1928 год

…А мы все шебаршим. На выставке печати в Кельне мы «отбили» лучшее место у англичан и арендовали себе площадь больше, чем английская и будем доказывать — преимущества нашей электрической лампочки (sic!), ибо смотрим на выставку политически, т. е. книжки, которых никто не понимает из-за языка, будут «истолкованы» вспомогательными путями: напр., литература по электрификации будет сопровождаться показанием образцовых (sic!) электрифицированных деревень.

* * *

Вскрылось окончательно и не замалчивается даже в печати, что виднейший представитель, чуть что не глава Крымского правительства, недавно, наконец, отрешенный от должности, давний убийца, и не простой, а сложный: когда одолевали белые, он способствовал уничтожению (физическому) красных комиссаров, а с торжеством красных перекрасился сам и начал систематическое поодиночке изничтожение тех, кто видел его «белые» подвиги или знал про них. Tableau! (Его фамилия — Ибрагимов).

* * *

А жизнь сера, сера до невозможности. Культура падает, уровень жизни, даже прямо бытовой, спускается все ниже. Духовно — полное ущемление и раболепие. Если бы нам при царизме показали эту возможность! Средства насильственного поддержания образа мыслей и истребления идей неподходящих во сто крат увеличились.

* * *

Человечество же по природе своей все то же. Припоминаю, как неистовствовали французы по поводу освящения моста имп. Александра III. Теперь у них, а еще более в «республиканской» Германии, прямо вакханалия — принимают афганского падишаха. В Берлине он гостит вторую неделю, все время оглушаемый празднествами.

У нас тоже ожидание хоть и восточного — монарха. Кажется, дай волю, население выразило бы свои монархические чувства. А иногда вдруг кажется, что отупение настолько сильно, что массы даже не уловят возможной иронии такого приема азиатского величества.

7 марта. По поводу предстоящего женского дня расклеены плакаты по заборам. На одном из них крупными буквами не без юмора напечатано:

Пролетарки, выдвигай свой актив, и потом еще какие-то словеса, но уже мелким шрифтом.

* * *

Шутка: Кто первый химик в Союзе? — Сталин, ибо он один из г… государственных людей делает и государственных людей превращает в г…

* * *

Мука пропала, вот беда.

А без муки нет теста.

Зато нет места без жида

И нет жида без места.

12 марта. День «падения самодержавия». Думал ли кто тогда, до какого дойдем мы развала!

Сейчас очередной вопрос: твердили нам и повторяли, что за 10 лет мы обогнали довоенную добычу угля, что Донбасс наш вызывает восторженную оценку иностранцев, что сознательность наших горняков невероятно высока, что инженеры-спецы не за страх, а за совесть работают на пользу советского хозяйства — и вдруг в прошлую пятницу жирным шрифтом, без упоминаний хоть бы одной фамилии, извещение прокурора о том, что ГПУ раскрыло колоссальный экономический заговор, в котором участвуют инженеры, штейгеры, экономисты, иностранные служащие шахт и т. д. Заговор сводится к саботажу, дурному обращению с рабочими, чтобы подвигнуть их на забастовку, закупке нецелесообразных машин и т. д. И все это по заказу, и на деньги из-за границы.

Следствие еще не закончено, а уже один «политический деятель» в речи говорит о «десятках» инженеров, другой, Рыков, о 12 сугубо виноватых, и уже кое-где «требуют» беспощадной расправы. След., десяток смертей назначен; вопрос, кого постигнет «расплата» за бесхозяйственность, точнее неумение и неспособность нынешних господ положения вести какое бы то ни было, а тем паче — социалистическое хозяйство.

Уже «честному» пролетариату внушают мысль, что контрреволюционеры обманули его бдительность и т. д. Можно себе представить, какое получится отношение к инженерам, которых и так очень не жаловали неприспособленные к делу «выдвиженцы».

Словом, будет нечто ужасное.

* * *

А экономика и дальше все та же. Сменили наркомзема Смирнова за мужикофильскую политику. На его месте рабочий Кубяк, тот самый, который запустил графином в Троцкого во время «дискуссии». Действуя в одиночестве, он ляпнул циркуляр, где объявил контрактацию капиталистической мерой (какою она, пожалуй, и является, ставя участников-производителей в кабальные отношения к заказчику), а между тем «XV партсъезд», по указке сверху, конечно, объявил контрактацию переходной ступенью к коллективному сел. хозяйству. Пришлось бить отбой посылкой сначала второго циркуляра на тему о том, что контрактация может быть разная, а потом и третью, с доказательством, что наша контрактация, по решению XV съезда, будет, конечно, социалистической.

* * *

Гоним за границу по дешевке хороший сыр, а нам остается дрянь и по дорогой цене. Гоним масло и затеваем маргариновые заводы, когда страна наша полна неограниченных возможностей, если только не называть собственника 5 коров кулаком, а дать ему развернуть производство хоть бы через кооператив.

* * *

Денег нет, нет и нет. «Колдоговоры», сопровождающиеся повышением ставок по разрядам и снижением рабочих по «сетке» (ставка 10-го разряда сама по себе увеличивается, но рабочий из нее переводится в 8-ю и фактически понижается в окладе), проходили всюду со скандалами, были даже стачки (напр., на Люберецком заводе сел. хоз. машин). Все в один голос говорят, что следующая кампания колдоговоров не состоится (?).

* * *

Из ЦСУ уволен Осинский. Одна из причин — пятнадцатимесячное непосещение своего учреждения (sic!!). Осинский, видите ли, больше занят книгой о положении нац. меньшинств в России. На его место назначен круглый дурак, Милютин, что ли, который раз уже начинал карьеру наркомом (земледелия?), но за глупость снят. Круг замыкается.

* * *

А власть имущие грызутся. Считают показательным вчерашний фельетон «Известий», где Демьян (несомненно, из-за спины Сталина) обрушивается на старичков, власть имущих, путающихся с артисточками из оперетки «Черный амулет», что несомненно имеет в виду Калинина, пропадающего у Татьяны Бах, бывшей чичкинской кассирши, а ныне опереточной дивы. И ставят в связь все это — с инженерами на юге. Это уже совсем устрашающе — напоминает 1793 год с его обвинениями.

* * *

Очень любопытны, прямо сказочны рассказы про наши среднеазиатские отношения, где Файзулла Хораев, один из «всесоюзных» президентов, оказывается по богатству конкурентом самого Бухарского эмира, за что последний и добился при царе ссылки Файзуллы в Оренбург (вот как получается ценз революционера!), и где хан Хивинский и посейчас продолжает свое царство в песках Кара-Кум, куда никакая власть за ним угнаться не может. И все там свое, не укладывающееся в рамки коммунизма. Достаточно сказать, что тот же Файзулла, европейски образованный, отлично ведет себе торговлю, чуть ли не с Францией, и делает большие обороты, а бывший эмир, бежавший его соперник по торговле, спасается неподалеку, то в Персии, то в Афганистане, и ждет своего часа.

17 марта. Один за другим, три удара во внешнеполитических отношениях, удара настолько резких, что их сообщили на некотором расстоянии, явно замалчивая, временно скрывая от публики.

1) После многолетней проволочки французский суд относительно застрявших во Франции со времен Врангеля русских судов сделал постановление отдать их хозяевам, представителям Рус. Об-ва Пароходства и Торговли (РОПИТ), проживающим за границей. Мы их требовали себе, ибо это «общественное достояние», а революция объявила все такие собственности социализированными. Французы рассудили так: посольское здание, принадлежавшее прежнему правительству России, отдается, конечно, нынешнему его преемнику. Если СССР конфисковал всякое у всех имущество в своих пределах, то он не может конфисковать такого же имущества, ушедшего из его пределов. И как Франция, согласно своим правовым понятиям, не станет отнимать у эмигрантов то, что они увезли в Европу, так не может она отнять и кораблей, имеющих своих хозяев за пределами достигаемости для сов. власти.

2) Другое известие из Америки. Мы перевезли 5 миллион. долл. золотом, через два американских банка, на уплату по заказам. До сих пор мы обычно расплачивались излишком валюты, накоплявшейся у нас от активной торговли с Англией. Как мы ни грозились, что от разрыва торговли с последней она пострадает сильнее нас, однако на деле вышло, кажется, наоборот. Словом, пришлось расплачиваться золотом, на вывоз которого дало свое разрешение… «политбюро», т. е. партийный орган (новое доказательство «слияния» у нас партии с правительством). Говорят, и до сих пор бывали случаи отправки золота в Германию и Англию, где его беспрекословно брали.

С Америкой вышло иначе. Перегруженные золотом С.Ш. еще в 1920 г. сделали постановление не принимать русского золота из-за всегда возможных претензий на него со стороны. Так и не принимали, а мы не посылали. Теперь решили попробовать. Не вышло ли тут «провокации» по нашему адресу? Не сговорились ли заранее заинтересованные? Во всяком случае, после согласия со стороны президента и ст. секр. иностранных дел мы, с помощью немцев что ли, привезли золото в Америку. Два амер. банкирских дома обратились в пробирную палату, а та запросила о провенансе. На вопрос, собственники ли эти банки, последние ответили, что они только исполнители. А не русское ли правительство собственник. На это ответили, по-видимому, уклончиво (у нас в телеграммах наших сказано, что это первый случай не правительственной посылки золота). Там усомнились в том, чтобы кто-либо в России мог послать 5 млн. дол., решили проворить. А тут заявили претензию французы, которые не в долг, а для поддержания русского курса депонировали у нас в 1916 г. 52 млн. фр.; ныне они просят положить секвестр на это золото. Мы доказываем, что наш госуд. банк не стоит в связи с прежним, что он не принял ни его активов, ни его пассивов и т. д. и т. д., что это золото не то, что оно новое, недавно добытое, и клейма на нем теперешние. Французы, по-видимому, держатся взгляда, что СССР может не платить долгов, может считать своим отобранное у французских (так же, как у русских) граждан имущество, — обо всем этом можно договариваться, но депонированное золото надо вернуть, ибо оно не частное, а правительственное; ну, вот как мы вернули посольский дом в Париже русскому правительству СССР после русского царского правительства. Словом, «камуфлет», от которого не поздоровится.

3) Чтобы сразу не огорошивать, — pour prolonger le plaisir, — несколько задержали третье известие, несомненно, очень давнее, ибо сегодня, 17-го, оно печатается уже с газетным аппаратом заграничным, а дошло до верхов много раньше, в связи с опубликованным еще 9 марта заявлением прокуратуры об «экономической контрреволюции» на юге. Оказывается, среди арестованных есть немецкие инженеры, по поводу которых германское правительство сделало запрос у нас через своего посла. Любопытно, что, след., немцы даже знают имена привлеченных, а мы — ничего. Пока что, немцы оборвали ведущиеся в Берлине торговые переговоры, а Чичерин (правда, не прямо, а уклончиво, через ТАСС, который его будто бы запросил, в чем дело) развязно заявляет, что ведь не мы, а немцы просили о переговорах, нам ничего не нужно было, нас удовлетворяли сложившиеся по договору торговые условия… Но и тут нужна поправка: торговые сношения не росли, а разлаживались, и немцы, желая обеспечить своей торговой деятельности у нас лучшие условия, больший простор, настаивали на уточнении разных пунктов. А наши, поехав, немедленно стали требовать компенсаций в виде займа. Уже несколько недель назад немцы кисло отвечали, что государственного кредита они оказывать не станут, а с предпринимателями русское правительство может сговариваться сколько угодно. И вот теперь разрыв в переговорах.

Словом, извне — крах. Внутри — игра на материальных вожделениях: у крестьян отобрали хлеб, обобранных выставляют кулаками, судят и т. д. Объявили даже, что отбираемое имущество кулаков пойдет в раздел «бедняцкому» элементу (и какое слово гнусное — «бедняцкий», вроде босяцкий). Надолго ли удастся закупить этого самого бедняка и долго ли этот самый бедняк будет удовлетворен такими подачками, покажет скорое будущее — нынешнее же лето.

* * *

Образцы современного политического образования. Место: Тимирязевская сел.-хоз. академия; преподаватель — «доцент» Кибовский; форма занятий: «проверка» студентов путем решения вопросов.

Доцент провозглашает: «задание — рабочий на иностранной концессии в Москве получает 200 рублей; рабочий на советском предприятии получает 90 руб.; где эксплуатация?» Ответ полагается такой: «на концессии, ибо платя 200 руб., концессионер присваивает всю прибавочную стоимость себе, а у нас вся прибавочная стоимость идет на индустриализацию, на расширение гос. производства, на привлечение к работе новых рабочих, и, следовательно, все, что рабочий недополучил, остается в стране, в ее предприятиях, собственником которых является рабочий».

Задание 2-е: крестьянин продал хлеб частнику за 6 руб.; столько же хлеба другой продал в кооперацию за 4 руб. Где эксплуатация капиталистическая? В первом случае, ибо — и аргументация повторяется — насчет расширения кооперативного строительства, насчет того, что во втором случае крестьянин получает преимущественное право на приобретение товаров из кооперации и т. д., и т. д.

21 марта. В парламенте грандиозно провалился запрос рабочей партии, требовавшей расследования дела с «письмом Зиновьева», придираясь к тому, что чиновник мин. ин. дел, сыгравший роль в его опубликовании (Грегори), недавно удален за какие-то несовместимые с положением госуд. служащего проделки.

Во время прений выяснилось, что «письмо» попало в печать вовсе не через канцелярию Форин Офис (обвинение било на то, что из учреждения выкрадывались важные документы, попадавшие затем в редакции), где тогда сидел Макдональд и Понсанби, а из рук частного лица, себя теперь открыто назвавшего в письме на имя Болдуина; джентльмен этот, как видно из его показаний, опасался, что Макдональд (из симпатии к большевикам) скроет письмо или недостаточно вовремя его опубликует, а потому, узнав о нем (он рассказывает — умалчивая имена — как он узнал про это письмо), сообщил его газете, — и тогда только заговорил и Макдональд. Кроме того Болдуин указал на расстрел кого-то (??) в Москве в связи с этим письмом и сообщил парламенту откуда-то (?) полученные сведения, что появление «письма» очень обеспокоило Москву главным образом тем, что непонятны были пути, как о нем узнали в Лондоне. Пришлось поэтому принять меры к уничтожению подлинника, а допущенные в «письме» неточности нельзя было опровергать, не признав аутентичности письма, — чтобы себя не выдать; решено было объявить его подложным.

Только ли это сказал Болдуин (он отказался назвать источник получения и согласился с тем, что письма подлинного ни у кого в мин-стве в руках не было), неизвестно, но важно то, что кроме Ллойд Джорджа все либералы признали объяснения Болдуина удовлетворительными и соответственно голосовали. Трудовая партия, как сказано в отчете, «растерялась» перед новыми данными Болдуина.

А о золоте в Америке и об аресте немецких инженеров в Донбассе — полное молчание в газетах. Очевидно так приказано.

* * *

Люди с «мест» подчеркивают два обстоятельства:

1) Мужики, обобранные новым приступом военного коммунизма, но уже не в условиях разрухи и голода, а после десяти лет упрочнения нового госуд. строя, недоумевают, пока не бунтуют, но явно склонны к саботажу. Летом и к осени ждут сжимания хлебного дела со всеми последствиями для госуд. хозяйства.

2) За истекший год катастрофически выяснилась «бесплановость», бесхозяйственность нового режима. Работают все без чувства ответственности, с единственным желанием отписаться от этой ответственности, стараются через год-два менять место. Веры в дело — ни у кого. Отдельные коммунистические личности идеального склада гибнут от Сизифовой работы.

28 марта. В одной из московских школ два года назад сменили администрацию за недостаточную «советскость». Обвинения были в смысле, что не на все школьные советы пускали детей, что добром поминали многое старое, что учили мыслить, а не принимать раз предуказанное, что придерживались взгляда о школе — дружной семье учащих и учащихся, что не вносили классового расслоения и т. д. и т. д. Учителя разошлись, школа обновилась и — замерла. Всякая жизнь кончилась, ученье шло тихо, «политики» из детей превратились просто в хулиганов, на которых приходилось опираться новой администрации. Когда же, выполняя новый лозунг «подтянуть», приступили к этому, то не хватило такта. Один из обиженных хулиганов-политиков попробовал даже стреляться. Создался «герой» в глазах учащихся; в школе — скандал и развал.

Еврейский газетчик, травивший школу уже два года назад и тогда же общественным мнением (не в печати, конечно, ибо ни одного протеста не напечатали) заклейменный, опять обрушился на школу под очень любопытным соусом: это, мол, осталось прежнее!!! «В огороде бузина…»

* * *

Крах политический, крах финансовый, крах моральный продолжается.

1 апр. Арестованные по «донбассовской контрреволюции» немецкие инженеры, по-видимому, выпущены все. Неловко: немцы нужны были для поддержки литвиновского проекта о разоружении в Женеве, что они добросовестно и выполнили.

В самовосхвалениях по поводу финансовой нашей политики и бюджета (в газетах на днях) подчеркивается, что мы обложение по прямому обложению повысили в этом году чуть ли не на 30 %, — и пишущий не хочет понять, что это признание в банкротстве, ибо страна наша не дает за год такого подъема благосостояния, чтобы настолько можно было повысить ставки. — Далее указывается, что царское правительство перед войной имело 4 миллиарда с лишним долгов, а мы, советское население, за 5–6 лет «восстановления» хозяйства вложили в займы миллиард. И это тоже показательно: старая власть за век с небольшим заняла 4 миллиарда, но оставила нам жел. дороги, казен. здания, заводы; новая власть, выколотив миллиард в столь короткий срок, дала — Волховстрой, другие проекты и ненужное здание телеграфа.

А займы сначала прямо навязывались людям, теперь… тоже навязываются, и сегодня Рыков бьет отбой в газете: разверстка крестьянского займа по волостям и районам была примерная только, а на местах ее «ошибочно» поняли как обязательную и навязывали заем… Этого де не следовало делать. А «делали» всячески Живой пример, сообщенный из надежного источника: деревенскому священнику вручено столько-то облигаций с приказом распродать их среди крестьян под имущественной ответственностью самого священника. Тот сунулся. Мужики его ругать: «а, батька, ты за коммунистов» и т. п. В отчаянии священник приехал в Москву к брату-профессору с просьбой выручить, ссудить деньгами за нераспроданные облигации.

* * *

В «Известиях» же секретарь союза горнорабочих т. Шварц, вернувшись из Донбасса, сообщает, что «оказывается» — культурсовет работал плохо и потратил деньги зря; рабочие, «оказывается», живут в ужасных условиях, спят на голых досках на полу и, о ужас! не имеют ни центрального отопления, ни электричества. Как у него связывается электричество с голыми досками — непонятно. Далее оказывается, что 6 млн., затраченных на постройку 10 рабочих дворцов, выкинуты на ветер, ибо рабочие не ходят в них, а один из них даже весь «загажен» посетителями. А чего же удивляться, что человек, спящий на полу, заплевывает и диван, когда на нем окажется. Но всего удивительнее: где же был все эти годы «бессменный» секретарь профсоюза горнорабочих т. Шварц, что он теперь только понял что-то и объясняет, что «оказалось»?

