В «Большом городе» 2012

Мы продолжали искать работу. Аня хотела пойти на телевидение, а я — в печать, писать. Так мы пришли на «Красный Октябрь» — место, где в то время собрались все приличные СМИ.

Она обняла меня и сказала:

— Ты ничего не потеряешь. В конце концов, они же тебя не убьют, так? Это самое худшее, что могло бы произойти.

Мы поднялись по тяжелой железной лестнице, минуя Slon и OpenSpace, она юркнула через открытую дверь в редакцию «Дождя», а я поднялся в «Большой город».

Время вплоть до 2013 года в журналистской тусовке кажется золотыми, тучными годами. Доллар еще не 70+, нет у нас Крыма, новостей про Украину, нет общей истерики, массовых закрытий СМИ и «звеньев гребаной цепи».

Но все это скоро начнется, и все это чувствуют, а пока журнал «Большой город» пишет про протесты, рисует плакаты и вместе с этим общается с разными странными горожанами и снимает красивые двери для рубрики на последнем развороте.

Через полчаса я вышел из редакции с добычей: номером и почтой.

«Пиши, — говорят, — найдем тебе задание».

Как всегда, денег больших не обещали, но первокурсника легко купить рекомендацией. С тех пор всегда, когда на собеседованиях меня будут спрашивать про «Большой город», я буду смущенно смотреть в пол и рассказывать, как я снимал в клубах потерянные вещи для рубрики «Объявления», делал интервью с владельцами букинистических магазинов и перепечатывал старые советские некрологи. Такую уж мне дали работу, за которую больше никто не возьмется.

Прошло несколько дней. Я бегу по городу с нарисованной в блокноте картой и 20 рублями в кармане, и дома меня ничего не ждет, кроме ноутбука, лампочки под потолком и риса с яйцом на ужин, ищу букинистические, где сидят в тепле старые продавцы никому не нужных древних книг, меня обдувает ветер, и проносятся мимо с безразличным видом прохожие, и стоят с протянутой рукой попрошайки, зарабатывающие больше меня, и кажется, что делаю я что-то очень мелкое, никому совершенно не нужное, что спихнули на такого лоха, как я, самую дурацкую работу. Пробегаю мимо окон кафе и ресторанов, и там, в тепле, сидят люди, едят горячее мясо и пьют красное вино, и с их стороны окна пробегаю я — просто очередной прохожий, лицо которого промелькнет и больше никогда не вспомнится.

Долго ищу во дворах нужный книжный и наконец нахожу, звенят над дверью колокольчики. Никого нет внутри, только покашливает кто-то за полками с вековыми книгами. Оттуда выходит старушка — не из тех, кого жалко и от кого веет теплом, а суровая старуха, которой страшно в глаза смотреть. Та, что поставит на место одним взглядом.

— Могу вам помочь? — Она осмотрела меня с ног до головы, мои зеленые брюки, оранжевую куртку и побитые ботинки. Презентабельный — это вряд ли тот эпитет, который можно было бы ко мне применить.

— Да. Я бы хотел задать вам несколько вопросов о вашем книжном.

— Молодой человек, это не книжный. Это букинистическая лавка. Вопросы для чего, для кого, какие вопросы?

— Я из журнала «Большой город».

— Не слышала о таком никогда.

— Очень жаль. У нас есть рубрика «Букинистические», для которой мы узнаем, какая книга самая старая, какая самая дорогая.

— Реклама, что ли?

— Нет, но о вашем магазине узнают, конечно.

— А есть у вас удостоверение, расписка, что вы журналист?

— Нет, я стажер, но…

— Извините, нет.

— Но послушайте…

— До свидания! — сказала она уже с угрозой в голосе.

Из-за стеллажей вышел охранник. Я попрощался и вышел вон.

Так я работал. После учебы говорил Ане: «Я на работу», — и начинал свой забег по городу. «Нет, мы не готовы с вами общаться», «Не слышал про такой журнал», «Покажите удостоверение» и — реже — «Хорошо, давайте пообщаемся». Удалось даже выбить себе, кроме рекомендации, три тысячи рублей гонорара. Рекомендацию я потом потерял.

— Смотри, — говорила мне она, показывая разворот журнала, — это же ты?

И правда: на последней странице внизу были мои фотографии потерянных в «Симачеве» паспортов, а рядом — крохотное интервью с владельцем букинистического.

