Глава 7 «Самое комфортное для меня состояние – одиночество»

Великая русская поэтесса Анна Ахматова однажды сказала: «У каждой великой балерины было какое-то выдающееся качество, какой-то “дар природы”: у одной редкая красота, у другой изумительные ноги, у третьей царственная осанка, у четвёртой сверхъестественная неутомимость и сила. У Улановой не было ничего этого, она была скромной и незаметной Золушкой среди них, но как Золушка победила всех своих сестёр, так и она поднялась на особую, недоступную остальным красоту».

Карьера Улановой не была безоблачной и стремительной, балерина не сразу стала великой и неповторимой. В преодолении «барьеров» на пути к славе ей долго мешали закрытость, скованность и внутренняя зажатость. Подруга Галины, Татьяна Вечеслова, вспоминала, что на репетициях молодая актриса долго не могла преодолеть смущения, чтобы спокойно смотреть в глаза партнеру. Сама балерина тоже признавалась:

– На спектакле было легче. Там я не видела зрительного зала, глаз зрителей, а на сцене мои партнёры, оставаясь самими собой, приобретали ещё и какие-то другие черты.

У Галины на протяжении всей ее жизни не было какого-либо хобби, иных, не совпадающих с профессией занятий. Она признавалась:

– Раньше в Петербурге ходили конки. На лошадей одевали шоры, чтобы ничто их не отвлекало. Вот в таких «шорах» я и проходила почти всю свою жизнь. Чтобы ничто не мешало работать, думать о своей профессии. Самое комфортное для меня состояние – одиночество. Обычно я не подхожу ни к кому. Если подходят ко мне, начинают говорить о театре.

Из-за этой душевной скованности первые выступления Улановой, несмотря на ее талант и особую пластику, казались холодновато-статичными. По словам биографов, «может быть, она так и осталась бы строгой, правильной танцовщицей, если бы не проснулись в ней скрытые духовные силы. Только когда в молодой актрисе созрела творческая мысль, когда неустанный труд дал ей покой и уверенность, начался процесс её стремительного художественного роста, сделавший её той легендарной Улановой, которую мы знаем.

Она до конца использовала и развила свои природные возможности. Вся её деятельность – пример гармонического сочетания вдохновения с рациональным началом, гениальных озарений и “чёрного” труда. Говоря об Улановой, необходимо говорить о “рацио”, об интеллекте балерины. Возможно, она была первой “интеллектуальной” танцовщицей балета. Непривычное сочетание этих слов и есть Уланова»[13].

В первые годы профессионального становления Галина Сергеевна знакомится с удивительными людьми, оказавшими влияние на ее творчество и ее мировоззрение. Став постоянной гостьей в доме Терновых, о чем читателям сообщает биограф Улановой писательница Сизова, юная балерина знакомится с завсегдатаями этой удивительной пары – артистами всех областей искусства: актёрами, композиторами, художниками. В первое время привычный Гале страх, идущий от неуверенности в себе и скованности, удерживал её от разговоров с этими людьми. Но вскоре она привыкла и к новым людям, и к интересным разговорам, так что волей-неволей стала поддерживать общую беседу.

Рисунки из книги М. Сизовой «История одной девочки»

О своих старых знакомых Галина Сергеевна сама рассказывала Сизовой, и та пересказывает миллионам своих читательниц:

«Актриса Тернова и её муж были людьми совершенно разных специальностей: его научные работы никак и нигде не соприкасались с репертуаром драматической актрисы. Но никогда ещё не встречала Галя другого дома, где искусство было бы такой насущной потребностью, как в этой семье. Здесь её приняли тепло и радостно. И с первого дня своего появления в этом доме Галя поняла, что здесь она найдёт то, чего так безнадёжно искала. Постепенно, изо дня в день, прибегая в этот дом и ведя долгие разговоры то с его хозяйкой, то с хозяином, Галя поняла, что требования её к своему искусству были законны, а желания неизбежны в творческом развитии каждого настоящего художника».

