Рассел Марш

Чем ближе наступала Неделя моды, тем больше все начинали сходить с ума. Я была абсолютно измотана и издергана. Я не понимала, как Олимпия и Мадлен, которые, насколько я слышала, каждый день приходили домой почти в два часа утра, могли еще держаться на ногах. Я никуда не ходила вообще. Неделей раньше Эмиль пригласил нас всех к себе домой – в квартиру на крыше дома, расположенного в одном из самых крутых районов Сохо. Проще говоря, собрал нас всех поговорить, потому что в действительности все пришли со своими контейнерами с салатами, купленными в гастрономе рядом с его домом. Надо признать, что так было намного проще, потому что мы могли следить за тем, что едим, и не поддаваться искушению и увиливать от диеты. Я приехала первая и, когда он открыл дверь, была ошеломлена. Не знаю, зарабатывал ли он столько денег благодаря модельному бизнесу, чтобы приобрести такую квартиру, но место было просто умопомрачительное: огромная светлая гостиная с выходом на таких же размеров отделанную тиковым деревом террасу, с которой открывался восхитительный вид практически на весь Манхэттен. «Посиди тут, пока я приму душ». Сказав это, он тут же начал раздеваться прямо в моем присутствии. На какой-то момент я почувствовала себя очень неловко, и, успев только заметить, что под его льняной рубашкой скрывался весьма накачанный торс, я вылетела на террасу, не оглядываясь назад и надеясь, что другие скоро приедут.

Конечно, ничего не произошло. Эмиля явно забавляло мое смущение. А я тут же вспомнила, насколько неловко чувствовала себя, когда всего несколькими неделями ранее приехала впервые в захудалую студию Гилада в Париже. Казалось, прошла целая вечность. Я не знала до конца этот мир, но то, что я успела заметить, окончательно убедило меня в необходимости держаться подальше от этого странного окружения, наполненного всякого рода сомнительными типами, рыщущими хищниками и запрещенными веществами. Я чувствовала себя как маленькая девочка, которую случайно катапультировали в мир взрослых людей. Поэтому, когда два часа спустя все закончили свой аперитив (пепси макс в моем случае) и Людмила объявила о том, что все отправляются на вечеринку к Квентину («Надеюсь, ты прихватила купальник, Виктуар? Увидишь, у него потрясающая квартира с бассейном на крыше дома. Там устраивают просто сумасшедшие вечеринки…»), я отказалась от приглашения. Я была совсем не готова к «сумасшедшим вечеринкам» на крышах нью-йоркских домов. А самое главное, у меня не было на это никакого желания. Я чувствовала себя замерзшей и уставшей и страстно желала отправиться домой, чтобы позвонить маме.

Я ужасно скучала по ней. Мы обе считали дни, когда я вернусь в Париж. Время тянулось нескончаемо. Весь день мы обменивались сообщениями, а вечера напролет проводили, болтая по телефону, до той самой минуты, пока таблетка снотворного не начинала действовать. У меня ныли и болели ноги, желудок, а самое главное, вся кожа, и с каждым днем это становилось все невыносимей. Когда вечером я ложилась спать, мне казалось, что у меня разрывается вся спина, как у змеи, сбрасывающей свою кожу.

К счастью, среди всего этого безумия мне доводилось переживать приятные и необычайные моменты. На меня обратил внимание Рассел Марш – один из самых влиятельных кастинг-директоров во всем модельном бизнесе. Каждый год в начале сезона он отбирал двух или трех новичков, которых брал к себе под крыло и превращал в элитных моделей. Одним из таких новичков стала я, и посему по его просьбе я посещала кастинги абсолютно всех дизайнеров, с кем он работал. И их было немало! Это была огромная радость и даже честь – быть выбранной из такой огромной толпы других моделей, что в какую-то минуту я даже начала верить в то, что Себ далеко не переоценил мои шансы на построение исключительной карьеры в качестве элитной топ-модели.

Перед началом каждого кастинга Рассел Марш приветствовал меня, обращаясь исключительно по имени, произнося его с идеальным британским акцентом и подбадривающей улыбкой. Похоже, он реально верил в меня и представлял с особой заботой всем дизайнерам, говоря им: «Знакомьтесь, самородок этого года». Среди всей американской избыточности его добрые европейские манеры, его лондонская элегантность, его ясные глаза и особое внимание, которым он меня окружал, были как точка опоры и источник утешения для меня. Он действительно мог бы стать членом моей «семьи».

