Глава пятая. «ГОДКИ» КАК ДВИЖУЩАЯ СИЛА КОММУНИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Глава пятая. «ГОДКИ» КАК ДВИЖУЩАЯ СИЛА КОММУНИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Итак, Саблин усиленно готовился к началу новой коммунистической революции. Но революции, как известно, не совершаются в одиночку. Каждая имеет своего лидера (в данном случае самого Саблина), но должна быть и движущая сила, то есть категория людей, на которую лидер бы мог опереться, совершая свои социальные и политические преобразования.

Так кто же должен был стать главной движущей силой грядущей коммунистической революции? В перспективе все предельно понятно — это все честные и порядочные люди СССР, которые как кролики на удава сразу же потянутся к Саблину. Так, по крайней мере, он полагал. Кстати, никто не задумывался, как думал (да и думал ли?) Саблин отделять «честных и порядочных» от «нечестных и непорядочных»? Возможно, у него имелся некий только ему ведомый секрет, когда с первого взгляда можно легко сортировать людей на положительных и отрицательных. Жалко, что об этой своей способности Саблин так и не успел никому поведать, как бы это пригодилось нам сегодня!

Но сейчас речь не об этом. Пока прибегут на прибывший в Ленинград «Сторожевой» толпы «честных и порядочных», на кого-то же Саблин должен был опираться? Конечно, матрос Шейн хорош. И уголовное (т.е. самое народное) прошлое не подкачало, и сам «без лести предан». Но одного Шейна мало. Нужны еще столь же достойные люди!

Казалось бы, о чем вообще здесь может идти речь! Ведь Саблин прежде всего был самым что ни на есть идейным коммунаром. Да и собирался он организовывать не захват борделя во время пожара, а новую Великую Ноябрьскую Коммунистическую Революцию. На кого же в столь грандиозной деле ему было опереться, как не на коммунистов корабля и на представителей коммунистического союза молодежи — комсомольцев. Вдохновленные великими идеями Саблина, эти ребята бы горы во имя великой идеи свернули!

Но ничего подобного, однако, не произошло! Саблин почему-то пожелал начать коммунистическую революцию...без коммунистов. Более того, именно коммунисты корабля, в конце концов, впоследствии и потушат искры саблинского мятежа. Да и первым выступит против нового коммунистического мессии не кто иной, как бывший секретарь партийной организации корабля старший лейтенант Филатов...

Что поделать, но ни коммунистам, ни комсомольцам в столь важном деле как начало коммунистической революции Саблин изначально не доверял совершенно обоснованно. Знал ведь, что отравленные «брежневским ревизионизмом» они его не поймут и не поддержат. Зато Саблин прекрасно знал, что в данном случае лучше всего опираться на анархиствующие матросские массы. Расчет был совершенно верен — именно анархиствующие матросы в свое время захватили власть на мятежном броненосце «Потемкин», именно они убивали кувалдой по голове офицеров в Кронштадте и Гельсингфорсе в 1917 году, начав тем самым «великую бескровную» буржуазную революцию.

Помните «Оду Революции» Владимира Маяковского:

О, звериная!

О, детская!

О, копеечная!

О, великая!

Каким названьем тебя еще звали?

<...>

Пьяной толпой орала.

Ус залихватский закручен в форсе.

Прикладами гонишь седых адмиралов

вниз головой

с моста в Гельсингфорсе.

<...>

— о, четырежды славься, благословенная!

Именно голосистая матросская братва захватывала Зимний дворец, а потом зверски убивала уже арестованных буржуазных министров. Именно анархист матрос Железняков разогнал Учредительное собрание России, пригрозив депутатам маузером и объявив: «Караул устал! Всем расходиться!»

Зачем же выдумывать велосипед, когда все уже было придумано раньше!

Конечно, идейных анархистов под рукой у Саблина не было, но анархиствующие лица на «Сторожевом» имелись. Ими являлись прежде всего недисциплинированные старослужащие матросы — уставшие от государевой службы «годки», а также склонные к пьянству мичманы, то есть весь корабельный люмпен. Именно им Саблин и решил доверить поддержание революционного порядка на корабле, арестовывать и избивать не согласных с ним офицеров и мичманов.