И совсем внизу крохотным шрифтом — мое имя.

— Умница, — сказала она и поцеловала в щеку. — Горжусь.

Повода для гордости не было.

А потом «Большой город» исчез, оставив после себя только тень, и стал городской легендой.

Кроссовки

В муравейнике под названием Москва есть вид муравьев, которые незаметно для всех бегают по городу, разнося документы, пиццу, осетинские пироги, секс-игрушки, заказанные на анонимного покупателя, наркотики и бог знает что еще. Эти люди, без которых жизнь в городе остановится, — курьеры, и я бегу по московским улицам вместе с ними, так же, как и они, туплю в вагоне метро, ожидая нужной станции. Это я — тот потерявшийся на улице человек с распечатанной картой, звоню вам на телефон и в дверной звонок и не получаю чаевых.

У вас 1 новое сообщение.

— Ром, привет, тебе подработка нужна?

— Разумеется. Что нужно?

— Нужно доставить кроссовки, три точки, 250 за каждую. Сегодня сможешь?

— День выдастся долгий, но в целом да.

— Я сейчас поднимусь.

Максим жил на два этажа ниже. Отслужил, воспользовался возможностью поступить без экзаменов и живет теперь себе в общежитии, зарабатывая продажей кроссовок в интернете. Популярная схема: закупаешь на складах китайскую обувь, продаешь через интернет без налогов. Курьеры, видимо, таким торгашам тоже нужны.

В дверь постучали. В дверях стоял Макс — свежий, бодрый и подтянутый. Я же выглядел как полная его противоположность: взъерошенный, потрепанный и плохо одетый. Макс пожал мне руку, вошел в мою берлогу и поставил на стол коробки. На каждой коробке был отмечен адрес.

— Смотри, вот этот, — показал он один из адресов, — попросил до четырех часов. Как отвезешь все и вернешься, позвони мне, отдашь деньги и заберешь свою часть. Все ок?

— Угу. Все ок. Хорошие кроссовки, кстати.

— А то.

Щелковская, Марьино, Бибирево. Далеко не центр. Я бы не стал покупать кроссовки в том районе, где их могут легко снять.

Нарисовать в блокноте карту проезда. Проверить, заряжен ли телефон. Не забыть проездной. Взять в руки коробки, закрыть за собой дверь. Сесть в метро, через час выйти из него, сесть в автобус, добраться до края Москвы и заблудиться. Спросить дорогу и еще двадцать минут идти по трассе. Ручки пакетов с коробками трут руки. Солнце в самом зените и печет макушку. Найти нужную панельку и тот самый подъезд.

Поднимаюсь по узким лестничным пролетам, звоню в звонок. Дверь открывает школьник, забирает свои кроссовки, отдает деньги. Обратно идти уже немного легче: осталось всего две коробки. В автобусе смотрю на дикие земли окраин — стройки, панельки, пустыри. Прыгаю в метро и еду на другой конец города, где все повторяется снова: петлять, заблудиться, найти, сухо поздороваться, отдать товар, получить деньги.

Возвращаюсь домой на закате. Не ел весь день, во рту сухо и стоит вкус железа.

— Так, эту часть забираю я, а это вот твоя доля, 750 рублей. На транспорт тратился?

— Да, 120 рублей.

— Понял, держи сверху. Будет еще желание поработать — пиши!

И, свежий и бодрый, он убежал по делам. А я, уставший, на половину заработанных денег купил ужин себе и ей. Осталось еще почти 500 рублей, а значит, можно еще два дня прожить.

На собаках

«Редакция VICE ищет интернов, которые будут переводить иностранные материалы и писать свои. Стажировка не оплачивается, но интерны получат опыт работы в редакции глобальной молодежной медиакомпании. Пишите на нашу почту…»

VICE. Круто. Работать в VICE — настоящая жизнь. Я зачитывался статьями этих сумасшедших журналистов, которые отправляются в горячие точки, снимают дикие репортажи, находят людей, которых никто не может найти. Проживают жизнь, которая стоит того, чтобы за нее бороться. И теперь в России есть своя редакция. Было бы глупо им не написать.

«Добрый вечер! Я хочу стать интерном в вашей редакции. На данный момент учусь на журфаке МГУ. Работал в журнале „Большой город“, арт-блоге Cardboardia.ru и сайте „Москва велосипедная“. Не получается скинуть ссылки на материалы — я их прикреплю. Кроме того (хотя не уверен, что это пригодится), занимаюсь монтажом, в свободное время изучаю motion design, графический дизайн и верстку».

