Д. Е. Гриценко МУЖЕСТВО

Всюду, где сражались отважные челябинские танкисты, с ними были военные медики — врачи, фельдшеры, санитары. Мы очень дружили с бойцами и командирами и не раз выручали друг друга.

Хорошо зная своих боевых товарищей, мы, медики, не переставали удивляться их мужеству, героизму. Едва начиналась крупная операция, как раненые, находящиеся в нашем медсанвзводе, шли на любые ухищрения, чтобы поскорее вернуться в строй — в свою роту, батальон.

Мне вспоминается инженер-майор Полубояринов. Когда мы стояли под Брянском, он находился у нас на амбулаторном лечении. Боли в руке (воспаление плечевого сплетения) настолько мучили его, что по ночам приходилось делать обезболивающие инъекции. Но начинался бой, и Полубояринов тотчас покидал медбатальон, чтобы быть на передовой. И таких мужественных, волевых людей мне приходилось встречать не однажды.

Как-то после боя к нам принесли на носилках капитана Ивана Любивца. Он был тяжело ранен в бедро и потерял много крови.

Едва санитары уложили раненого под маскировочным соломенным навесом, а я приготовилась к наложению шины, как в воздухе появились фашистские самолеты. Мы, видимо, были обнаружены, потому что началась бомбежка. Капитан Любивец, очень бледный, весь в холодном поту, корчился от боли, но просил:

— Дора Ефимовна, идите в укрытие, оставьте меня.

По правде сказать, было страшно. Но я, продолжая работу, не подавала вида, что трушу. Все, к счастью, обошлось благополучно.

Когда нашу бригаду посылали на прорыв вражеской линии обороны (так было в Каменец-Подольскую и в Львовскую операции), медицинское отделение, которое я возглавляла, устраивалось на броне одного из танков в конце колонны. Думаю, что это было не совсем приятно для экипажа, так как мы со своими белыми мешками и носилками демаскировали танк, делали его отличной мишенью. И все-таки танкисты брали нас охотно. «Медицина рядом — смерти не бывать», — шутили они.

Впрочем, помощь мы оказывали не только медицинскую. В Каменец-Подольском, например, случилось такое. Мы расположились в школе. У нас собралось до 200 раненых. Эвакуировать их было нельзя: кругом немцы. Мне хорошо запомнилась ночь на 29-е марта 1944 года (это был мой день рождения). Боеприпасы в бригаде были на исходе. Командир бригады М. Г. Фомичев отдал приказ достать трофейное оружие. Оставив возле раненых дежурных, мы всем взводом пошли, по городу собирать боеприпасы. И добыли их в большом количестве: ящики с патронами, пулемет и даже пушку с боекомплектом. Когда наш комбриг увидел это «богатство», то был очень обрадован и сердечно благодарил «медицину». Боеприпасы оказались кстати. Все атаки врага были отбиты.

Коллектив нашего медицинского взвода был очень дружным. Нашим командиром был капитан медицинской службы Кириллов. Хорошо помню Мишу Лапина, прекрасного специалиста. Мы его звали «т. фельдшер» (толковый фельдшер).

Не забыть мне и других работников медицинской службы. Молчаливая, отлично знающая свое дело начальник аптеки Клава Сергеева, девушки-санитарки Тоня, Лида. Вот врач мотострелкового батальона автоматчиков капитан Давид Григорьевич Печерский. На фронте он заболел воспалением легких. Несколько раз предлагали ему эвакуацию в тыл, но он отказывался, пока не стало совсем худо.

После войны я встретила Давида Григорьевича в Виннице. Мы очень обрадовались друг другу. Оказалось, что Печерский тяжело болел туберкулезом, перенес семь операций на легком. Его ожидала восьмая. Как врач, он, очевидно, понимал, что операцию эту ему не перенести — и написал обращение к своим коллегам-врачам. Я приведу это обращение. Оно так характеризует удивительного человека, добровольца, фронтового врача Д. Г. Печерского.

«Дорогие товарищи!

Много лет я проработал с вами бок о бок в одном учреждении. Мы вместе боролись за жизнь людей. Болезнь, борьбе с которой мы посвятили лучшие годы своей жизни, теперь одолевает меня. Смерть сама по себе не страшна, страшно ее ожидание. Как было бы хорошо, если бы я мог своею смертью никому не причинить страданий, если бы мое горе осталось только со мной. Но довольно об этом. Я солдат и надеюсь, что последний свой час встречу достойно.

Мне не раз приходилось задумываться над смыслом жизни, и всякий раз я прихожу к неизменному выводу: он — в верном служении людям. В этом отношении наша с вами профессия имеет неограниченные возможности.

Здоровье — это самое дорогое, что дала природа человеку. Ошибка врача в лечении нередко имеет роковые последствия для больного. Мы обязаны лечить хорошо, по-современному, быть во всеоружии, но мы не должны также забывать, что душевное отношение, ласковое слово являются бальзамом для больного.

Ведь нередко мы проявляем нетерпимость, раздражительность, становимся на формальную точку зрения там, где нужен тонкий анализ сложного мира чувств и переживаний больного человека. Больной человек, попав в наши теплые, ласковые, но вместе с тем твердые руки, должен поверить, что ему нечего опасаться за свое будущее. Я знаю, что эти мысли не новы и не оригинальны, но они справедливы, и мы часто о них забываем.

Дорогие товарищи, сослуживцы! Мне невыносимо грустно от того, что я больше не буду участвовать с вами в обходах, пятиминутках, врачебных конференциях, во всем том, что составляет жизнь нашего учреждения. Мне грустно от того, что я не буду ходить по нашему красивому древнему парку. Я любил людей, нашу работу, я любил жизнь».

Не там ли, на фронте, получил он закалку, воспитал в себе мужество?