Вы свободны!

Между тем в ИВС жизнь шла своим чередом, утром подъем в семь, «торжественный» вынос параши, туалет, умывание. Процедура выноса параши Влада не касалась, он отсидел, отлежал, это, как хотите, так и называйте, уже более полугода и имел права «старослужащего». Ни о какой прогулке речь никогда не шла. После завтрака (имеется ввиду не «что Бог послал застенчивому вору из двенадцати стульев Ильфа и Петрова», а значительно скромнее). Дальше – делай что хочешь, сиди, лежи, а хочешь песни пой… Разрешалось читать книги, писать. Некоторые резали себе вены, и «саморезов» увозили зашивать. Одних увозили на суд, затем отправляли мотать назначенный правосудием срок. Только девушка в своей камере, все протяжно тянула «Огая-я-я-я-я-я-а… Огая-я-я-я-я-я-а…». Кто знает, может, она из этого штата Америки? Не похоже – бедная девушка, она даже не знала, что правильно этот штат Америки называется не Огая, а Огайо. И что она такого натворила, что ее так долго держат, и не судят, и не отпускают. Странно. Хотя чего тут странного, то что Влада не отпускают – еще более странно…

От безделья и скуки занялся чтением книг. Прочитав уйму книг, решил сам написать сказку, давно хотел, да времени все не было, а здесь времени отмерено – не дай Бог никому. Пишите, не торопясь, никто в шею не гонит. Написал сказку, «Каска-невидимка» назвал. Затем решил попробовать изобразить из себя поэта. И вот что из этой затеи получилось:

Сколько в мире есть правд, сколько вздора!

Их тебе ли, Россия, не знать!

Вдоль Днестра с перерезанным горлом

Ночь ложится, чтобы не спать.

Здесь металл мягче сердца и взгляда,

Здесь вино бродит сорта «Война»,

Приднестровская наша Гренада,

Баррикадная наша страна.

«Алазань, БТР» – учат дети,

«Меседжер» учит врать и стрелять.

Правый берег Румынией бредит,

Левый учится насмерть стоять.

Нет у этого берега Прута –

Есть Печора, есть Дон, есть Ока.

В Волгодонске заплачет Анюта,

Не дождавшись с Днестра казака.

Мать-Россия, судьба твоя горька,

Что ни век – бродит ворог и тать.

Ты за век натерпелась уж столько,

Что совсем разучилась мечтать.

Сыновья рвут мосты и дороги,

Жилы рвут и сердца на свинец,

А над Кошницей плакали Боги

Золотыми слезами сердец.

Вдоль Днестра и туман и обманы,

Бьет крылом белый аист страны –

Черным хлебом Русь вылечит раны,

Красной чаркой Днестровской воды.

Дописав последнюю строчку, Влад довольный собой цокнул языком: «Пальчики оближешь! Надо будет Грише Спичаку показать…». Гриша Спичак – доброволец из Сыктывкара, писатель, и в стихах знает толк. Тут в голове у Влада что-то щелкнуло: «Мать моя – девочка! Так это же он эти стихи и написал! Надо же как в память врезались!»

«Чуть было у друга стихи не спер, – ругал себя Влад. Эх, а как хорошо написано! Ну ладно, ошибочка вышла, сейчас и я сварганю свои стихи, а Грише потом расскажу, как я его стихи чуть не прикарманил, посмеемся вместе. Вот только когда это будет!?» – загрустил Влад. Да, а стихи все же надо написать, коль надумал у поэтов хлеб отбирать.

И вот на бумагу легли первые строки:

Здание полиции я когда-то брал,

И получил в награду нары и подвал.

Для родной милиции постарался я.

Здесь теперь милиция стережет меня.

Клевета обняла меня своим черным крылом –

Нет желания быть в прошлом, но я в 37-м.

Враги меня топчут, давят шею и грудь –

Нет воздуха, света, даже нечем вздохнуть.

Ты зачем так, судьба, мне смеешься в лицо?

Слышу хохот и визг, слышу свист подлецов.

Я в бреду, я в кошмаре, слышу мины вой,

Хочется крикнуть: «Ребята, я здесь, я живой!»