* * *

Кто же они, эти «годки», и что, собственно говоря, представляет собой система «годковщины»?

Итак, «годковщина» — это традиционно сложившаяся в отечественном ВМФ и не регулируемая нормативно-правовыми актами иерархическая система взаимоотношений между военнослужащими срочной службы по признаку величины фактически выслуженного срока службы. Относительно причин возникновения «годковщины» до сих пор нет единого мнения. В качестве ведущих факторов выдвигаются как социально-экономические, так и биологические, исторические, культурные факторы.

На кораблях и в воинских частых ВМФ, где командиры и особенно замполиты по-настоящему боролись с этой заразой, она исчезала, но так было, увы, не везде. Порой нерадивые командиры и замполиты делали «годковщину» вспомогательным инструментом, чтобы переложить на годков большую часть своих обязанностей по поддержанию порядка. Но бесплатный сыр, как известно, бывает лишь в мышеловке. Поэтому за особые услуги «годки» требовали и особых льгот: внеочередные увольнения, снисходительное отношение к их проступкам, освобождения от приборок, нарядов и работ.

Как же обстояло дело с «годковщиной» на БПК «Сторожевой?

Для начала, не интересно ли будет читателю узнать, как отзывался о «годковщине», как о явлении, уже в процессе проводимых с ним допросов сам Саблин. Если интересно, то давайте почитаем его откровения. Они того стоят!

Так, на допрос 6 января 1976 года Саблин принес из камеры десять страниц убористого текста, повествующего о недостатках в военноморском флоте, озаглавленном «Заявление о недостатках на флоте». Об этом «Заявлении» мы уже говорили, сейчас же нас интересует из всего саблинскош многостраничья лишь то, что он написал там о «годках» и о проблеме «годковщины».

А написал там Саблин следующее: «Вступив в должность заместителя командира по политчасти в середине августа 1973 года, я объявил войну “годковщине”. “Годковщина” — это когда старослужащие матросы командуют молодыми в нарушение всех уставов, посылают их на работы, издеваются. Когда я объявил войну “годковщине”, то встретил сопротивление со стороны старшин срочной службы и некоторое неудовольствие командира Потульного. Не получил я поддержки и в политотделе дивизии. Было потрачено много сил, нервов, чтобы пересилить в какой-то мере настрой у всех категорий личного состава. Это было тем более сложно, что, как я впоследствии узнал, на всех кораблях дивизии выдерживался принцип, что старослужащие — это основа порядка и дисциплины на корабле, что надо просто сдерживать их дурные инстинкты. Политотдел об этой обстановке знает, но каждый раз делает возмущенный вид, когда некая “мирная годковщина” выливается в издевательства».

Далее Саблин много и подробно описывает, как плохо обстоят дела с дисциплиной на БПК «Свирепый» и «Сильный». Сетует на то, что некоторые офицеры потворствуют годкам. И тут же вспоминает о себе: «Но я разъяснял офицерам и матросам, что внешний лоск “годковщины” опасен!»

Несколько иначе говорит Саблин о «годках» и о «годковгцине» на допросе 1 марта 1976 года. Официально он ее порицает, хотя видит и ее плюсы. Саблин заявляет: «На “Сторожевом” существовала, как и на всех других кораблях “годковщина”, т.е. неправильные взаимоотношения старослужащих и молодых матросов, оставление всех прав за годками. Эти отношения выходят за рамки всех уставов и существуют вопреки им. С попустительства замкоман-дира дивизии капитана 2-го ранга Попова (здесь Саблин опять “забывчив”, т.к. Попов являлся заместителем командира бригады. — В.Ш.) “годковщина” была чуть ли не официально разрешена на “Сторожевом” до моего прихода. “Годковщина” выливалась в издевательства над молодыми матросами, отработку за них нарядов. Особо это практиковалось в ночное время. В политическом отделе знали об этом, но каких-либо радикальных мер не принимали, считали, что “годковщина” в какой-то мере способствует поддержанию воинской дисциплины на кораблях. В известной степени так и я думаю, это справедливо, но противоречит всем нашим уставам Вооруженных Сил... .Мною было потрачено много сил и энергии, чтобы хоть в какой-то степени с помощью комсомольского актива и офицеров искоренять “годковщину” на корабле. Много было мною сделано, но “годковщина” все же давала себя знать».