* * *

С хлебом — катастрофическое недоразумение. Сообщают, что на одном из центровых заседаний Рыков прямо заявил: «хлеб нам нужен для городов и для заграницы; нам предстояло либо обидеть города и уронить себя перед миром, либо рассориться немного (sic?) с крестьянством. Мы пошли на второе».

При этом всячески стараются доказать, что нажим касается одного только кулака, или, как на днях признались «Известия» в передовице, иногда, м. б., нечаянно задели кое-где и середняка, но «в общем и целом» — и дальше уж идет казенное плетение языком. Но с мест определенно жалуются на погром крестьянства, припоминают 1919–1920 годы и т. д. С рынка многие продукты прямо исчезли. Масла, напр., говорят даже и в Вологде на рынке не найдешь, т.к. цены установленные ниже себестоимости. Мужики и артели стараются продавать с рук. Многие привозят в Москву и здесь продают по квартирам. То же самое с яйцами. То же, очевидно, будет и с творогом перед Пасхой. Сейчас идет «мучное стояние»: народ массами дежурит ежедневно у лавок за «полукрупкой», «крупкой» и т. д.

И как смешно теперь припоминать несколько лет назад произнесенные на съезде в Тифлисе слова Калинина (правда, говорят, его сильно угощали перед этим — кахетинским), что мы должны в пять лет обогнать технику Сев.-Амер. Соед. Штатов.

И уж совсем нелепо читать на новом здании телеграфа большой «плакат» с надписью, что «мы построим такую культуру, перед которой нынешняя капиталистическая культура будет все равно что собачий вальс перед девятой симфонией Бетховена (sic!!)». Автор сего лозунга как-то не заметил, что 9-я симфония, как никак, возникла в недрах все той же культуры, ну, а собачий вальс где?

* * *

И мещанство, мещанство, затапливающее нас со всех сторон. В 4 ч. дня эта серая масса грязновато одетых и физически нечистоплотных людей, идущая по улицам, с холщовыми или дерматиновыми, иные с кожаными портфелями в руках; эти немытые галоши и мятые кепки на головах; скверное курево и пошлые разговоры — о жилплощади, о ячейках, о протекции, о выигрышных займах, о киношках. Эти развлечения: все воскресение люди, вырвавшись со своей «жилой площади», просто шляются по улицам — вялые, скучные, наступая на ноги друг другу и толкаясь, а в чуть пьяном виде — разнуздываясь, срамословя и горланя во все горло.

И рядом с этим — попытки выйти из толпы, столь обычным путем: в некоторых военных группах, напр., у летчиков, стремление к вычищенной обуви, подтянутой фигуре, чистому бритью, даже «кавалерскому» отношению к дамам. Похоже не столько на былую гвардию, сколько на младших служащих былой полиции.

* * *

И в довершение всего — крушение «репутаций». Пять лет назад справлял Горький тридцатипятилетие, что ли, своей писательской деятельности, — и торжество прошло так себе — поговорили, и только. Теперь ему 60 лет, и вдруг, позабыв его недавние пререкания с большевиками, решили затрезвонить во все колокола. Портреты, заседания, приветствия. Сам герой дня, которому далеко, конечно, не только до Толстого или Тургенева, но даже до Чехова, возомнил себя «властителем дум», раздает аттестации направо и налево, весьма одобряет все стороны нашей жизни, собирается в мае приехать в СССР и т. д.

Но на этом фоне есть и темные пятна. Даже наши газетки не могли замолчать, что на западе появились какие-то статьи и книжки, — одна из них написана, говорят, Буниным, — на темы «Горький — аферист», «Горький — Смердяков литературы» и т. п. Спрашивают о судьбе миллиона, когда-то данного Саввой Морозовым (сей российский буржуа поддерживал революцию!) Горькому на школу пропагандистов; говорят о больших присвоениях Горьким и его тогдашней женой, бывшей артисткой Худож. театра Андреевой, больших ценностей из разных дворцов; иные будто бы у него и сейчас на Капри, другие распроданы за границей, — и т. д. и т. д.

* * *

Факты житейские. Мелким шрифтом в «Известиях»: в Сочи арестованы секретарь уездн. исполкома и ряд других должностных лиц, с удалением из партии и преданием суду за растраты, изнасилования приглашавшихся для секретной работы комсомолок и т. д. и т. д.

В Москве покончила самоубийством комсомолка Исламова, жена партийца, слушательница литературных курсов, оставившая две записки: одну мужу, другую — с проклятием по адресу героя, который ее «напоил и надругался». Оказалось — секретарь литературной федерации и еще 2–3 «поэта», они же слушатели литер. курсов. Но как же она-то пошла в гости к этой компании, дала себя напоить? Ужасная расплата за легкомыслие, которого плоды она поняла, отрезвев наутро?

Всего глупее то, что газеты сваливают все на какой-то «богемский дух», который надо изжить. При чем тут богемский дух? — Иногда еще валят на «мещанский» дух, забывая, что мещанин — пуганая птица, всего боится, власть уважает и уж, конечно, никогда не пойдет на конфликты с уголовным оттенком.

4 апр. Случай из практики хлебозаготовок. Приходят к крестьянину, заявляют, что у него, по всем данным, есть хлеб, и требуют от него поставки 500 пудов на пункт по заготовочной цене. Крестьянин не имеет хлеба, пытается это доказать, — никаких резонов не принимают. Тогда он покупает 500 пудов, но по вольной цене, с надбавкой, у своих соседей. По сдаче хлеба он привлекается к ответственности за хлебную спекуляцию — скупал по повышенной цене. Его приговаривают к годичному заключению. В Москве, куда он приезжает с кассац. жалобой, в суде ему заявляют, что лучше не продолжать дела, иначе попадешь сильнее — за явную контрреволюцию.

* * *

Из словотворчества: в одном из высших учреждений Наркомпроса оратор в совещании выражается: «в общем и целом пред нами выпукляются задачи по вузированию», т. е., очевидно: «пред нами насущная задача — обратить эти школы в высшие учебные заведения».

7 апр. «Вторая сессия ВЦИК XIII созыва», — идет эта скучная, трафаретная, решительно ни на что не нужная сессия, и произносятся на ней нудные, одна на другую похожие речи. На образец беру не худшую, какого-то Болдырева из Сталинграда.

Вечернее заседание 3 апреля.

РЕЧЬ ТОВ. БОЛДЫРЕВА. (Сталинград).

— Старая система административных объединений, так называемая губернская четырехвостка (сельсовет, вик, уик и гик) устарела. Она давно отжила свой век и идет полностью и без остатка на слом. В губернской системе старого покроя мы имели разрыв экономики и управления. Там необходимого гармонического сочетания этих двух элементов, обеспечивающих нормальное управление, не было. Такое сочетание не нужно было старой царской России; она избегала того, чтобы основывать свой основной управленческий аппарат в районах рабочих. У нас же положение диаметрально противоположное. Мы, наоборот, в интересах гармонического соединения экономики и администрации стремимся выбирать административные центры таким образом, чтобы они совпадали непременно с размещением торговли и промышленности, чтобы это были в то же время и рабочие промышленно-экономические центры. Мы имеем Северо-Кавказский край, а также Сибирский и Дальне-Восточный, Уральскую и Северо-Западную области. Эта система вполне оправдала себя. Прежде всего — в части хозяйства. Краевые объединения дают нам возможность держать средства мобильно, что позволяет улучшить хозяйственно-плановое руководство районами: они дают, кроме того, возможность приблизить власть к населению путем передвижки функций управления от центра к низовым органам власти.

Экономическое районирование в данный момент в условиях широко развернувшегося социалистического строительства приобретает особо актуальное значение; оно, безусловно, явится основанием и средством усиления планового начала в хозяйстве и тем самым будет создавать стимулы дальнейшего расширения и углубления социалистического строительства. Уже в текущем году намечается образование, но крайней мере, двух областей Центрально-Черноземной и Нижнего Поволжья.

В свете того огромнейшего значения, которое приобретает сейчас для нас, для социалистического строительства новая областная система, и надо подходить к рассмотрению проекта «Положения о краевых, окружных и районных исполкомах», о которых доложил т. Киселев.

Представленный настоящей сессии проект положения о краевых исполкомах уточняет права, уточняет обязанности уже существующих объединений. Больше того, это положение не только уточняет, но и значительно расширяет права соответствующих краевых и областных объединений. Однако, данное положение предусматривает не только расширение прав.

У нас в советской стране нет прав без обязанностей. Наряду с расширением прав положение предусматривает и расширение обязанностей. Оно повышает ответственность как исполкома в целом, так равно (это особенно важно) и персональную ответственность председателей соответствующих исполкомов. В этом отношении был заметный пробел. У нас существовала коллективная судебная ответственность исполкомов за приостановление распоряжений наркоматов. Фактически это приводило к полной безответственности. Нынешнее положение предусматривает передоверие нрав со стороны президиума исполкома своему председателю в части приостановления этих распоряжений наркоматов, причем в последнем случае полную ответственность несут лично председатели соответствующих исполкомов.

Положение, представленное на рассмотрение сессии, обладает не только большими достоинствами, но имеет и ряд существеннейших недостатков. К числу таких недостатков я отношу прежде всего отсутствие какого бы то ни было указания в положении об оживлении деятельности советов. Ни единого слова в положении нет даже о секциях. Кроме того, положение, расширяя права краевых исполнительных комитетов, тем не менее не договаривает в области финансово-налоговой. Здесь, с нашей точки зрения, надо несколько расширить права краевых и областных исполнительных комитетов.

Проект, представленный на ваше обсуждение, отражает процесс роста хозяйства, отражает рост социалистического строительства. Сессии надо в основном принять его и передать в комиссию для обработки. Мы думаем, что принятием этого закона настоящая сессия сделает еще один заметный сдвиг в сторону социализма.

Прочтешь речь — а выжать из нее нечего: набор затасканных слов.

Сегодня в газете сообщается о постановлении некоторых фабрик, чтобы в субботу под Пасху действовали театры, взамен чего актерам дали бы другие свободные дни. Отказались принять это предложение театры: Худож. I, Худож. II, Большой и Малый.

8 апр. Сегодня газета сообщает, что постановлением коллегии Наркомпроса предписано всем театрам играть в Страстную субботу, — время начала спектаклей предоставлено решать местным организациям.

То же давление оказывают и на так называемую государственную капеллу, прежний Синодальный хор. В него, чуть не на 10 р. жалования, вступают многие «замаранные», напр., бывшие дьяконы и т. п., чтобы пройти в профсоюз. И вот от них требуют выступлений на Страстной в те часы, когда многие из них заняты на вечернем богослужении. — Все эти преследования вполне понятны: церкви ломятся от народа.

11 апр. Опять нависла кровавая расправа. В 1923 г. при начале НЭПа основано было Общество взаимного Кредита, по идее — для поддержания частного капитала. Общество лопнуло, когда началась расправа с частниками. Теперь руководители Общества, после долгого сидения, судятся. Обнаружена эконом. контрреволюция, подрыв советского червонца (как будто нужно его подрывать, — он падает сам вследствие нашей экономич. политики) и т. п. Прокурор для 10–12 челов. потребовал смертной казни. Среди них несколько евреев, все больше банковских деятелей, вполне, утверждают, корректных (Гуревич, Винберг), есть представители видных москов. купеческих домов, Митрофанов, Капцов, по-видимому неспособные на бесчестные поступки, есть попавшие на дело ни за что, ни про что, вроде некоего Синезлобова (был эффектным «представителем», и больше ничего), есть, м. б., и рвачи.

* * *

Фольклор. Про академика Марра.

Прямой потомок Иафета,

Он не ариец, но семит,

И лишь пред властию совета

Бывает иногда хамит

* * *

Про одного коммуниста, в душе «чувствительного человека», рассказывают, что он любит Чайковского, но не может допустить буржуазных слов, а посему подобрал ко всем романсам свои. Примеры:

Снова, как прежде один.

У него:

Друг, почитай «Капитал»

Я уж давно прочитал.

Или:

Средь шумного бала, случайно,

В тревоге мирской суеты…

У него:

Из книг «Капитала», однажды,

Прочел я четыре главы…

* * *

Марксистское объяснение явлений искусства. На зачете в I МГУ красный студент, на вопрос о различии венецианской и флорентийской школ живописи, очень недурно рассказывал, как полагается, о великолепии красок венецианцев и о некоторой сухости, скорее раскрашенном рисунке, чем живописи, у флорентийцев. Испытующий профессор просит подвести марксистскую базу под оба явления. Студент молчит — профессор помогает: какой капитал был в Венеции? — Торговый; а во Флоренции? — Промышленный. — Ну, вот, торговый капитал отличается, как известно, широтой размаха, блеском, — отсюда венецианская красочность. А промышленный капитал? Он все строит, рассчитывает, отсюда схема, рисунок, построение — во флорентийской живописи.

Студент идет к другому столу сдавать русское искусство (злые языки добавляют, у проф. Ал. Ив. Некрасова). Студент толково отвечает на вопрос о различиях между московской и новгород, школами. В Москве — яркие краски. В Новгороде суровые, темноликие иконы. А марксистский подход? Студент молчит. — А какой капитал в Новгороде? — Торговый. — А какой капитал в Москве? — Промышленный. — Ну, вот. Торговый капитал чем отличается? Он прижимистый, кулацкий, суровый, — от этого и живопись новгородская скупа на краски, сурова по схемам. А промышленный капитал? Он дерзкий, предприимчивый, яркий. Отсюда яркость и блеск красок в московской живописи.

Se non ? vero… Объяснял же Луначарский публично, отчего стали носить короткие юбки: в начале войны допустили женский труд, а кондукторше на трамвае неудобно путаться в длинном платье. Ну, и понятно: моды ведь создаются снизу!?

* * *

Много говорят про какие-то раскрытые организации молодежи. Даже в газетах появилось кое-что, и, по обыкновению, движение стараются скомпрометировать, объявив его распутным: смешение якобы идеалов с порнографией.

Параллельно усиленно преследуется масонство и оккультизм. Говорят об очень многочисленных арестах в Москве и в Питере.

12 апр. Злобно, со стиснутыми зубами проводится «антирелигиозная пасха». Поступило каких-то 3–4 жалких заявления от разных фабрик о желании вм. Пасхи праздновать в мае; от имени тоже рабочих (?) заявлено требование, чтобы все театры в ночь под Пасху играли. Уже назначен репертуар, поговаривают о более позднем начале спектаклей, чтобы затянуть их за заутреню. В школах из скудных школьных сумм отчисляется по несколько червонцев на организацию, с платными исполнителями, концертов в пасхальную субботу, причем эти концерты должны начинаться в 10 ч. вечера, чтобы они шли одновременно с церковной службой.

И не знаю уже, по требованию каких рабочих в «Наркоминделе» назначен фокс-тротт с 10 ч. вечера на всю пасхальную ночь со множеством приглашенных, — в явном расчете, что на сие развлечение, обычно запрещенное, как ультра-буржуазное, публика повалит валом.

13 апр. Когда оказалось, что «Красные Ворота» сломаны зря, ибо, сняв их, нельзя проложить путей от Садовой на Каланчевку (из-за острого угла), то теперь назло сносят церковь Трех Святителей. На очереди снос Параскевы-Пятницы и Николы в Мясниках.

* * *

Изумительное по глупой демагогичности выступление наркомфина Брюханова, вызвавшее даже замечание из залы: «Методы исчисления?»

Из речи наркомфина Брюханова. Изв. 13 апр. 1928 г.

УСИЛЕНИЕ ОБОРОНОСПОСОБНОСТИ СССР.

Перехожу к расходам Народного комиссариата по военным и морским делам. Здесь общая сумма расходов в государственном бюджете возрастает по сравнению с цифрой расхода прошлого года приблизительно на 108 млн. рублей. Я беру цифру назначения по бюджету прошлого года, а не исполнения, так как достаточно подробных данных об исполнении бюджета еще не имеется.

На заметное повышение расходов на оборону мы вынуждены идти из-за всей международной обстановки и делаем это открыто. Перед глазами широких рабочих и крестьянских масс Советского Союза, перед всем миром мы открыто говорим, что мы готовимся к обороне, что голыми руками нас враг не возьмет. Мы делаем это, не увеличивая ни на одного красноармейца нашу Красную Армию. Мы делаем это, улучшая положение красноармейца, предоставляя ему больше возможности научиться военному искусству и обороне Советского Союза. Этим самым мы создаем воинские кадры на случай нападения на нас, для того, чтобы под руководством этих кадров дать отпор любому нападающему (аплодисменты).

Несмотря на увеличение этих, на первый взгляд, как будто значительных расходов на Народный комиссариат по военным и морским делам, удельный вес этих расходов в государственном бюджете не растет, а в течение всех последних лет даже продолжает проявлять некоторую склонность к падению. Так, в бюджете 1923–24 г. расход на НКВиМ составлял 16,3 проц. всего бюджета; в 1924–25 г. он составлял уже только 14 проц.; в 1925–26 г. он сохранился на том же уровне — 14 проц.; в 1926–27 г. он упал до 12,6 проц. и на таком же проценте остается и в проекте нового бюджета.

Мы не даем дополнительного напряжения нашему хозяйству, мы только оставляем прежний удельный вес расходов на оборону: по мере того, как мы становимся богаче, соблазн нападать на нас увеличивается, и нам надо иметь лучшего сторожа.

Иная картина получается хотя бы у наших соседей. В бюджетах наших соседей военные расходы играют гораздо более значительную роль. Надо сказать, что дань войне рабочие и крестьяне буржуазных стран и хозяйства буржуазных стран платят не только в виде прямых военных расходов, но и в виде платежей по процентам за прежние военные займы. И вот, если мы соединим вместе прямой расход на содержание военных сил и расход на уплату процентов за прежний военный грех, за военные займы, мы получим такую картину, что тогда, когда у нас расход на военные нужды, как я уже сказал, определяется по бюджету 1927–28 г. цифрой только лишь в 12,3 проц. всего бюджета, в Румынии он составляет 40 проц., в Польше — 41 проц., во Франции — 47 проц., в Италии — 51 проц. всего бюджета, в САСШ — 56,5 проц. и, наконец, в Англии 62 проц. всего государственного бюджета расходуются на содержание военных сил и на уплату по военным долгам за прежнее время. (Голос с места: «Метод исчисления?»). Я повторяю, что беру здесь удельный вес военных расходов внутри госбюджета. Я не хочу никоим образом закрывать глаза на то, что советский бюджет и бюджет великобританского королевского правительства, конечно, две вещи разные по всей своей структуре: в советском бюджете гораздо больше охвачено народное хозяйство, чем в административно-полицейском, военном бюджете буржуазных государств. Полного сопоставления здесь быть не может, и мы говорим сейчас только о том, какую дань Молоху войны несет из данного бюджета хозяйство Советского Союза и хозяйство буржуазных капиталистических государств. Приведенные цифры в этом смысле, несомненно, являются показательными.

