На пределе возможного

Я встретилась с Мелиссой на следующий день во время первого кастинга, куда она приехала со своим собственным шофером – к счастью, нам не нужно было делать все вместе. Она тут же заговорила командным тоном и описала мне, как Себ познакомился с ней на улице, представил ее агентству Silent, а затем без особых дальнейших объяснений бросил ее в пучину всего, что мне было уже так хорошо знакомо. Я почувствовала горький привкус обиды, узнав, что после всех договоренностей траектория ее карьеры до миллиметра напоминала пройденный мною путь, за тем лишь исключением, что она была более дерзкая, самодовольная и напористая. И что именно ей достались практически все кастинги в Милане.

Я была опустошена.

На следующем кастинге я была, пожалуй, единственной моделью не из России. Я ждала своей очереди часами в этом улье злорадствующих блондинок, высмеивающих всех, кто был не из их команды. В тот момент, когда меня наконец пригласили и я подошла к директору по кастингу, он разговаривал со своей ассистенткой, так что никто из них двоих даже не обратил на меня внимания. Я положила на стол перед ними свое портфолио, но они так и не прервали свою беседу. Я прошлась туда-сюда, потом вернулась к столу. Они продолжали меня игнорировать. Я подумала, может, стоило их прервать, привлечь их внимание и в ненавязчивой форме спросить, не нужно ли мне сделать еще один проход. Но у меня больше не было ни смелости, ни сил. Я взяла свое портфолио обратно и ушла в полном убеждении, что они меня не видели и я только зря потеряла время. Себ подтвердил мои догадки на следующий день: они были крайне удивлены тем, что я не появилась на кастинге! Был ли где-то предел такому хамскому отношению?

Я должна была заехать еще на одни кастинг перед возвращением в отель, где, как я надеялась, меня ждало сообщение о скором мамином приезде. Мы сидели все вместе за огромным столом в мрачной переговорной комнате, в полной тишине, в ожидании, пока откроется дверь и девушек группами начнут запускать внутрь. Час, два, три, почти четыре. В какой-то момент я поняла, что больше не могу этого выносить. Мне не помогала даже записанная Алексом музыка, которая по кругу звучала в моих наушниках. Я не могла избавиться от этого комка в желудке, который таскала за собой повсюду с кастинга на кастинг, поэтому я встала, чтобы немного размяться. Все мигом уставились на меня, как будто я совершила страшнейший из грехов. А я просто продолжала ходить взад и вперед, надеясь, что хоть что-то наконец произойдет в этой комнате – и в моей жизни. Я не понимала, как можно провести остаток своих дней, часами ожидая, что кто-то соблаговолит посмотреть или выбрать тебя; что кто-то будет обращаться с тобой хуже, чем с животным, с неживым предметом, с вешалкой; что кто-то будет использовать тебя, ничего не давая взамен, разве что немного денег.

Я даже не заметила, как начала плакать. Лишь уловив пренебрежительный взгляд со стороны других девушек и триумфальную ухмылку в глазах русских «наемных убийц», я поняла, что нахожусь на грани срыва.

Я вытерла глаза, и когда двери распахнулись, чтобы впустить следующую девушку, я просто взяла и прошла внутрь. Никто не протестовал. Меня попросили надеть красивое длинное платье с вуалью, и с каменным лицом и все больше закипающим внутри меня гневом я стала дефилировать для «высокого жюри». Я сделала небольшой круг и оказалась снова напротив директора по кастингу, который попросил меня переодеться в другое платье. Я отказалась, сказав, что одного наряда будет более чем достаточно. Они просто не поверили своим ушам.

Я попрощалась, взяла свое портфолио и ушла.

* * *

Всего полтора месяца жизни я посвятила профессии, которую больше не могла выносить. Но счастье поджидало меня прямо за углом: вместе с Себом в машине Риккардо сидела моя мама! Я упала в ее объятья, сказав, что хочу бросить все прямо сейчас, что я больше не хочу жить такой жизнью и мириться с таким отношением к себе. Себ даже не вздрогнул. Было уже поздно и темно, так что Рикардо отвез нас обратно в отель. Мы поднялись ко мне в номер. Мама долго слушала, утешая, подбадривая и постоянно обнимая. Мы решили, что я продержусь до конца Недели моды в Париже, после чего мы все серьезно обдумаем и решим, что я буду делать дальше. Я заснула прямо в ее объятиях.