Из всего многословия Саблина по вопросу «годковщины» ключевой является фраза об ее справедливом характере. Именно в этом и кроется суть истинного отношения замполита «Сторожевого» к данной проблеме.

Но как может замполит корабля, обязанный заниматься именно искоренением столь позорного явления, считать, что «годков-щина» является справедливой, а значит, и положительной силой? Оказывается, может...

Незадолго до ноябрьских событий 1975 года на БПК «Сторожевой» с соседнего БПК «Образцовый» был переведен главный корабельный старшина Л. Миронов. В своих воспоминаниях он восторженно отзывается об «Образцовом» и его командире капитане 3-го ранга В. Егорове (будущем командующем Балтийским флотом и губернатором Калининградской области), которого матросы именовали между собой «батей». То, что увидел А. Миронов на «Сторожевом», его потрясло!

Из воспоминаний командира отделения радиометристов главного корабельного старшины Александра Миронова: «Егоров, разговаривая с простыми матросами, приветливо улыбался, Потульный же брезгливо морщился, как будто ему в рот попалась гнилая луковица. Неудивительно, что в таком коллективе царил дух доносительства, или, как говорят в народе, “стукачества” Потульный окружил себя “любимчиками” из числа матросов. Они выслуживались перед ним, угождали ему и, конечно же, доносили ему на товарищей. Как впоследствии выяснилось, многие из них предали своего “патрона” в самую трудную минуту. ...На корабле господствовал тот самый, разъедающий всякую дисциплину червь — “годковщина”. Идет молодой матрос (“карась” на флотском жаргоне) по узкому проходу, где по несчастью для него стоит “годок”. Перед тем как пройти мимо, он останавливается и обращается к старослужащему: ‘Товарищ советский “годок”, разрешите пройти”. Тот разрешительно кивает ему головой. Сжавшись от страха, “карась” проходит, ожидая чего угодно. Тут запросто может последовать увесистый и совершенно беспричинный удар рукой по шее. Здесь необходимо ответить: “Большое спасибо”, иначе последует следующий удар — более увесистый “за неблагодарность”. На вопрос новичка: “За что?” — неизбежно следовал самый типичный для такого случая ответ: “Было бы за что — вообще убил бы”. Постирать “робу”, почистить ботинки старослужащему было также обычным делом для “карася”. Стою я на вахте, замечаю — молодой матрос плачет, он испуган. Ему дали задание вытащить всю воду из кофердама (балласты с водой внизу корабля). Он набирает в ведро воду и выплёскивает за борт. Так его “учат”, что такое “кофердам”.

Уровень воды постоянно восстанавливается, поэтому труд такой бессмыслен. Но жаловаться некому... Нужно добавить, что старослужащие матросы, кроме того, не чурались заводить себе “шестёрок” из числа “карасей”, пользуясь ими в качестве доносчиков на матросов своего призыва. При этом если доносительство вышестоящему начальству считалось всё-таки формой непорядочности и влекло за собой серьёзные разборки, то доносительство на своих товарищей старослужащим часто оставалось без последствий, что и подталкивало некоторых умеющих пристроиться в жизни иудушек на подобную низость».

По свидетельству самого же Саблина, на «Сторожевом» почти официально практиковались ночные работы по уборке помещений, выполнявшиеся только молодыми матросами, понукание которых бранью, подзатыльниками, пинками было обычным явлением. Командир корабля, по мнению Саблина, полагал, что «годковщина» в какой-то мере способствовала поддержанию порядка на корабле. И опять же, по признанию самого Саблина, он против этого открыто не выступал. Однако если Потульный в силу своей недальновидности пытался с помощью «годковщины» поддерживать порядок на корабле, то Саблин планировал с помощью этой уголовной силы захватить на корабле власть.