Он был настолько уверен в моих силах, что попросил меня приехать на кастинг к Ральфу Лорену, невзирая на тот факт, что для своих показов тот всегда отбирал блондинок. Это был крайне необычный опыт. Ральф Лорен поприветствовал нас, сидя за большим столом в окружении своей жены, двух сыновей и дочери – элегантное единение красивых голубоглазых людей. Я, как обычно, надела свое маленькое, цвета слоновой кости платье, купленное еще в Лас-Вегасе, которое носила практически не снимая с тех пор, как приехала в Нью-Йорк. Каждый вечер я стирала его, за ночь оно высыхало и было абсолютно готово к использованию на следующее утро. «Здравствуйте, молодая леди! Как вас зовут?» У него были небесно-голубые и очень добрые глаза. Столь вежливое приветствие, к тому же от человека с таким громким именем в мире моды, было огромной редкостью. «Здравствуйте, меня зовут Виктуар, и я из Парижа». «Это великолепно. И у тебя очень красивое платье! Никогда не думал, что его можно носить вот так, но смотрится весьма неплохо». Я улыбнулась, немного прошлась для него и снова улыбнулась. Он взял одну из моих композиток и вернул обратно портфолио. «Спасибо еще раз, что пришли. Желаю вам приятного дня, юная леди». Я понимала, что это глупо, поскольку ничего удивительного не произошло, но я никак не могла прийти в себя от восторга. Я поверить не могла, что ко мне отнеслись с таким почтением.

Рассел организовал также огромный кастинг одновременно для трех или четырех дизайнеров. Было приглашено, наверно, более трехсот моделей, каждая из которых получила небольшую черную тканую сумку с различными мелочами внутри: напиток из кокосового молока, блокнот и ручка, майка с логотипом «Неделя моды в Нью-Йорке. Сезон весна – лето» и компакт-диск с записями летних хитов. Ничего особенного, но среди всего этого мясного базара, в котором мы принимали бесплатное участие в надежде хоть немного поработать на предстоящих неделях, среди всех этих кастингов, где мы сидели на полу, часами ожидая, пока люди рявкнут в наш адрес: «Следующая!», а то и просто щелкнут пальцами в знак приветствия, не снизойдя ни до улыбки, ни до взгляда, даже самый малюсенький знак заботы и внимания воспринимался как дар богов. Мы все были искренне рады!

* * *

Однажды утром я оказалась на своем первом и единственном смешанном кастинге, проходившем для компании Lacoste! После бесчисленного количества дней, проведенных среди одних девчонок, я была рада оказаться наконец в окружении ребят, большая часть которых приехала из Франции. Среди группы я тут же выделила одного парня с зелеными глазами, который был намного симпатичнее остальных: он был просто неотразим! Мы не разговаривали друг с другом – не было ни места, ни времени, – но я подумала про себя, что было бы круто оказаться с ним на одном показе.

А еще был этот незабываемый вечер в очень привлекательном номере-люксе шикарного отеля, расположенного в квартале Верхнего Ист-Сайда, все окна которого выходили на Центральный парк. В смежных комнатах дизайнер установил ширмы и закрывающиеся гардеробы, что придавало месту шарм и элегантность и вызывало ощущение, будто ты находишься в одном из будуаров Марии-Антуанетты. Ожидая своей очереди на просмотр, я любовалась лучами заката, пробивающимися сквозь кроны парковых деревьев, и обещала себе, что как только закончится этот последний на сегодня кастинг, я отправлюсь на длительную прогулку в Центральный парк. Но мне снова не повезло: Квентин позвонил мне и сообщил о еще одной встрече. И я направилась прямиком туда, поклявшись, что вернусь, как только смогу.

Конечно, я не смогла, потому что все время мы проводили в бегах по городу. В бегах без единого шанса на то, чтобы остановиться и поесть. И в ожидании. Снова. Снова. И снова.

