Глава 2. Амбициозность

Вернемся в 1939 год. Новая Зеландия. Здесь пока не чувствуется война – впрочем, еще чуть-чуть, и она дотянется сюда, и здесь матери будут оплакивать своих павших в далеких землях сыновей. Но это позже. Сейчас огромный, под два метра, нескладный молодой человек стоит на высоте 1933 метров над уровнем моря, на самой вершине горы Олливьер. Он смотрит на небо и думает, что покорил главный пик своей жизни. Уже через несколько часов он поймет, что ему мало, что нужно еще и еще, но сейчас он счастлив. Шестьдесят восемь лет спустя власти Новой Зеландии предложат назвать гору его именем, но этому воспротивятся потомки альпиниста Артура Олливьера, умершего за сто лет до этого и давшего горе свое имя. Правнук Артура, Ким Олливьер, скажет в интервью: «Я не думаю, что сэр Эд поддержал бы это решение. Он гордился нашей историей и, конечно, знал всех пионеров новозеландского альпинизма, включая моего прадеда». В это же время деятели альпинистского движения Денис Каллесен и Брайан Картер в один голос скажут: мы изучили историю наименования горы и однозначно считаем, что ее можно переименовать. Чарли Хоббс, близкий друг великого первопроходца, возразит им: «Сэр Эд всегда говорил, что его первая гора – пик Олливьер. Идея назвать в его честь какую-нибудь вершину – отличная, но не менять же название той, которую он запомнил на всю жизнь!»

Они будут спорить еще долго. Победит здравый смысл: горе оставят прежнее название. Но это будет более чем через полвека. А пока нескладный, кажущийся неуклюжим дылда стоит и смотрит на солнце. И улыбается. Это самый счастливый день его жизни. Он не думает о других днях – есть только этот. В этом его суть: он сделал то, что хотел, и больше ему ничего не нужно. Если бы ему сказали, что эту гору попытаются однажды назвать его именем, он бы удивленно улыбнулся и сказал: вы что, с ума все посходили?

Теперь заглянем в 1953 год. Первая пресс-конференция после восхождения на гору. Журналисты уже два десятка раз задали злополучный вопрос: кто был первым. Перерыв: Хиллари и Норгей в большой палатке, через минуту нужно снова выходить к писакам.

Все знают, какой ответ хочет услышать публика. Конечно, новозеландец. Конечно, не рядовой шерп-проводник, наемный рабочий. Я скажу, что это был ты, говорит Тенцинг Эдмунду, они хотят этого. Нет, возражает Эдмунд, что за глупости! Мы ступили туда вместе – я и ты. Да, мы это уже говорили, мы сто раз это говорили, и что? Они хотят одного имени – твоего! Значит, скажем в сто первый! Им нужно имя!

Хиллари качает головой. Ему противен этот человеческий снобизм соотечественников. Да, конечно, разве мог первым на вершину горы взойти дикий шерп, у которого и имени-то толком нет: то так себя называет, то так. Нет, Тенцинг, говорит он, пусть это будешь ты. У меня и так есть всё, и моя слава, а ты войдешь в историю. Шерп отступает. Так нельзя, говорит он. Можно. Нельзя. Можно.

Они спорят еще долго. Хиллари хочет, чтобы первым был непалец. Норгей – чтобы первым был новозеландец.

Потом они выходят к публике, и журналисты снова задают вопросы, и снова, и снова, а альпинисты ждут самого коварного. И вот наконец кто-то его задает, причем именно Норгею, и Хиллари проигрывает свой спор. «Я был вторым», – говорит шерп, и все решено.

Хиллари качает головой. Это неправильно, знает он, это неправильно.

Быть первым – это очень круто. Мне так кажется. Я могу себе позволить так считать. Другое дело, что случаев, когда первый попытавшийся оказывался первым успешным, было всего два из четырнадцати возможных. Это практически нереально.

