В. А. Крюков ПУЛИ И СИРЕНЬ

Мы не спали третьи сутки. Рев танковых двигателей, лязг гусениц, пулеметные очереди, выстрелы из пушек, крики «Наздар!», села и города Чехословакии. Мы забыли о сне и отдыхе.

Танкисты-уральцы двигались к Праге, где восставшие чехи держались уже пятые сутки. Наши танковые радиостанции принимали далекий голос непокоренной Праги: «Руда Армада, скорее на помощь!». Осунувшийся от бессонных ночей Герой Советского Союза командир Челябинской бригады Михаил Георгиевич Фомичев давал последние указания: «Мы должны быть в Праге на рассвете 9 мая», — это был, пожалуй, его самый короткий приказ за годы войны. И снова грохот выстрелов, сливающийся с лязгом гусениц. Наступил последний день войны.

Перед нами долгожданная цель: в 4 часа утра 9 мая притихшая, освещенная огнем пожаров Прага встречала своих освободителей. В предрассветной мгле появилась первая баррикада: толстые бревна, засыпанные крупным булыжником, перегородили широкую улицу.

…Впереди находился враг, в предсмертной агонии он цеплялся за каждый дом, за каждый квартал. Надо было идти вперед. И молодые русские парни снова и снова шли в атаку на своих грозных «тридцатьчетверках», облепленных букетами сирени. Это было, пожалуй, необыкновенное зрелище: жители Праги бежали за нашими танками, пренебрегая опасностью, показывали нам вражеские батареи и пулеметные гнезда, окопы фаустников и заминированные участки улиц.

По броне моего танка дробно застучали пули, впереди на площади разорвался снаряд. Я лихорадочно искал через смотровой прибор вражескую пушку, спрятанную где-то в зелени парка, и вдруг увидел, что по площади с огромным букетом сирени бежит девочка. Она не знала о смертельном поединке экипажа советского танка с врагом, она видела только ярко-красную звезду на танке и бежала, бежала изо всех сил, спеша передать свой букет тем, кто принес освобождение ее городу.

Длинная очередь немецкого пулемета огненной трассой перерезала ей путь, но она не понимала опасности и мчалась к краснозвездной машине.

Наш танк рванулся из своего укрытия, свалил какой-то киоск, вырвался на площадь и своим могучим телом закрыл девочку. По броне вновь застучали пули, тяжелый снаряд разорвался рядом и градом осколков осыпал машину. У меня в запасе было несколько считанных секунд, которые потребуются немцам для выстрела, быть может, последнего для меня и моего экипажа. Солнце всходило над Прагой, я увидел в перекрестье прицела вражескую пушку и темно-зеленые фигурки врагов, суетившихся около нее. Мы опередили.

Я выскочил из танка, втащил девочку в машину. Танк задним ходом ушел в укрытие. На том месте, где стояла немецкая пушка, зияла воронка. Из-под наших шлемов струился холодный пот, а пятый «член экипажа», крепко обняв нас, совсем по-взрослому кричала над оглохшими ушами такое чудесное слово «наздар».

Нас окружили плотной толпой жители Праги, маленькая белокурая девочка сидела у меня на плече, замерев от восторга, с букетом сирени в руках, она была героем этого последнего утра войны.

Оставив девочку в толпе жителей, мы вновь, квартал за кварталом, продолжали очищать город…

Впереди закованная в гранит текла Влтава. Мы остановились у моста, с противоположной стороны из-за здания парламента самоходное орудие противника вело огонь. Шли последние часы войны. Рота готовилась к последней атаке.

И вновь, как и при штурме первой баррикады, открыли огонь пушки моей роты, пушки моих друзей Михаила Акиньшина и Анатолия Злобина, Геннадия Каширина и Вани Иванова.

Последние минуты войны. Посередине древнего моста страшный удар потряс мою машину, запах гари вмиг поглотил нежный запах сирени. Я потерял сознание.

Друзья вытащили меня и мой экипаж из горящего танка, холодная вода из Влтавы привела нас в чувство. Война закончилась, мы дошли до Праги и освободили ее. Длинные колонны пленных гитлеровцев тянулись за город, на улицах разбирали баррикады.

Когда я смотрю на свою медаль «За освобождение Праги», мне всегда вспоминаются маленькая девочка Илонка, бегущая под фашистским огнем, с букетом сирени к краснозвездной машине, крики «Наздар!», заглушающие рев моторов, и горящий, как факел, танк Гончаренко.