Сей финансист доказывал, что мы тратим на военное дело 12 % из 6-миллиардного бюджета, забыв сказать, что бюджет наш чуть ли не 1 миллиард только, ибо остальное — предприятия, вводимые в приход и расход (госпромышленность и т. д.). Исчисляя же траты западных держав и Америки, Брюханов считает за военные расходы все, что приносится «Молоху войны», включает платежи по воен. долгам, и тогда у него выходит, что Англия тратит 62 % своего бюджета на «военные нужды». Германию он благоразумно не назвал, у нее, демилитаризованной, этот расход вышел бы еще выше!!! На запрос о «методе исчисления» — опять демагогический ответ, что у них «административно-полицейский, военный бюджет» — это в виде укора, но ведь такой бюджет и есть настоящий, а не вздутый, как наш.

16 апр. Начался поход на Академию Наук, недавно осчастливленную новым уставом, согласно которому академические выборы ничьему утверждению не подлежат. В «Изв.» в субботу сразу три статьи: вторая передовица, приглашение от Академии выставлять кандидатов и по форме корректная, но показательная статья какого-то Милютина, перечисляющая труды историко-филол. отдела (все работы — по древним, притом церковным, памятникам письменности) с «уважением» к ним, но и с предложением ввести «современных» людей в члены Академии. Выборы свободны, но кандидатов могут предлагать все обществ, учреждения, начиная с ячеек и фабричных комитетов!! Воображаю, какая поднимется вакханалия с выдвиганием разных Фриче, Коганов, Покровских, Демьянов Бедных и др.

* * *

Объявленный по банковскому делу приговор требует казни семерых, в конечном итоге — за бронзовые векселя. Но ведь эта система бестоварных векселей всегда практиковалась и больше чем когда-либо практикуется сейчас между советскими учреждениями. См. дела Госиздата, военных трестов, центров и т. д.

Из ленинградских газет узнаем, что в Москве на Тверск. бул. избивают и убивают даже по ночам. Пойманные виновники заявляют, что они «упражняются, готовясь в ковбои» (?!).

Жизнь человеческая страшно дешева. У церкви Василия Кесарийского сын одним ударом убил мать, попробовавшую пристыдить его за хулиганское к ней отношение. Под Кимрами в лесу убит сапожник, по предположению, что у него 150 р. (их не было при нем), вырученных за отвезенные в город башмаки.

Приговоры обычно: 2–3 года тюрьмы, а с льготами и амнистиями и того меньше.

21 апр. В речи Калинина (см. «Изв.») изумительные логические перлы: «Когда мы говорим о добровольном самообложении, то это не значит, что здесь нет моментов принуждения». И дальше рассказывается, как у нас такие дела делаются: приходит на фабричное собрание делегат и заявляет рабочим, что следует им подписаться на заем (Калинин не сказал, что обычно предлагают «разверстать» такую-то сумму). Собрание постановляет единогласно принять предложение. И после этого никто не станет уклоняться от подписки; товарищи заклюют. И выходит у нас «не правительственное, а общественное принуждение» (sic!!!).

Показательно и другое место из речи, где высокий оратор пытается объяснить, что у нас нет принудительного выколачивания хлеба, нет возврата к «военному коммунизму», ибо «военный коммунизм — непосредственный путь к социализму, а этого ни одна страна нигде, и даже наша не могут проделать». Тут любопытна утайка: 1) когда проделывали этот самый номер в 1920 г., то, следовательно, думали, что можно осуществить этот прямой путь; 2) название «военный коммунизм» изобрели позднее, когда попытка провалилась и надо было «военными» причинами объяснить «необходимость» всего содеянного ужаса.

* * *

В газете от 22 апр. появился длинный список, в несколько сотен фамилий, таких лиц торгового звания — Сухаревские торговцы, кустари, мелкие предприниматели, содержатели различ. контор и мастерских и т. д., которые не уплатили налога и состоят в долгу у «фининспектора». Предлагается учреждениям и лицам обнаруживать утаиваемое ими имущество и доносить в соотв. место за вознаграждение в 2 % от суммы, которая будет взыскана (sic!). В списке более половины евреев.

* * *

Дама, снабжающая модными туалетами весь советский «бомонд», рассказывает о визите к Демьяну Бедному. Жилье — царское; одна столовая — с хорошую квартиру; мебель поражающего великолепия; прислуга: лакей, немка, горничная, повар; захворавшие дети — изолированы в квартире же; за «теснотой» — взяли часть квартиры Дзержинского; кабинет Демьяна — собрание книжных раритетов; хвалится, показывая книжку старую, купленную за 40 р. и даже 2000 руб.; о заработке (на прямо поставленный вопрос) говорит: мало заработал, только 21 000 руб., фининспектору отдал 3000 р. (Помимо того, что врет, — скрывает другое: книжные покупки, выражающиеся в десятках тысяч рублей, Демьян проводит под соусом орудий производства, не подлежащих обложению; а затем — умалчивает о даровом: даче, пайках, курортах и т. п.)

27 апр. Ждем высокого гостя — афганского хана, или «короля», как его почему-то прозывают.

* * *

В газетной биографии эвфемистически сообщалось, что в Афган. в свое время был переворот; «вроде наших декабристов» — произвели его, и старый хан «сошел со сцены», а воцарился его третий сын. На деле, известно, что старый хан был прирезан не без участия «третьего» сына, а где первые два — тоже неизвестно.

Вот историю Александра I и Павла у нас рассказывают иначе.

* * *

Смерть Врангеля отмечена в газете несколькими строками петита, что вполне допустимо, если стать на точку зрения, что для советской власти он был quantit? n?gligeable (только тогда можно бы совсем промолчать). Менее позволительно, что по этому поводу Д. Бедный перепечатывает стишки, сочиненные им когда-то в пору борьбы с Врангелем, стишки, трактующие его как немца (!), это в стране-то, где выпады против национальностей не допускаются. И уж совсем непозволительно — сопровождение некролога карикатурным портретом покойного противника.

Едва ли в Европе хоть одна газета поместила, ну, скажем, с некрологом Ленина его портрет в состоянии полного рамолисмента.

* * *

Обнародовано законоположение, поощряющее постройку частными лицами, акц. обществами (не кооперативами) и даже и иностранцами больших многоэтажных домов сроком владения в 80 лет. Никаких ограничений в ценах на помещение, в жилой площади, никакого принудит, заселения, налоговое обложение, приравненное к государствен. строит. предприятиям, право устраивать подсобные для строительства заводы (напр., кирпичные?) без ограничения числа рабочих, сдача квартир по контракту на желаемый срок с правом не возобновлять контракты (т. е., следовательно, право хозяина) и т. д. и т. д.

Выводы: 1) признание катастрофич. положения с госстроительством; 2) за дело возьмутся иностранцы, под охраной своих правительств, и всегда сплоченные евреи, которые в этой новой форме и «укупят» Москву; 3) пойдут ли вообще-то капиталы, если бы они и были: какая гарантия, что другим указом не отнимут этих домов? Давно ли обеспечивали неуплотнение в уезде, а теперь уже требуют 10 % жилой площади там на нужды города.

* * *

А строительство казенное дорого и нецелесообразно. Очевидно, хотят существующие уже прежние дома отдать в полный разгром шпане по дешевой цене. Вот что теперь делается ежедневно: рабочий въезжает в новый дом, где за квадр. сажень надо платить 5 руб. Платить 40–50 р. он не желает, и тогда либо набивает квартиру платными сожителями, скучиваясь и загрязняя жилье и явно разрушая этим весь смысл строительства; либо еще проще: «обменивается» квартирой, попросту берет плату за свои кооперативные права, отдает квартиру интеллигенту, желающему жить почище, а сам переезжает в прежнюю комнату этого интеллигента, скучивается в ней, платит гроши, разоряя домовое хозяйство этого дома. Вот отчего старые дома приходят в упадок.

Май. Из фольклора. Вопрос для «викторины» (теперешней модной игры в вопросы, на которые надо дать соотв. ответы):

Укажи мне такую обитель…

Где бы русский мужик не стонал!

Ответ: Кремль, квартира Калинина.

* * *

В одной из московских газет помещен носатый портрет «известного» Петра Семеновича Когана, «сидящего» у телефона, с пером в руках. Под картинкой подпись:

Увидя сей портрет, читатель чахнет,

И будет до глубин души растроган:

Здесь за версту листом лавровым пахнет.

Увенчан славой Петр Семеныч Коган.

(Коган — президент (sic!) Академии Худож. Наук).

3 мая. Французские выборы вылились в огромный успех Пуанкаре. Коммунисты же, имевшие в палате 26 мест, сведены на 14. Их же усильями в Эльзасе прошло 3 автономиста (крайние правые, патриоты местной колокольни, — коммунисты выступили за них, чтобы напакостить правительству).

* * *

В Вене изловлен Бела Кун. Венгры требуют его выдачи, но австрийцы не отдают.

* * *

Сегодня Москва встречала афганского падишаха. Полили Тверскую водою, а около резиденции монарха посыпали песку. Наставили несть числа милиционеров. Вычистили казенные автомобили, так что члены правительства ехали в опрятных экипажах.

Приезжий, говорят, ехал в закрытом автомобиле. У «Моссовета», публика, в небольшом количестве, пробовала кричать «ура» — и робко умолкала. Боятся что ли? И какое получится впечатление у короля? Наши были одеты прилично. На парадный обед запрещено являться в блузах и толстовках.

Будут ли депутации от рабочих?

4 мая. Его величество, падишах афганский, прибыл вчера и торжественно встречен. Газеты сообщают, что он возлагал вчера венок на мощи Ленина (вот так фунт! Ленин — и монархи), зато ни одной речи, к нему обращенной, не приводится целиком, in extenso, с явным намерением скрыть от «рабочих и крестьян», что называли гостя «Вашим величеством».

Очевидцы говорят, что небольшая толпа у Моссовета изредка робко выкрикивала «ура», не зная, можно это делать или нет. Бабы по обыкновению злоязычили: «свово убили, а теперь вон чужого привезли, кланяются».

8 мая. Курьезы на почве встречи падишаха все множатся. Был он в Университете, где от студентов потребовали обязательного костюма: «пиджак», толстовки и кожаные куртки позорно изгонялись. Получилось ли впечатление «интеллигентности» в глазах падишаха, вероятно видевшего англ. и франц. студентов, — трудно сказать.

Спектакль в Больш. Театре — обязательный вечерний туалет для приглашенных. На скачках, где, кстати сказать, выиграла лошадь «Бонапарт», народищу была уйма, пуще, чем на «Дерби». В Третьяковке шах выразил свое удовольствие по поводу кустодиевской «Купчихи» — говорят, картину немедленно поднесли его высочеству.

* * *

Дело с Бела Кун не улаживается. Положение трудное: признать его советским гражданином, чтобы настаивать на его высылке сюда и этим спасти его — невыгодно, ибо тогда, конечно, сразу объявят его орудием сов. правительства, посланным на запад с революционными заданиями; отгородиться от него и заявить, что если он посланник Коминтерна, то правительство тут ни при чем, — опасно, ибо тогда его, раба Божья, пожалуй выдадут венграм, которые, — оставляя в стороне его политич. зверства, — имеют против него обвинения уголовного характера (убийство из личных побуждений).

* * *

Как всегда, на выручку нам пришло нелепое покушение на торгпреда в Польше, истолковываемое у нас как неудавшееся покушение на самого полпреда. Полякам приходится отбояриваться за подвиги российской эмиграции, наиболее авантюрные элементы которой, по-видимому, распоясываются именно в Польше. Во всяком случае, это покушение опять дает повод говорить о походе на СССР всего буржуазного мира и т. д. и т. д.

* * *

Вокруг выборов в Академию Наук разыгрывается вакханалия требований «нашей общественности», которая силится втиснуть в Академию своих, сменив прежнее кумовство кумовством по принципу «единственного научного миросозерцания» нашего времени.

11 мая. А приезд Амануллы-хана как-то проходил без подъема. Визиты и встречи носили официальный характер, прохладный. За недостатком «дам» выписали Коллонтай, которая признана была «hoff?hig» и сопровождает всюду падишахшу. Злые языки прибавляют, что из багажа высокого гостя свистнули сколько-то мест, а досужие политики уверяют, что «для скрытности» падишах вез важнейшие «секретные» документы в простом бауле, а документы-то и стащили, подменив их газетной бумагой.

«Народ» заметно не реагировал на приезд. Но показательно, что из двух витрин «Правды» на Тверской — с выставкой 1-го мая и выставкой приезда падишаха — первая не привлекает никого, а у второй всегда стоят толпы рабочих, праздно разглядывающих немудреные снимки.

* * *

Сегодня на бирже безработных был скандал, потребовавший вызова конной милиции. Безработные кричали: «бей жидов» (по общему впечатлению, безработных евреев не бывает у нас). Рассказчик еле убежал, боясь попасть в переделку.

* * *

Около Бела Кун не так уж много толков. Пока мы отмалчиваемся официально. А на каких-то заводах уже постановляют резолюции о «немедленном освобождении Б. Кун из-под стражи» (sic!).

* * *

Т. наз. «Шахтинское дело» будет скоро слушаться в Москве. Пока печатаются заключения предварительного следствия. Впечатление странное: обвиняемые по программе рассказывают о том, что они должны были по «клановой принадлежности» выступить врагами сов. власти и далее все сообщают о том, как они стали «вредителями». Но факты все какие-то смутные, и даже денежные суммы, в разное время полученные обвиняемыми, никогда не называются точно, а все приблизительно. Затем «экономич. контрреволюция» явным образом переплетается с политической, ибо деньги шли из Польши, Франции, а в тексте пропущенные имена и инстанции как бы намекают на тех, кого нельзя или не хотят назвать.

Но всего любопытнее, что в тех же газетах высказывается резкое негодование по поводу намерения сообщить в печати некоторые сведения, добытые следствием о Бела Куне.

14 мая. В день похорон Цурюпы извозчик, слегка выпивший, рассказывает про своего «башковитого» товарища, который был в большевиках два года, но теперь вышел; этот самый товарищ зазвал его, извозчика, на собрание памяти Цурюпы, где вступил в спор с оратором. Оратор заверял собравшихся, что «личность» не имеет значения, а ее «останки» — вроде как навоз (в передаче извозчика). Ну, товарищ и прицепился. «А коли навоз, зачем же его в Москву везли; между прочим из-за него в Курске четыре поезда стояли, въехал этот навоз казне в копеечку». Результат разглагольствований — оного товарища забрали и увели. «Думали по пьяному делу подержат, а утром вернется. Однако же не вернулся», — закончил извозчик свой рассказ.

* * *

Вот тут и скажешь с тем чудаком, который однажды выразился так: «хорошо было Марксу писать, а вот каково нам жить по писаному».

20 мая. Шахтинское дело получило, очевидно, международное значение. В день его начата дипломатическая ложа заполнена была послами и представителями чуть не всех посольств (странным образом не было никого из французов), а на корреспонд. местах — множество представителей всяких иностранных газет.

Пока выяснились две любопытных подробности: важнейшими свидетелями обвинения являются б. жандармский ротмистр Прудентов и ряд агентов быв. белогвардейской контрразведки, — все люди с большим контрреволюционным прошлым, и не совсем понятно, почему эти заслуженные деятели давно не на том свете. Невольно родится мысль, не состоят ли все они агентами ГПУ.

Другое обстоятельство: двое важнейших обвиняемых особым прошением потребовали, чтобы их избавили от защитника Н. К. Муравьева, т. к. он их запугивает возможностью расстрела и требует, чтобы они отказались от своих «признаний» и «обвинений» вместе с собою и других лиц. Ходатайство просителей уважено, но в публике получилось недоумение. Полагают, что, по обычному методу своему, следств. власть запугиванием и обещанием (обычно, впрочем, не выполняемым) «разбила» обвиняемых, привлекла некоторых на свою сторону, те покаялись и признались (см. трафаретный и неожиданный тон всеобщего «признания»), выдав и оговорив остальных. А когда Муравьев дал им понять, что так не следовало (или бесполезно) делать, то они его «подвели». Ибо Муравьев, как человек опытный, никогда не стал бы искренно признавшимся подсудимым давать совет — не признаваться.

Дело очень и очень темное. Отдельные эпизоды его будут разбираться при закрытых дверях (по-видимому, в части, где задеваются правительства Польши, Франции и, м. б., Германии).

* * *

Из газеты: в одном из уездов «обнаружено 160 тонн укрытого хлеба; по этому делу привлечено 116 человек». Итак, 80–85 пуд. хлеба уже преступное накопление!!

Образчики сведения счетов:

а) На процессе трех хулиганов-поэтов, изнасиловавших предварительно опоенную курсистку Литературных Курсов, особенно резко выступает представитель местной ячейки комсомола. Его обвинения выливаются в поношение курсов, причем председатель суда молчит. А доводы такие: на курсах существует плата, следовательно, буржуазный дух, он и виноват в преступлении. Между тем, обвиняемые, конечно, не буржуазный элемент, а как раз наоборот, пролетарские поэты, из студентов курсов вообще был давно изгнан только один из них; выходит, что платящая буржуазия развратила, что ли, этого «поэта»?

б) Идет гнуснейшая травля нуждою загнанных в Сергиев Посад обломков прежней аристократии. Вышвырнутые из своих домов и квартир, никуда не принимаемые, они живут в провинции, ибо там дешевле. Некоторые занялись музейным делом, в частности, Лаврой. Теперь, в тонах белой черносотенной газеты «Вече» (что смотрит начальство — в Синодальном училище играет еврейское трио Шор, Крейн, Эрлих), травят какого-то тайного советника Модестова (должно быть, бывшего директора гимназии), который смеет преподавать рус. яз., какого-то препод. семинарии, который преподает обществоведение, бывшего графа (а он и не был графом) Олсуфьева и барона Дервиза (спутав, очевидно, с Дельвигом, ибо Дервизы не были баронами) за их службу в музее, подозревая, что они украли из архивов церковных материалы о ложных святых, поддельных иконах (sic!) и т. п. Травля гнусная сопровождалась и провокацией: стреляли (конечно, промахнувшись) в какого-то местного партийца, — результат: многочисленные аресты среди «бывших» людей.

23 мая. Из области «церковной» политики. После сноса «Красных Ворот», когда обнаружилась вся бессмысленность этого вандальского акта, решили сломать и церковь «Трех Святителей» на той же площади. Она уже почти разрушена. Ломают и Николу Мясницкого, где кроме плохой новой стройки есть и замечательная древняя часть — начальный храм, находящийся во дворе.

Сегодня сообщают, что дали отслужить последнюю всенощную у Благовещения на Тверской, — будут сносить и ее.