Что и говорить, уставная дисциплина на «Сторожевом» находилась в самом ужасном состоянии. Можно ли после этого верить в байки о высоком профессионализме Саблина, о его великих заботах о матросах, как и об ответной любви последних к нему? Вообще, если заместитель командира по политической части в своей деятельности опирался на «годковщину» и «годков», это расценивалось в среде флотских политработников не просто как некомпетентность, а как самое настоящее предательство своей профессии. И вот почему. Любой воспитатель, будь то политработник времен Советского Союза или заместитель командира по воспитательной работе постсоветской России, воспитатель детского дома или интерната или любого другого изолированного от общества заведения, где содержатся подростки и юноши, обязан в своей деятельности помимо создания в вверенных им коллективах здоровой моральной обстановки, в своей повседневной работе ориентироваться прежде всего на поддержку самых слабых. Не секрет, что любое закрытое сообщество в силу объективных законов обязательно самоорганизуется. Выявляются лидеры. Как правило, это более сильные и развитые личности. Но это в том случае, если данное сообщество состоит из людей одного возраста. Если же в его состав входят разновозрастные группы, то неминуемо доминирующей силой в данном сообществе становится наиболее старшая группа. Это объективный закон, ведь старшие и самые сильные, и наиболее сплоченные, да и наиболее опытные. Доминирование их в сообществе и давление на более младших членов этого сообщества неминуемы. Поэтому одна из важнейших задач воспитателя как можно больше снизить доминирование старшей группы над младшей, поддержать угнетаемых и не дать ситуации в коллективе сорганизоваться по принципу возрастной иерархии.

Что касается Саблина, то, несмотря на все его долгие рассуждения о вреде «годковщины» и своего негативного отношения к ней, он почему-то не приводит ни единого факта своей борьбы с этим нездоровым явлением. В рассуждениях Саблина лишь общие фразы, но нет данных, что он кого-то за нетоварищеское отношение к младшим по службе сослуживцам вызвал на заседание комитета комсомола, объявил взыскание, даже исключил из комсомола (в 1975 году это было очень суровое наказание), написал письмо о плохом поведении родителям (это тоже была очень действенная форма работы), наконец, отправил на гауптвахту. Но почему-то ничего конкретного Саблин не делает. Если бы он действительно, засучив рукава, безжалостно выкорчевывал «годковщину», то, несомненно, обязательно об этом написал, так как в своих заявлениях о существующих недостатках на флоте он скрупулезно описывает все свои даже самые несущественные положительные дела.

И совсем уж странно выглядит его вывод после всех рассуждений об отрицательном характере «годковщины», что она в конечном итоге нужна и полезна. Если так рассуждает офицер-воспитатель, то дальше идти уже некуда!

Но в том-то и дело, что Саблин на самом деле вовсе не офицер-воспитатель и таковым никогда не был. Не зря в объяснительных записках по делу о мятеже офицеры и мичманы «Сторожевого» пишут, что по своему характеру и отношению к людям Саблин больше уподоблялся старшему помощнику командира, чем замполиту. Вспомним еще раз их слова: «.. .Фактически у нас на корабле было два старших помощника и не было замполита».

Кому-то это может показаться странным, мне нет. Все вполне логично. Прослужив четыре года помощником командира сторожевого корабля, у Саблина уже сложился определенный стереотип поведения и отношения к подчиненным, стереотип, который уже нельзя было изменить ни учебой в академии, ни переменой ВУСа, ни новой должностью. Даже будучи назначенным замполитом, в душе он так и остался старпомом. Кстати, подобное поведение замполитов зачастую приветствуется командирами, так как такое позиционирование замполита более понятно и не доставляет особых хлопот.

Но в направленности работы старпома и замполита есть принципиальная разница. Иначе зачем вообще вводить эти должности? Задача старпома — добиться наведения и поддержания уставного порядка административными и дисциплинарными средствами, т.е. жестко и неумолимо. Задача же замполита — добиваться того же, но средствами воспитательной работы, с привлечением партийной и комсомольской организаций, повышением культурного уровня и т.д. При этом для замполита была важна не только конечная цель работы, но и средства ее достижения, т.е. морально-человеческий фактор. Разница, как мы видим, принципиальная.

