от Ирбенского маяка: “БПК “Сторожевой” — курс 290 градусов, скорость — 18 узлов”. Отметим при этом, что рекомендованный курс на Кронштадт — 337 градусов. Из этой точки до территориальных вод Швеции оставалось сорок три мили, 2,5 часа хода, а до Кронштадта — 330 миль, 18 часов хода. Было ясно, что Саблин ведет корабль в территориальные воды Швеции. Если нанести на карту широту 57 градусов 58 минут и долготу 21 градус 10 минут, станет ясно, что на самом деле задумал Саблин».
Выписка из журнала боевых действий флагманского корабля группы сопровождения ПСКР-607:
«9 часов 5 минут. Около плавмаяка “Ирбенский” БПК лег на курс — 285 градусов, скорость 14 узлов. Продолжаем сопровождение в прежних позициях: на левом траверзе ПСКР-607, слева по корме ПСКР-613, справа по корме ПСКР-626, справа на траверзе ПСКР-620. Доложили о своих действиях комбригу и МБВ.
9 часов 16 минут. Передали светограмму на БПК и сообщили голосом: “Делаю вам предупреждение немедленно стать на якорь”.
9 часов 21 минута. От БПК получена светограмма: “Он не выполнит приказ”.
Исходящая шифрограмма № 0942 секретно, 9 часов 21 минута. “Компас” ГК ВМФ: “Ускорьте ответ на исходящий № 0400. Ответ ждем до 12 часов.
Члены ревкома корабля. Саблин”».
Из воспоминаний бывшего дивизионного артиллериста 109-го ДНК капитана 2-го ранга в отставке В.В. Дугинца: «Расстояние от Риги до Лиепаи по карте до середины пролива, где обычно на фарватере стоял плавмаяк “Ирбенский” было примерно одинаковым, но мы, имея превосходство в скорости, вышли к месту встречи первыми. Эти 110 миль до Ирбенского пролива мы проскочили за три с половиной часа и уже в утренней дымке рассвета могли наблюдать всю картину предстоящих событий. Море странно как-то затихло, и над нами в туманной дымке, скрывающей линию горизонта, повисла гнетущая тишина зловещего ожидания непредсказуемых событий.
— Ну, что тут видно? — появился на мостике заспанный Мих-невич.
— Идет на выход из пролива, миновал плавмаяк, сейчас от нас по пеленгу 40 на дистанции 85! — коротко доложили данные по РЛС.
— Командир, запроси в открытой сети “Ирбенский”. Не наблюдает ли он БПК бортовой 710!
— “Ирбенский” доложил, что на 8.40 бортовой 710 прошел курсом 290, скорость 16 узлов! — доложил радист из радиорубки.
— Ну, сейчас что-то будет... — с тревогой произнес комдив вслух.
Из медленно уползающей за горизонт дымки утреннего тумана и низкой облачности пролива... начал просматриваться “Сторожевой”... Следом за “Сторожевым” на почтительном расстоянии появились два ПСКРа, севернее шел СКР проекта 50. На подходе с юга приближался СКР “Комсомолец Литвы”, на борту которого находился командир 76-й БЭМ капитан 2-го ранга Рассукованный Л.С., которому и было поручено руководство действиями сил в этой операции. Мористее на горизонте неслись на всех парах два МРК под руководством капитана 2-го ранга Бобракова А.В. Чего там решали на уровне Главкома ВМФ, нам было непонятно, но главная задача всем этим силам была поставлена ясная: остановить любой ценой корабль, который угоняет в Швецию замполит корабля капитан 3-го ранга Саблин...
ПСКРы проекта 205П, участвующие в этом задержании, со стороны мирного времени выглядели вполне достойно для перехвата мелких надводных целей. Два автомата АК-230, установленные на баке и корме, четыре торпедных аппарата только своим видом могли вполне внушить ужас любому нарушителю морских границ. Но ужас-то как раз заключался в том, что у пограничников в этих аппаратах никогда не было торпедного оружия, а сами пограничники только подозревали о его существовании. По какой-то хитрой там конвенции... пограничным кораблям запрещалось ношение на борту ракетного и торпедного боезапаса... Поэтому пограничники, державшиеся ближе всех к “Сторожевому” явно не решались вступать в бой с исполином... и пытались уговорами остановить нарушителя... Ведь на борту “Сторожевого” были две спаренные универсальные 76-мм артустановки с РЛС управлением, которые при желании могли разнести ПСКРы водоизмещением в 250 тонн в мелкие щепки вместе с их автоматами...
Утреннюю тишину разрушил грохот появившихся в небе Як-28, которые тремя группами по три самолета стали заходить на боевые курсы и выбирать цель атаки на высотах до 300 метров. Сколько их сюда прилетело, понять было невозможно из-за низкой облачности и утренней дымки, стоявшей над морем. Летчики затеяли свою непонятную карусель и носились как заполошные на малых высотах, то появляясь, то вновь исчезая в облаках. На горизонте появились два огромных противолодочных ИЛ-38, но они, наполняя атмосферу громом своих двигателей, кружились в нерешительности вдали от центрального места событий».
Исходящая внеочередная шифрограмма № 0910,9 часов 25 минут: «БПК “Сторожевой”, командиру, заместителю по политчасти, экипажу
Требую немедленного исполнения приказания ГК ВМФ возвратиться в Ригу. В случае возвращения гарантируется безопасность всему экипажу. Командующий БФ Косов».
Если шифрограмма, посланная в 05.10, написана еще достаточно спокойным почерком, то в этой рука Косова выводит почти нечитаемые каракули. Видно и большое волнение, и спешка, в которой писалась шифрограмма.
Телеграмма ЗАС № 4—548, без времени: «Командиру БПК “Сторожевой”, заместителю по политчасти, копия — командующему БФ.
Подтверждаю, если вы не возвратитесь в Ригу, будете потоплены, как изменники Родины. Главком ВМФ Адмирал Флота Советского Союза Горшков».
Выписка из журнала боевых действии флагманского корабля группы сопровождения ПСКР-607:
«9 часов 29 минут. По трансляции с БПК капитан 3-го ранга передал сообщение: “Один из членов экипажа просит разрешение выступить по телевидению. Ждем телеграмму от Главкома с разрешением одному члену экипажа выступить по телевидению, рассказать о нашей жизни”.
9 часов 31 минута. На БПК подняли военно-морской флаг.
9 часов 32 минуты. С БПК сообщили, что слышат наши сообщения, подаваемые элекгромегафоном.
9 часов 36 минут. Передали на БПК светом и голосом: “Министр обороны приказал БПК возвратиться в Ригу. Личному составу гарантируется безопасность. Саблин — командир незаконный. Его приказания не выполнять. Командующий Балтийским флотом”. Данное сообщение слышала часть экипажа корабля, находящаяся на верхней Цалубе.
9 часов 37 минут. Передано светом и голосом на БПК предупреждение, что при невыполнении приказа будет применено оружие.
9 часов 38 минут. Передали командиру бригады и командиру МБВ донесение: “Мое место 20 кабельтовых на запад от маяка “Ирбенский”, курс — 285, скорость — 18”.
9 часов 50 минут. Продолжаем светом и голосом передавать приказ министра обороны: “БПК немедленно возвратитесь в Ригу”.
9 часов 58 минут. Радист доложил, что от комбрига получил приказание: “Перестроить корабли для выполнения одним кораблем предупредительной стрельбы”. Имеются исправления в тексте, произвожу уточнение. Получено подтверждение».
Все, время данное Саблину на раздумье и выполнение приказа, вышло. Больше никто ему ничего приказывать уже не будет. Насупило время пушек.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.