Казалось бы, об этих людях – семье Терновых, – оказавших влияние на Уланову, ничего не известно. По воспоминаниям балерины, когда они были на отдыхе на озере Селигер, муж актрисы, ученый Николай Сергеевич Тернов, во время прогулок на лодке поучал ее:

– Вы, Галенька, прислушивайтесь больше к своему внутреннему голосу и этому голосу верьте. И, если он скажет вам, что вы делаете что-то не совсем хорошо, ищите нового в своей работе, невзирая на похвалы. Но, если он говорит вам, что вы на правильном пути, не слушайте никого и идите по этому пути до конца. Художник имеет право верить самому себе. А главное, берите каждую новую роль как живой образ и наполняйте её настоящими чувствами. Этот образ должен быть для вас всегда новым и только вашим, улановским, свойственным только вам и только вашей актёрской личности…

Екатерина Ивановна, супруга ученого, тоже поддерживала подобные рассуждения, приводя в пример свою актерскую работу, ненавязчиво обучая ее приемам перевоплощения на сцене, вживания в роль:

– Чтобы овладеть ролью, надо почувствовать образ, как чувствуешь собственную жизнь.

И действительно: со сменой роли меняются костюм, причёска и грим, но зачастую не меняется манера исполнения и настрой, а значит, все партии исполняются статично, пусть даже и блестяще с точки зрения техники. Вот ведь задача: вместе со сменой внешней части сценического образа научиться меняться и внутренне! И балерина блестяще справилась с этой трудной задачей. Можно сказать, что благодаря в том числе и супругам Терновым Уланова научилась подстраивать «внутренний характер» под каждый танец, каждый образ. Что, в общем-то, в итоге и определило ее в условный пантеон богинь мирового балета.

Не станем анализировать, по каким причинам супруги Терновы опекали молоденькую балерину, вводя ее в элитное советское общество. Возможно, в этой дружбе были не только мотивы симпатии к талантливой девушке. Как признавалась Галина Сергеевна, часто после спектаклей они втроем пешком отправлялись ужинать к Терновым, у которых «в эти часы сходились обычно наиболее близкие друзья». Недолгие прогулки также были наполнены поучающими моментами. К примеру, балерина вспоминала диалоги, когда ей внушали:

– В отличие от других мастеров вашего искусства, хотя у нас были и есть замечательные, первоклассные балерины, вы можете давать образы, полные радости, и трогательные, полные глубокого лиризма. (Екатерина Ивановна)

– Но это ещё не всё, что вы можете. Я с полной уверенностью говорю вам, что вы сможете передать и глубокий трагизм и что в вашей палитре имеются краски шекспировских трагедий. (Николай Сергеевич)

Познакомившись с разномастными творцами гостеприимного дома Терновых, Галина со временем ощутила и себя полноценной художественной личностью, достойной стать частью творческого круга.

Загадку семьи Терновых нам объясняет Львов-Анохин, который пишет:

«Уланова стремилась к общению с драматическими актерами. Очень много дала ей дружба с умной и опытной актрисой Е. И. Тиме.

“Как часто после спектакля прямо из театра я уходила к Тиме, где всегда собиралось много народу, остроумного, жизнелюбивого, вечно спорящего об искусстве. Его любили глубоко и по-настоящему, без позы и аффектации – так, как только могут любить люди, для которых искусство не забава, а дело всей жизни. Здесь всегда было шумно и оживленно. Здесь всегда было много артистов, художников, поэтов и никогда не появлялось и тени отвратительного тона богемы, которую лишь безнадежная пошлость и каботинство могут отождествлять с искусством. Атмосфера духовного артистизма, интеллигентности и чистоты всегда царила в этом приветливом доме.

В нем я узнала Корчагину-Александровскую и Студенцова; Юрьева и Толстого; Певцова, Горин-Горяинова и Вивьена… В нем меня, не уча, не менторствуя, научили понимать прелесть и смысл драматического театра, и, хотя тут не было длинных разговоров о Станиславском и его системе, я поняла важность игры естественной и яркой, без которой театр перестает быть театром.