Как-то часов в десять вечера, за пару дней до начала первого показа на Неделе моды, когда я уже поговорила с мамой, погасила свет и собралась лечь спать, вдруг позвонил Квентин: «Виктуар, я запланировал для тебя кастинг! Но он состоится прямо сейчас. Ты где?» Я сказала ему, что уже легла спать, что приняла снотворное и что при подобных обстоятельствах поход на кастинг не выглядит такой уж хорошей идеей. «Ты что, шутишь? Это же сам Самуэль Дрира, выдающийся французский модельер, и он звонит от имени Рассела Марша. Если ты ему приглянешься, он тебя возьмет на показы сразу трех брендов, которые он курирует! Ты не можешь себе позволить упустить такой шанс!» Я встала, оделась и запрыгнула в такси, борясь с неотвратимым эффектом от снотворного. Я очутилась в небольшом холле маленькой частной резиденции, обставленном симпатичными розовыми круглыми стульями.

Перед глазами все плыло. Я прошла по длинному коридору, в конце которого меня встретил мужчина. Я смутно помню, как проходила мимо каких-то полок, заваленных одеждой, и как извинялась за то, что была немного сонной. Он любезно ответил, что осознает, насколько уже поздно. Возможно, он попросил меня примерить одно или два платья и пройтись туда-сюда для него, но я ничего не помню. Я даже не имею понятия о том, что произошло дальше, и кто посадил меня в такси, и кто помог мне подняться наверх и лечь в кровать. Проснувшись на следующее утро, я была не в состоянии воссоздать картину прошедшей ночи.

* * *

Между двумя кастингами меня отобрала команда Нарциссо Родригеса для участия в фитинге, что, во-первых, позволило мне узнать, что в действительности означает «фитинг», а во-вторых, познакомиться с Шарлоттой. Она тоже была моделью и тоже из Франции, что дало нам возможность поболтать вдоволь. Мы обе должны были выступать в качестве живых манекенов для дизайнера, который дошивал платья по своим эскизам прямо на нас. Поначалу мне понравилась идея стать частью творческого процесса. Это в любом случае было интереснее, чем бесконечно маршировать перед директорами по кастингу с их непредсказуемым настроением. К тому же это была оплачиваемая работа! Но мой энтузиазм чуть затих, когда я оказалась один на один с дизайнером, который был весь на нервах от предстоящего показа, и мне пришлось терпеть резкую смену его настроения и постоянные уколы его неуклюжими иголками. Шарлотта была на волне позитивной ярости: Нарциссо Родригес уже четыре года использовал ее для подгонки платьев, но ни разу не приглашал на показ. Она также работала на Elite и даже выиграла их конкурс в 2005 году. С той самой поры она жила в Нью-Йорке вместе со своим мужем, хотя вся ее семья была родом из Ла-Боля, где она сама и выросла. Как же было приятно хотя бы в разговорах снова вернуться в тот краешек света!

Мы много болтали. Когда она узнала, что в Нью-Йорке я была с Себом, она категорически заявила: «Брось этого неудачника как можно скорее! Он лгун и обманщик. Вот уже четыре года он мне вешает лапшу на уши, что ему вот-вот исполнится тридцать! Бьюсь об заклад, он говорил тебе, что ты станешь второй Клаудией Шиффер и весь мир падет к твоим ногам!» Я не осмелилась признаться ей в этом, потому что чувствовала себя весьма глупо из-за того, что поверила ему тогда. «Возможно, Виктуар, так и будет. Мир моды – это как игра в рулетку. Но спустя четыре года я могу тебя заверить, что большинство девушек реально трудятся на износ, почти ничего не получая взамен. Тебе кажется, что, подписав красивый контракт с большим агентством, ты сорвала джекпот. Но это совсем не так. Конечно, в этом замешано много денег, но большинство из них уходит в агентство, а также на покрытие твоих расходов. В конечном счете тебе достается процентов десять от суммы, заявленной в контракте». Она была категорична в своих высказываниях: заработать деньги в данной профессии можно было, лишь став «музой» какого-нибудь ведущего бренда. «Но сколько таких контрактов подписывается за год? И видела ли ты, сколько нас на этом рынке?» Она была очень красивая, и ей самой повезло – своей музой ее избрали дома моды Chanel и Ralph Lauren. «Это означает, что я могу неплохо жить и содержать квартиру в Нью-Йорке. Но не более того». Такая жизнь мне вполне бы подошла! Возможно, это даже позволило бы мне стать известной и сделать в дальнейшем карьеру в театре или кино?