Насчет последнего я не соврал: однажды, начитавшись сказок о том, как много можно заработать, будучи дизайнером, я запоем читал статьи про типографику и изучал видеоуроки на ютубе. Это случилось практически сразу после того, как я передумал быть дизайнером интерьеров, что случилось сразу после того, как я передумал быть музыкантом.

К своему убедительному письму я прикрепил несколько блистательных материалов: заметку о выставке фотографий Стэнли Кубрика, рассказ о том, как я работал наблюдателем на выборах, и очерк, в котором пишу о похмельном утре в общежитии. Ответ поступил неожиданно быстро.

«Привет, Роман, приходи к нам завтра знакомиться в 15:00, сможешь?»

Конечно, смогу.

Офис редакции глобальной молодежной медиакомпании расположился в полупустом маленьком подвале на Краснопресненской. Постоянный штат журнала состоял из четырех человек, включая главного редактора из Америки, которого потом все будут уничтожать за неграмотное управление российским филиалом и который в итоге все провалит. По углам — пачки журналов, которые не удалось реализовать. Но все это будет позже, а пока ребята в ус не дули.

Собеседовала меня маленькая девушка по имени Алиса.

— Расскажи о себе.

— Ну, как я и сказал в письме, я писал для разных изданий, со школы еще.… Тут — для «Большого города», пары блогов.

— А что для «БГ» делал?

— Это была небольшая работа. Честно говоря, больше фотографировал. Для последних страниц. Рубрика «Объявления».

— Ага, понятно.

Мы помолчали.

— А с учебой как? Ты же учишься, да?

— Обычно это не вызывает больших проблем.

— А как с английским? Понимаешь, нам нужно переводить много иностранного текста для сайта.

— Аппер интермидиат.

— Приходи в понедельник к одиннадцати.

* * *

После бестолковых пар я приходил в подвал редакции и переводил статьи, очень разные статьи. Про Сирию, про Ливию, про старых проституток и украшения из кошачьей шерсти. Обещание они свое выполнили: за работу я ничего не получал, но и за мной никто не следил. Заманить студентов младших курсов на бесплатную работу — задача, с которой справится даже идиот. Лишь бы в итоге дали бесполезную справку о прохождении практики.

Переводы мои выходили в онлайн, и там я уже не мог их узнать: слишком уж много в них исправляли. Были у меня и вылазки в город: например, однажды я потратил несколько часов, пытаясь выяснить у горожан, продолжили бы они встречаться со своим партнером, если бы у них не было секса. Ответы получил интересные:

1. «Пошел в жопу!»

2. «Ой, давайте вы с другими поговорите!»

3. «Не подходи!»

4. «Не снимай!»

Сдавшись, я пошел в университет и сделал интервью с однокурсниками. Их моложавые лица и идиотские ответы висят на сайте русского VICE до сих пор.

* * *

Весна. Везде капает, течет и тает. В маленьких окнах подвала иногда мелькают ноги прохожих, стучат капли за стеклом. Люди в редакции приходят и так же быстро уходят в другие места в поисках лучшей жизни. Я хожу в университет, трачу время там, а потом перевожу в одиночестве статьи, иногда там же играю в компьютер, все равно всем на меня плевать.

Дни шли, мне нравилось, что есть возможность возвращаться домой позже. Однажды Алиса позвала меня к себе в каморку: познакомить с новеньким. Он свежий, хорошо одетый, с чистым лицом, мне до него далеко.

— Это Макс, у нас есть для тебя классная идея.

— Очень приятно. О чем речь?

— У Макса есть идея сделать документальный сюжет, как у западного VICE. Хочешь поучаствовать? Мы, кстати, делали сюжет про крокодиловых наркоманов, не видел?

— Не посчастливилось. А какая тема у вашего фильма?

— Зацеперы, — говорит Макс с каким-то странным акцентом.

— Кто?

— Зацеперы. Я недавно про них узнал. Есть такие ребята, цепляются за поезда, электрички и катаются на крышах. Такой, знаешь, нелегальный экстремальный спорт.

Алиса улыбалась и кивала головой. Идея ей нравилась. И уж тем более нравилась она мне: уже лучше, чем часами переводить тексты.

— Звучит классно, — говорю я, — если хотите, я поищу нам героев, пообщаемся.