Перенесемся в 1895 год. Альберт Фредерик Маммери, тридцати девяти лет, Джон Норман Колли, тридцати шести лет, и Джеффри Гастингс (не знаю, сколько ему было) пытаются штурмовать Нангапарбат. Это первая в истории попытка подняться на гору высотой свыше восьми тысяч метров. Гастингс и Колли чувствуют себя не очень хорошо – они могут сопровождать Маммери до базового лагеря, помочь ему подняться повыше, но штурмовать гору он явно будет в сцепке с гуркхами Рагобиром и Гомаром Сингхом. Троица уходит вперед. У них хорошее оборудование, неплохая подготовка, они бодры и готовы к подвигам. Колли и Гастингс ждут больше двух недель, а затем предпринимают трехдневную вылазку по маршруту своих товарищей. Они ничего не находят. Маммери и гуркхи где-то там, под снежными лавинами. Нангапарбат поддастся человеку лишь пятьдесят восемь лет спустя, причем первый же подъем будет сольным и бескислородным. Конечно, это же будет Герман Буль, одержимый из одержимых. Впрочем, это уже другая история.

Перенесемся в 1902 год. Британско-швейцарская экспедиция идет на штурм Чогори. Среди альпинистов – молодой Алистер Кроули, будущий чернокнижник, великий зверь, мистик и безумец. Он худой, белый, безволосый, дохлый. Непонятно, как он добрался даже до предгорий. Конечно, он подхватывает малярию, как же иначе. Но не важно. В экспедиции есть люди и поопытнее – Оскар Экенштейн, изобретатель боулдеринга и создатель ряда скалолазных техник, профессионал высокого класса, разработчик нового типа ледоруба и других устройств. Или Жюль Жако-Гиллармо, швейцарский врач, специалист по горной болезни. Они пытаются подняться шесть раз – попытки срываются из-за погоды, высотной слабости, головокружений, непроходимых трасс. Они добираются до высоты 6525 метров – очень неплохо. У них нет современных курток, да у них нет даже того, что было у меня спустя тридцать лет. Никто, кроме Экенштейна, не может физически выдержать здешних условий. Они проводят на горе шестьдесят восемь дней (из которых солнечными были восемь), так и не добравшись до ее вершины. Они сдаются. К2 пустит человека на свою макушку лишь спустя пятьдесят два года.

Перенесемся в 1905 год. Перед нами снова Алистер Кроули – окрепший, обросший, опытный. Теперь он возглавляет экспедицию на Канченджангу. К 31 августа экспедиция успешно достигает высоты 6400 метров, но из-за риска обрушения снеговых масс возвращается в лагерь V. Половина альпинистов страдает от горной болезни и спускается еще ниже. Кроули негодует. Он пришел сюда не для того, чтобы сдаться. Он сидит в своей палатке и строчит абсурдные стихи с мистическим уклоном. Потом альпинисты снова поднимаются, снова ползут вверх – и добираются до 7600 метров, ну почти, осталось так мало. Тут одному из команды, Алексису Пэйчу, снова становится плохо, он спускается из лагеря V в лагерь IV с тремя шерпами, и по пути их сносит лавиной. Кроули уверен: демон Канченджанги удовлетворится этой жертвой. Но остальные не верят в мистические откровения лидера. Они разворачиваются обратно. Гора смилостивится над человеком пятьдесят лет спустя.

Перенесемся в 1934 год. Немец Гюнтер Оскар Диренфюрт возглавляет большую интернациональную экспедицию на Гашербрум. Ее участники еще не знают, на какую из вершин будут восходить. На какую получится – то ли I, то ли II. Они подходят к подножию, топчутся вокруг первой и второй вершин, не зная, как к ним подступиться. Они здесь впервые, они ни в чем не уверены. Для восхождения выбирают Гашербрум II. Два альпиниста из группы Диренфюрта поднимаются до высоты 6250 метров – но маршрут оказывается тупиковым, дальнейшее восхождение не имеет смысла. Экспедиция исследует все возможные предгорья и разворачивается. Гашербрум II сдался людям через двадцать два года, а Гашербрум I – через двадцать четыре.