Так почему же Саблин считал, что в «годковщине» есть немало положительного? Так мог рассуждать именно бывший помощник командира, для которого главной целью так и остался внешний порядок на корабле. Ну а «годковщина», как наиболее легкий путь к наведению внешнего порядка, как раз и есть чисто старпомовское отношение к данной проблеме.

Но это всего лишь одна составляющая отношения Саблина к проблеме «годковщины» и «годкам». Еще более важным было то, что Саблин, в силу своих идей, просто обязан был лелеять и пестовать своих «годков». Готовясь к захвату корабля и понимая, что здоровые и энергичные партийная и комсомольская организации для него опасны, Саблин вполне сознательно и целенаправленно свел их работу на нет, ограничиваясь только написанием протоколов и поведением чисто формальных собраний. Этим он решал сразу две важные для себя задачи. Во-первых, создавал у личного состава убеждение в ненужности ни комсомола, ни партии, как чи-его формальных организаций. Во-вторых, уничтожал ту реальную силу, которая могла бы помешать ему в его планах. За авторитетными боевыми партийными и комсомольскими вожаками люди пойдут, за неавторитетными формалистами никогда!

Но на «Сторожевом» была еще одна неформальная, но достаточно влиятельная организация — «клуб годков». Как быть с ней? Разумеется, что и старослужащие были людьми совершенно разными. Одни из них уже готовились к будущей учебе и карьере на гражданке, вторые мечтали о том, как расслабиться дома после трехлетней флотской службы. Вот на эту вторую категорию и рассчитывал Саблин.

Поэтому, вынашивая планы захвата власти на корабле, Саблин просто не мог оттолкнуть «годков», которых при определенных условиях можно было сделать если не единомышленниками, то хотя бы временными союзниками. Для этого надо было лишь выполнить несколько условий:

— С момента прихода на корабль борьбу с «годковщиной» перевести в формальное русло.

— Всячески повсеместно неофициально поддерживать наиболее авторитетных лидеров среди старослужащих, выделяя их из общей среды, признавая их авторитет, повышая их значимость как в собственных глазах, так и в глазах окружающих.

— Морально и идейно готовить этих лидеров к предстоящим событиям по захвату власти на корабле. Внушать им, что они — внуки революционных балтийских матросов и теперь пришел их черед встать в авангарде новой революции.

— Внушить «годкам», что всю ответственность за устроенную бузу будет нести исключительно замполит, а все остальные останутся ни при чем.

— Объявить с началом мятежа о немедленном и поголовном увольнении в запас всех «годков», без учета всех их былых провинностей.

— Дать «годкам» (как, впрочем, и всем остальным членам экипажа) обещание, что он гарантирует безопасность членам их семей.

Разумеется, все саблинские гарантии о том, что вся вина за совершаемое будет лежать только на нем, что членам семей мятежников гарантирована безопасность, и гроша ломаного не стоят. На самом деле, готовя свою революцию, Саблина нисколько не заботила судьба поверивших ему людей, а уж тем более судьба их близких. Иначе он просто бы никогда не «подставил» этих людей. На самом деле Саблин в своих обещаниях откровенно блефовал, понимая, что если ему и поверят, то очень ненадолго. Но надолго его операция рассчитана и не была: главное — успеть захватить корабль, направить его в международные воды, дать радиограмму-ультиматум в адрес Брежнева, а далее уже действовать по обстановке.

* * *

Заметим, что Саблин планировал использовать «годков» не стихийно, а создав из них особые «боевые группы». Относительно того, что Саблин планировал создание на корабле «боевых групп», а может; даже и успел их создать, это вовсе не моя досужая выдумка. В протоколах уголовного дела я нашел весьма любопытные заявление матроса Шейна, сделанное им на допросе о том, как Саблин готовился к мятежу в последние дни: «В каждой боевой части имеется по 4—5 человек, которых Саблин готовил заранее к этому выступлению».