— Кул, — говорит Макс.

Нужные группы найти оказалось несложно: «Зацеперы», «Любители Зацепа», «ЗЧПЧ/УЕПЧ», что бы это ни значило. Смотрю, как прыгают школьники на крыши поездов и электричек, читаю отчеты о гибели подростков, что прыгнули на крышу вагона в метро. Пара снимков из обезьянника, подростки показывают средний палец в камеру. Жизнь у ребят кипит. Оставил на стенах групп такое сообщение:

«СРОЧНО! Журнал VICE ищет героев! Если вы катаетесь на крышах поездов метро / электричек и просто там, где не положено, а может, знаете, кто это делает, — отзовитесь! Обращайтесь ко мне в лс! Максимальный репост!»

Ответ не заставил себя ждать.

— Ну, вы, например, нашли, и что дальше?

— Ой, привет. Мы делаем сюжет про ребят, которые занимаются зацепингом. Если интересно, оставь свой номер.

— А вознаграждение будет?

— Мы и сами вознаграждения не получаем, могу предложить только вечную славу.

— В гробу я ее видал.

— Давай ты соберешь людей — и встретимся где-нибудь в удобном для вас месте?

— Я напишу дня через четыре.

* * *

Так прошла неделя. Курский вокзал, дело близится к обеду. Голуби гуляют по платформе, бомжи собираются по углам, лениво бродят менты, пахнет пирожками, а местами — мочой. Макс чувствует себя здесь явно не в своей тарелке.

— Слушай, а может, хрен с ними? Они, может, и не приедут?

— Мы их всего десять минут ждем, куда ты собрался?

— Да так, шучу. Может, пока у проводников интервью возьмем?

— Это зачем?

— Наверняка эти зацеперы их бесят.

— А они тебя в жопу пошлют.

Но он уже подходит со своей камерой к грузному проводнику, усатому мужчине в потертой синей рубашке.

— Э, вы что тут снимаете? — спросил он с украинским акцентом.

— Извините, здравствуйте. Мы тут… сюжет снимаем, про… зацеперов.

— Кого?

— Ну, тех, кто на крышах катается.

— А, этих, долбоебах-скакунах. — Он вздохнул, оглянулся и сказал: — Снимайте, но только быстро и чтобы лица моего не было видно.

На камере загорелся красный огонек. Макс взял ракурс так, что был виден только двойной подбородок и усы.

— Ну, рассказывайте.

— Да что рассказывать. Катаются тут эти, извините, дураки, да. Мы их сгоняем, да. Раз в два месяца, даже чаще разбивается кто-нибудь обязательно. С нас спросу нет, конечно, вина не наша, но все равно как-то неприятно на душе.

Вот если видим таких, то сгоняем, конечно, иногда силой. Но это ладно, вот старухи чаще гибнут, конечно.

— Гибнут как?

— Да переезжают их. Едет поезд, а из леса бабка вышла деревенская, не слышит ничего, не видит. Вот ее и переезжает нафиг. Постоянно такое.

— Ладно, хватит, наверное. Это, спасибо за ответы.

— Но чтобы лица моего не было.

Макс толкает в бок:

— А это не наши ребята?

— Похоже на то.

И правда: один в балаклаве, другой в огромном синем шлеме с камерой. Потрепанные дутые куртки, грязные спортивные штаны и кроссовки. Подростковые усики.

— Ну, привет, парни.

— Ваня, Андрей.

— Рома, Макс.

— Здорово. Времени мало, погнали. Только это, слышь, сразу скажу: лица не снимай, пока на них масок нет. Так, поезд скоро двигается, идем.

Они спрыгнули с платформы на рельсы, и нам пришлось спрыгнуть за ними. Макс, ничего не понимая, плелся сзади. Люди смотрели на нас сверху, но в целом им было плевать. Пыхтели где-то за спиной поезда, холодное весеннее солнце светило над головой. Парни шли и молчали.

— Так чем вы, ребята, вообще занимаетесь? Учитесь или типа того?

— Ага, — ответил тот, что в шлеме, — я вот на повара в шараге, а этот вообще школьник. Ну а так мы борьбой занимаемся, так что легче бабок на ограждениях сносить.

— Очень интересно.

— Пришли. Поднимаемся.