Перенесемся в 1950 год. Морис Эрцог и Луи Лашеналь, два безбашенных француза, решают идти на Дхаулагири. Маленькая экспедиция, всего девять европейцев, жалкая кучка носильщиков. Французы в своем репертуаре. С ними – обязательный дипломат, Франсис де Нойель, специалист по связям с общественностью. С ними – обязательный кинорежиссер, знаменитый документалист Марсель Ишак. Они шутят, смеются и постоянно теряют различные элементы оборудования. У них с собой нет кислорода – боже ж мой, зачем он нужен. Тем не менее они профессионалы высочайшего класса. За масками шутов прячутся железные люди. Они базируются под Дхаулагири, начинается разведка. Один день, второй, третий – европейцы еще никогда не подходили к этой горе, они не знают ни предгорий, ни маршрутов восхождения. Французы не находят ни одного нормального пути – гора неприступна. Эрцог смотрит на Аннапурну – она видна из лагеря, всего тридцать четыре километра. Давайте туда, говорит он. А давайте, говорят остальные. Они идут и с первой попытки, без разведки, с лета берут самый страшный восьмитысячник, самый опасный – смертность 30 %, поднимаются без кислорода, быстро, спускаются, улыбаясь, возвращаются триумфаторами. Первые люди, поднявшиеся на восьмитысячник. Из-за обморожений оба теряют пальцы на ногах, а Эрцог – и на руках. Это страшно – и в этом есть некое чудовищное величие. Второе восхождение на Аннапурну удастся лишь двадцать лет спустя. А Дхаулагири остается невзятой еще десять лет, целых десять лет.

Перенесемся в 1952 год. На Чо-Ойю поднимается британская экспедиция, возглавляемая знаменитым Эриком Шиптоном, одним из тех, чье имя неразрывно связано с исследованиями самой великой горы. В составе группы – Эдмунд Хиллари и Том Бурдиллон, сильнейшие альпинисты того времени. Подъем рассматривается как легкий, как простая репетиция перед самой важной экспедицией в жизни Хиллари. Все кажется нетрудным, вплоть до высоты 6650 метров, когда на альпинистов сваливается сразу две напасти. Сперва возникает серьезная опасность ледопада – они идут по лезвию ножа. Но это ничего, им не привыкать. Однако на перевале приходит весть с границы – китайские власти расценивают восхождение как нелегальное и могут отправить к альпинистам взвод солдат. А там – мало ли что, не лед, так пули. Политика – не дело Шиптона. Он разворачивает экспедицию. Чо-Ойю будет взята австрийцами два года спустя.

Перенесемся в 1953 год. Японская экспедиция под началом Юкио Миты идет к Манаслу с твердым намерением подняться наверх. За год до того Мита уже обследовал предгорья, разведал маршруты, и теперь все кажется осуществимым в кратчайшие сроки. В команде пятнадцать человек плюс шерпы. Они работают четко, как роботы. Так могут только японцы. Базовый лагерь на 3850 метрах. Аккуратное, грамотное восхождение по северо-восточному склону. Три альпиниста – Киичиро Като, Дзиро Ямада и Шодзиро Ишизака – достигают высоты 7750 метров. Потом они поворачивают – истощение, плохая погода, холод берут верх. Манаслу остается девственной еще в течение трех лет.

Перенесемся в 1954 год. Немецкая экспедиция во главе с доктором Карлом Херрлигкоффером штурмует Броуд-Пик с юго-восточной стороны. Это вышло случайно – изначально Херрлигкоффер планировал подняться на Гашербрум I, но, подобно французу Эрцогу, спонтанно решил изменить цель путешествия. Как не по-немецки! Опыт Херрлигкоффера огромен, это не первая его экспедиция – но он вынужден сдаться из-за погоды на Броуд-Пике. Три года спустя гору одолеет австрийская экспедиция – они воспользуются веревками и лестницами, которые оставили немцы.

Останемся в 1954 году. Американская команда под руководством Уильяма Сири штурмует Макалу. Первая организованная группа американцев в Гималаях. Они поднимаются по юго-западному хребту, доходят до высоты 7100 метров и поворачивают обратно из-за стойких, непрекращающихся ветров. Спускаются мирно, без эксцессов. Гора пропустит человека годом позже. Ее возьмут разгильдяистые, веселые и непоколебимые французы.