Мне часто говорили: обязательно посмотри такой-то спектакль. И я послушно это делала, зная наперед, что, когда меня потом заставят объяснять, что и почему мне понравилось или не понравилось, я извлеку из этого разговора для себя, для своего искусства бесценную пользу.

Елизавета Ивановна Тиме

Елизавета Ивановна страстно любила балет. И не было для меня минут дороже, чем те, в которые она всегда необычайно бережно и критично, ничего своего мне не навязывая, разбирала по косточкам мое последнее выступление – мои промахи и удачи”.

Их частые беседы не были уроками сценического мастерства, но они заставляли упорно думать о том, как сделать танец выражением волнующей жизненной правды».

И так мы понимаем, что фамилия Терновы придумана «описательницей» детского периода Гали Улановой Магдалиной Сизовой специально для книги «История одной девочки». Однако отношения членов семьи Терновых и балерины, их наставничество описаны верно. Известно, что в петербургском периоде жизни родители Улановой даже ревновали дочь к Тиме, настолько часто она пропадала в доме своих новых друзей.

Отдадим должное этим замечательным людям.

Елизавета Ивановна Тиме (1884–1968) – русская драматическая актриса, театральный педагог, профессор, Народная артистка РСФСР (1957). Родилась в семье профессора Петербургского института корпуса горных инженеров Ивана Августовича Тиме. В 1904 году окончила Высшие женские Бестужевские курсы. В 1906 году – Петербургскую консерваторию по классу пения, в 1908 году – Петербургское театральное училище. С 1908 года – актриса Александринского театра, играла драматические, трагические и комедийные роли. Хорошо поставленный голос позволял ей исполнять партии в опере и оперетте. В 1909 году в Мариинском театре исполнила роль Клеопатры в балете «Египетские ночи» в постановке Михаила Фокина.

Известна также как исполнительница художественного слова. Преподавала в Школе сценических искусств А. Петровского, в Институте живого слова. Затем более 30 лет – в Ленинградском государственном институте театра, музыки и кино, с 1951 года – профессор. Похоронена в Санкт-Петербурге на Литераторских мостках Волкова кладбища.

В 1908 году вышла замуж за Н. Н. Качалова. Детей в семье не было. Их брак был долгим и счастливым.

Николай Николаевич Качалов (20 июня 1883, Дрезден – 19 июня 1961, Ленинград) – химик-технолог, специалист в области оптического стекла, один из первых российских разработчиков технологии его варки и основатель теории его холодной обработки (шлифовки и полировки), организатор науки и производства, организатор художественного стеклоделия. Лауреат Сталинской премии второй степени (1947), член-корреспондент АН СССР (1933).

Учёный происходил из старинного русского дворянского рода Качаловых. Отец – Николай Николаевич Качалов – действительный статский советник, был губернатором Архангельской губернии (1905–1907). Дед – Николай Александрович Качалов – тайный советник, директор Департамента таможенных сборов Министерства финансов, также был архангельским губернатором (1869–1870). Мать – Ольга Львовна, урождённая Блок, приходилась родной сестрой профессору А. Л. Блоку, отцу поэта Александра Блока.

Дружил с певцом Леонидом Собиновым, скульптором Верой Мухиной, артистом В. Качаловым, наркомом просвещения А. Луначарским и многими другими выдающимися деятелями той сложной эпохи. И можно сказать, что гости семьи Качалова-Тиме получали возможность знакомиться, общаться, а то и заводить личную дружбу с этими и другими деятелями искусств, культуры и политики страны Советов.