Они ловко взобрались на платформу, а вот мне пришлось расцарапать ладони и штаны, чтобы взгромоздиться наверх. Подав руку Максу, я втащил и его. Электричка была в полной готовности и собиралась уезжать.

— Все, запрыгиваем, скоро уезжает.

Запрыгнули все, кроме Макса. Он так и остался стоять на платформе.

— Куда? Куда мы едем? Может, просто здесь снимем? Мы ведь даже билеты не купили?

— Макс, — говорю я, — ехать и правда нужно.

— Я не хочу. Не могу то есть, у меня дела еще сегодня.

— Какие дела?

— Поехали быстрее! — кричат парни, держа двери электрички.

— Неважно какие. Держи камеру!

Я схватил камеру, и двери захлопнулись. Электричка двинулась в неизвестном мне направлении. Я, два гопника и фильм без какого-либо сценария. Что делать? Пока камера снимала только их ноги и обрывки разговоров. Зарядки 50 %.

Мы идем по потертому вагону куда-то в конец поезда, головы пассажиров трясутся в такт движениям электрички. Мы добираемся до хвоста, до грязного заплеванного тамбура, где парни наконец могут спокойно закурить.

— Слушай, товарищ журналист, угостишь нас пивом?

У меня было в кармане 150 рублей, последних. А ведь я даже не обедал.

— Угощу, но бюджет у фильма небольшой, скажем так, особо не разгуляемся.

— Мда. А мы думали, у тебя зарплата какая-то стабильная.

— Стабильное ничего.

Электричка стучала по рельсам, за окном проносились окраины Москвы, граффити на стенах пустующих вагонов с разбитыми стеклами и щебень, щебень, щебень на рельсах. Поезд остановился на станции «Серп и Молот».

* * *

Мы вышли, чтобы купить в забрызганном грязью ларьке пива и сухариков. У меня в руках камера, у парней — камеры на головах и балаклавы. Продавец, толстый армянин, наверное, обоссался со страху и уже собирался вызывать помощь, как я показал свой паспорт и попросил парней отойти от окошка.

— Какое пиво взять?

— Tess.

— Оно же женское.

— Сам ты женский, — обиделся Ваня.

— Нет, правда, я слышал, что оно женское.

— Неправильно слышал. Сухариков еще возьми.

Денег вообще не осталось. На платформе мы ждем следующую электричку, которая увезет нас еще дальше от Москвы, от дома и вообще от всего. Зачем я вообще сюда полез, что я тут делаю, что снимаю? Все хуйня какая-то. Парни обсуждают насущное и открывают пиво, которое издает пшик, пенится и кисло пахнет. Сухарики пахнут сухариками с сыром.

Иван в своей балаклаве присасывается к бутылке через дырку в маске и делает два глотка.

— Вот уже и силы прибавляются.

— Так быстро?

— Ага. Кататься вообще нельзя, пока ты не накуришься или не напьешься. Ты себя иначе не будешь чувствовать свободным и точно наебнешься. Меня один раз так ебануло током, что я только в Cклифе очнулся. Так вот, да.

Подул ветер. Стоять было холодно. Ботинки я не менял уже года два.

— А зарабатываете вы как?

— Ну, я, например, да и он тоже, раздаем визитки спайс-точек. Что-то зарабатываем, но чаще эти деньги на спайс и тратим.

Где же электричка, господи.

— А вообще этот движ с зацепингом — он зачем?

— Типа зачем катаемся? Ты посмотри на эти электрички сам: дерьмовые, грязные, кондуктора грубые, еще и платить мне за это? У нас и так денег нет.

Я поднял палец, чтобы сказать про заработок с раздачи визиток, но промолчал.

— А родители знают ваши?

Андрей схаркнул на землю.

— А им похуй.

На платформу тем временем пробирались через дыры в заборе люди. Кто-то взбирался сам, кто-то не без помощи других. Парень с банкой коктейля увидел мою камеру и замахал.

— Что, хочешь привет передать?

— Ага! Привет всем, кто ворует!

— Передам.

На платформу тем временем пыталась залезть девушка в леопардовой куртке. Руки были сильные, но жопа все-таки тянула вниз. Парень быстро поставил коктейль на землю, подскочил и втянул, смеясь, девушку на платформу.

Потом приехал и наш поезд. Камера что-то продолжала снимать, но мне было уже все равно — какой во всем этом смысл?

— Ну че, полезли с нами на крышу?

— Я пас.

— Сказал пидорас. Полезли, мы подстрахуем!