Останемся в 1955 году. Поздняя, очень поздняя первая попытка подняться на Лхоцзе. Многие другие восьмитысячники уже взяты. Международная гималайская экспедиция во главе со швейцарцем Норманом Дайрефертом. Помимо него в состав входят два австрийца Эрвин Шнайдер и Эрнст Зенн, три американца Фред Бекки, Джордж Белл и Ричард МакГоуэн, а также два швейцарца Бруно Спириг и Артур Спехель. Непальский офицер связи Гайа Нанда Вайдйя возглавляет целую армию из двухсот носильщиков и шерпов-проводников. Они пытаются подняться по северно-западному склону Лхоцзе и достигают высоты около 8100 метров. До верха всего 400 метров, почти ничего. Но уже октябрь – они шли слишком долго. Сильнейшие ветра, чудовищные морозы. Экспедиция возвращается вниз. В компенсацию она поднимается на ряд небольших пиков в округе. Годом позже, 18 мая 1956 года, на Лхоцзе взбираются другие швейцарцы – Фриц Лухзингер и Эрнст Райс.

Перенесемся в 1922 год. Впрочем, эту историю вы уже знаете. Официально гора сдалась через тридцать один год. На самом деле – через два. Но это невозможно доказать. В это можно только верить.

Только две вершины поддались человеку с первой попытки. Аннапурна, страшная и опасная, безумная и прекрасная, сдалась французам, потому что она – женщина, а женщина не может не сдаться французу. И Шишабангма, номер четырнадцать, поддалась сразу – но это было связано с техническими особенностями. До начала шестидесятых подъем на нее был запрещен властями Тибета, а когда экспедиции наконец допустили, профессионализм и оборудование альпинистов не могли не довести их до вершины.

На самом деле прийти и победить – это не более чем амбиции. А горы такое не любят.

Представьте себе, что они снова на горе, эти двое. Эдмунд Хиллари и Тенцинг Норгей. Кто-то первый, кто-то – второй, а на самом деле они совершенно равны. Хиллари не хочет фотографироваться, он снимает Норгея. Он знает, что где-то здесь Джордж Мэллори должен был оставить фотографию Рут. Он наклоняется, ворошит снег рукой. Немного здесь, чуть-чуть там. Он вдыхает холодный воздух. Фотографии нет – я первый.

Тенцинг стоит спиной и смотрит вниз с вершины мира. Хиллари становится на колени, опирается руками.

И что-то находит. Что-то там все-таки есть. Что-то не то. Лишенное природных очертаний – не камень, не скала, не снег. Что-то слишком правильное. Сколько прошло лет? Почти тридцать? Ничего страшного. Могло и сохраниться, почему бы и нет.

В Хиллари борются два человека. Один – это он сам. Честный, открытый, веселый. Второго он встречает впервые. Смолчи, шепчет второй, ничего не говори. Ты первый. Все, что найдут здесь другие, оставил ты. Не было никакого Мэллори.

Потом он говорит Тенцингу: помоги. Тот склоняется рядом. Они очищают предмет. Он на глубине примерно тридцати сантиметров. Это наконечник металлического прута, точно древко от флага. Что это? – спрашивает шерп. Ничего, говорит новозеландец, это ничего. Нужно это убрать.

Оно не убирается. Не выламывается, оно вросло и вмерзло где-то дальше. Тогда они заваливают ямку снегом и притаптывают. Черт с ним. Не важно, что это. Никто ничего не видел.

По дороге домой будущий рыцарь, будущий сэр, будущий кавалер Ордена Подвязки и Ордена Британской Империи себя ненавидит. Я не знаю, что это, говорит он себе, не важно. Этого нет. Я ничего не видел, этого нет.

Самое смешное: Эдмунд Хиллари понимает, что он обнаружил. Я тоже понимаю. Более того, я знаю точно. Это крепление, на котором раньше держалась рамка с фотографией Рут Тернер. Джордж Мэллори всадил его в снег, а гора прихватила металлическую планку холодом. Она и сейчас где-то там. Попытайтесь ее найти – это квест, задача для любознательных. Джон Келли мог найти ее, если бы добрался до вершины. Но ему вполне хватило фотоаппарата.

Самое прекрасное – это быть первым. Пусть даже на вершине среднего порядка. Пусть не на главной горе мира. Но – первым. Это понимает каждый. Когда ты одолеваешь гору, это нечеловеческие ощущения. Но когда ты знаешь, что до тебя этого сделать не смог никто, ты получаешь вдвое больший заряд безумия. Вдвое больший заряд страсти. Ты – первый. Это не имеет цены.