Не знаешь, чему больше дивиться: развязности ли халифов на (исторический) час, или поразительной придавленности народа, которому «все равно».

* * *

Тяжелая судебная обстановка проявилась в процессе о самоубийстве Исламовой, где «печать» создала определенное «настроение», где на судебном заседании глумились над учебным заведением, в котором когда-то учился Альтшулер, один из трех героев, обвинявшихся в изнасиловании покончившей с собою женщины. По ходу дела впечатление не в пользу жертвы, а осужденные (на 6, на 4 и на 3 г.) являют картину разложения современной молодежи, но преступления, по-видимому, не было в той форме, в какой оно создано прокурором. Мне даже кажется, что она сама не знала, кто из трех с ней имел половое сношение (в темноте, за загородкой, она была пьяна), и чуть ли она не узнала об этом лишь на другой день, по телефону, после чего и стрелялась.

* * *

Еще мрачнее «шахтинское» дело, — оно, несомненно, войдет в историю по неслыханным подробностям: в двух случаях обвиняемые подали жалобу-донос на своих защитников (на Муравьева и Денике), причем суд назначил о защитниках дисциплинарное расследование. Никогда при старом порядке даже защитники по политическим делам, скажем, по делу Каляева и др., не подвергались никаким судебным репрессиям.

Про одного из обвиняемых говорят, что он был за границей, там поднялся шум о начатом шахтинском деле, а он неделю спустя с женой поехал назад в СССР.

И теперь, показания носят странный характер: какие-то прокурорские доклады обвиняемых о себе, сложные, с передачей не столько фактов, сколько настроений, которые должны свидетельствовать о виновности самобичующегося; прокурор, вм. установления деталей, спрашивает, не было бы ли лучших хозяйственных результатов, если бы обвиняемый не вредил, — и после утвердительного ответа допрашиваемого, торжественно подчеркивает вывод, а газеты печатают его жирным шрифтом.

Защитники устанавливают, путем допроса обвиняемых, факты о полезной иногда деятельности последних, и обвиняемые смущенно вынуждены признать эти факты, которые, казалось бы, им выгодны, — а когда пытаются выяснить, почему такое противоречье — вредительство и рядом полезная работа — они объясняют это профессиональным интересом: иногда делаешь хорошо, потому что захватывает инженерное чувство! (sic!).

Словом, что-то неясное до конца.

25 мая. За безобразиями в Сочи — дело Вел. Ибрагимова (крымского предсовнаркома, расстрелянного за безобразия), потом дела иваново-вознесенские, сейчас смоленские. Какое-то поразительное обобщение: люди снизу попадают к власти и немедленно, на почве современной беззащитности и бесправия, начинают пьянствовать, грабить, насиловать женщин и т. д. Поразительное однообразие цикла явлений. И с этим «сознательным» рабочим «мы новый мир построим».

А интеллигенция, по крайней мере «освоившаяся», тоже никуда. Весь достигнутый маленький уровень порядочности пошел насмарку. Все жалуются, что нет элементарно честных людей.

* * *

В Сергиевом Посаде продолжается травля «бывших» князей, графов, духовных лиц и т. д. По последним слухам, Главнаука отстояла-таки от ареста Олсуфьева (которого звали графом, хоть он никогда им не был) и фон-Дервиза, который называется почему-то «бароном». Зато арестовано свыше 200 чел., занимавшихся вязанием чулок, игрой на виолончели в пивной и т. д. Предлогом послужил провокационный (разумеется, безрезультатный), а может быть «амурный» выстрел по одному негодяю из местных коммунистов.

Да, велика боязнь перед старым, особенно связанным с религией, коли так хватаются за стариков.

* * *

Кошмарным и непонятным остается «шахтинское» дело. Очевидец процесса говорит, что крайне тяжелое впечатление получается от «самообвинений», которые похожи на прокурорскую речь. Руками разводит публика, — чуя, что тут либо провокация, либо запугивание.

В пользу первой версии говорит обычный прием ГПУ распаивать группу обвиняемых (ср. знаменитый процесс СР) и некоторые факты (возвращение одного обвиняемого из-за границы, после того как там стало известно о начавшемся шахтинском деле; обильное участие старших охранников в деле и т. п.); в пользу второй — просочившийся в общество слух, что один обвиняемый, несколько рехнувшийся, но не подвергнутый экспертизе, сказал защитнику, что его допрашивали 10 раз и 10 раз перед допросом водили «на расстрел».

И будто сидит защитник Н. К. Муравьев, формально отстраненный от дела и преданный дисципл. суду по доносу двух подзащитных, которые жаловались, что он советовал им изменить показания (sic!).

15 июня. Провинц. известия говорят прямо о голоде. А там, где его еще нет, хлеба не видать все-таки. По-видимому, мужики, обманутые властью, как-то инстинктивно выработали определенную тактику, неведомыми путями — вот он где, коллективизм — распространившуюся всюду. Это тактика упрятывания хлеба, причем скрывают артистически, так что не найти ни за что.

По осени их заставляют продавать за 80 коп. пуд, сейчас им же приходится покупать хлеб по 4 р. Опыт настолько осязательный, что мужички «поняли» наконец всю дикость современных приемов. Это куда почище прежнего, когда приходилось выплачивать за пособие, полученное в голодную пору, по ценам этого самого голодного времени.

Отовсюду вести поразительные: в Одессе за хлебом дежурят; на Кавказе вывешивают в ресторанах аншлаги: обед с хлебом, как в 1922 году. В Полтаве хлеба нет. В Приуралье — Саратов, Челябинск, Тюмень — без хлеба. Местным жителям — по карточке, приезжающим не дают вовсе.

А местами уже голод, «как в 1891 г.», — говорят «социалисты», чтобы не сказать: как в 1920 году.

В Москве с 1-го июня нет белого хлеба, а отпускается какой-то серый, явно с подмесью чего-то (кукурузы?), а вовсе не грубого помола муки, как уверяют власти. Черный же хлеб идет сильно — лошадям, ибо пуд его дешевле овса, стоющего по казенной расценке 3 р. 50 коп. (но в казенных складах есть только цены, овса же нет), продаваемого же по 6 р. на вольном рынке.

* * *

Мужички какой-то волости Самарской губернии, «идя навстречу коммунизму», составили и прислали властям проект: они, мужики, возвращают в казну всю землю, отдают скот и инвентарь, и пусть правительство их оплачивает, как рабочих, приличной заработной платой, они же будут жить на этот заработок.

Передовицы газет кисло-сладко отмечают проект, указывая, что он «заслуживает рассмотрения».

Думаю, что эта полная коллективизация «хлебного производства», как она ни заманчива (чего же коммунистичнее — фабрикация хлеба в государственном масштабе!!), едва ли по душе товарищам коммунистам. А между тем крестьяне вкладывают все свое достояние, помимо труда, т. е. собираются дать больше, чем дал индустрии рабочий, явившийся в нее с голыми руками (фабрики и «орудия производства» перешли из других рук, из рук буржуазии). Но согласится казна платить им, крестьянам, хотя бы отдаленно то, что платится малопродуктивному рабочему? Едва ли. Сейчас мужицкий рабочий день идет за 20–40 коп., а тот же день столпа революции, рабочего, расценивается во много раз дороже.

Хитрые мужички, раскусили и не без ядовитости утерли нос правительству.

* * *

Безработица отчаянная. Из-за недостатка строительных материалов не производится ни строительства в достаточных размерах, ни даже ремонта. Смешно сказать, но чтобы достать для мелкой починки несколько горстей цемента, штукатуры должны подговорить товарища украсть это количество на месте казенной стройки под риском попасть в экономич. контрреволюционеры.

На биржах труда (в Петерб., в Москве) скандалы. Не так давно на Каланчевск. бирже огромная толпа безработных (не записал ли я уже это?) громила киоски, лавки, требовала работы, бранила «жидов» («небось жидов безработных нет!»). Приезжал отряд войск ГПУ. Усмирили без боя. В следующие дни избавлялись от безработных сезонников отсылкой их по домам, целыми массами: покупали билеты, сажали в поезда.

Кстати, эти самые сезонники завезли в Москву сыпняк. Забыли уж все про него, а он опять появился, — симптом голода и разрухи.

* * *

В Москву въехал с большой помпой М. Горький и играет неблагодарную роль хвалителя советских порядков, всюду развозимый и угощаемый. Возят его прямо как «знатного иностранца». Хитрый мужик! Приехал получать 1 200 000 руб. (sic, миллион и двести тысяч) с Государственного Изд-ства за свои сочинения. Нельзя же было не поехать! Но, конечно, стремится назад. На одном заводе (АМО, см. об этом газеты) рабочий умолял его «не ездить больше в фашистскую Италию». На это не совсем тактичное замечание Горький отвечал в другом месте, дня через три, что он сейчас поедет, а вот на будущий год совсем вернется в СССР.

Все время он говорит о бодрости, всем в глаза хвалит «достижения», почувствовав нежность даже к ГПУ за устроенный сим учреждением питомник для беспризорных и рецидивистов. И Горький все славословит. Трудно было бы представить себе Л. Толстого, или «беспринципного» Чехова, или Короленко участвующими в подобном организованном энтузиазме! Да и вообще никогда (Булгарин?) русск. писатель в такой роли не выступал. Да, далеко Горькому до «Словаря русского народа».

18 июня. Горький продолжает играть двусмысленную роль. Не может быть, чтобы он не разбирался в том, что происходит. Для примера — его посещение сберегательной кассы.

МАКСИМ ГОРЬКИЙ — ВКЛАДЧИК СБЕРЕГАТЕЛЬНОЙ КАССЫ

Среди других советских учреждений внимание Максима Горького привлекли сберегательные кассы.

13 июня писатель сделался вкладчиком образцовой сберкассы, помещающейся при главном управлении Гострудсберкассами — Настасьинский пер., 3.

М. Горький с интересом рассматривал выданную ему единую сберегательную книжку. Вся операция по выдаче книжки была произведена в течение 3 минут. Горькому при этом были даны исчерпывающие разъяснения о порядке пользования сберегательной книжкой.

М. Горький с большим любопытством рассматривал предложенную ему сберегательную копилку. Художественно исполненная, эта копилка русского производства превосходит по качеству американские, а по цене — ниже их.

— Сам-то я, — заявил с улыбкой Алексей Максимович, — в эту копилку деньги класть не буду, а вот для моей внучки это будет занятно.

Для ознакомления с развитием сберегательного дела в СССР М. Горький взял последние номера журнала «Сберегательное Дело», издаваемого главным управлением Гострудсберкассами.

Почему бы ему не дать на заем индустриализации своего гонорара за сочинения, получаемого им с Госиздата?

* * *

Китайские дела развертываются не в нашу пользу. Правда, Чжан-Цзо-линь будто бы умер от ран после взорвавшейся бомбы. Но зато японцы весьма настойчиво влипают в Маньчжурию и, видимо, не прочь скушать ее вместе с нашей железной дорогой; а тогда и Владивосток повиснет в воздухе, а с ним и выход в море. Единственная надежда, что не допустят американцы. С Европой же японцы поладили бы. Ведь стоило бы им только отдать приличный куш французам в виде уплаты за те деньги, на которые дорога выстроена и которые заняты были во Франции, — и французы, конечно, признали бы дорогу за японцами.

Освобождение же Китая происходит не в коммунистическом, а в весьма национальном направлении.

* * *

Мы так окружены атмосферой идейной фальши, что перестаем уже реагировать на различные проявления этой фальши. Но иногда наткнешься на факт, и сразу как-то воочию дикость современных взглядов вверху выпирает наружу; насколько эта фальшь и дичь значительнее ошибочных и нелепых взглядов самого нелепого нашего прошлого. Ну, вот, скажем: искусственно поддерживали падающее дворянское сословие; но рядом росла буржуазия, и жизнь постоянно поправляла нелепое покровительство отмиравшему сословию, а с другой стороны в это сословие вливались новые соки, и из него выходили — становясь разночинцами — неплохие люди, отпрыски ряда культурных поколений.

А вот пример теперешний. Проводится мысль, что дети могут учить взрослых. Не то, чтобы взрослые, приглядываясь к детям, кое-что у них отбирали для себя хорошее, — нет, буквально: дети могут учить взрослых, да еще в области специальной.

Под Москвой, в Братовщине, устроена «база». Туда приезжают дети из школ 2-й ступени. Разделившись на секции: биологическую, агрономическую и общественную, они должны изучить край и наставить жителей на правильный производственный путь. «Общественники» получили для этой «работы» материал переписи из ЦСУ и на готовых данных построят свои соображения о том, кто кулак, сколько бедноты и т. п. (Кстати сказать, это вконец подрывает всякое доверие к переписям: если данными их будут пользоваться для уличения «кулаков», то никто, при даче о себе сведений, не будет откровенен. Прежде данные переписи принципиально становились (личным) секретом.) Биологи устанавливают условия почвенные, водные, вообще природные. А агрономы составляют указания, чем и как выгодно в данной местности заниматься жителям. Для «убедительности» устраивают крошечные участки, где заводят «образцовое» хозяйство, которому мужики должны, предполагается, следовать. Не считаются ни с уровнем крестьян, ни с их трудом, ни с тем, что детская игрушка едва ли способна внушить доверие нашему крестьянину, агроном был бы много убедительнее.

Ну, чем это не «Плоды просвещения»? «А вы сейте мяту, — тысячу рублей дает с десятины!».

* * *

Не в первый раз слышу про спор наверху из-за молочного дела. Какой-то еврейской группе захотелось соорудить на казенный счет государственный маргариновый завод. Планы, постройка, оборудование, ведение дела — дали бы возможность кое-кому нагреть руки. Ссылаются при этом на молочную Данию, которая тоже имеет такой завод.

Известный молочный король Чичкин представил свои соображения: Дания насыщена молочным скотом до отказу, расширять это дело нельзя, никакого корма и пастбища использовать уже не представляется; жадные датчане все масло выгодно сбывают в Англию; для себя остаются разные отбросы скотоводческого хозяйства, и естественно, что для себя они перешли на маргарин. В нашей стране неограниченных скотоводческих возможностей, где совсем не использованы пастбища, бессмысленно переходить на маргарин — лучше поощрить молочное скотоводство, и для этого не считать трехкоровника кулаком. — Власти отвергли проект Чичкина. Маргариновый завод будут строить.

26 июня. Окрестные мужики пудами берут в городе черный хлеб, по-видимому, на прокорм лошадей (пуд хлеба ок. 2 р., овес ок. 5–6 р. пуд) и людей, стараясь сохранить муку, если она у кого есть. В городе нередки заминки с хлебом. Казалось бы, до будущего урожая (а он, по официальной версии, «не ниже прошлогоднего», среднего) не так уж далеко, между тем с 1-го июля вводятся, говорят, хлебные карточки. На месяц-другой вводить не стоило бы; значит, сие положение станет длительным.

Политика с хлебом, действительно, возмутительна. Со всех сторон жалобы. Одна из последних, мною слышанных в передаче крестьянки Ряз. губ.: «уж на волостных не надеются, так прислали коммуниста из Рязани; он собрал бедноту: «вам, — говорит, — хлеба нет, а у кулаков есть; покажите где». Бедняки — дурни, все и показали. Думали, им дадут. Ан нет. Велели погрузить на телеги, дали красный холст с надписью и повезли в Рязань: «беднота дарит, мол, свой хлеб». — Картинка эффектная.

* * *

Под Москвой картошка сгнила (первая посадка). Посадили вторую. Всходит плохо. Загнили от воды и озими, и это все на глине особенно.

* * *

Подмосковных клубничников в прошлом году облагали по 200 руб. за десятину, сейчас — 600 р. А между тем погода задержала «первый» дорогой сезон, который по времени сольется со вторым, «средним», когда нельзя уже брать крупной цены.

3 июля. Наше дело «Дрейфуса» идет своим чередом. «Экономич. контрреволюция» в «Шахтинском деле» проводится ГПУ политически с таким же основанием, как дело знаменитого еврея во франц. армии. Как там политически считали нужным создать «изменника», так и у нас свои неудачи надо свалить на привлеченных. Неслыханная вещь: прокурор (пресловутый Крыленко) начинает речь с того, что доказывать существование «вредительской организации» он не станет, ибо все это признали: и общественное мнение, и целый ряд подсудимых. С каких это пор признание подсудимых является решающим? Для чего тогда судебное разбирательство? Элементарное правило — признание подсудимого недостаточно для обвинения.

Другая неслыханная вещь: один из оговаривающих целый ряд лиц покончил с собой в тюрьме, — и об этом только один из защитников упомянул в речи, а оговаривавший — единственная «улика» для обвинения Рабиновича, казни которого требует прокурор. Сегодня вторник, а еще не напечатаны речи некоторых защитников, хотя уже прения сторон закончены, хотя уже даны выступления обвинителей, возражавших защитникам, хотя уже «последнее слово» подсудимых произнесено сегодня утром.

А эпизод с Скорутто, отпиравшимся при следствии, написавшим покаянное письмо, наконец, вновь сознавшимся после перерыва заседания, когда обвиняемый опять побывал в тюрьме или вообще вне судебного зала!

Дело кошмарное! Прокурор требует больше десятка смертных казней.

И так много непонятного: двое подсудимых, напр., были за границей (один даже с женой), там узнали о начавшемся деле из газет тамошних, и — все-таки вернулись в СССР.

Да, были (у некоторых) денежные взятки, обычные (увы!) в инженерной среде, с давних времен, как обычны они теперь (увы!) уже во всякой среде нашего Союза. Стоит почитать скудные газетные сведения о делах сочинских, смоленских, украинских и т. д. и т. д. — без конца.

* * *

И только Максим Горький, как «дух божий», плавает над всем этим и умиляется. И чего только он ни одобряет: и пивные, и сознательность рабочих, и гуманность милиционеров, и мягкость в обращении проституток и т. д. и т. д.

5 июля. На посрамление нашему времени прилагаю срамноугодливую статейку «Известий» о разрушении «Параскевы-Пятницы», этой изящнейшей церкви, архитектурно прекрасной и крепкой.

4/VII 1928 г. «Известия»

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ПАРАСКЕВЫ.

Крепкая, приземистая, широкобокая, дебелая, как старозаветная московская купчиха, обнесена старая церковь забором, на живую нитку сшитым из новенького теса. Тонкой, еле заметной пеленой стоит над церковью известковая пыль, на штукатурке стен свежие раны, в которых видна кирпичная кладка, церковь обезглавлена: купола уже нет. В пустых просветах бывшей «главы» мелькают рабочие. Копошатся они и на крыше и внизу, где свалены балки, кучи кирпича и щебня и стоят могучие битюги с проводами. Рушат церковь.

