Король и художник

Итак, мы видим короля, который в 1661 году заказывает Лебрену картину об Александре и проявляет к заказу такой интерес, что часто навещает художника за работой. Рассмотрев вопрос о достоинствах Людовика-танцора, перейдем теперь к тому, как далеко простиралась его компетенция в сфере живописи.

В том, что касалось танца, мы не смогли опереться на какой-либо верный источник, однако свидетельства кажутся не- -опровержимыми: Людовик, несомненно, был превосходным танцором. Что касается живописи, то тут еще труднее утверждать что-нибудь определенное, ибо мы не располагаем ничем, кроме нескольких разрозненных отрывков; но, соединенные вместе, они все же указывают на неподдельный интерес короля к этой области Людовик XIV рисовал, как в свое время его отец, следовавший урокам Симона Вуэ, но ни одного следа его карандаша не сохранилось. Он не был экспертом: он сам в этом признается, но его отношение не было также и рассеянным отношением дилетанта.

В июле 1665 года, когда Бернини был в Париже, Шантелу (все тот же Шантелу, хроникер путешествия, чей дневник — золотая жила) передает знаменательное признание Людовика, обронившего, "что если бы он часами рассматривал картины, то стал бы знатоком живописи, но что он стал рассматривать их только в последние три или четыре года».

Три или четыре года: это точно отсылает нас к 1661 или 1662 году. Это говорит о том, что, во-первых, он совсем не интересовался живописью во времена Мазарини, чья выдающаяся коллекция шедевров (546 картин, в том числе 6 — Рафаэля, 12 — Карраччи, 5 — Веронезе, 9 — Тициана, 5 — Тинторетто, 5 — Бас-сано, 28 — Ван Дейка, 11 — Гвидо Рени, 2 — Корреджо; Рубенс, Вуэ, Пуссен, Лоррен, Валантен, Миньяр...) находилась у него перед глазами. Или не находилась?

Затем это говорит о том, что пробуждение интереса к живописи точно соответствует моменту, когда Лебрен пишет в его присутствии. Его внезапные посещения художника в процессе работы, любопытство, которое он выказывает, кажется, отмечают начало его знакомства с этим ремеслом. Как мы уже видели и как не раз повторяли, любопытство Людовика всегда практическое: его интерес пробуждает «техника», «умение».

К. несчастью, лишь редкие мемуарные свидетельства показывают нам Людовика XIV в обществе художников. Известно, как он поздравлял молодого Наттье (17), как пришел в восторг от эстампа по картине Пуссене, причем до такой степени, что предоставил его автору «значительное вознаграждение». И это все.

Существует анекдот, достойный того, чтобы остановиться на нем подробно. Никодем Тессин, шведский архитектор, который приехал во Францию и чья переписка для истории искусства столь драгоценна, послал в подарок Людовику XIV картину Корреджо, представляющую святого Иеронима, которую королю вручил секретарь шведского посольства Даниэль Констрём: «Господин Бонтан внес картину в дальний кабинет короля. Я отдал ключ от ящика: картину поставили на кресло, пока король был у мессы. Он возвратился с герцогом Бургундским и Месье: спустя мгновение господин де Торси впускает меня, и я нахожу Его Величество внимательно рассматривающим картину. Он тут же обращается ко мне и, не давая заговорить, произносит: «Знатоки находят ее очень хорошей». Я: «Маркиз де Торси видел ее у господина Пиля» и т.д. Торси: «Господин Мансар находит ее очень хорошей». Король: «Я вижу, что она в самом деле очень хороша, но я не в достаточной степени знаток, чтобы оценить все ее красоты». Месье: «Это вы сделали Королю этот подарок?» Я: «Это дар барона де Тес-сина». Король: «Это суперинтендант строительства шведского двора, человек многих достоинств». Месье: «Да, мне он известен». Здесь я получил возможность сделать комплимент, чем и воспользовался, сказав, что из всех удовольствий в мире наибольшее вам доставит весть, что Его Величество благосклонно приняли этот подарок как знак вашего почтения и преклонения перед его персоной. Король: «Я принимаю его с удовольствием и прошу вас хорошо поблагодарить дарителя от моего имени». В этот момент господин де Торси приоткрывает изнанку холста и указывает на испанскую надпись [на обороте холста была испанская подпись]. Король читает ее сам. Поэтому рассказываю историю барона Лерна [датский посол в Испании, у которого Тессин купил картину]. Король: «Находят, что драпировки в ином вкусе, чем на других картинах Корреджо, но поскольку это копия большой картины, которая, как уверяют, находится в Парме, это неудивительно». Я: «Я убежден, что это скорее оригинал, чем копия, и характер мазка в драпировках показывает, что эта картина написана задолго до большой; поскольку Корреджо за этот срок несколько изменил свою манеру, в которой поначалу чувствовался стиль его великого учителя и сила кисти Пьетро Перуджино, как и других его современников, но так мало было самого Корреджо», Поскольку я из предусмотрительности принес с собой в ящике также эстамп [с пармской картины], я продемонстрировал Королю недоброжелательность тех, кто сомневается, что эта картина предшествует пармской, указав на левую ногу святого Иеронима, на льва, на деревья или ветви, на свечение моря, на правую ногу святого, еtc., на все, что появилось на большой картине и на эстампе, и это явно убедило Его Величество, после чего, прощаясь со мной, он повторил, чтобы я еще раз передал вам большую благодарность. Итак, дело окончилось полнейшим согласием и, по счастью, без каких-либо помех или ущерба».