Всего два альпиниста в истории были первыми сразу на двух восьмитысячниках. Оба – австрийцы, Курт Димбергер и Герман Буль. Димбергер был первым на Броуд-Пике и на Дхаулагири, Буль – на том же Броуд-Пике и на Нангапарбате.

На фотоснимках для иллюстрированного журнала Димбергер, уже пожилой человек, улыбается и машет правой рукой. Четыре пальца на ней лишены последних фаланг. Он потерял их в восемьдесят шестом на К2.

Но Герман Буль интересен мне в значительно большей степени. На снимках он смотрит в камеру – молодой, комичный, взъерошенный, обросший кустистой бородой. Ему тридцать два. До смерти осталось меньше трех недель. Год 1957. Его сметет ледопадом при подъеме на Чоголизу, даже не восьмитысячник. Просто гору, обычную гору. Он мог стать первым и на ней.

Буль же был сумасшедшим. Как и я. Хотя он готовился. Он начал активные тренировки за год до восхождения на Нангапарбат. Однако большинство тренировок он провел в Германии, поднимаясь, в частности, на Вацманн – относительно небольшую гору, всего 2713 метров. Другое дело, что поднимался он соло и зимой, то есть в максимально сложных условиях.

Штурмовой лагерь на Нангапарбате располагался на высоте 6900 метров – очень, очень низко. Они должны были идти вдвоем – Буль и его напарник Отто Кемптер. Утром третьего июля 1953 года Буль проснулся первым и разбудил Отто. Но тот чувствовал себя плоховато. Он сказал, что не может идти. Что восхождение придется отложить. И тогда Буль сказал: отдыхай. Он оделся и пошел наверх один – без кислорода, потому что так было легче. Позже Кемптер оклемался и пошел за Булем – но добрался только до высоты 7450 метров. Дальше не дотянул. Следы продолжались, а Кемптер развернулся и направился вниз.

Буль поднимался наверх – один, без кислорода – в течение семнадцати часов и добрался к самому закату. Он привязал тирольский и пакистанский флаги к ледорубу, воткнул его в снег и сфотографировал. А потом пошел вниз.

Только он не успел, потому что наступила ночь, а он все еще был на высоте около 8000 метров. Ночевка на такой высоте без палатки – смерть. Собственно, даже с палаткой – смерть. А у Буля не было ничего – даже еды, даже спальника. И тогда он остановился на узеньком перешейке, на скальном карнизе – и простоял там всю ночь. С девяти вечера до четырех утра. Он знал: сесть – заснуть – умереть. Чтобы не спать, он принял лошадиную дозу первитина. А потом еще одну. И еще одну. Сколько было.

Он вернулся в лагерь V спустя сорок один час после того, как отправился на штурм Нангапарбата. К этому времени Кемптер, уверенный в смерти напарника, уже спустился к лагерю IV. На смену ему в штурмовой лагерь переместились два других австрийца – Вальтер Фрауэнбергер и оператор Ганс Эртль. Но и они никого не ждали. Нужно было просто забрать вещи.

А Буль шел вниз. Он оставил часть своего оборудования на середине пути к вершине – и нашел его при спуске. Но у него не было сил открыть рюкзак и достать еду. Он знал, что нужно идти. Остановишься – умрешь. И он шел.

Фрауэнбергер и Эртль увидели движущуюся вниз темную точку – и встретили Буля. Это был второй звездный час Эртля. Он снял самую знаменитую хронику в истории альпинизма. Он поймал в кадр идущего вниз мертвеца. Буль не мог говорить и думать, он механически переставлял ноги. Его единственной задачей было – не упасть. И он не упал.

Почему второй звездный час? Потому что первый был в 1936 году. Тогда Эртль работал оператором на съемках одного из знаменитейших фильмов Третьего рейха – «Олимпии» Лени Рифеншталь.

Фрауэнбергер подхватил Буля. Организм почувствовал, что напряжение можно снять. Что он спасен.