На следующий день у меня был выходной, тем не менее вместе с мамой мы отправились в агентство на обед. Все оказали ей очень радушный прием и сказали много теплых слов обо мне, не выразив ни малейшего удивления от ее присутствия. Себ приехал со своей новой маленькой стервой, и я вышла, чтобы избежать общения с ним. Но в какой-то момент он подловил меня и сказал своим приторным голосом: «Ты действительно очень устала, дорогая. Практически на грани депрессии. Тебе следует воспользоваться присутствием своей мамы здесь, чтобы немного отдохнуть». Я уловила мамино выражение лица и подумала, что она убьет его прямо на месте! Она тоже больше не могла выносить его присутствия, но мы обсуждали это накануне вечером и пришли к выводу, что избавляться от этого типа пока рано. Мы собирались решить этот вопрос с Владимиром и Фло после завершения Недели моды в Париже.

Пока же у меня не было запланировано больше ни одного кастинга, и я была свободна вплоть до следующего дня, когда должна была принять участие сразу в двух показах. На послезавтра был намечен третий показ, после которого я могла сразу отправиться домой: мой сезон в Милане явно был провален.

Нельзя сказать, что это было каким-то осознанным решением, но по какому-то молчаливому уговору мы с мамой вдруг перестали обсуждать все происходящее. Нам обеим был нужен перерыв. Недели напролет она должна была слушать о моих переживаниях, утешать меня, подбадривать и давать мне силы двигаться вперед. Недели напролет я переживала о своем будущем, о том, что делать с настоящим, о том, какие решения принимать, и о том, хватит ли у меня вообще сил справиться со всем происходящим. Мы обе были обессилены, даже обескровлены.

Поэтому мы просто решили посвятить себя туризму. Мы побывали в замке Сфорца, посетили Миланский собор, с крыши которого можно было увидеть весь город, заглянули в «Ла Скала», а затем отправились поглазеть на витрины магазинов, расположенных в огромной Галерее Виктора Эммануила II с ее величественными стеклянными арками. На мозаичном полу мы нашли изображение герба с быком, приносящим удачу: согласно давней легенде, если встать этому быку на причинное место и покрутиться на нем три раза, то твое самое заветное желание должно будет исполниться. Я не могла упустить такой возможности. Мое желание заключалось в том, чтобы миланский бык превратил меня в счастливую и знаменитую топ-модель – надежда умирает последней…

Мы снова смогли насладиться итальянским дружелюбием и гостеприимством, с которым познакомились когда-то давно, приехав впервые на каникулы в Тоскану, и которое шло так сильно вразрез с тем холодным равнодушием, преследовавшим меня повсюду в Милане. Вернувшись вечером в отель, мы долго болтали по «Скайпу» с папой и мальчишками. Это был мой первый семейный вечер за долгое время! Я помогла Алексу написать для школы сочинение, как делала это раньше, когда у него что-то не получалось. У него больше математический склад ума, тогда как я всегда любила литературу. Вдоволь наговорившись с родными, мы переключились на телевизор и посмотрели сразу две серии «Отчаянных домохозяек» на итальянском языке. Это чем-то напомнило мне школьные годы, которые я проводила вместе с мамой.

* * *

На следующий день у меня была назначена встреча со Стефаном Янсоном, французским модельером, творившим некогда для домов моды Yves Saint Laurent, Kenzo и Diane von F?rstenberg, перед тем как запустить собственную марку одежды в Милане. Показ проходил на его небольшой милой вилле, прямо посреди великолепного сада. Показ был заявлен как закрытое мероприятие, которое собрало тем не менее порядка шестидесяти человек. Одетый в джеллабу,[14] прямо с высоты своей королевской лестницы, расположенной посреди холла, чьи стены были разукрашены улетающими ввысь бабочками, он обратился ко мне по имени и поприветствовал меня так, как будто я была одной из приглашенных гостей. «Виктуар, я так рад, что ты здесь! Проходи прямо в сад, остальные тебя уже ждут!» Я обрадовалась, когда увидела там Кейт, высокую рыжую канадку, с которой познакомилась еще в Нью-Йорке. Остальных девушек я не знала, но худоба одной маленькой девушки из Германии напугала меня. Как можно довести себя до такого состояния? У нее был практически зеленый цвет лица, глаза блестели, как у нездорового человека, и она выглядела в целом абсолютно измученной. В какой-то момент мне почему-то показалось, что очень скоро она умрет.