Слишком уж вольготно расселась древняя купчиха, расползлась по Охотному ряду — нет свободного хода ни трамваям, ни рычащим автобусам и легковым машинам, ни человеческим потокам. Москва распухает, растет, каждый месяц дает прирост населения на десятки тысяч. Советская Москва, как скопидом, дрожит сейчас над каждым клочком лишней площади. Пробивает новые дыры в Китайгородских стенах, — сносит старую архитектурную рухлядь, (льстецы, льстецы!.. — И.Ш.), загромождающую драгоценные участки земли. Цель одна — борьба со склерозом сложного городского организма: лишь бы не закупорились артерии и вены столичного движения.

Дошла очередь и до Параскевы-Пятницы.

Любопытно ее расположение. С одной стороны, в глубине грязного извозчичьего двора, белеет своими колонками, кокошниками и орнаментами дом князя Голицына, похожий на пряничный домик из детской сказки. С другой — гирляндой вывески Охотного ряда. Тут — рябчики, паюсная икра, балыки. Чрево Москвы, старой, гурманской, обжорливой Москвы. Охотный ряд, ставший именем нарицательным, родина былых охотнорядцев, дюжих лабазников, купеческих молодцов, когда-то дробивших скулы и проламывавших головы «жидов и сицилистов». А цитадель, оплот, пуп Охотного ряда — вот эта самая дебелая Параскева-Пятница, сносимая сейчас. По кирпичику.

Первые дни около нее целые дни были «летучие митинги».

Прохожий люд, особенно тот, которому торопиться некуда, задерживался минут на десять-пятнадцать. Стоят. Смотрят. Разное выражение этих глаз.

У рабочих, у молодежи, у служащего народа — любопытствующе-созерцательное. Их занимает самый процесс ломки. Разрушают ли эту ненужную громоздкую церковь или другое строение — не все ли равно…

— А крепка старушка!

— Н-да, голыми руками не возьмешь… Повозиться долго придется…

— Вчера вот колокол спутали. Пудов сот восемь будет.

— Пятьсот, — делает кто-то фактическую поправку.

— Може, и пятьсот. Сам не весил, не знаю.

По другому глядят на разрушаемое здание охотнорядские старички и иверские «божьи цветочки», — старушки. Вот к стене прижались две, в черных платочках, старые, все лицо в восковых морщинах. Стоят, точно вросли в стену, глядят не отрываясь на обезглавленную церковь.

— Поразит осподь, — бормочет первая, и в шопоте ее изуверская убежденность. И вдруг, грозя сухим пальцем, кричит:

— Подождите, подождите, накажет вас царица небесная!..

— О-ох, — жалостно вздыхает вторая и трет слезящиеся глаза. — Батюшки, да что же это такое…

Старик в кожаной куртке, туго охватывающей его толстый живот, в высоком старокупеческом картузе, мясистые щеки разрисованы сеткой красных жилок, рассказывает тихо и сокрушенно:

— Триста лет церковь стояла, а вот тут… Ну что же, правительство приказало, им сверху виднее, а мы — люди маленькие… А промежду прочим говорится: отделение церкви от государства… Да-а… Как же так выходит?..

— Берегись!.. — кричат сверху рабочие. — Берегись!..

Балка срывается сверху, с грохотом, подняв пыль, рушится на кучу щебня.

— Кидают… — вздыхает старик. — Ох, ты, осподи… что за народ пошел… Вот иконы снимали, пошвыряли как чурки…

— Ничего не швыряли, — вмешивается, не выдержав, давно прислушивавшийся человек узловатого вида, рыжеусый, рабочий с виду. — Здесь все по порядку делается. Представители Главмузея, из финотдела… Вовсе, отец, твои слова ни к чему… Шипишь…

— А я что же говорю? — сразу увиливает охотнорядец. — Так я, товарищ, и говорю: правительство приказало… Власть!.. Нешто мы против власти?.. Власть — она от бога. Ежели приказали — значит надо… Тоже, ведь, люди с головой.

И отходит, вздыхая:

— Ох-хо-хох!..

— Вот, к примеру сказать, я, — обращается рабочий к слушателям. — Живу сам-шест в проходной комнате… Тут тебе и ребятишки, и хозяйство, — а цельный день народ мимо! Как на улице живешь.

— Тесно, значит? — сочувственно покряхтывает косоворотка.

— И не говори!.. Зашился совсем… Вот ежели бы вместо этого барахла, — пренебрежительно мотает на грузную громаду Параскевы, — домов бы больше настроили, тогда бы еще жить можно…

В другой группе человек с портфелем и в шляпе рассказывает сытым, авторитетным баском:

— Церковь эта относится постройкой к концу примерно семнадцатого века. Выстроил ее князь Голицын, любовник царевны Софьи… из его дома, говорят, подземный ход в церковь…

Постукивают молотки, разбивающие окостеневшую за десятилетия известку, на крыше мелькают рабочие, бьющие тяжелыми ломами. Внизу на площади — лебедки, зубастые колеса подъемника, от которого сухожильями подымаются к опустевшей колокольне стальные тросы.

— А кирпич хороший. Добротный кирпич, — говорит кто-то. — Теперь такого нет.

Парнишка в ковбойке, в крепких футбольных башмаках, ухмыляется.

— Пригодится… У нас не пропадает, не думай!..

Д. Ф.

6 июля. Обнародован приговор по «шахтинскому делу». Вм. затребованных 22 расстрелов — 11. Полный конфуз. Никакого «московского центра», очевидно, не оказалось, раз никто из этого центра к расстрелу не приговорен; ни малейшего намека на дурное отношение к рабочим (тема, которая так муссировалась во время процесса); небольшие злодеи, как Именитов, Рабинович — приговорены сравнительно мягко — 1¹/₂ г. и 6 л. Своими показаниями и колебаниями в них разозливший суд и, в сущности, вскрывший немножко застеночную его сторону — Скорутт — на 10 л.

Всего любопытнее, что из 11 смертников суд за шестерых ходатайствует, ценя их как раскаявшихся, помогших суду раскрыть дело и как специалистов, — неужели так-таки и будет помилование, о чем и хочет ходатайствовать сам суд!

С «Изв.» случился какой-то скандал внутренний. Либо им заранее сообщили приговор, либо заказали статью заранее, а потом приговор несколько изменили, только в передовице «Изв.» смертники делятся на две группы: одни — шпионы — должны быть безусловно казнены — и к их числу относится Мар, Братановский, Бояринов. Другая группа — «воротилы контрреволюционной организации» — они были опасны, о них сам суд будет просить у ВЦИК помилования. И сюда вдруг включены опять Мар, Братановский!? В чем дело? Откуда эта путаница?

И затем — газета утешается тем, что на суде все обвиняемые не отрицали огромных достижений Донбасса при советской власти, — газета этим хвалится, утешается. Еще бы не признали: ведь они же свое оправдание строили на том, что дело процветало и они этому процветанию помогали!

Даже этого писака не в состоянии понять. И немцев оправдали всех, проявив «максимальную объективность». (И немного выше сказано, что мы приговор считаем актом прежде всего политическим).

10 июля. Фольклор. Шахтинское дело получило прозвище: «Собрание басен Крыленко».

* * *

Анекдот. В связи с поисками Нобиле, всякие телеграммные сообщения о нем передаются бесплатно. И вот «Рабинович» решил использовать эту бесплатность для своих личных интересов. Он устраивает бесплатную телеграмму своему компаньону Циперовичу: «Ищите Нобиле. Если не найдете, пришлите мне три кипы мануфактуры».

* * *

В пятницу вечером, 6-го, был взрыв в комендатуре ГПУ на Лубянке. Вначале пущены были слухи о взорвавшемся котле парового отопления. Сегодня, 10-го (sic!), впервые напечатано мелким шрифтом в Хронике об этом взрыве. Сказано, что убито два случайных красноармейца, приходивших по делам о беспризорных (а часовой, а дежурный член комендатуры??); что за преступниками гнались и под Подольском, с помощью местных крестьян, арестовали одного и пристрелили другого злоумышленника. Фамилию одного называют: Родзевич, белогвардеец. посланец румынского генер. штаба (sic!). Публика не верит, толки разные: то, будто это 10-летний «юбилей» взрыва в Леонтьевск. переулке; то, будто это анархисты; то — люди, имевшие пропуск на заседание коллегии ГПУ и уронившие бомбу раньше времени. Словом, дело, говорят, серьезнее. Но ГПУ в течение нескольких часов вскрыло все и вставило все стекла. Каково!?

13 июля. 9-го казнены-таки 5 человек «шахтинцев». ВЦИК, по-видимому, не хотел или не посмел обнаружить мягкость. 11-го об этом объявили газеты.

В связи с этим бомбу в комендатуре 6-го июля многие склонны считать провокацией, предназначенной попугать кого следует, оправдав ряд расстрелов, доказать бдительность и необходимость ГПУ.

Рассказывают много подробностей о ловле и поимке бежавших бомбистов в районе под Подольском: как необычайно быстро целыми поездами приезжали отряды ГПУ, как изумительно дисциплинированно и «четко» они работали и т. п.

* * *

Состоявшийся «пленум» ВКП, говорят, вызвал «разногласия»; Сталин будто бы отмирает в значении своем, он будто бы подкузьмил Рыкова, ловко выдвигая Бухарина, и т. п. и т. п. Ждут к след, пленуму, в сентябре, каких-то важных перемен.

Официально же объявляют о верности курса и т. п.

Между прочим, указывают, что на пленуме был доклад, о котором ничего в печать не должно проникнуть: на основании перлюстрации ок. 40 000 писем из переписки красноармейцев с деревней установлено крайне враждебное настроение последней; деревенские отцы и братья обычно ругают своих сынов-красноармейцев за то, что они, с оружием в руках, не умеют ничего добиться от правительства. А «сыны» в письмах отмалчиваются, к революции склонности не проявляют… Вывод докладчика: положение неважное, деревня ведет себя подозрительно и не по-социалистически.

* * *

От налогов стонут все, а иные припоминают начало большевизма с его лозунгами, среди них: «долой налоги».

* * *

По поводу «фабзавуча», — соединения школы с производством на фабрике — указывают, что на всех больших мануфактурах были свои школы, по специальностям, и обычно отбирали талантливых ребят (не всяких, как теперь), которые делались квалифицированными специалистами. Так, напр., фабрика Прохоровых (Трехгорная мануфактура) образовала прекрасных колористов, которые и по сию пору с благодарностью вспоминают хозяев, а в производстве и сейчас первенствуют: молоднякам из «ВХУТЕМАСА» (б. Строгановское училище) с ними не сравняться.

* * *

В Берлине происходит политико-рекламная «неделя русских историков» (в России ее не позволили бы осуществить теперь). На этом почтенном съезде рядом с Платоновым, Любавским, Егоровым — выступают Покровский и какие-то еще молодые люди — марксисты. «Собствен. корреспондент» рекламирует жирным шрифтом своих. Понравился Покровский своим обещанием издать документы по мировой войне, причем он указал, что из документов будет видна вина не Германии, а России и ее союзников. Немцам, разумеется, эта мысль очень понравилась.

Никто, конечно, не сказал на этом съезде, что историческое общество в Москве закрыто, а история, как предмет, совершенно вычеркнута из курса преподавания в средней школе. Ничего не сказали про то, что никаких работ русских историков сейчас не печатают, ниже академиков.

25 июля. С виду все тихо, серо, молчаливо, а между тем все хуже и хуже. Нынче неожиданно объявлено о 2-м займе индустриализации в 500 млн. (первый был в 200 млн.), причем половина — процентно-выигрышная, вторая — беспроцентно-выигрышная (все % уйдут на выигрыши). Сплошное потакание самым обывательским мещанским интересам! И опять пойдет «добровольно-принудительная» подписка с «вызовами» друг друга на подписку и т. д.

В области духовной — за разорением ненавистной евреям и их подголоскам православной церкви — последовало не «обезбожение», а бегство в секты. Рядом с «комсомолом» сложился могущественный «бапсомол», у баптистов до двух мил. членов, их молодежи; говорят, преимущественно на Сев. Кавказе и на Украине. Последняя в своем националистическом угаре стремится самоопределиться, оторвавшись от Союза, а на этом пути ее подстерегает Польша. Так, чего доброго, разрушится уже каркас будущей России. А внутри — моральный распад, хищения, насилия, пьянство. «Правда» (24-го июля) рассказывает о том, как в Москве 1¹/₂ года процветал народный судья, давно разыскиваемый как убийца, и держался он главным образом развязностью, с которой говорил по телефону с разными «высокопоставленными» лицами. Нигилизм всюду полный, презрение ко всему — к государству, к власти, к собственности, чужой в особенности, к самим себе. На кооперативном празднестве в Измайлове — где перепились все, между прочим и делегированные из центра пропагаторы кооперации, и где комсомолку «в форме», пьяную, волокли на четвереньках, а потом так и бросили среди дороги, — подвыпивший мужик (почтенный!) всего лучше высказал своему собеседнику сущность теперешней психики: «все мы, что ты, что я, что Мих. Иванович Калинин, все одна сволочь».

Правда, говорят, множатся протесты. В Питере, на крупнейшем заводе (кажется, на Путиловском), одному из главарей северной столицы, «красы и гордости революции», рабочий от имени всех присутствующих, партийных и беспартийных, заявил: «если вы в 10 лет ничего не смогли сделать, то, значит, в правители вы не годитесь, уступайте место другим».

Припоминается года 4 назад (или уже все 5?) данное Калининым на съезде в Тифлисе обещание: «через 5 лет мы должны обогнать технически и хозяйственно даже Америку, иначе нам не устоять». Хвастливо было сказано! Так и что же? «Не устоять»?

Страх берет: не поздно ли начинают опоминаться? Ведь нас съедят со всеми косточками и шкурою, уж очень всем мы осточертели.

* * *

Не иссякает лишь всеспасающий юмор. Недавно слышал:

1) Эрбетту показывают золотые запасы Госбанка и в заключение, с обращением Excellence, подносят ему золотой на память о посещении кладовых.

Подбрасывая монету на ладони, Эрбетт говорит: «Et le reste?».

2) Мужику показывают фокс-тротт и спрашивают его мнение о танце. Ответ: «что ж, покрыть венцом, и все».

1 авг. Выступление Бухарина на VI съезде Коминтерна с указанием особо заботиться о польской коммун. партии, чтобы иметь надежную подмогу, действующую в спину (на случай войны с Польшей), возмутило, наконец, поляков, особенно в связи с тем, что в составе чуть ли не президиума или какой-то комиссии съезда оказался и Рыков.

Ряд газет — польских, франц., английских — рвет и мечет. Мы — обвиняем всех в желании вызвать войну!

А запад либеральничает: излавливаемых с фальшивыми паспортами и визами коммунистов — французы отправляют на границу с двумя жандармами. Австрийцы же и вовсе «охраняли» вывозимого от них Белу Куна; то же делали и немцы, из боязни, что Куна убьют, а сей последний, вернувшись в СССР, язвит, что его окружали все время «шпики»: да без них ему бы не уйти живым.

И советской власти, пожалуй, досадно: на что ей Бела Кун без Венгрии? То ли дело, если бы его там убрали, — какой можно бы нажить капиталец, не хуже, чем на Сакко и Ванцетти.

10 авг. С разных сторон вести о волнениях в армии. 1) В Ростове-на-Дону солдатик прочел вслух товарищам письмо из деревни, как там обирают; солдатик после этого был арестован. Товарищи его отказались выходить на ученье, пока его не освободят. Освободили. 2) Нечто подобное в Рязани: собравшиеся территориальники отказались проходить повторное учение, пока не обеспечат пайком оставшихся дома родных. Выдали пайки. 3) В Смоленске воинская часть отказалась выступать в деревню, куда ее хотели послать не для экзекуции, а только «для престижа». Пришлось часть отправить подальше вглубь страны.

Мужики, запродавшие хлеб в силу контрактации по опред. цене, бунтуют, когда правительство вдруг накинуло 15 коп. с пуда, ибо никто не хотел продавать дешевле.

На юге начинаются хлебозаготовки, и правительственные газеты с возмущением говорят о том, что крестьяне охотнее продают скупщикам по 18 р. за центнер, чем везти в кооперацию по 8 руб. Еще бы!

* * *

Знаменитый проект самарских мужиков о передаче всей земли казне, которая пусть платит «зарплату», как рабочим, пролетел, при этом сообщалось в газетах «между прочим», в форме интервью с замнаркомземом Клименко, который высказал соображение, что это неосуществимо, т. к. работа крестьян идет не беспрерывно, много пропускных дней и т. п.

* * *

«Коллективные хозяйства» вводятся насильственно. На Сев. Кавказе, напр., выделяют лучшую землю в обществе, путем передела всеобщего, в пользу коллектива, предоставляя не вступившим в коллектив худшую. Разумеется, приходится идти в коллектив. Но что из этого получится, это вопрос другой.

* * *

Хорошенький процессик из области юстиции нашей (кстати: деревня стонет от отсутствия правосудия) рассказан в прилагаемом фельетоне. И сколько таких Двориных… Кстати, наверное это еврей. И компания около него была соответственная.

С 24-го VII по 7-ое VIII 1928.

ДЕЛО ДВОРИНА И К".

(Процесс судебных работников).

Процесс судебных работников — необычное в нашей судебной практике дело. На скамье подсудимых среди других обвиняемых двое нарсудей Бауманского района (в Москве) — Дворин и Чегин, привлеченных к суду за взяточничество и другие преступления. Главный герой и душа дела Дворин целых полтора года творил всякие безобразия и был разоблачен случайно. Процесс вскрыл некоторые слабые стороны советского аппарата: наше неумение проверять людей на работе, наличие протекционизма и недостаток общественного контроля. Похождения Дворина, этого авантюриста в роли нарсудьи, заслуживают внимания общества и печати.

В обширном материале, собранном следствием по этому-делу, имеется 40 анкет, заполненных Двориным для различных учреждений, в которых он работал. Знакомство с этим анкетным творчеством Дворина убеждает, что перед судом наглый проходимец, случайно примазавшийся к судебному аппарату.

В анкетах Дворин перечисляет высокие партийные и советские посты, которые он якобы занимал, и дает явно фантастические сведения о своем социальном происхождении и положении.

Судя по анкетам, Дворин является уроженцем пяти городов.

«Родился я в Киеве, — сообщает о себе Дворин в одной из анкет, — Основная моя профессия — парикмахер».

«Уроженец города Новочеркасска, донской казак, профессия — садовод», — указывает он в другой анкете.

В третьей анкете Дворин — уроженец Ковно, литейщик, а на предварительном следствии он указал, что сам не знает, где родился, и профессии никакой не имеет.

— Значит, — спрашивает председательствующий, — вы никогда не были парикмахером?

— Нет, это просто описка.

— И садоводом не были?

— Нет. Это я ошибочно указал в анкете.

— А литейщиком вы себя тоже называли по ошибке?

— Нет, сознательно. Это я признаю самым тягчайшим своим преступлением.

Не менее фантастические сведения Дворин сообщает о своей службе в Красной армии. Получил он будто бы в боях шрапнельные и пулевые ранения, находился в плену у белополяков, совершил ряд геройских подвигов и нахватал тьму отличий. Все это действительно зафиксировано в его послужном списке, но с оговоркой: «со слов самого Дворина».