— Реально, погнали, времени мало! Ну!

Я молча зашел в вагон, пусть лезут на свою крышу. Все-таки если меня по пути ебнет, то отец будет очень недоволен: нафига тогда этот МГУ?

До Курского я трясся в вагоне и подводил итоги: деньги на пиво потратил, замерз, из отснятого — куча чьих-то ног, гыгыканья и глупых разговоров. «Фильм — говно. Журналистика — говно. VICE этот тоже говно», — думал я, злясь на всех. Гонзо, блядь, журналистика.

Вечером я написал какой-то текст и отправил редактору. Текст, конечно, никогда не вышел. Через две недели Андрей — тот, что в шлеме с камерой, — попросил каких-нибудь записей с камеры на память. Ваня, как оказалось, погиб, свалившись с электрички. В доказательство Андрей даже прислал мне посмертную фотографию, хотя я его об этом не просил.

В VICE я больше не ходил и решил вернуться в университет, где все было по-прежнему и никто не заметил моего отсутствия.

Монтажка

Перово. Я сижу в крохотном офисе в трехэтажном здании. Комната заставлена коробочками для дисков, кассетами, камерами, штативами, провода сплетаются в прочные узлы, уползают и прячутся за мебелью. На столах — чашки с черными немытыми кольцами и остывшими чайными пакетиками внутри. У начальника Алексея на столе — два соединенных монитора и баночка с монетами.

— Сюда мы, — говорит он гнусавым низким голосом, пузатый низкий мужчина в клетчатой рубашке, заправленной в джинсы, так похожий на Дуайта Шрута из сериала «Офис», — так скажем, складываем штрафы за нецензурную брань. Вот, рублей сто уже накопилось.

Как я тут оказался? В какой-то момент я подумал, что хочу быть монтажером. Еще в школе я склеивал «клипы» и просто смешные видео для друзей, а потом и для себя. Как-то раз моя девушка сказала мне:

— Ты должен на этом деньги делать.

Тогда-то у меня и сработал триггер.

И вот я тут. Длинные серые коридоры, одинаковые двери. Минуты уединения — лишь в обоссанном туалете.

За окошком — серые пятиэтажки района Перово и грязные дороги с грязными машинами. Поздняя осень раскрывается во всей красе. Накрапывает дождь. Перово — один из многочисленных филиалов жопы мира.

— Подожди на диванчике, — говорит мне начальник, — я сделаю звоночек и вернусь к тебе.

— Без проблем.

Недавно у нас с ней была ссора. Ей захотелось куда-нибудь поехать путешествовать.

— Я хочу путешествовать, с тобой причем, а мы даже никуда не можем слетать или съездить хотя бы, потому что ты постоянно говоришь, что найдешь работу и что все будет хорошо, а хорошего не случается, я не говорю о том, что мы с тобой не гуляем даже!

— Расскажи мне, куда мы пойдем гулять, если у меня даже на это денег нет? Будем хлеб жрать? Я тут сижу целыми днями, учу этот гребаный монтаж, чтобы у меня была работа, можешь ты это понять?

— Я не могу тут сидеть целыми днями, пойми! Эта общага давит на меня! Ты мужчина, прими решение, найди работу, заработай денег, да даже не в деньгах дело, пойми! Я только и слышу, что ты будешь зарабатывать, но ты не зарабатываешь!

— Блядь, да мы на втором курсе, о чем речь вообще?

— Я не могу больше сидеть дома. Сделай что-нибудь, прими решение.

Начальник вернулся.

— Не успел заскучать?

— Ой, да нет, было о чем подумать.

— Ну тогда приступаем. Есть новостной сюжет, его и будем собирать. Заодно покажешь, что умеешь.

В среде видеографов люди, которые снимают и монтируют видео со свадеб и разных обыденных мероприятий, например выпускных и детских утренников, считаются кем-то вроде детей из класса коррекции. Сегодня я встал в их ряды. Работа была непыльная: склеить какой-то любительский репортаж и наложить музыку. К концу рабочего дня я получил удивительные деньги — 1500 рублей. Потом я вернулся домой и спал так крепко, как не спал уже очень давно.

* * *

— Ситуация следующая: нам помимо помощи в студии порой нужна и помощь, скажем так, курьерская. Доставлять заказчикам их, собственно, заказы. Платим и за рабочий день, и за каждую доставку. Ты, конечно, можешь отказаться, и мы просто вызовем курьера.