Как Буль шел – непонятно. У него было серьезное обморожение правой ноги, вылившееся в ампутацию двух пальцев. Он потерял кошку с левого ботинка. Его мучили страшные галлюцинации, вызванные первитином. Он провел ночь в условиях, в которых невозможно выжить. Но он выжил. Он стал первым человеком, который поднялся на Нангапарбат. Он стал первым человеком, который поднялся на восьмитысячник соло. И первым – без кислорода. Его восхождение до сих пор является одним из величайших в истории альпинизма. Горы приняли его в тот раз, чтобы четыре года спустя похоронить под ледяным обвалом.

Спустя сорок два года после смерти Германа Буля японский альпинист Такехидо Икеда поднялся на Нангапарбат и нашел вмороженный в скалу ледоруб с двумя полуистлевшими флагами. Точнее, не нашел – ледоруб видели многие, но знали, что он символизирует первовосхождение, и не трогали его. Икеда случайно наткнулся на ледоруб и выломал его изо льда. Вандал, разрушитель памятников. Ничего не оставалось, кроме как взять артефакт с собой – вниз.

Для чего я рассказываю вам все это? Чтобы вы понимали, на какие вещи способен человек ради того, чтобы стать первым. Он готов стоять на узком карнизе и жрать стимуляторы, готов идти в одиночку и без кислорода, готов терять части тела. Он готов умереть – почему бы и нет, если перед смертью ты успеешь быть первым? Почему бы и нет, дружок?

Был ли сэр Эдмунд Хиллари прав, когда промолчал? Он же хотел остаться честным, он же попытался найти снимок – и не нашел его. Он бы обязательно сказал: да, я нашел снимок, первым был Джордж Мэллори. А эта палка, этот чертов железный штырь – кому он принадлежит? Может, не Мэллори? Кто был на горе до сэра Эда? Это звучало бы глупо: великая гора, а первовосхождение официально принадлежит неизвестному. Поэтому для истории поступок Хиллари был совершенно справедлив. Не было никого раньше них с Норгеем. Они стали первыми.

В 1885 году английский хирург и альпинист Клинтон Томас Дент издал в Лондоне книгу «Над снежным горизонтом» (издательство Longmans, Green and Co.). В книге он описывал свой опыт, накопленный в ходе многочисленных восхождений, в том числе на пик Гранд-Дрю во Французских Альпах (2754 метра) и на Ленцшпитце в Пеннинских Альпах (4294 метра). Это хорошая книга – триста двадцать семь страниц иллюстрированного самим Перси МакКуойдом текста: подробные описания сложностей, которые приходилось преодолевать при подъеме, введение в альпинистскую психологию. Дент знал, каково это – быть первым.

Но если бы не одна-единственная фраза, не имеющая непосредственно к опыту Дента практически никакого отношения, книга затерялась бы в анналах истории, оставшись всего лишь еще одним наивным, стремительно устаревающим трудом по альпинизму. Эта фраза о горе, на которой Дент никогда не был. Которая была взята лишь спустя сорок лет после его смерти. Он написал: я верю, что на нее можно подняться. Он был первым, кто поверил. Это тоже разновидность «быть первым».

Сэр Эдмунд Хиллари, притаптывая ногами снег на том месте, где торчал непонятный металлический штырь, пытался не думать ни о чем. Он пытался задавить в себе благородство, честность, веру. У него получилось – но каково было ему прожить с этим знанием еще более полувека? Мы не знаем. Так или иначе, то, что он сделал, – это тоже такая разновидность «быть первым».

Вы тоже можете стать первыми. Причем на очень, очень серьезных вершинах. На сегодняшний день существует целых четыре непокоренных семитысячника – они ваши, придите и возьмите.