Когда во время очередного допроса Саблина следователь попросил его разъяснить заявление Шейна о предварительном создании боевых групп, Саблин ответил так: «Такого не было. Почему Шейн сделал такое заявление, я не знаю». Больше следователь к этому вопросу уже не возвращался.

Почему? Объяснение очень простое. Сверху к этому времени уже, видимо, была дана команда не раздувать из мятежа «Сторожевого» громкого дела с массой обвиняемых, обойтись минимумом, а остальных припугнуть и простить. Поэтому Добровольский, немного подстраховавшись на всякий случай, дескать, Шейн говорил, но Саблин-то опровергал, спустил тему «боевиков» на тормозах. Так было удобнее для всех.

Что касается меня, то в данном случае я больше верю Шейну, и вот почему. Во-первых, уровень интеллекта Шейна не позволил бы ему такое придумать самому. Но дело даже не в этом.

Принимая во внимание, что Саблин не был конченым идиотом и тщательно готовился к своему выступлению против советской власти, он просто не мог пустить дело на самотек. Свое выступление

Саблин готовил много лет, просчитывая буквально каждую деталь. Как профессиональный корабельный офицер он не мог не понимать, что, не имея надежных, заранее подготовленных единомышленников, захватить и удержать в своей власти большой боевой корабль вряд ли получится. Конечно, создавать единую большую группу людей, посвященных в его планы, также было смертельно опасно. Не говоря уже о возможном предательстве, даже неосторожное слово одного из членов группы привело бы к неминуемому краху, так как особый отдел дивизии имел на кораблях своих осведомителей.

Поэтому единственный возможный путь был следующий. В каждой боевой части выбрать по несколько человек, готовых к «бузе», потихоньку их обрабатывать и готовить к мятежу, не посвящая ни в какие конкретные планы. При этом никто из отобранных старшин и матросов не должен был знать, что рядом с ним в таком же ключе еще кто-то обрабатывается. При этом сами члены этих групп, по-видимому, так до конца и не поняли, зачем их так «по отечески» опекал замполит. Будущих боевиков Саблин использовал, что называется, «втемную». По моему мнению, боевые группы в БЧ, скорее всего, были все же созданы. Другое дело, что в интересах конспирации они документально оформлены не были.

То, что Саблин впоследствии будет категорически отрицать факт организации боевых групп, тоже понятно. Одно дело изображать из себя наивного романтика Дон Кихота, который «честно» и «открыто» просит экипаж помочь ему выступить по Центральному телевидению. И совсем иное дело предварительная подготовка боевых групп для захвата власти на корабле и для проведения репрессий по отношению неприсоединившихся. Так что верить признанию Шейна о существовании на «Сторожевом» нескольких групп «саблинских боевиков» имеются все основания.

Заметим, что при организации боевых групп Саблин предусмотрел, чтобы никто из отбираемых старшин и матросов в их состав не должен был знать, что рядом с ними еще кто-то обрабатывается.

То, что в боевые группы должны были входить прежде всего «годки», имело свою логику. Во-первых, «годки» хорошо знали технику и в крайнем случае могли некоторое время ее эксплуатировать без офицеров и мичманов (прежде всего это было важно для БЧ-5 и БЧ-4), кроме этого, «годки» пользовались наибольшим авторитетом среди личного состава, и матросы младших призывов никогда против них бы не выступили. Наконец, в-третьих, относительно «годков» у Саблина имелся реальный механизм управления ими — объявление о более раннем увольнении в запас в случае помощи. Кстати, именно о последнем и говорил Саблин на собрании «годков» в начале мятежа. Подтверждается версия Шейна и действиями во время мятежа группы «годков» под началом Са-ливончика. Ведь совсем неслучайно впоследствии «годки» вдруг вовремя появились в офицерском коридоре (когда офицерами и мичманами была предпринята первая попытка ареста Саблина) и сразу же бросились его освобождать, неслучайно «годки» беспрекословно выполняли приказания Саблина по избиению офицеров и посадке их под арест. Затем эта же группа «годков» отконвоировала ранее запертых офицеров из одной агрегатной (где они отключили питание на РЛС) в другую, другая же группа старослужащих предотвратила освобождение командира мичманом Савченко.