На советскую службу Дворин поступил в 1923 году на должность начмилиции Горностайпольской волости (Киевской губернии). Об этом периоде деятельности Дворина имеется судебно-следственное дело по обвинению его в убийстве с целью грабежа. Ряд лиц, допрошенных по этому делу, охарактеризовал работу Дворина, как бандитскую, и указал, что поборами он терроризовал население. Дворин был привлечен к суду и взят под стражу, но через два месяца бежал из тюрьмы вместе с двумя другими арестантами. Объявленный розыск Дворина оказался безуспешным.

Только через восемь месяцев после побега из тюрьмы Дворин добровольно явился к киевскому губпрокурору. Если верить словам Дворина, он добился тогда прекращения возбужденного против него дела.

В дальнейшем служба Дворина протекает в различных учреждениях и городах. Нигде он не остается более 3–4 месяцев. В течение одного 1925 года он успел побывать начальником исправдома в Черкассах и Вологде, пропагандистом на Яхромской фабрике в Дмитрове, помначмилицией в Богородске, еще на каких-то должностях в Киеве и Сочи и, наконец, следователем и нарсудьей в Ростове-на-Дону. Здесь его хотели арестовать по горностайпольскому делу, но Дворин заблаговременно скрылся в Москву, где путем протекции устраивается на должность нарсудьи.

В Бауманском нарсуде Дворин, несмотря на свою низкую квалификацию, быстро выдвигается на первое место и избирается в секретари ячейки. Многим его сослуживцам бросалось в глаза недостойное судьи поведение Дворина — хвастовство, пренебрежительное отношение к товарищам, стремление командовать и выставлять напоказ свои влиятельные связи. Однако, никто выступать против него не осмеливался. В ячейке Дворин создал свою группу, в которую входили судья Чегин и другие постоянные собутыльники Дворина. Чегин, человек слабовольный, любивший выпить, окончательно подпал под влияние Дворина, который втянул его в кутежи и взяточничество. Чегин, по словам свидетелей, «спился с Двориным».

Упрочившись в суде, Дворин вскоре обнаруживает свое настоящее лицо проходимца и взяточника. Он окружает себя подозрительными личностями, которые вымогают от его имени взятки и распространяют слухи, что Дворин «все может».

Интересен список московских друзей Дворина. Вот они: Кацов, торговец, осужденный за кражу, Меламед, «человек, готовый на все», Казинадзе, фальшивомонетчик, бежавший из тюрьмы, Глозман, и в прошлом нарследователь, «позаимствовавший» на вещественных доказательствах несколько золотых монет и изгнанный за это со службы, в настоящем — юрисконсульт Сандуновских бань и подпольный адвокат. Прибавьте сюда несколько спекулянтов и их жен, — и список интимных друзей Дворина будет полон…

Судом установлен ряд случаев, когда Дворин в личных интересах выносил неправосудные приговоры. Таковы приговоры по делам Бейлина, Лубоцкого и других.

Приятель Дворина — Меламед систематически травил своего соседа по квартире доктора Бейлина, стараясь выжить его из квартиры. Меламед, пьяный, нередко врывался в комнату Бейлина, оскорбляя его, грозил застрелить и однажды даже избил. Бейлин предъявил в бауманском нарсуде иск о выселении Меламеда. Дело назначено было к слушанию под председательством Дворина.

В день суда Дворин позвонил по телефону к жене Меламеда: «Фридочка, сегодня буду судить я. Ничего не будет».

Вызванные по делу Бейлина свидетели показали, что Меламед терроризировал своего соседа и систематически издевался над ним. Несмотря на это, Дворин в иске Бейлину отказал и постановил выселить его из квартиры, хотя Меламед об этом и не просил и не предъявил встречного иска. Выселение Бейлина Меламед отпраздновал попойкой, в которой участвовал и Дворин. (Впоследствии губсуд в кассационном порядке отменил решение по делу Бейлина). От имени Дворина и с ведома его этот самый Меламед вымогал взятку от некоего Шугана, дело которого находилось в производстве у Дворина. Другим посредником по взяточничеству у Дворина был его шурин — Кацов. Среди клиентов Дворина Кацов был известен, как «доверенный нарсудьи Дворина по взяткам».

В участке Дворина слушалось уголовное дело владельца аптекарского магазина Асса. Последний был приговорен к двум годам лишения свободы и к конфискации имущества на 5000 рублей, К Ассу явился Кацов и предложил за 1000 рублей приостановить исполнение приговора, а за пять тысяч «ликвидировать дело полностью». Асс заявил о вымогательстве прокурору, и Кацов был арестован. Дворин был снят с работы. Но полностью все преступления Дворина и К° выплыли наружу только в связи с вымогательством взятки у Горгидзе.

Владелец пивной Горгидзе привлекался к суду по 101 ст. УК (незаконная торговля спиртом). Дело рассматривалось 1 марта 1928 г. нарсудьей Сокольнического района Сычевым. Горгидзе был оправдан. На другой же день после этого Сычев подал письменное заявление прокурору, что нарсудья Бауманского района Чегин требует от Горгидзе взятку в 600 рублей за то, что он, Чегин, повлиял якобы на Сычева и содействовал вынесению Горгидзе оправдательного приговора. Об этом Сычев узнал от судебного исполнителя Коновалова.

Следствие выяснило, что Чегин и Дворин, хорошо знавшие Горгидзе и часто бывавшие у него в пивной, обещали ему подействовать на Сычева и добиться оправдательного приговора за взятку в 800 рублей. В счет этой суммы они успели получить от него 200 рублей. Посредничали при получении этой взятки друзья Дворина — компаньоны Горгидзе по пивной — Кацитадзе и Казинадзе, некий Пирцхалашвили и Глозман. Кацитадзе и Казинадзе были арестованы в квартире у Дворина, куда они пришли уплатить ему недоданные 600 рублей.

Судом приговорены:

Дворин по ст. ст. 113 (дискредитирование власти], 114 (постановление неправосудного приговора) и 2-й части ст. 117 УК к 8 годам лишения свободы с поражением в правах на три года.

Взяткодатели — Горгидзе и Кацитадзе — к 5 годам лишения свободы с поражением в правах на 3 года.

Кацов и Глозман по ст. 118 УК; первый — к 4 годам и второй к 3 г. лишения свободы. Меламед по ст. 169 УК — к 1 году 6 м. лишения свободы, Пирцхалашвили — к 2 годам. Шабат по ст. 19 и 2-й части 169 УК к 1 году лишения свободы, которое заменено принудительными работами на тот же срок.

Коновалов, Кенчадзе и Синозерский оправданы.

Вместе с тем суд определил довести до сведения МК партии и МКК о неблаговидных действиях некоторых лиц, покровительствовавших Дворину и этим дискредитировавших учреждения, в которых они занимали ответственные должности.

Дело рассматривалось в Москве с 24 июля по 7 августа выездной сессией тульского губсуда под председательством тов. Пахомова. Обвинение поддерживали прокурор тов. Щепетов и общественный обвинитель тов. Егоров.

Защищали ЧКЗ Гринберг, Лененберг, Липкин, Нурок, Подвальный, Хунададзе и Шварц.

О.

* * *

Из фольклора. Еврей, нуждаясь в деньгах, лезет на высокое дерево, там оставляет записку самому Богу, прося о 50 руб. Внизу его ловит и допрашивает агент, ведет в ГПУ, выясняет, для чего он лез. Еврей откровенно рассказывает. Думая его привлечь в безбожники, его заверяют, что Бог не поможет, а выручит сов. власть: ему дают 25 руб.

Еврей бежит тогда опять к тому же дереву и шлет Богу благодарность за 25 руб., но просит его другой раз передавать деньги непосредственно, а то они дали только половину, а 25 р. удержали себе.

* * *

С продовольствием все хуже. Бывают дни, когда вдруг нет мяса, либо нехватка в хлебе. А чаю, масла не бывает чуть ли не по неделям. То вдруг продают прогорклое масло. Из провинции жалобы на отсутствие хлеба, очереди за ним. Местами карточки хлебные. В Московской губ. кое-где черный хлеб 15 коп. за фунт!

15 авг. Со всех сторон в один голос подтверждения, что мы вывозим лихорадочно все, что можем вывезти, и по какой угодно цене. Везем «второстепенные предметы сбыта»; везем яйца, масло, сыр (себе 32 р., продаем по 15 р.), только бы получить валюту.

Фотограф одного из хранилищ говорит, что денно и нощно занят фотографированием худож. ценностей, уходящих из музейного фонда за границу.

А в фондах огромные богатства из конфискованных частных галерей. И все — молчат. Расхищение и разбазаривание «народного» достояния идет во все тяжкие, а «народ», сознательный народ… плюет на все.

* * *

В газетах как-то сообщалось, что наркомтруд Васил. Владим. Шмидт (кстати сказать, еврей, из рабочих), взявшись править автомобилем, произвел катастрофу, причем спасся сам, а жена разбилась насмерть. Вдруг из Кисловодска телеграмма — от жены его: жива и невредима. Оказывается, репортер поусердствовал, не спросясь: убитая не жена, а маленькая актриса из какого-то театра.

22 авг. Образец педагогического законодательства новый устав единой трудовой школы (Изв. 22/VIII 1928).

Не знаешь, чему больше дивиться: тут и с потолка списанные цифры возрастные, так что получается полная несогласованность; тут и подстановка политики вм. учения; тут и горделивое сознание авторов, что они творят «для истории» (о бедных детях и не думают); тут и замечательные педагогические «эксперты»: бабы с заводов, слесаря (все пролетарии зато).

23 авг. Из газетной страницы кусочек речи Варги о состоянии СССР в данный момент. Произносилось на конгрессе Коминтерна. И вся речь в таких тонах. Темп нашего хоз. развития неслыханный, сильнее, чем где-либо (забывается, что в Америке он идет от 100 к 105, у нас от 0 к 10, от 10 к 30 и т. д.). И главное — далеко не достигнуто довоенное положение, несмотря на всякие приводимые цифры. Чего уж лучше: сидим без хлеба, не продавая его за границу; не можем одеться в бумажные ткани, чего всегда было вдоволь. А уж о строительстве и говорить не приходится. Разваливаемся с каждым днем.

* * *

МКХ (Моск. Коммунальное Хозяйство) упорядочивает кладбища, т. е. прокладываются дорожки, регистрируются могилы. Казалось бы все это хорошо и полезно. Но при этом беспощадно уничтожают старые могилы, сносят прелестные ампирные решетки (их целые горы нагорожены на задворках) — неужели они пойдут в лом или — не лучше — будут продаваться для современных могил? Уничтожали без разбору. Попалась генеральская могила, которую 10 человек разламывали две недели, насилу одолели. Некоторые могилы пытаются спасти, на них рядом с номером наляпана буква Ж. — Жаров, фамилия, отмечающая какого-то представителя охраны худож. памятников.

1 сент. И смех и горе. «МОНО» (Московский отдел народного образования) наконец решил, что надо провести «трудовые процессы» в школе, «которая называлась трудовой, но в которой до сих пор трудом и не пахло» (sic!). — Дальнейший план; «орабочить» школу, вводя насильственно туда рабочих, а потом можно устроить обязательный прием в вузы без экзаменов, но со строгим социальным отбором. Можно ли циничнее? Дураков — но своих.

* * *

Не без некоторой театральности англичанам выдали прах 38 матросов, поднятых с потопленной в наших водах в 1919 г. подводной лодки, — симулируя пиэтет к мертвым. Это у нас-то! При нашем отношении к своим кладбищам, к могилам, к многочисленным казненным, наконец! Правда, и тут не удержались от желания кольнуть англичан: чтобы переданы были норвежскому судну (за перерывом сношений с Англией интересы англичан в СССР охраняет Норвегия), англ. военного судна не допустили в наши воды.

* * *

Тот же «укор» англичанам сделан был и в связи с нашим присоединением к пакту Келлога о ненападении. Еще раз выпирая в ответе со своим стремлением к полному разоружению, выражая неверие в пакт Келлога, советское правительство распространилось и насчет того, как не гармонирует с ненападением — разрыв дипломатич. отношений, существующий между некоторыми государствами и являющийся показателем «враждебности».

* * *

А в Москве по-прежнему повторяется старый, при нынешней власти, анекдот и чего только в Москве нет, — чаю нет, масла нет и т. д. Прибавилось: нет колбасы, нехватка ветчины, мясо частенько пропадает.

* * *

С урожаем ничего не поймешь. На Волге, как будто, хлебов много, но «заготовка» идет очень слабо. А на Украине — совсем нехорошо. Сегодня в газете уже речь о помощи Украине ввиду «недорода».

* * *

Газета на днях усиленно восхвалялась: не вывозя хлеба, мы тем не менее ухитрились не уменьшить вывоза за границу, — и все «второстепенными» продуктами, в частности, сельского хозяйства. Отсутствие сыра, масла, яиц становится понятным.

3 сент. Общество научной связи с заграницей называется ВОКС (Всесоюз. Об-во культ. связи). Идет кто-то, его спрашивают — куда. Ответ: в ВОКС. — Какой? Vox dei или vox populi? — Ответ: нет, judaei…

* * *

Наркомпрос отзывается на 100-летие Толстого, собираясь справлять его в форме: Толстой и октябрьская революция. Вот интересно-то. Думал ли когда-либо Толстой, что так им будут угощать молодежь.

5 сент. Знаменитая Гарримановская (америк. концессия по Чиатурскому марганцу), о которой года три назад так трубили, обещая себе страшные доходы и выгоды (вложат миллионы!!!), кончилась пуфом. Американцы вкладывали мало, марганцевые запасы, сделанные в годы войны, благополучно вывезли, дав взятку грузинскому правительству и выплатив прежним собственникам, находящимся ныне за границей, а теперь от разработки отказываются, оставляя нам неналаженное дело и вложенных несколько миллионов долларов, из 6 %, что вполне прилично.

А наши-то идиоты радовались, что им оборудуют дело и подарят!!

* * *

Обнародована новая программа Коминтерна, назначенная, по-видимому, затмить и заменить «теоретический» Коммунистический Манифест Маркса.

Итак от Маркса через Ленина к Бухарину (автор проекта), — quelle degradation!

6 сент. Сегодняшнее известие газеты уже несколько приоткрывает (для опытных глаз) завесу над Чиатурской концессией: ничего не сделано концессионером, марганец вывезен, производство сокращено, не остается даже опытного технического персонала.

* * *

Характерно озлобление газеты по поводу того, что немцы, наконец, догадались нашему Госторгу противопоставить свою организацию. До сих пор, при нашем понятии «экономическая контрреволюция», немцев оставляли в неведении насчет степени настоятельности наших нужд; делая свои предложения вне конкуренций, мы вели тайно переговоры с отдельными фирмами, сшибали их лбами и снижали под шумок цены. Теперь немцы хотят действовать сообща.

9 сент. Сегодня нехотя справляют столетие Л. Толстого. Газеты (хоть и не на первой странице, это все же не Боровский и не Цурюпа!!!) посвящают ему страницы «с оговорками». В «Изв.» один доказывает, что Толстой не был революционером (открыв Америку), — следовательно он «для нас» не вполне приемлем. Очень много — Ленин о Толстом! Скажите!

А Главискусство опубликовало стандарт того, что можно говорить о Толстом. Так называется: «Тезисы для докладчиков культурно-просветительных учреждений и школ». Там обо всем — и о количестве фабрик и рабочих в 1812 г., и о годе рождения Толстого в 1828 г. (sic!), и о причинах падения крепостного права, и цитаты из Ленина, даже из Покровского, нет только — Толстого.

А на торжестве рядом с Луначарским и Сакулиным будет выступать Стефан Цвейг. Чудно!

* * *

С хлебом неладно. Официальные сведения: жалуются на безобразные условия хлебозаготовок, на скудные результаты. Рядом с этим — опоздания с доставкой семян. А мужички определенно проводят свою тенденцию — сеять минимально, ибо лишнее отбирают задешево. На Украине недород: иные крестьяне купили себе на зиму хлеб, а этот хлеб у них отбирают, сажая хозяев в тюрьму за нежелание продать. И это продолжается по сей день, несмотря на официальные запреты репрессий.

* * *

По рассказам приехавших из Парижа, сопоставляющих нынешнее с прошлым, там очень много любопытного:

1) Демократизация — буржуазия не чуждается бедной интеллигенции; к прислуге отношение очень улучшенное.

2) Отпуск на месяц почти всюду; в июле и авг. закрываются даже магазины и мастерские — все разъезжаются. Прислугу отпускают на месяц, платя не только жалование, но и харчи, т. к. она не ест дома.

3) Обложение наследства колоссальное, стесняют наследование дальними родственниками, а тем более чужими; делается это путем жестокого обложения, иной раз оставляя наследнику (напр., если он чужой) лишь 1/4 наследства.

И попутно о немцах: они молчаливы, глядят в землю, утратили былое громкоголосие и самоуверенность, с какими вели себя везде, особенно у себя. Теперь они и у себя молчаливы. Психология побитых на войне?

On les aura, — девиз французов на разных вещицах во время войны; on les а — теперь.

Боюсь, не пришлось бы французам скоро говорить: on les а eu, — ибо проблема населения у них стоит очень тревожно.

13 сент. Немцы, забыв о том, как они в 1873 г., когда французы до срока выплачивали им всю контрибуцию, не хотели за неск. недель до новой уплаты подготовить эвакуацию оккупированной территории (о чем французы заботились, желая точно в срок от них избавиться), — забывая об этом, немцы теперь наседают с требованием об очистке французами прирейнской полосы до срока. И это при условии, когда они разоружения у себя не провели до конца, а с репарационными платежами далеко еще не все налажено. Разумеется, наше правительство в негодовании — на французов.

* * *

До сих пор нередки случаи, когда пролетарии, получив квартиру в новоотстроенном кооперативном доме и не желая платить по стоимости, продают свое кооперативное жилье т. наз. буржую, т. е. попросту интеллигенту или служащему.

Теперь открылась новая отрасль торговли. Уже приводят случаи, когда выдержавший экзамен интеллигент, не принятый туда, куда ему хочется, меняет свое место с пролетарием, который без усилий и испытаний принят в какое-нибудь специальное учебн. заведение, где он учиться не может по уровню своего развития и знаний. Так, был случай промены места в Межевом институте на более ценящееся место в Высш. Технич. учил. А пролетарию последнее часто не под силу, да и шел он больше по командировке, чем по внутренней потребности.

Не принятых в «вузы», выдержавших экзамены, и норою блестяще, — целая пропасть. Говорят, что на мед. фак. отказывали даже рабочим (принимают больше всего фельдшеров и сиделок). На каком-то электро-технич. отделе всего 4 места, — остальные «расписаны» между партийцами, комсомольцами, командированными. Всего обиднее два обстоятельства: 1) для серой публики снижается уровень требований; 2) и тем не менее, ко 2-му курсу не остается и половины, — место было занято зря.