Научиться новому, набраться еще опыта или заработать денег?

— Куда нужно ехать?

— В городе хорошо ориентируешься?

— А кто-то хорошо ориентируется?

Три заказа, три точки в Москве, три распечатанные Яндекс-карты и номера клиентов. На улице продувает насквозь холодный ветер, но еще светло, а значит, можно жить. «Деньги, — думал я, — потрачу на еду: куплю, наверное, мяса, а не надоевших макарон. Может, даже рублей 300 смогу вернуть кому должен. Если часто будут просить доставку, то вообще заживу».

— Алло, пап?

— Привет, сынок. Как дела?

— Все супер! Ты знаешь, хотел сказать, что скоро, возможно, уже и не надо будет мне посылать деньги. Я нашел работу.

— Сынок, поживем — увидим, — посмеялся он. Как будто знал.

Захожу в метро. 15.45.

16.10. Трубная. Не сходится карта. Заблудился. Спрашиваю дорогу у прохожих, все указывают разные направления. Холодает. Бегу по району, и никто не поможет.

16.45. Нахожу нужный дом, звоню заказчику, отдаю, получаю деньги. Хочется уже потратить на себя, может, купить еды, но решаю увезти вечером домой крупную сумму — так приятнее.

17.16. Сокол. По карте, если идти прямо, то можно добраться до остановки, сесть на маршрутку и еще немного нужно будет пройтись.

17.45. Маршрутки нет уже полчаса. Холод пробирает, ноги заледенели в прохудившихся ботинках, и хмурое небо темнеет еще больше. Со мной рядом трут ноги старухи и мрачные кавказцы-таксисты в кожаных куртках.

18.10. Вышел из маршрутки, иду. Ужасно хочется есть, во рту кисло, болят ноги. По карте скоро доберусь до офиса.

18.35. Снова заблудился, наконец отдаю заказ, запись с выпускного, которую монтировал начальник. Возвращаюсь к метро.

19.20. Звонок с улицы 1905 года, торопят. Потом звонят из офиса и тоже торопят. По дороге звоню маме, говорю, что с учебой все в порядке.

19.55. Улица 1905 года. Совсем темно, и даже телефон, что живет без зарядки неделю, обещает скоро отключиться. Ноги ватные, и во рту ни капли. Женщина, что ждет свой диск, звонит каждые десять минут, кричит, что торопится и готова уехать. Бегу, на ходу ищу нужную улицу, вглядываюсь в таблички зданий. Проносятся за спиной ларьки с шаурмой, журналами, уставшие прохожие.

20.25. Телефон напоминает, что скоро отключится.

Она продолжает звонить, но я уже не беру, потому что боюсь ее слушать.

21.30. В офисе только второй монтажер Леня — смешной мужичок в джинсовой куртке и джинсовой кепке с логотипом «Мерседеса».

— О, а ты вернулся? Слушай, ну ты занес бы завтра деньги, че тащился. Ладно, вот тебе Алексей оставил зарплату за день, возьми еще свою долю, и от меня немного.

— Можно считать, что день закончен. Можно я воды выпью?

— Конечно, Ромыч. Завтра будешь?

— Я не знаю, если честно.

22.10. Автобус увез меня не туда. Шел до метро пешком около километра в темноте.

22.45. Устало пожевал дома макароны — столовая уже закрыта.

23.10.

— О чем ты думаешь? — спросила она меня перед сном.

— Ни о чем. Давай спать уже.

* * *

Начальник, перед тем как уйти, сказал:

— Так, задачу ставлю следующую: в одном клубе в эту пятницу будет проходить вечеринка в честь нового фильма о Джеймсе Бонде, моем любимом, кстати, персонаже. Тебе нужно взять с полки диски со всеми фильмами о нем и сделать динамичную нарезку на десять — пятнадцать минут. Главное — динамика. Если хочешь, то можешь, конечно, поехать домой, только заплатить за этот день тебе не смогу.

— Я думаю, я справлюсь.

— Уверенность — это хорошо. Главное, чтобы она была чем-то подкреплена.

Господи, да езжай уже. Лучше уши себе отрезать, чем тебя слушать.

— До свидания!