Был в привлечении «годков» и чисто психологический расчет. Ну кто из двадцатилетних пацанов, которым уже поднадоела нелегкая и однообразная корабельная служба, откажется завершить ее участием в таком интересном и увлекательном деле, как побег корабля в Кронштадт во имя выступления замполита по телевидению! Ведь это прежде всего потрясающее приключение, которого у них еще никогда не было и уже никогда не будет, да и всю ответственность за него берег на себя замполит. Во-вторых, после выступления замполита по телевидению их корабль сразу станет знаменитым на всю страну, и домой они вернутся в ореоле славы и уважения своих сверстников и сверстниц. Почему бы в этом случае и не побузить?

Вот слова, сказанные «годком» Буровым подручному Саблина матросу Шейну на его сообщение о затеянном замполитом мятеже: «Люблю такие заварухи».

* * *

В ноябре 1975 года «годками», то есть служащими по третьему году службы, были матросы призыва ноября 1972 и мая 1973 годов. Первым оставалось до увольнения в запас какой-то месяц-полтора, вторые с уходом первых приобретали всю неформальную власть в своих коллективах и очень ждали этого момента.

Вот типичные представители старослужащих матросов, которых Саблин исподволь готовил себе в помощники. Это, прежде всего, матрос Аверин, которому, несмотря на многочисленные пьянки и издевательства над молодыми матросами, Саблин дал рекомендацию для вступления в партию.

Еще один будущий революционер — электрик сильного тока матрос Саливончик — типичный представитель классических «годков», призванный в мае 1973 года. Характеристика, данная Саливончику самим Саблиным: «Специальность знает плохо, имеет слабое развитие, малоинициативен, склонен к хулиганским поступкам». Отметим, что так Саблин характеризует матроса, который фактически спасет его от ареста офицерами и мичманами!

Не случайно, что во время описываемых событий он отдельно собирал старшин и матросов последнего года службы для особой беседы. Пообещав им самое скорое увольнение в запас, он откровенно просит в обмен на это у «годков» поддержки и помощи. Так, один из «годков», командир отделения рулевых, старшина 1-й статьи Николай Соловьев, отвечая впоследствии на вопросы членов суда, сообщил: «В кубрике, где собрались старослужащие, Саблин говорил им, что часть будет уволена по пути в Кронштадт, высажена на гражданские суда, а оттуда на берег, а остальные будут уволены в Кронштадте... Саблин, обращаясь, называл нас “годками”... Раньше я от него не слышал такого выражения».

На допросе 22 марта 1976 года Саблин фактически признает, что время выбора захвата власти на корабле он приурочивал именно к увольнению «годков». Он сообщает: «Для своего выступления я выбрал ноябрь. Считал, что к этому времени закончится увольнение в запас членов экипажа, отслуживших три года». Показания Саблина нуждаются в некотором уточнении. Дело в том, что старослужащие матросы на советском ВМФ увольнялись в запас не скопом, а в несколько очередей. Очередность эта определялась важностью задач выполняемых в тот момент кораблем, степенью подготовленности оставляемого за себя сменщика, и, что самое главное, насколько хорошо или нет служил увольняемый военнослужащий. Поэтому флотская традиция увольнения в запас такова: наиболее отличившиеся на службе матросы торжественно увольняются в первую очередь, на их проводы строят экипаж, говорят благодарственные речи, вручают грамоты, включают по трансляции «Славянку». Самых же недисциплинированных увольняют чуть ли не 31 декабря, как говорят на флоте, «под елочку», без всякой музыки и поздравлений.