Сама балерина говорила о своем окружении и о дружбе с этой семьей так[14]:

– Прекрасные люди окружали меня и в нашем театре, и вне его. Причем не только какие-то знаменитости: простые рабочие у нас в театре – люди, преданные искусству, болеющие за артистов. Мне папа рассказывал, как рабочие говорили ему: «Как это вы разрешаете своей дочке много танцевать, у нее ноги-то подломаются, такие тоненькие…». В то время чтобы кто-то через сцену прошел в галошах?! Никогда в жизни! Тогда принято было на ботинки надевать галоши, а пришел в помещение, галоши снял и ходишь в чистой обуви – очень удобно. В театре совершенно отсутствовало панибратство, все обращались к старшим на «вы»: не важно, кто этот «старший» – артист или рабочий. Вот так я училась общению, дисциплине, служению театру. Из мелочей все складывается… А вне театра самыми главными для меня стали два человека: Елизавета Ивановна Тиме и ее муж Николай Николаевич Качалов. Она – известная актриса Александринского театра, он – ученый-химик, профессор. Дом Елизаветы Ивановны и Николая Николаевича стал вторым моим родным домом. Бывала у них чуть ли не каждый день, и днем после репетиций забегу, и вечером, если свободна – опять у них. Возможно, родители в душе были немного недовольны тем, что так часто ухожу туда. Но они люди деликатные, никогда ничего мне не высказывали. Я отлично осознаю: если бы не родители, я бы была никто. В нашем искусстве они всегда являлись для меня самым большим авторитетом. И своим поведением в жизни они меня многому учили – доброте, честности, трудолюбию… Но в доме Тиме и Качалова, громко говоря, открывались новые для меня горизонты, и родители, бесспорно, это понимали. Там расширялся мой кругозор. Дом Елизаветы Ивановны и в Ленинграде, и в Москве приобрел известность как своеобразный «культурный центр»…

Николай Николаевич Качалов

Для того чтобы преодолеть себя, свои девичьи страхи и стеснительность, стать отличной ото всех балериной, одних рассуждений и раздумий было мало. Без каторжного труда из любой талантливой девочки никогда не выйдет настоящая танцовщица балета. Вот и Уланова не раз подчеркивала:

– Я не понимаю, что такое вдохновение, что такое «хочу», есть понятия «надо», «должна»!

О ее показательной трудоспособности писали многие. Знавший балерину Львов-Анохин рассказывает:

«Известный танцовщик и педагог А. М. Мессерер, в классе которого занималась Уланова, говорит о серьезности ее отношения к ежедневным занятиям.

Она по-хорошему “педантична”, пунктуальна в систематических занятиях, почти никогда не пропускает урока, занимается, иногда даже борясь с недомоганием, не прощая себе малейшей небрежности, не допуская никаких “поблажек”, не нарушая раз и навсегда установленного режима. Она много занималась и во время гастрольных поездок в Англии и в Америке, несмотря на огромную загруженность, усталость от большого количества выступлений.

На занятиях Уланова делает все в полную силу даже в том случае, когда после класса у нее назначена репетиция. Этим она тренирует дыхание, выносливость, силу. Все движения, даже самые мелкие, вспомогательные, так называемые связующие, она делает предельно тщательно. Если что-то не удается, она никогда не успокоится до тех пор, пока не преодолеет трудность и не сделает то, что нужно. Ее серьезность и железная дисциплина в занятиях заражают остальных актеров, подтягивают весь класс, в ее присутствии стыдно быть небрежным и ленивым.

Несмотря на огромную славу и мастерство, Уланова внимательно относится к советам балетмейстера-репетитора, ее особенность состоит в том, что она все время стремится приобрести что-то новое, еще чему-то научиться.

Надо сказать, что, выполняя самое сухое упражнение, Уланова невольно придает ему выразительность и “танцевальность” благодаря своей музыкальности и удивительной координации движений»[15].