В горе кассет и дисков я нахожу нужные болванки: вся жизнь Бонда, все его женщины, тачки и убитые им люди на нескольких дисках. Сажусь в протертое кресло, берусь за сальную мышку и начинаю. Корячусь до обеда, собирая кусочки бондианы. Старый Бонд, новый Бонд, очень старый Бонд. Крейг, Коннери и другие старики: Бонд сменяет сто лиц и проживает несколько удивительных жизней, пока я сижу в офисе в Перово.

Заварил чай. Язычок с ниткой утонул вместе с пакетиком в чашке. Спустя четыре часа получается все та же невразумительная каша, в которой нет никакой динамичности. Наверное, не так уж я и хорош в монтаже. Что я скажу начальнику, когда тот вернется? Опозориться? Через два часа и три чашки чая лучше не становится. Это провал. А потом возвращается Алексей и долго хмурит брови, смотря в мой монитор на проделанную работу.

— Я сегодня откровенно недоволен. У вас была задача, которую я бы выполнил за пятнадцать минут, максимум — за час. Вы ее выполнили кое-как за пять часов. Теперь я вам должен заплатить деньги за то, что вы все это время были тут. Если бы вы решили уйти домой, я бы сохранил деньги. Это, скажите, рационально?

Я закусил губу.

— Наверное, я смогу еще над этим посидеть.

— Это уже не имеет смысла, — раздраженно ответил он, — возьмите деньги и идите домой.

Было очень стыдно, но все же приятно, что домой я возвращаюсь с деньгами.

На следующий день я написал: «Сегодня я вам нужен в офисе?».

«Нет».

Не понадобился и на следующий, и через неделю.

А потом я получил смс: «Есть заказ на доставку. Интересно?».

«Нет».

Новогоднее настроение

Снова зима. За окном сугробы, и мы ходим по комнате в шерстяных носках и свитерах, потому что усилить отопление еще не успели. Опять нужно думать, что дарить, на что жить. Я, как всегда, уткнулся в ноутбук, когда пришла она.

— У меня есть отличная идея, как нам заработать на новогодних каникулах и повеселиться.

— Удиви.

— Давай поработаем Дедом Морозом и Снегурочкой!

— Если я скажу, что мне эта идея не нравится, ты же обидишься, да?

— Думаю, да. Может, вырвешься из дома хоть раз, у тебя возможность прямо перед носом, чтобы денег заработать, да и такой опыт смешной, ну чего ты?

Наверное, если бы мне предложили залезть в пушку и выстрелить мною, как ядром, представив это как интересный и смешной опыт, я бы согласился не глядя. «Что-то все-таки со мной не так, — позже думал я, когда мы ехали на кастинг в Люберцы. — Может, научиться говорить „нет“? Я где-то даже видел книжку на эту тему».

Мы трясемся в маршрутке в Люберцы, она смотрит на меня и неловко улыбается. Гопник в шапке-гондоне щелкает на пол семечки. Наша остановка.

— И где это место?

— Карта показывает, что где-то рядом.

— Что-то ни одного офиса не вижу. Тут словно кроме складов ничего нет.

Кастинг, как оказалось, действительно был на каком-то складе, прямо между контейнеров. В центре площадки на стуле сидела девушка с картонным планшетом в руках.

— Так, граждане, не теряем время, надевайте костюмы, начинаем прямо сейчас! Так, вот вы пришли, как ваши фамилии? — показала она на нас пальцем.

Мы назвали наши фамилии.

— Начинайте.

— Уже?

— Конечно. Представьте, что перед вами дети.

Костюм Деда Мороза на мне висел мешком, борода мгновенно пропотела, наряд Снегурочки на ней тоже сидел нелепо. Куча взрослых людей смотрела на нас в ожидании.

— Так. Ну, эм, э-э-э, хо-хо-хо, здравствуйте, детишки! — Я неловко прыгал по складу. — С наступающим вас Новым годом! Давайте поиграем! А кто не будет играть, тому Дед Мороз заморозит нос!

На этих словах я схватил нос своей окончательно растерявшейся подружки. Девушка с планшетом закричала.

— Так, стоп! Нет — нет, нет, это прямо вообще никуда.

— Эта сценка — или что именно?

— Да вообще! У вас опыт какой?

— Если начинать с того момента, как мы сюда зашли, пять минут.

— Положите костюмы на место. Максимум, что я могу вам предложить, роль пингвинов в массовке.

В маршрутке мы ехали молча с тем же гопником. Видимо, он закончил свои дела.

— А давай никому об этом не расскажем?

— Никому.