Например, Гангкхар Пуенсум в Бутане, 7570 метров, высочайшая из так никем и не взятых вершин мира. Причина ее недоступности в первую очередь политическая. До 1983 года альпинизм в Бутане был запрещен законодательно, да и в целом въезд иностранцев на территорию страны строго регламентировался. Как только восхождения разрешили, на Гангкхар Пуенсум отправились практически в одно время, в течение двух лет, сразу четыре экспедиции. Все они оказались неудачными – принесли плоды исследовательско-географического характера, но не позволили одолеть саму гору. Казалось бы – всё впереди. Но в 1994 году власти Бутана запретили подниматься на горы свыше 6000 метров, а спустя еще девять лет вновь – и теперь уже окончательно – запретили альпинизм. Небольшого одиннадцатилетнего окна не хватило, чтобы поднять флаг на вершину бутанского рекордсмена. Дело за вами. Попытайтесь получить индивидуальное разрешение. Или нарушьте государственную границу. Вы же не думали, что первовосхождение – это легко?

А вот второй по счету непобежденный семятысячник, Лабуче Канг III (7250 метров), труднодоступная гора в малоисследованной части Тибета. Единственный покоренный пик из системы – это Лабуче Канг I, и то восхождение на него было лишь одно, в 1987 году. Пожалуйста, гора ждет вас. Никто не запрещает идти вверх. Только вниз гора отпускать не любит.

Еще есть Карджианг I в Тибете, 7221 метр. Этой горе просто не везет – или не везет альпинистам, пытающимся ее одолеть. Всего было две экспедиции – японская и датская, и обе осилили только «младшие» вершины системы. Главная не поддалась – из-за плохой погоды, из-за ветра, из-за непроходимости путей. Так что милости просим, если вам удастся получить соответствующее разрешение. Карджианг ждет вас, именно вас.

Или, например, Тонгшанджиабу (7207 метров) на границе Бутана и Китая. Это мигающая территория – предмет вечного граничного спора между двумя государствами. Если территория в итоге достанется Китаю, то гору откроют для альпинизма. Если Бутану – то закроют раз и навсегда. Альпинисты сидят, скрестив пальцы. Это одна из редких гор, на которую ни разу не пытались подняться люди. По крайней мере официально. Если вы не боитесь стреляющих на поражение китайских пограничников, можете попробовать.

Вот видите, какой выбор одних только семитысячников? Причем если два из них недоступны по бюрократическим причинам, то два остальных самостоятельно избавляются от назойливых альпинистов. Потому что это не мы выбираем горы, на которые поднимаемся. Горы, горы – выбирают нас. Гора принимает того, кто идет наверх, или не принимает, и наши способности, наше оборудование, наш профессионализм тут совершенно ни при чем. Тот, кто становится первым, особенный. Он умеет разговаривать с горами. Это врожденный талант. Проблема в том, что, пока вы не попытаетесь, вы не узнаете, есть этот талант у вас или нет. Вы навсегда останетесь внизу.

Все перечисленные – Гангкхар Пуенсум, Лабуче Канг III, Карджианг I, Тонгшанджиабу – еще не дождались своего человека. Они ждут. Еще вас ждет Кайлас. Вас ждет Мачапучаре. Вас ждет Гашербрум VI. Вас ждет Сайпл. Прошу вас, станьте их первенцами, станьте их любовниками, станьте их братьями. Альпинист и гора – это одно целое.

Самое интересное, что Джордж Мэллори, стоя на вершине мира, находился значительно ближе к центру земли, чем иные альпинисты, поднимавшиеся на более низкие горы. Земля же сплющена с полюсов, не так ли? Из-за эллиптической формы нашей планеты самой удаленной от ее центра точкой является вершина эквадорского вулкана Чимборасо, высота которого над уровнем моря – всего лишь 6310 метров. Поэтому первым человеком, который сумел отойти от центра Земли на самое большое расстояние, стал в 1880 году английский художник и альпинист Эдвард Уимпер (пятнадцатью годами ранее он же первым поднялся на швейцарский Маттерхорн).

Когда я думаю о первовосходителях XIX века, я не могу поверить в способности, силы и упорство этих людей. Я уже говорил, что даже убогое оборудование 1930-х было бы научной фантастикой для альпинистов золотой эры. Своим восхождением на Маттерхорн Эдвард Уимпер закрыл золотую эру, начатую в 1854 году великим сэром Альфредом Уиллсом, первопокорителем Веттерхорна. Последующие десять лет принесли более шестидесяти других первовосхождений – преимущественно в Альпах, но, конечно, и в других географических областях.