Как подчеркивают критики, Галина Уланова открыла новую страницу в интерпретации старинного балета; она развила традиции своих предшественниц, в то же время находя в классическом образе нечто свое, еще более значимое и глубокое. «Она – гений русского балета, его неуловимая душа, его вдохновенная поэзия», – сказал Сергей Прокофьев. «С Улановой драматический балет родился, с триумфом заявил о себе на весь мир, с уходом Улановой со сцены драматический балет ушёл со сцены. Ибо уже никто никогда не смог сделать то, что делала Уланова. А что делала Уланова? Она этот балет одухотворяла. Уланова являлась, по сути, заложником Духа. И этим объясняется её поведение и на сцене, и вне сцены. Вне сцены – сдержанность, молчание, существование вне быта. Она должна была хранить свою форму. На сцене Уланова, одухотворяя балет, одухотворяя хореографию, являла собой балерину Духа», – высокопарно высказалась о нашей героине публицист Марина Алексинская, автор-составитель замечательной книги о великой балерине.

И при этом «гений русского балета», «балерина Духа» обладала отличительной особенностью: она не пыталась нравиться зрителю! Руководитель балетной труппы Кировского театра Федор Васильевич Лопухов говорил:

– Это была балерина неулыбчивая, лишённая даже тени кокетства, желания нравиться.

Но даже в этом многие почитатели ее таланта видели «прекрасное своенравие гения». А Лопухов удивлялся, как может неулыбчивое существо так притягивать взоры. Он признавался, что всегда, видя Уланову на сцене или в зале занятий вместе со своими сверстницами, ловил себя на том, что неотрывно смотрел только на нее: «Она привлекала внимание тем, что всегда танцевала, словно не замечая окружающих, как будто бы для себя самой, сосредоточенно погруженная в свой особый духовный мир».

Федор Васильевич Лопухов

Галина Сергеевна танцевала не только большие партии, а и короткие танцы по 2–3 минуты, но и они запоминались зрителю, принося исполнительнице заслуженный успех. Ибо балерина вкладывала в каждое свое выступление, в каждый танец так много чувств, танцевала с таким совершенством, что «каждый раз заставляла зрителя размышлять, любить, познавать мир, всегда стремясь к правде и красоте». Приводя своим танцем, одним своим образом в восторг и трепет не только людей взрослых, чувственных, неравнодушных к искусству и знающих толк в нем, но и детей, подростков, только-только прикоснувшихся к прекрасному. Для примера приведем только впечатление, оставшееся в памяти упомянутой М. Алексинской.

«Для меня Уланова – образ из детства, который появился, когда мне было лет восемь-девять… Чёрно-белый экран телевизора, и на экране я увидела какое-то чудо. Я увидела балерину в шопениановской романтической тунике, она танцевала, не касаясь пола. Эта воздушность, эта неземная сущность Улановой и запомнилась мне. Помнится, потом я долго смотрела в окно, схваченное узорами мороза, и пыталась отогреть его пальцами, и в небе проплывала бледная льдистая луна. Вот почему-то такой мой первый образ Улановой»[16].

А вот известный факт: многие годы девочки, которым посчастливилось попасть на спектакли Кировского театра в Ленинграде или Большого в Москве, когда их спрашивали, кем они хотят стать, отвечали: Галиной Улановой.

Уланова станцевала много ролей, и среди этого многообразия особо можно выделить образ Марии в «Бахчисарайском фонтане», ставший настоящим событием в жизни сценического балета 1930-х годов. То была партия, написанная «под неё», созданная специально для творческой индивидуальности молодой Улановой. Премьера балета в 1934 году заставила заговорить не только о воплощением пушкинской поэзии в танце, не только о новом явлении в хореографии, но о бесповоротном обновлении всего балетного искусства.

Переосмысливая свой творческий опыт, успешная Уланова в одной из своих статей писала: «Мне кажется, что среди множества признаков талантливости есть и такой очень важный: умение слушать не хвалебные хоры, а трезвый, критический голос собственной совести и тех, кто требует развития артистической личности, совершенствования мастерства. Артист должен ориентироваться на того, кто умеет и может больше, чем он сам. Рядом с посредственностью даже малоинтересная индивидуальность выглядит талантом. Отсюда стремление серости окружать себя бесцветностью.

Чтобы достичь в искусстве чего-то большего, надо овладеть труднейшей нравственной наукой: правильно оценивать собственные возможности, уметь отделять подлинные достижения от мнимых».