Прежде Випнер писал для средн. школы учебник (Нов. Истории), который оказался достаточным для студентов. Сейчас появился какой-то Фридлянд, про которого рецензент с похвалой говорит, что учебник годится и для совпартшколы и даже для рядового рабочего (sic!).

* * *

Бледно, по-казенному проходит столетие Толстого. Немножко самостоятельности — в Ясной Поляне, где Александра Львовна, говорят, не допускает ни «военизации», ни безбожников, справедливо указывая, что сии принципы расходятся с идеями Толстого. Вот там-то (в газетках даже сказано!!) участники поминовения Толстого пели даже «Вечную память».

Газета («Изв.») уже откликнулась по поводу Ясной Поляны. Смысл такой: оно, конечно, заветы Толстого; но допустимо ли в стране советов, где миллионы детей горят революционным энтузиазмом, лишить этого хоть бы сотни детей?

16 сент. Вчера по поводу приема в вузы подсчет: везде «рабочие» выпирают детей служащих; где последних было 50 % в прошлом году, на приеме этого года не более 20 %.

Так сознательно наши материалисты и дарвинисты уничтожают умственный «племенной скот». Хвалятся, что через 10 лет не будет ни в вузах, ни на служебных местах ни одного интеллигента.

На литерат.-худож. курсах новый заведующий Карапетьян производит чистку. Одному слушателю выдали документ с мотивировкой, почему его вычистили. Написано: «отсутствие производственного лица (общее образование); отрыв от масс (индивидуализм); идеологически — буржуазность».

Первое означает: почему не из фабзавуча, почему нет параллельного учению производственного стажа; второе и третье — понятно, хотя и глупо в равной степени.

Результат: армяша очутился перед дилеммой — ячейка гонит, а преподаватели отстаивают дельного студента. Кому верить? Наука — дело хорошее, но важна не она, а «идеология». Решено: пока оставить «на стаж», с обязательством проявления себя «на общественной работе».

* * *

Нынче воскресенье, с хлебом — заминки. Утром очереди у немногих торгующих булочных; публика зла, ругается, время пропадает. В провинции хлеб все дорожает. Из Рязанской губ. вести, что едят «травку», посыпая ее мукою для сытности.

* * *

Со всех сторон только и слышишь о невероятно нелепых отказах в поступлении в высш. учебн. завед. Сегодня сообщили такой:

Некая Колпинская, служит в ГИЗ'е, весьма подкоммунивает. Вдова. Муж — старый большевик, участник Свеаборгского восстания, бежал, жил в эмиграции, умер в Италии. Жену советская власть вызвала сюда, памятуя заслуги ее мужа и обещая ей хорошие условия жизни. Ее сын держал в I МГУ на этнографии, отделение. Склонен к археологии. Знает итал. и франц. языки. Держал отлично, особенно по обществоведению, представил документы: от итал. секции Коминтерна, от О-ва старых большевиков и от своей комячейки, где сказано, что не принят в комсомол лишь по слабости здоровья, не позволяющего нести обществ, работу.

Отказ — «за недостатком места».

Теперь Горький послал от себя просьбу в апелляц. комиссию. Секретаря Горького «приняли холодно».

* * *

Рассказывают, что в Малом Театре, во время спектакля «На всякого мудреца», был такой казус.

В антракте молодой человек, сидевший с какой-то дамой, отделился, подошел к рампе и, обернувшись к зрительному залу, сказал, что сейчас у нас празднуют Толстого, забывая его заветы; особенно его «Не могу молчать». Молодой человек приглашал молодежь выступить на улице с этим призывом и закончил: «Долой смертную казнь!». Публика молчала в оцепенении. Какой-то одинокий голос крикнул: «да здравствует диктатура пролетариата!» Молодой человек нашелся и ответил: «да здравствует диктатура пролетариата — и долой смертную казнь!»

К нему подошли, спрашивая его документы. Он ответил: «мой партийный билет в раздевалке». Пошли туда. Билет, действительно, оказался, а еще сверток, которого испугались. Юноша успокоил, заявив, что не бомба, а стяг, которого он не успел взять и развернуть… Перед уходом он простился с дамой, успокаивая ее. Его увели.

19 сент. Дело с Яснополянской школой обостряется. Сегодня в «Изв.» уже появились письма разных просвещенцев, грубые и заносчивые: чем виноваты дети, что им приходится учиться в районе проживания родственников Толстого? И допустимо ли превращение живых людей в памятник Толстому?

Какой-то ретивый «студент» выражается еще резче.

На вегетарьянском вечере памяти Толстого были, говорят, резкие выступления толстовцев, часто молодых.

Обе эти категории выступлений не свидетельствуют ли: во-1-х, о том, что нынешняя тьма и нетерпимость превосходит прежнюю, ибо тогда подневольно выступал Синод, не встреченный симпатиями общества; во-2-х, о том, что где-то есть дух жив, и жизнь его в том, что выступает молодежь, т. е. люди, казалось бы, оттертые действительностью от всякой живой струи.

* * *

Разгорается и дело с актерами. 1) М. Чехов, очевидно, уехал прочно; хоть он сегодня в газете и отрицает свое соглашение с Рейнгардтом в Берлине, однако не отрицает изучения дикции на немецком языке, а ведь это не для игры на русском театре? 2) Мейерхольд отказался вернуться немедленно. В наказание труппа его «расформировывается» («Изв.», 19 сент.), т. е. попросту стирается имя его с театра, ибо труппу эту хотят как-то использовать без него. 3) Грановский с «Габимой», говорят, так «выражается» о советской власти, что возвращение его из-за границы мало вероятно.

30 сент. Зловещие слухи подтверждаются: из Эрмитажа начали распродавать уже первые номера — продан «Блудный сын» Рембрандта. Итак — «распивочно и навынос» во славу эксперимента, который все-таки проваливается, но, очевидно, оставит после себя голое место для иноземной колонии.

На днях Осинский для привлечения американских туристов предложил (см. «Изв.») построить 10-этажную гостиницу в 2000 комнат, с теплой и холодной водой, телефоном, радио в каждой комнате, ибо «американцы не привыкли к нашей жизни». Скотина! Чисто по-барски мирится с грязью собственного народа и предлагает создать что-то вроде отелей для европейцев в Египте, где низы живут, не ведая о той роскоши, какая достается туристам.

1 окт. Интересное заявление в «Вечерней Москве»: собираются муниципализировать около 100 домов, возвращенных было их владельцам, ибо, когда они отдавались, они были бездоходны, а теперь приносят доход. Попросту когда владельцы их отремонтировали — их отнимают.

Цинизм откровенный! Кто же будет «вкладывать свои средства» в строительство?

* * *

М. Горький продолжает отличаться. Во вчерашних «Изв.» он поучает молодых пролетарских писателей и, между прочим, изрекает, что антропоморфизм от «антропос», человек, и «морфос» (sic!) — вид, образ; что Гоголь, устав от «мертвых душ» русской жизни, искал отдохновения в романтике «Тараса Бульбы» и т. п.

Уволен Нарбут (кажется, брат покойного рисовальщика), заведовавший издательством «Земля и фабрика» и игравший видную роль в делах советской печати. Говорят, найдено его письмо из эпохи гражд. войны, с приветствием по адресу белых, когда он служил в разведке у красных. Словом, обычная история.

Неизвестно, последовала ли расправа со стороны ГПУ.

* * *

В газетах тревожные вести насчет плохого сбора единого сел.-хоз. налога. Вместо намеченных на сентябрь 40 % годового сбора выполнены какие-то ничтожные части, местами вроде 4–6% задания. Положим, налог, не играющий решающей роли в бюджете (то водка!), но показующий равнодушие «селянства» к государству.

* * *

Прежний ботаник, рассматривавший приемные листы новых студентов Тимирязевской Сел.-хоз. академии, утверждал, что среди принятых много провалившихся на экзамене почти по всем предметам. Это, конечно, благородные представители крестьянства и робкого пролетариата. Ну, что ж: «Они хотя дерут, зато уж в рот хмельного не берут».

* * *

Газета с удовольствием печатает (4 окт.) мнение одного видного немца (из южной Германии) о том, что Франция для Германии не важна, ибо сейчас только две великих державы: Англия и Америка; немцам надо оторваться от Запада и быть средним между СССР и СШ.

6 окт. На днях умер Россолимо (невропатолог). Его «одобрили» (Семашко), но, по-видимому, родные его отпевали. Газетное известие о его похоронах составлено так: вынесли к памятнику Пирогова, Семашко и др сказали речи; на могилу возложены венки. Вся промежуточная стадия от Пирогова до могилы (где она?) скрыта от читателя. К чему эта нелепая маскировка?

* * *

Академические выборы проходят под очень большим давлением. Вчера ленинградская Секция научных работников объявила свои кандидатуры, начиная с Покровского и кончая Бухариным, и прибавив еще «отрицательную» оценку нежелательных лиц: среди них известнейший византинист Бенешевич (он де занимается «узкой темой» — о ранней церкви); один из немногих наших оригинальных и широких географов — ихтиолог и исследователь Аральского и Каспийского морей с их усыханием (сказано, что он антидарвинист и не творец науки — sic!!) — Л. С. Берг отвергнут и Любавский и Железнов. Зато проводятся Лукин (sic!), Деборин (sic!!).

Сегодня в газете аналогичное постановление московской секции, — получается, что обе секции сговорились и, м. б., чтобы хоть этим путем дать понять о давлении сверху. Теперь остается слово за самими академиками. Грозили им всячески и сильно.

* * *

Развязность растет. Некто Мандельштам, пишущий под фамилией Лядов, вчера негодовал в «Изв.», что «мы не себе готовим смену, а профессора готовят смену себе» из молодых ученых. К ужасу оказывается, что по «отвлеченным» (sic!) математическим наукам готовится 300 с чем-то аспирантов, а по сел.-хоз. отрасли всего 200 с небольшим. И притом из 1000 готовящихся целых 18 из духовного звания.

Этот же автор высказывает глубокомысленные соображения на тот счет, что памятники старины ценны иногда лишь в одной своей части, а посему следовало бы и оберегать не целые здания, а ценные их части, напр., ворота, — ломая остальное или отдавая здания под исполкомы и детдома, а монастыри непременно для антирелигиозной пропаганды.

* * *

«Огонек», в усердном желании разогреть кампанию немецких коммунистов против постройки Германией броненосца, изобразил Германию как милитаристическую державу, раскрыв ее военную организацию, с офицерами, военными обществами под флагом спортивных и т. п.; увлекся автор до того, что объявил Германию хоть сейчас готовой воевать… Так дурацки вскрыты были карты все же «союзника». Кончилось тем, что № журнала изъяли из продажи, отбирали, где можно.

* * *

М. Горький, кажется, окончательно всем надоевший, снимается с якоря и уезжает — до весны, по его словам, — за границу. Посмотрим, вернется ли он к лету.

В своих литературных статьях, где он делает постоянные промахи (результат отсутствия основательного образования), поучая невежественных (больше его, конечно) молодых писателей, Горький особенно усердно подчеркивает при всяком случае — мастерство Бунина, кокетничая этим, ибо Бунина у нас замалчивают. Говорят, что и у этого есть своя подкладка: именно Бунин будто бы всячески разоблачает Горького, указывая и на его антисемитизм (понятное наследие среднего мещанства), и на его сочинительство в области своей биографии (говорят, что крючничество Горького, его работа булочником и т. д. весьма выдуманы Горьким).

7 окт. Историч. Музей, говорят, получил предписание подобрать для продажи за границу 2000 икон.

* * *

О продаваемых сокровищах Эрмитажа толки разные. Иные уверяют, что продажа еще не состоялась. Намечены Madonna Alba Рафаэля и 12 (по другим — 17) Рембрандтов. Идеалисты прибавляют, что Луначарский борется и заявил, что вернет партбилет, если картины будут проданы.

* * *

Институт Маркса и Энгельса получил серьезное письмо крупнейшей немецкой фирмы, гласящее, что, в связи с широко организованной СССР распродажей культурных ценностей, фирма интересуется, за сколько можно купить целиком всю библиотеку и рукописи института (про письмо рассказывают получившие его и распечатавшие по службе канцелярские служащие, заведующие корреспонденцией).

* * *

Донской монастырь зовется «бывшим» и превращен в музей. Музей надгробий (в одной из церквей) сохраняет могилы, заделанные в полу, и памятники, спасенные от уничтожения из разгромленного Андроньева и др. монастырей.

Церковь, где погребен Патриарх, остроумно тоже обращена в музей, вход в него платный, и, главное, устранена самая возможность панихид по покойному. — На могиле Ключевского «Старая Москва» поставила памятник-плиту, но — на нем нельзя было поставить креста, как нельзя было служить и панихиды.

Во Франции, обратно нам, проходит закон о возвращении церковным организациям отнятого у них — в связи с секуляризацией начала XX в. — церковного имущества, если оно не использовано для других просветит. целей; параллельно открывается возможность обучения духовенства для колоний и миссий за границей. Завоевание для церкви огромное и лишний раз свидетельствующее, что не насильственными мерами изменяются верования и даже идеи человеческие.

* * *

А наши финансовые дела подчеркиваются новым проектом: заем 1928 г., 8 % в 400 мил. Стало быть, дело дрянь.

И опять повторяю, как не поймут наши финансисты, что такие займы еще имели смысл в войну, когда, отдавая сбережения (а они были!), люди лишали себя разных благ, отдававшихся на потребу армии (питание, одежда). Теперь же, когда мы отдаем насильственно не сбережения, а часть скудного заработка, то, отнимая у себя часть пищи и одежды, мы уменьшаем и покупку у нашей нищей промышленности, на «развитие» которой и идут будто бы «занятые» у нас «сбережения».

8 окт. Вчера в «Изв.» было напечатано, что «сегодня открывают в Новодевичьем монастыре памятник на могиле историка Костомарова». Что это, невежество или намеренная ошибка? Памятник открывался в Донском мон. и на могиле Ключевского.

Поэтому было всего 100–150 душ старшего возраста. Студентов — и в помине не было.

* * *

Нынче в газете о предполагаемом разгроме б. Румянцевской библиотеки: наметили к увольнению Готье, Хавкину, знаменитого книгоуказателя Краснова (Кваснова?)…

12 окт. Академические выборы принимают характер прямо скандальный. Особая комиссия отбирает кандидатов, по-видимому, с презумпцией, что отсеянные ею уж никаким образом не могут выбираться. А газеты печатают прямо неприличные отзывы о кандидатах-марксистах. Так, о Лукине написал некто Моносов, что-то вроде преподавателя на рабфаке — и это рекомендация для академика! О Покровском написал какой-то Горин, говорят, секретарь общества историков-марксистов, где Покровский состоит председателем. А о Фриче — даже не лицо, а ассоциация Рапита, где он начальник. Восхваления нелепые, вроде того, что Фриче придаст авторитетность (sic!!) Академии Наук; Лукин превозносится как работающий по источникам, и тут же указывается, что он впервые проник в Архивы лишь два года назад; цитируются «наугад» (sic!) обычные заключительные строки его работы по Парижск. коммуне, копирующие слова Маркса, и т. п. А про Покровского все больше насчет того, что еще рано подводить итоги его работе (есть ли они?), он еще в расцвете творческих сил (60 лет!!), когда людей старше 50 л. объявляют у нас непригодными…

* * *

В «Экономической жизни» от 11 окт. напечатано об усилении концессионной деятельности. Предлагаются к отдаче иностранцам какие угодно отрасли: леса и руды, земледелие и курорты, трамваи и электрич. силоустановки. И все это с наглой развязностью, что нам, собственно, иностранцы не нужны и ни в какую экономическую от них зависимость мы не попадаем, ибо «внутреннее наше вложение» в ближайшие годы равняется 20 миллиардам, а иностранцы нам нужны на 400 миллионов, т. е. всего на 2 %, а это такая ничтожная сумма и т. д. и т. д.

Но если нам всего они нужны на 2 % вложений, то не лучше ли нам потужиться, прибавить эти 400 млн. к своим миллиардам и вложить 20 400 000 000 без всяких иностранцев? Казалось бы проще.

В том-то и беда, что мы сейчас жадно ищем продаться. Хорошо, если иностранцы не пойдут на эту удочку. А если пойдут? Тогда — либо силой будут закреплять свои позиции, либо мирно обратят нас в колонию капитализма — не русского только.

* * *

В Китае без нас пока все сладилось. Чан-Кай-ши примирился даже с сыном Чжан-Цзо-лина, и теперь у них единое нанкинское правительство. Надолго ли, вопрос другой; дадут ли им так устроиться — тоже вопрос.

18 окт. «Торгово-промышл. газета», кажется, так дает всего несколько строчек западных откликов на нашу новую «концессионную политику». Не решаясь приводить текста статей, газета больше ограничивается заглавиями статей в газетах разного направления. Заглавия эти все одинаковы: «Давно ожидаемое совершилось», «Колонизация России», «Крах советского строительства» и т. д. в этом же роде. (Сам не видел газеты, передаю со слов).

18 окт. Сегодня в «Изв.» негодующая передовица на тему телеграммы из Берлина, гласящая, что немецкие банкиры, во главе с Мендельсоном, вступили в международный консорциум кредиторов царской России с целью добиваться уплаты долгов немецким держателям русских бумаг.

Негодование понятное, ибо в Рапалльском соглашении стороны отказались от взаимных претензий. Но там была клаузула: если СССР кому-либо будет платить долги, то и Германия вправе требовать их оплаты. Наши большевички подмахнули эту оговорку, полагая, что никогда платить не будут. А теперь, когда уверенность в получении долгов, по-видимому, везде выросла, немцы не хотят терять своих прав…

Выходит конфуз. А мы наглым образом продолжаем уверять, что у нас социалистическое строительство идет необычайно успешно.

23 окт. Передают о выступлении тов. Калинина на заводе швейных машин, б. Зингера, в Подольске. Рабочие выступали весьма выразительно, не стесняясь в словах. Между прочим спросили т. Калинина: сколько получаешь жалования? а на его ответ: «получаю партмаксимум», — спросили: «А любовницу на партмаксимуме содержишь?» — Мужик, говорят, совершенно вышел из себя, стуча кулаком по столу и кричал: «вы что же, царя захотели? куда я попал? в николаевскую Россию?» — Если все так, глупее нельзя было говорить.

* * *

В партии склока: борьба Сталина с правым уклоном (Рыков, заступающийся за мужиков). Кавказец, говорят, проглатывает Рыкова, Томского и даже Бухарина. Торжествует идея «индустриализации».

Вступление немецких банкиров в консорциум кредиторов России и держателей русских займов все еще волнует нашу печать. К сожалению, отзывы зап. печати до нас не доходят.

* * *

Прилагаемый кусочек — из воззвания ЦК комсомола к молодежи, студентам и т. д. Дикая смесь военщины, человеконенавистничества и нелепой похвальбы: «производить товары дешевле и лучше капиталистов».

