1.11. Ленин на маёвках

Впервые напечатано 30 апреля 1931 г. в газете «Ленинградская правда» № 119 под заглавием «Маёвки, в которых принимал участие Ленин».

Печатается по книге: Крупская Н. К., Ленин и партия, М., Партиздат, 1933, с. 20–22, сверенной с рукописью.

В связи с 1 Мая вспоминается несколько маёвок, в которых принимал участие Владимир Ильич.

Помню маёвку в 1899 г. в ссылке, в селе Шушенском. Кроме нас в селе Шушенском жили польский рабочий с.-д. Проминский, с большой семьёй, и питерский рабочий финн Оскар Энгберг. Утром пришёл к нам Проминский. Он имел сугубо праздничный вид, надел чистый воротничок и сам весь сиял как медный грош. Мы очень быстро заразились его настроением и втроём пошли к Энгбергу, прихватив с собою нашу знаменитую рыжую охотничью собаку Женьку. Женька заразилась нашим настроением и радостно тявкала. Идти надо было вдоль речки Шуши. По реке шёл лёд. Женька забиралась по пояс в ледяную воду и вызывающе лаяла по адресу мохнатых шушенских сторожевых собак, не решавшихся войти в такую холодную воду. Оскар взволновался нашим приходом. Мы расселись в его комнатёшке и принялись дружно петь.

День настал весёлый мая,

Прочь с дороги, горя тень!

Песнь, раздайся, удалая,

Забастуем в этот день!

Полицейские до пота

Правят подлую работу,

Нас хотят изловить,

За решётку посадить!

Мы плюем на это дело,

Май отпразднуем мы смело,

Вместе разом,

Гоп-га! гоп-га!

Спели по-русски, спели ту же песню по-польски и решили пойти после обеда отпраздновать май в поле. Как наметили, так и сделали. В поле нас было больше, уже шесть человек, так как Проминский захватил своих двух сынишек. Проминский продолжал сиять. Когда вышли в поле на сухой пригорок, Проминский остановился, вытащил из кармана красный платок, расстелил его на земле и встал на голову. Дети завизжали от восторга. Вечером собрались все у нас и опять пели. Пришла и жена Проминского, и девочки Проминского, к хору присоединились и моя мать, и наша домашняя работница Паша.

А вечером мы с Ильичём как-то никак не могли заснуть, мечтали о мощных рабочих демонстрациях, в которых мы когда-нибудь примем участие.

Помню майскую демонстрацию в Мюнхене в 1902 г. В первый раз социал-демократам было разрешено полицией праздновать 1 Мая, по городу разрешалось лишь пройти, а речи говорить, петь можно было лишь за городом. Демонстрация была довольно большая, но она не носила никакого внушительного характера. Молча, спешным шагом проходила демонстрация по улицам Мюнхена. Никаких флагов, плакатов не было. Прохожие останавливались и с любопытством смотрели на этих куда-то спешивших людей. Из карманов у многих торчала редька. Публика запаслась редькой, чтобы всласть поесть её с пивом в том загородном трактирчике, куда направилась демонстрация. В трактирчик мы не пошли, отстали от демонстрации, а пошли по привычке бродить по улицам Мюнхена, чтобы заглушить чувство разочарования, которое невольно закралось в душу: хотелось принять участие в боевой демонстрации, а не в демонстрации с разрешения полиции.

Ни в Лондоне, ни в Париже нам не пришлось принимать участие в боевых демонстрациях.

Помню ещё рабочее первомайское собрание в Кракове в 1913 г. Оно происходило на краю города в так называемом «Звежинце». Толпа была не очень велика, стояла, сгрудившись около оратора. На горке был укреплён красный флаг. Преобладали крестьяне из соседних деревень, были рабочие-ремесленники (крупных фабрик в то время в Кракове не было), городская беднота. Толпа напоминала русскую толпу, и потому этот митинг как-то волновал. Выступал Дашинский. Из его речи мне запомнилось его антирелигиозное выступление. Он говорил, как католическая церковь дурачит рабочих и особенно влияет на женщин. Весной католическая церковь убирает церковь цветами и тем привлекает туда женщину. Выступление не носило классового характера, имело мало отношения к празднику 1 Мая, но всё же касалось важного больного вопроса. Зная, как были опутаны в Галиции в то время рабочие и крестьяне влиянием католической церкви, нельзя было не почувствовать положительного значения этой речи. В ней всё же были боевые нотки, хотя и не говорилось о международной борьбе рабочих. Ильичу митинг понравился, несмотря на всю его первобытность.

Май 1917 г. Мы приехали ещё только что из-за границы. Сотни тысяч рабочих, солдат заливали улицы Петрограда. Я тогда лежала, не могла подняться с постели. Ильич выступал на Охте и Марсовом поле. Первый раз принимал он участие в такой грандиозной демонстрации, демонстрации масс, охваченных революционным настроением. Он вернулся домой глубоко взволнованный. Рассказывал мало, да и трудно ведь словами было передать то, что в тот момент было пережито. Но лицо было взволнованное, изменившееся какое-то. Оно стоит у меня перед глазами.