Говоря о том, что к моменту запланированного им выступления Саблин предполагал закончить увольнение в запас старослужащих это просто попытка ввести в заблуждение следствие. Во-первых, до 7 ноября увольняли только самых передовых старшин и матросов, чтобы они могли к праздникам добраться до дома и встретить его в кругу семьи. Остальные же, не столь хорошо служившие, все еще ждали своей очереди на уход с корабля. Не знать этого Саблин не мог. Во-вторых, в чем вообще логика высказывания Саблина о том, что «к этому времени закончится увольнение в запас членов экипажа, отслуживших три года»? Если он не собирался опираться на «годков», то вообще какая разница, уволятся ли они или не уволятся? И в чем улучшалась ситуация на корабле для Саблина, если бы к моменту начала захвата им власти все старослужащие покинули корабль? Да ни в чем, так их статус «годков» сразу же переходил к «подгодкам» — следующим по сроку службы старшинам и матросам.

А вот момент, когда лучшие и авторитетные старослужащие старшины и матросы уже сошли с корабля, а худшие и недисциплинированные остались, был для Саблина весьма выгодным. Уволиться «под елочку» у матросов всегда считалось позорным, да и кому понравится сидеть лишних два месяца на корабле, когда твои однопризывники уже вовсю веселятся на гражданке! Слоняющиеся в ожидании увольнения в запас по кораблю и обиженные на весь белый свет недисциплинированные «годки» — и есть наилучшая движущая сила для захвата власти.

А так как эту категорию волнует лишь один вопрос — время увольнения, то Саблин и обещает им загодя золотые горы. Вначале он обещал, что все они одновременно (а не в порядке очереди!) будут отправлены им домой, как только «Сторожевой» подойдет к Кронштадту. Это вызвало у «годков» бурю восторженных эмоций. Еще бы, до Кронштадта какие-то сутки хода, а это значит, что через день-два они уже отправятся домой. При этом логика матросских рассуждений (их подтверждают и протоколы допросов) предельно ясна. Замполит хочет выступать по телевидению, да и пусть выступает, их-?? какое дело. На саблинские политические прожекты им глубоко наплевать, у них свои планы на жизнь. Как только корабль достигнет Кронштадта, их уже не будет на его борту. И то, что будет дальше и со «Сторожевым», и с Саблиным, их уже совершенно не касается. Для увольняемых в запас затеянное Саблиным — это всего лишь небольшое «преддембельское» приключение, не более того. Ну и на самом деле, а чего бы не повеселиться напоследок под началом замполита! Кроме того, Саблин клятвенно обещает им, что никто из них ни за что никакой ответственности нести не будет. Это тоже воспринимается положительно.

Однако «годки» тоже не столь просты, и уже через несколько часов после начала мятежа многие из них начнут сомневаться, а удастся ли им вообще добраться до Кронштадта, и что тогда будет с обещанным увольнением. «Годки» придут к Саблину и потребуют от него ответа на свой вопрос: когда их уволят?

Что делать Саблину? Если объявить «годкам», что ситуация изменилась в худшую сторону и теперь ни о каком Кронштадте не может идти речи, то те же «годки» ею тут же скрутят и остановят корабль. Что же можно предпринять в данной ситуации? Только опять что-то врать и обещать, чтобы выиграть драгоценное время. И Саблин будет снова обманывать «годков», обещая им, что как только «Сторожевой» выйдет в международные воды, всех их пересадят на проходящие мимо суда и доставят на берег. Это на некоторое время действительно успокоит «годков».

Забегая вперед, сообщим, что через несколько часов даже самые тугодумные «годки» поймут, что никакого ДМБ им не светит ни в Кронштадте, ни в нейтральных водах, а речь вообще уже идет о том, как бы вообще не загреметь в тюрьму за пособничество мятежному замполиту. Именно поэтому часть «годков» на последнем этапе затеянного Саблиным трагифарса примет самое активное участие в освобождении офицеров, мичманов и командира. Но об этом речь еще впереди.

Пока же из всего вышесказанного следует один, но весьма важный вывод: уничтожая корабельные партийную и комсомольскую организации, Саблин сознательно и целенаправленно делал ставку в своей политической игре на недисциплинированных старослужащих матросов. И надо признать, в своих расчетах он в какой-то мере оказался прав.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.