Гораздо позже стало известно, что событие, давшее начало эре великих восхождений, было вторым. Еще 31 августа 1844 года швейцарцы Мельхиор Банхольцер и Иоганн Яун поднялись на вершину Веттерхорна. До самой смерти Уиллс так и не признал, что был вторым. Впрочем, прославился он вовсе не своими горными достижениями. В мире он более всего известен как судья, вынесший Оскару Уайльду обвинительный приговор за гомосексуальные отношения с Альфредом Дугласом. Интересно, вынес бы он подобный приговор Джорджу Мэллори, если бы знал все особенности отношений внутри группы «Блумсбери»? Думаю, да. Старик Уиллс был очень принципиальным человеком.

Но что XIX век?! А каково было альпинистам еще на сто лет раньше?! Каково было, например, Жаку Бальма, первому на Монблане? Представьте себе: 8 августа 1786 года, два человека – Жак Бальма и Мишель-Габриэль Паккард – ползут на заснеженную вершину высочайшей в Западной Европе горы. У каждого по легкому топорику и по тяжелому, обитому железом посоху. Никаких веревок. Они не знали об их необходимости. Они поднимаются наверх – им везет, погода стоит ясная, и им известно, что выше них подняться невозможно, что они и только они сейчас на крыше мира.

Это потом Бальма получит премию, учрежденную за четверть века до этого знаменитым геологом Орасом Бенедиктом де Соссюром, премию за восхождение на высочайшую точку Европы, на Монблан. Это потом Бальма проведет на вершину самого де Соссюра и еще семнадцать человек – для измерения высоты гор, забора образцов и других научных экспериментов. Это потом Бальма напишет книгу о том, как он первым поднялся на Монблан, и не упомянет в этой книге Паккарда, точно того не существовало в природе. Это потом провидение накажет его за ложь, за стремление быть первым и единственным, сбросив с невинной, невысокой скалы во время поисков золота в долине Сикст-Фер-а-Шеваль. А теперь они стоят вдвоем, и они видят мир, и им ничего не нужно, кроме этого бесконечного мира.

День, в который они поднялись на Монблан, считается днем основания альпинизма. По сути, Жак Бальма и Мишель-Габриэль Паккард косвенно виновны в смерти Джорджа Мэллори. Но, помимо того, они косвенно виновны в его счастье.

Вы можете сказать мне: твой рассказ окончательно превратился в историческую лекцию. Ты забыл о сюжете и пересказываешь нам содержание справочников и энциклопедий – разве так можно? Разве ради этого мы пытались не потеряться в море сторонних сведений, затмевающих собой основную линию?

Да, отвечу я, пора подводить итог. Я рассказал вам все, что мог, обо всех участниках этой истории. Я проник в их разум, я разложил их мотивацию по полочкам, я попытался склеить из разрозненного человеческого пазла цельную картину. Я не уверен, что у меня получилось хорошо, потому что у меня нет читателя – я рассказываю историю пустоте, которая запомнит ее и будет понемногу вкладывать в вас, штурмующих бесконечность. И вы будете спускаться вниз, обремененные частью моего знания.

Я хочу, чтобы вы понимали Джорджа Герберта Ли Мэллори.

Чтобы вы понимали Эндрю Комина Ирвина по прозвищу Сэнди.

Сэра Эдмунда Персиваля Хиллари и его верного товарища Тенцинга Норгея.

Наконец, чтобы вы понимали Джона Келли, имя которого услышали впервые и вряд ли услышите еще когда-нибудь, если, конечно, не поленитесь найти в национальных архивах список людей, получавших пермит на штурм высочайшей вершины мира.

В этой истории осталась всего одна дыра. Одна недосказанность, одна неясность. Джордж Мэллори оставил фотографию в металлической рамке на вершине горы, а Эдмунд Хиллари нашел основание рамки и втоптал его в снег. Но куда делась фотография? Где она, где Рут Тернер?

Я отвечу вам. Рут Тернер здесь, со мной, в великой пустоте на заснеженных склонах горы. Я знаю, где лежит фотография, и, будь я материален, я мог бы пойти туда и вернуть ее наверх. Доказать миру, что Джордж Мэллори был первым.

А он был первым, сволочь. Он был здесь, на вершине, раньше меня, Мориса Уилсона.