Стефан установил специально для нас диваны, где мы могли бы отдохнуть, а также накрыл шикарный стол – свежие фрукты и овощи, вкуснейшие фруктовые соки, горячие напитки и шампанское. Он сновал туда-сюда между нами в желании помочь нам почувствовать себя как дома, потому что был уверен, что его показ пройдет успешно только в том случае, если все будут получать от него удовольствие. «Это и есть la dolce vita,[15] так что берите от нее по максимуму! Я выбрал вас, потому что вы личности и потому что вы прекрасны. Я устал от моделей, пребывающих вечно в плохом настроении. Веселитесь, наслаждайтесь и будьте счастливы – за этим вы здесь!»

Он был похож на ангела, и у меня создалось впечатление, будто я нахожусь в раю. Затем пришло время для знакомства с нарядами: асимметричным платьем из легкого хлопка с широким, цвета слоновой кости поясом и платьем из шелка с прорисованными разноцветными цветами, перекликающимися с разлетающимися бабочками на стене. И, аллилуйя, мягкие сандалии из жатой кожи на такой плоской подошве, что можно было танцевать твист, не опасаясь упасть с подиума, представлявшего собой вереницу составленных вместе столов, по обе стороны от которых на стульях сидели гости.

Перед началом показа Стефан подошел ко мне и сказал, что он был бы счастлив, если бы я согласилась открыть и закрыть своим проходом представление. «Ты как бабочка, Виктуар! Когда я тебя увидел впервые, я тотчас понял, что ты прирожденная актриса. Так что расправляй свои крылья, радуйся, вдыхай жизнь и пари!» Я была тронута, практически потрясена таким вниманием и заботой. Он даже не мог догадываться, как много значили его слова для меня и сколько теплоты они мне подарили после этой ужасной недели, проведенной в Милане. Он налил нам всем по бокалу шампанского и еще раз повторил, что для него было огромной честью пригласить нас на свой показ, а затем поблагодарил за то, что мы согласились принять в этом участие. В моем сознании мир перевернулся с ног на голову! Я выпила шампанское и почувствовала, как его пузырьки наперегонки помчались прямо в мою голову и начали там свое кружение. Заиграла музыка, он приоткрыл занавес, отделявший нас от подиума, и я начала танцевать среди гостей со счастливой улыбкой на лице. Стефану удалось создать семейную атмосферу в своем чудесном доме.

Когда я вернулась, чтобы переодеться, он сказал: «Это было идеально! Именно так, как я задумывал! Спасибо, спасибо, спасибо!» Я вышла второй раз, чтобы завершить показ, а затем пошла за кулисы и вытащила его на подиум, чтобы вместе с нами он смог насладиться аплодисментами. Он был настолько застенчив, что не хотел выходить, так что мне буквально приходилось тянуть его за руку. Он постоянно шептал: «Это так красиво, так красиво», и слезы выступили на его глазах.

Когда аплодисменты стихли и мы все оказались за занавесом, он подошел ко мне и крепко обнял. Я обняла его в ответ, этого удивительного человека со столь огромной душой, который только что подарил мне этот уникальный и бесценный опыт.

Затем мне пришлось сразу убежать, потому что этому кретину Себу пришла в голову гениальная идея зарезервировать меня на еще один показ двумя часами позже, хотя он прекрасно понимал, что я никак не смогу добраться туда в положенное время.

Это был показ последней коллекции Франческо Сконьямильо: прекрасного и эксцентричного дизайнера, уже снискавшего свою славу благодаря созданию образов для Мадонны и Леди Гаги. Я приехала почти за двадцать минут до начала показа – в то же самое время, когда обычно начинают собираться гости. Мне было искренне жаль, и я не переставала извиняться, но никто меня не слушал – все просто набросились на меня, чтобы подготовить как можно скорее для дефиле. Две маникюрши отчаянно трудились над моими накладными ногтями, которые были приклеены и накрашены в цвета, соответствующие нарядам Стефана, но они никак не хотели сниматься. Парикмахер был просто волшебником: он за две секунды расплел мои косы и при помощи фена придал моим волосам умопомрачительный объем. В эту же самую минуту визажист клеил мне накладные ресницы и наносил иссиня-черный блеск на брови. В последнее мгновение я нырнула в роскошное переливающееся фиолетово-синее сатиновое платье-пальто и босоножки на высокой платформе с сиреневой отделкой, имитирующей мех пантеры, которые дополняли мой образ. Я побежала к подиуму и вышла точно вовремя, пытаясь подавить свой внутренний гнев и спрятать левую руку, на которой маникюрша так и не успела доклеить три последних ногтя.