Кто мне руку протянет, становись с нами в строй

Позабудь все обиды, ты же наш, борода, ты же свой!

Рвутся снаряды, пули свистят,

Слышу стоны и крики ребят.

Сколько их вывел и вынес из боя?

Сколько друзей потерял, но кто я?!

Оклеветан врагами, в сердце шум БТР

Да за что ж меня так, ПМР?..

Перечитав пару раз написанное, Влад остался почти доволен.

Вот только начало получилось как-то по-блатному.

– Бушуев, на выход! – в «кормушку» заглядывал дежурный по ИВС Виктор Стельмах. Это был серьёзный офицер, считай – фанат Приднестровской Молдавской Республики. Преступников он презирал, в том числе, наверное, и Влада. А тут… Может, показалось? Но нет, во взгляде Виктора была теплота и даже участье. Что это с ним – наверно день рождения у него?

– К вам пришли!

Отвел Виктор Влада на второй этаж в кабинет начальника РОВД и даже наручники не одел. В кабинете сидели руководитель города Ф. и начальник РОВД П.

– Ну как дела, Борода?!

– Мои дела у прокурора! У него и спрашивайте!

– Ну, ну не ершись! Надоело небось здесь сидеть? – не дождавшись ответа, Ф. продолжил, – Подожди еще недельку, от силы – две. И на прежнюю работу поедешь – в Тирасполь. А там посмотрим.

Влад молчал оглушенный таким поворотом своего дела, которое с таким рвением шили белыми нитками в прокуратуре.

– Пока все, иди! Жену пропускать к Бушуеву беспрепятственно! – сказал Ф., повернувшись к начальнику РОВД. Тот согласно кивнул головой. Ошеломленному таким известием Владу хотелось не то, что стихи писать, но и песни петь, даже пуститься в присядку…

Кристина пришла через два дня, сильно похудевшая, но в ее глазах светилась надежда.

Подонок Журавлев постоянно звонил по ночам, жди, мол, скоро тебя прикончат вместе с мужем… Пришлось уехать на время к подруге Ире в Киев.

Рассказала она подруге историю Влада, и чем обернулось его рвение по защите родного края. Услышав про такую вопиющую несправедливость, Гена, муж Иры, куда-то исчез, вскоре пришел какой-то возбужденный и радостный: «Все, Кристинушка, скоро Влад будет свободен! Мои друзья из спецназа, четыре человека, готовы ехать в Дубоссары и освободить его».

– Ты поедешь и предупредишь его, чтобы он не вступал с ними в бой, и делал все, что они скажут, никто не пострадает… Все будет сделано лучшим образом, – добавил Гена.

– Спасибо Геннадию и ребятам, что согласились рискнуть ради меня. Позвонишь Ире и дашь отбой, меня скоро отпустят.

Влад рассказал про посещение Ф. Кристина сильно обрадовалась, повеселела. Стала рассказывать, какие мытарства ей пришлось пройти, по каким инстанциям она ходила, добиваясь чтобы Влада отпустили. В республиканском отделе разведки начальство подобрело, благодаря повышениям в званиях. Похоже, вспомнили и заслуги Влада Бушуева, пришлись те заслуги кстати – приписали себе, что это он под их командованием добывал такие ценные сведения. Написали характеристику в прокуратуру (Штирлиц отдыхает далеко в сторонке и нервно курит одну сигару за другой).

Ходила Кристина и в женсовет, там в одной из комнат перебирала какие-то вещи из гуманитарной помощи. Женщина приятной наружности, председатель женсовета:

– Влад Бушуев? Не знаю такого!

– Ну как же, он с Мишей Кравцом и с казаками добывал сведения о планах Молдовы, мост взрывал…

– Ах этот! Купите ему костюм, чтобы на суде прилично выглядел.

– Суда не будет! – сказала Кристина и повернулась, чтобы уйти.

– Будет!

– Нет, не будет! Никогда! Слышите – никогда!

Прошло ещё две недели… Пожалуй, самых длительных и утомительных.

Дверь камеры открылась как-то внезапно, Виктор Стельмах сказал, обращаясь к Владу:

– Бушуев, на выход с вещами! Вы свободны!