Картина Корреджо сгорит в 1870 году, и это большая потеря. Жаль также, что мы не обладаем другими столь же точными рассказами о реакции Людовика XIV на произведения искусства. Его взгляд не безразличен и не поверхностен: он расспрашивает о картине, он справляется о драпировках; он сравнивает с другими картинами Корреджо, которые есть в его коллекции (он обладает многими, среди которых «Мистический брак св. Екатерины» и «Святое семейство»: эти картины он явно хорошо знал...).

На те же 1661 — 1664 годы приходится исключительно важный эпизод приобретения картин для королевского кабинета. Разумеется, не обошлось без Кольбера, но Кольбер действовал по приказу или, по крайней мере, с согласия короля. Именно в Лувре сосредоточены королевские коллекции: спасенные от пожара портреты королей, картины, унаследованные от Франциска I. Но после 1662 года приобретения множатся: 60 картин из коллекции банкира Эберхарда-Ябаха; еще 32 из коллекции Мазарини; 22 купленные герцогом Ришелье. И среди других коллекция принца Памфили («Гадалка» Караваджо, Тициан, Гверчино, Карраччи, Гвидо Рени...). При восходе Короля-Солнца королевская коллекция насчитывала около 200 картин. Инвентаризация, проведенная Лебреном в 1683 году, учитывает почти 500; по смерти короля их будет 2 000 — это сердце нашего Лувра. Восемь или девять десятков венецианских, бо-лонских и ломбардских картин, которые мы видим сегодня, мы получили от Людовика XIV, и три столетия почти ничего не добавили. Драгоценный каталог, составленный Лебреном, кстати, крайне интересен для изучения вкусов того времени. Он содержит описания:

— 269 итальянских картин (в том числе 22 Веронезе, 22 Тициана, 12 Рафаэля, 8 да Винчи, 8 Тинторетто, 7 Джулио Рома-ни, 6 Гверчино и только 3 Караваджо);

— 100 фламандских, главным образом Ван Дейка (17), 6 Рубенса, но одна единственная Рембрандта — автопортрет;

— 68 французских, в том числе 31 Пуссена и 8 Лоррена;

— 23 немецких, в том числе 6 Гольбейна;

— и... 2 несчастных испанских.

Этот каталог не показывает нам досконально личных вкусов короля, его предпочтений, но это, по меньшей мере, приобретения, делавшиеся от его имени, и картины, которые были перед его глазами всю его жизнь, в его кабинете и галереях. Он интересовался ими до смерти, и если Людовик XIV проявлял в любви к искусству постоянство, то доказательства нужно искать здесь, в его любви к садам и к музыке.

Но в 1660-е молодой Людовик не перестает нас удивлять.