После показа я подошла к Франческо Сконьямильо, чтобы принести личные извинения. Он отреагировал по-доброму, сказав, что жутко перепугался и был очень счастлив, что, к счастью, удалось избежать катастрофы.

Себ ждал меня в машине, чтобы отвезти в отель. Он сказал: «Видишь, мы справились». Я предпочла оставить это без ответа и не кидаться с нападками. Я сконцентрировалась на том, что сказал мне отец: надо просто использовать этого идиота, чтобы тренировать выдержку. Если Себу было все равно, что кто-то мог посчитать его непрофессионалом, я не могла позволить себе такой роскоши. Я больше никогда в жизни не собиралась опаздывать на показы или иметь что-то общее с типом, подобным ему.

На следующий день, передавая детали и адрес моего последнего показа, агентство также прислало мне электронное письмо от Стефана Янсона. Оно было адресовано всем девушкам, участвующим у него в показе. К каждой из нас он обращался по имени и каждой выражал отдельную благодарность. Он написал, насколько «потрясающими» мы были, и поблагодарил за тот «волшебный» подарок, который мы ему сделали. В письме был постскриптум, адресованный лично мне: «Для Виктуар: Я уверен, что твой отец будет очень гордиться тобой. Я уже вижу, как он представляет тебя на лучших мировых подиумах. У него действительно потрясающая дочь».

В тот день показ должен был состояться на открытом воздухе, прямо на Пьяцца-дель-Дуомо.[16] Франческе удалось достать пропуск для мамы, которая была счастлива впервые оказаться за мной по ту сторону подиума и наблюдать за моим проходом. Это могло бы стать прекрасным финалом недели, которую не могла спасти даже встреча с очаровательным Стефаном, но небеса были против нас: снова, как и практически каждый день с момента моего приезда в Милан, пошел сильный ливень и вокруг стало жутко холодно. Раздевалки были оборудованы под навесами в одном из углов площади, они не отапливались и продувались ветрами насквозь. Во время подготовки к дефиле мне пришлось сильно поспорить с парикмахером, чтобы тот позволил мне остаться в свитере, дабы не окоченеть до смерти. Он отомстил мне тем, что стал с удвоенной силой тянуть мои волосы при расчесывании.

Я должна была выйти в длинном платье коричневатого оттенка с очень глубоким вырезом и туфлях с открытым носком. Подол платья тут же впитал воду, как только соприкоснулся с мокрой землей. К частично накрытому подиуму вел такой же частично накрытый проход, в то время как публика, включая бедную маму, сидела, замерзая, под проливным дождем. Это была сплошная катастрофа, которая осложнялась еще и тем, что я могла запросто запутаться каблуками в своем промокшем подоле и упасть навзничь прямо под прицелами камер итальянского телевидения, расставленных вдоль всего подиума. Папа с энтузиазмом объявил нам по телефону, что он нашел способ посмотреть прямую трансляцию показа в Париже. Да, ему, возможно, будет на что посмотреть.

Среди всего этого не хватало только ураганного ветра, который не заставил себя долго ждать. Мы отправились на подиум вслед за Элизабет Джаггер, открывавшей показ в условиях какого-то климатического апокалипсиса. Я чувствовала, как мокрый подол все сильнее прилипает к моим лодыжкам, и молилась, чтобы он не завернулся винтом вокруг моих ног. Мне показалось, что я проделала какой-то бесконечный путь по скользкому подиуму, а потом быстро вернулась в укрытие. И только тут я заметила, что одна из лямок платья соскочила и я дефилировала на глазах у всех с открытой грудью. Папа наверняка был в восторге!

Перед отлетом в Париж мы заскочили в агентство, чтобы поблагодарить за радушный прием, а заодно попрощаться. Франческа, как всегда, встретила меня очень тепло и показала мне кусочек видеозаписи с последнего показа: можно было невооруженным глазом заметить, как лямка платья соскальзывает и наружу пробивается моя грудь, красиво и дерзко, в отместку холоду и дождю. Ее это рассмешило. «Но это ничего не значит. Ты провела прекрасный показ в экстремальных условиях. И взгляд у тебя был потрясающий. Просто незабываемый взгляд!» Она не знала меня настолько хорошо, чтобы понять, что этот взгляд скрывал под собой только одно – неудержимую ярость.

В самолете по дороге домой мама показала мне фотографии, которые ей удалось сделать: размытые, смазанные, мокрые. «Я была так взволнована. Меня всю трясло от холода, но я не могла сдержать слез. Ты не понимаешь, не так ли? У меня необыкновенная дочь!»