Я выразила удивление, почему, будучи музой Chanel, она продолжала ходить на кастинги и фитинги. «После победы в конкурсе я работала как сумасшедшая и следила жестко за собой. Но поскольку на протяжении трех лет все шло хорошо, я дала небольшую слабину и набрала пять килограммов. И тут же была наказана! Я стала для всех неинтересной! Я снова похудела и пытаюсь вернуться в строй, но для этого нужно начать все с самого начала, с самого дна. Мир моды, Виктуар, – это война. Война без пощады…»

* * *

И значит, на войне как на войне. Я гордилась тем, что не прибавила ни грамма с тех пор, как приехала в Нью-Йорк, и надеялась, что мои усилия будут вознаграждены. В конце десятого отборочного дня вместе с девочками и Себом я отправилась на последний кастинг. Я даже не помню, на какой конкретно улице мы находились, но на пешеходном переходе небоскребы вдруг начали кружиться вокруг меня. Я потеряла равновесие, все еще не понимая, что происходит. Я услышала, как Себ выкрикнул мое имя, как я сказала самой себе: «Вот и все, все кончено», а затем наступила полная темнота. Когда я пришла в сознание, я лежала на тротуаре, девчонки пытались дать мне что-то выпить, а Себ выходил из салат-бара, неся мне небольшой кусок курицы. Я поняла, что потеряла сознание прямо посреди улицы от усталости и от недоедания. Себ предложил вызвать такси и отправить меня домой, чтобы я смогла немного отдохнуть, но я отказалась. Съев курицу, я почувствовала себя немного лучше.

Когда мы приехали на кастинг, милая молодая женщина протянула каждой из нас по формуляру, который мы должны были заполнить, указав свой рост, вес и параметры. Первый раз за все то время, что я была в Нью-Йорке, меня кто-то спросил, сколько я вешу. С особой гордостью я написала: 47. Цифры девушек были ближе к шестидесяти. Мы сдали формуляры, и несколькими минутами позже вышел дизайнер, чтобы пригласить нас на просмотр. Вернее, пригласить их. Меня он не взял. «Извини, Виктуар. Ты шикарна, но слишком худа: 47 килограммов будет недостаточно. На тебе моя одежда будет смотреться безнадежно». Я отправилась обратно в такси, чтобы вместе с Себом дождаться девочек. Я была искренне рада за них: наконец удача повернулась и в их сторону.

Тем не менее это не помешало им собрать чемоданы несколькими днями позже. В агентстве Silent им дали понять, что нет никакого смысла задерживаться в Нью-Йорке далее, поскольку их не отобрали ни на один показ. Мне было по-настоящему жаль их, и, думаю, они мне поверили. Вечером накануне отъезда они пригласили меня поужинать вместе в ресторане, и я, конечно же, согласилась. Мне так не хватало человеческой теплоты и малейшего проявления заботы! Мы провели действительно приятный вечер: пир живота по-нью-йоркски для них и три приготовленных на пару овоща – для меня. Они не стали извиняться за то, что были так недружелюбны по отношению ко мне вначале, но я чувствовала, что они больше ничего не имеют против меня и прекрасно понимают, что вряд ли меня можно было винить в том, что с ними произошло… Когда мы делали заказ, Мадлен заботливо сказала мне: «Виктуар, ты не можешь так жить! Жить без еды просто невозможно». Я ответила, что показы начинаются всего через два дня и мне нужно быть уверенной в том, что я помещусь в одежду. «Конечно, поместишься, Виктуар! Неужели ты не видишь, какая ты худенькая? Вспомни, как ты упала в обморок из-за того, что ничего не ела!» Я улыбнулась в ответ, но так ничего и не сказала. Мне не хотелось их обижать.

Возможно, я и была слишком худенькая, но еще рано утром Луи позвонил мне, чтобы сказать, что меня пригласили по крайней мере на три показа и что это далеко не предел. В отличие от них я оставалась здесь, а они отправлялись обратно во Францию. С пустыми руками…