…Из воззвания ЦК комсомола к молодежи

[23/Х 1928]

И когда партия вновь бросит клич — «страна в опасности», у нас под винтовку станут миллионы людей, чтобы запрудить собой многокилометровые фронты, чтобы отстоять социалистическое отечество трудящихся всего мира.

Великие классовые битвы предстоит пережить нам в грядущее десятилетие. В одной шестой части мира мы строим социализм. Пять шестых — под пятой империализма.

Мы поможем китайским кули и металлистам Германии, производя товары дешевле и лучше капиталистов, объединяя распыленные крестьянские дворы в мощные коллективы. Мы поможем политическим узникам запада и восстающим рабам Индии, когда перестанут расти в безграмотности тысячи трудящихся, когда в цеху у каждого станка, за прилавком каждого кооператива, подле каждого забойщика в шахте будем видеть тени классовых войн.

Каждый удар киркой, каждый поворот шестеренок, каждый новый метр ситца, каждая книга, каждый завод, каждый новый колхоз, это — сгустки нашей классовой ненависти, это — помощь братьям востока и запада, это — создание крепкого тыла для будущих когорт пролетарской революции, это — заготовка боевого снаряжения для грядущих классовых битв.

* * *

Газета 27 окт. дает характерную передовицу на тему о том, что мы неэкономно тратим муку — на пирожные; мужики — на самогон. Далее, рекомендация говядину заменять бараниной и свининой (как будто они есть в продаже), а всего лучше есть овощи, которые пока (!) кооперация не научилась хранить и распространять (!). Попросту — угроза гнилой картошкой, как в 1920 году.

* * *

И везде крики о том, что пора заменить старых людей новыми спецами из низов.

А вот образцы.

Аспирант (по-прежнему: оставленный при Университете, через год-другой доцент, на кафедре) приступает (только после оставления при Университете) к изучению нового языка. При чтении ему — агроному — попадается Аргентина; не знает, что такое. Тем более не знает Никарагуа, а на объяснение, что это государство в Америке, уверенно говорит: «ну да, в Соединенных Штатах».

* * *

Аспирант общественник, лет 30, человек неглупый, после занятий языком подходит к преподавателю за объяснениями:

1) В книжке о каком-то французском художнике сказано: «французский Микель Анжело, он…» и т. д. Спрашивает: «а ведь я всегда думал, что Микель Анжело итальянец».

2) Прочитав слова Помпея, Равенна, спрашивает: «что это, места что ли какие?» Преподаватель в двух словах говорит о Помпее, засыпанной извержением…: «разве вы этого не слыхали?» Ответ: «Так вот что…» (задумчивый взгляд)… «а то Равенна, стало быть» (sic!!).

Всего хуже то, что эти подчас хорошие головы доводятся до истощения и сумасшествия зубрежкой. Тщетные усилия: нельзя во взрослом виде учиться азам, которые с детства впитываются из обстановки.

30 окт. Постепенно выясняется, почему нем. банкиры именно теперь примкнули к консорциуму кредиторов.

Мы недавно заключили с американской электрической компанией контракт на поставку нам электрических снаряжений. Но этой компании была должна царская Россия по военным заказам. Мы особенно возгордились тем, что в новом договоре компания отказалась от прежних претензий, и вслух об этом заявили. Но немцы оказались хитрее нас: с карандашиком в руках они прикинули заказы и уплачиваемую сумму и выяснили, что заказ невелик, а в сумму включен весь старый долг. Словом, нас изловили в том, что мы тайно уплатили одному кредитору в надежде на дальнейшие кредиты. Ну, а раз мы уплатили одному, поднимают голову и все другие.

* * *

Остается Сталину пойти — вправо, если он не дурак, и все «признать».

1 нояб. С упорством, достойным лучшего применения, газета доказывает, что мы и без хлебного вывоза в этом году увеличили вывоз. Именно, в прошлом году вывоз около 740 мил., а в этом году 722 мил., но в прошлом 200 м. пало на хлеб, которого мы совсем не вывозили в этом. Казалось бы, вывод грустный, ибо вывозили необходимое себе: масло, яйца. Газета заключает обратное: если столько могли вывезти, то значит возможности — колоссальные. Оказывается, наш вывоз лишь половина довоенного. Казалось бы, заключить, что, след., из рук вон плохо наше сырьевое хозяйство, в частности — хлебное (без помещиков). Газета заключает: надо больше вывозить, ведь вывозили же масла и яиц втрое больше до войны. А откуда же брались эти избытки, ибо ведь мы дома не нуждались в масле? Газета мягко признает, что сейчас у нас внутри некоторые затруднения в снабжении, «но это не снимает вопроса об усилении экспорта» (sic!).

Эх… «Вы, друзья, как ни садитесь,

Все в музыканты не годитесь».

Не хотят люди сделать необходимого и неизбежного вывода.

* * *

30 окт. умер крупнейший специалист по горному делу, известный далеко за пределами России, Влад. Ефим. Грумм-Гржимайло. Его затравили, после того как он подал (после шахтинского процесса) записку, где писал о полной непригодности советской хозяйственной системы, а недавно выразил те же мысли в анкете о снижении цен; не будучи экономистом, он, иногда в наивной форме и с не совсем удачными ссылками, доказывал преимущество частной инициативы в промышл. и торговле.

Ему не возражали, а отдали его записки на осмеяние какому-то еврейскому фельетонисту. Фельетон появился в воскр. 28-го. А 30-го скончался Грумм. Невольно ставится в связь это поношение — и волнение 64-летнего больного человека.

Газеты замалчивают его. Только в «Экономической жизни» помещен некролог, откуда видно, что это оригинальнейший ученый, большой специалист, крупный изобретатель (20 патентов только за последние 15 лет), отличный устроитель советского хозяйства, посвятивший все силы строительству, в чем ему мешали до последнего дня.

2 нояб. Сегодня в газете петитом напечатан краткий некролог Грумм-Гржимайла, но суть не в нем, а в двух интервью-доктора Качаловского и проф. Мартынова, приведенных в доказательство естественной смерти покойного. Стало быть, были разговоры везде и всюду, надо было доказывать, что умер Гр.-Гр. «не от советской власти».

Относительно похорон, рассказывают, что их велено было произвести на казенный счет, но никто не решился отдать распоряжение. Велели трем лицам дать это распоряжение, и замечательно, что все, не сговариваясь, написали: «на казенный счет, но без проявлений громких»!?

6 нояб. Канун 11-й годовщины Октября. Вывешивают флаги, а обстановка и настроение — подлейшие. К «праздникам» торгуют несвежей ветчиной и маслом, — как говорят, из возвращенного назад посылавшегося за границу груза. Слухи, слухи и слухи… То говорят о восстании на Украине, то о снятии с видного положения т. Бухарина за его «правый уклон», о полном устранении Юровского, заведовавшего всем валютным делом.

Раскрываешь газеты — сплошная ложь или фальшь. Врет сегодняшний номер: прежде всего длинный цикл статей на тему «активизация нашего концессионного дела». Тут ряд нелепостей. Напугавший всех у нас и обрадовавший всю заграницу (кстати, — впервые даны единодушные отзывы всей европейской печати на эту тему, принявшей весь план за показатель полного хозяйственного краха СССР) концессионный план, с отдачей всего, распивочно и навынос, иностранцам, ныне трактуется, как план «альтернативный» (словечко каково!!), т. е. мы де не все отдаем, а из этого всего — что хочешь. Далее, опять наивное доказывание, что при огромных своих вложениях допущение иностранцев на 40 милл. (прошлый раз говорилось — на 400 млн., где опечатка?), сущие пустяки, все «командные высоты» остаются за нами. И тут же (это на 40 миллионов-то) указания на десятки заводов (машиностроительных и др.), которые мы за эти 40 млн. построим. Указание на то, что мы «обеспечиваем концессионерам здоровую прибыль», тут же сопровождается (похвастать надо!) указанием, что в 1926/27 г. некоторые концессионеры имели у нас 51 % прибыли на вложенный капитал. Действительно, «здоровая» прибыль, но стоило ли тогда разрушать русскую промышленность, которая, по признанию другого автора, какого-то Розенталя, достигала чудовищных размеров 17 %?? Этот второй автор, критикуя экономии, статьи Базарова, доказывает, кстати сказать, что русские промышленники пропивали и проживали половину этого дохода, ибо ежегодно вкладывали лишь 7 % к прежнему капиталу («проживая» остальное), и от этого де «темп» развития промышленности у нас был медленный. Он куда быстрее сейчас; а сейчас исчисляется так: берется 1920 год, голое место, в 1921 г. вложено 10 млн., в 1922 вложено 8; след, «рост» выразился в 80 %; в 1923 г. вложено еще 6 млн., след, рост — 60 % к прошлогоднему и т. д. и т. д. В этом же № «Слово крестьянину» ряд мужицких, «не выдуманных», как оговаривается редакция, писем. Среди них голос казака, который начинает: «я — донской казак» (Усть-Медведицкого округа, а подписывается крестьянин»). Никогда казак не назовет себя крестьянином, тем более, когда начал письмо с «казака»; сие последнее словоупотребление, впрочем, запрещается. — Баба начинает письмо с экономич. географии: нас таких крестьянок более 50 миллионов, — хорошо знает! — А один мужик прямо пишет по плану агитки. Не говоря уж о том, что мужики — исчисляют свою землю гектарами!! (sic!).

* * *

«Смута» все продолжается. Говорят о немилости Бухарина, о странном отбытии в отпуск Енукидзе — как раз накануне «праздников».

В финансовых сферах тоже кавардак. Уволен заведовавший всей постановкой валютного дела Юровский; поговаривают о скорой отставке наркомфина РСФСР Фрумкина.

* * *

Когда после долгого промежутка оглядываешься, замечаешь постепенно въевшееся в жизнь одичание. Опять — народ сам по себе, а те, кто носит шляпу и европейское платье — «господа». (Народ и при этом отлично выделяет хамов и хулиганов, даже носящих европейское платье).

И в то же время народ снизу насел на всю жизнь, наложил на нее отпечаток. В Москве, вполне оставаясь на своем уровне, этот народ сидит, однако, в хороших квартирах часто рядом с людьми интеллигентными, но строит жизнь по-деревенски: полощет белье в ванне (удобно!), обкладывает стульчаки, сушит портянки и валенки на мраморных подоконниках, сидит лущит семечки у ворот барских домов и многоэтажных небоскребов; на бульваре малый-гармонист наигрывает однообразную плясовую, тут же, словно на околице, двое вытаптывают немудреные свои па, публика сбирается в кружок; иной идет по бульвару и горланит непристойную песню, и его не только никто не останавливает, даже улыбаются, — совсем как, бывало, баре в добрую минуту посмеивались над «пьяными мужичками».

Наконец, на площадке возле Пушкина поводырь демонстрирует медведя, толпа образует круг, увеселяются, как при Мейерберге и Олеарии! Это ли не торжество крестьянской Руси?

18 нояб. Очередной скандал в Белоруссии. На стеклянном заводе «Октябрь» три мастера всячески издевались над работницей-еврейкой. Непостижимо, как могло это дело не выплыть наружу, ибо, если верить газете, оные рабочие на протяжении ряда месяцев, с перерывами, производили свои подвиги: то изобьют, то разорвут платье и бьют, то, наконец, раздев, творят всякие гнусности. И творилось это на глазах у рабочих, а разные месткомы и ячейки замалчивали дело(?!). Теперь оно наконец всплыло. Кажется, ясно, что мы имеем дело с проявлением нетерпимости, темноты, хулиганства. А газета делает вывод:

То обстоятельство, что к этому мерзкому делу причастны рабочие, не затемняет классового характера этой истории. Три заводских мастера в данном случае делали дело наших классовых врагов.

* * *

В Изв. 16 нояб. напечатаны на 2-х столбцах составленные Покровским тезисы, обязательные для ораторов по Чернышевскому. Между прочим, необходимо доказывать, что «мы» ценим в Чернышевском социалистическую его основу. Но у него же был ряд ошибок, подхваченных и раздутых народовольцами, а потом их преемниками (удар в злополучных эсеров)… Этих ошибок «мы» не принимаем… и т. д.

Но всего лучше предпосланное будущим академиком письмо, где к услугам будущих ораторов не только мысли, но и подобранные к ним цитаты, подкрепляющие данные обязательные мысли о Чернышевском. Браво, светильник мысли!!

30 нояб. Во внутренней политике какая-то хаотическая жуть. Талмудисты сходятся и шепчутся о том, кто одерживает верх: Сталин или Рыков: вычитывают какой-то тайный смысл в постановлениях съезда ЦК партии, где будто бы победа Сталина знаменует собою уступку Рыкову и т. д. Куда-то исчез Ворошилов; потом оказалось, что он был в отпуску, а это будто бы потому, что он где-то заявил о ненадежности армии ввиду недовольства составляющей ее массы крестьянства, — только что отпраздновали десятилетие «бессменного» наркомтруда Шмидта (выяснилось при этом, что он тоже еврей), и вдруг сегодня — его отставка, а на его место Угланов, про которого на днях говорили, что он ввиду правого уклона впал в немилость. Рожа этого Угланова печатается (см. приложение) в официальной газете в таком виде, что перед Европой неловко. В биографии этого Угланова почему-то скрыто, что он был вахмистром во время мировой войны.

* * *

Странный у нашего «государства» взгляд на людей. Говорят о трудовом начале, а работать не дают. Сильных людей, обладающих знанием и вполне работоспособных, выбрасывают от дела: у нас целые полчища учителей, юристов, инженеров, химиков, администраторов в возрасте 40–50–55 лет, отставленных от дел безо всякой поддержки или с пенсией в 30–60 рублей. Рядом с этим ставят на работу молодежь — 17–25 лет, не подготовленную, не умеющую работать, лишенную руководства, обременяют ее непосильной работой (есть «вузовцы», которые наряду с ученьем занимают ответственные места), и удивляются, что дело валится, молодежь не справляется, болеет, стреляется, утрачивает вкус к работе, и — развращается. И таким нездоровым приемом думают ускорять смену старого новыми людьми, полагают, что так создадутся послушные орудия для того рая, который грезится … кому? Не знаю, ибо идеалистов осталось мало (и они не умеют работать, только мечтают), а «волевые» люди, готовые идти на все «везде», не имеют за душой никаких идеалов и полны цинизма и шкурничества. Сейчас не редкость видеть 40–50-летних родителей, снятых с мест, занятых их беспомощными детьми, учащимися еще во 2-й ступени!!!

Отсутствие же свободных профессий не дает никакого выхода здоровым еще силам среднего возраста людей. Прямо преступление так швыряться трудоспособными людьми — в государстве, где только и говорят о «труде».

* * *

И все идет карикатурно, куда ни обратиться. Есть общество культурной связи с заграницей ВОКС, про которое недаром говорят, что это не vox dei, a vox judaei. Там состав служащих, начиная с главы — Каменевой — все евреи. Оно и понятно: оттуда бывают командировки за границу, дела с долларами, прием иностранцев, — словом, всякие гешефтообразные дела.

Недавно ВОКС вдруг испустил лозунг: языки массам. Можно было думать, что речь идет о популяризации иностр. языков в рабочих что ли массах. Оказывается, ВОКС имеет в виду обучить своих еврейчиков, которые собираются — в корреспонденты «Правды» за границу (конечно, с соотв. ассигновками) и т. п. И главное, еврейчики все посменили фамилии. Если выходит, напр., товарищ, рекомендующий себя Цыплаковым, то он, оказывается, урожденный Цыпис.

2 дек. Отовсюду о «спецеедстве». Уже с год сидит в тюрьме инж. Пальчинский. «Шахтинцев» отсудили давно, а его все держат. Передают заключение Крыленки: судить его не за что, но истребить в интересах власти необходимо. Но — у Пальчинского заручка: вдова Кропоткина заявила, что она устроит мировой скандал в случае его осуждения.

Спецы бегут. Передают, что один инженер (до войны еще богатый человек) давно изобрел способ утилизации газов, — обычно пропадающих при нефтеобработке. Ему дали патент и у нас, но разработка его не по силам и не по уменью. За границу же его не выпускали. В конце концов, инженер послужил, добился командировки — и уехал-таки, да там и остался. Слышно, что патент уже доставил ему хорошие барыши. Фамилия его Афонин (?).

А рядом с этим — «с конапель истуар»: в Берлине в торгпредстве работал с правом подписи родной брат Литвинова (под фамилией той же, не под своей — Валлах), работал да и проворовался. А проворовавшись бежал во Францию, которая готова выдать его (как обычного мошенника), — да не тут-то было: нашим неловко настаивать на выдаче, а и замять дело нельзя, нельзя просто оплатить покражу, ибо неизвестно, сколько Литвинов надавал подписей. И ничего себе: наш Литвинов и в ус себе не дует.

Такие «спецы» годятся.

* * *

В Париже у нас на откупу какая-то нефтяная газетка (Le Petroleum?). Ее редактор добросовестно восхвалял нашу нефть, и вдруг в этом органе статья Детердинга. Наши всполошились, вызвали редактора, а тот, показав им детердинговский чек на огромную сумму (что-то вроде 3000 долл.), наивно заявил, что против такого взноса нельзя же было возражать, но он, редактор, готов истратить часть этого куша на оплату опровержения этой статьи в какой-либо другой даже официальной газете.

Хороши нравы!

* * *

Мы собираемся, как говорят сегодня «Известия», догнать и перегнать Англию, Германию и Америку своей техникой… Словом, превратить «аграрно-индустриальную страну в индустриально-аграрную» (так и сказано в передовице!).

Вот иллюстрация этого хозяйственного размаха.

Приезжает из Курской губ. химик. Он получает 75 руб. жалования, служит в «комбинате», т. е. объединении нескольких сахарных заводов с неск. совхозами и «контрактированными» по части свекловицы деревнями. Во главе «комбината» красный директор из рабочих. «Техническая часть» — в руках инженера, технич. директора химика. Живут, как в уезде жили в чеховские времена, если не хуже. По субботам симулируют культуру. Собравшись в клубе, целуют ручки у дам (машинистки, химички и т. п.), играют на гитаре и — напиваются. Химички (плохо умеющие мыть посуду, больше ничего) получают 73 коп. в день, поломойки — 53 коп. Красный директор умилился, увидав где-то шторки механические, и обязательно захотел их иметь. На месте нет. И вот, устраивается командировка химика, чтобы привез шторки из Москвы. Химик едет. А кстати — главному химику галстук «не меньше как в три рубля» и весь «прибор», т. е. запонки, перемычка к галстуку, всего на 76 коп. Ну разве это не Чехов? Или это похоже на Америку, которую мы собираемся обогнать?

И страх, страх безумный. Каждый последовательно боится — ниже его стоящих. Ну, какой возможен тут энтузиазм в работе?

* * *

А чаю нет. В лавках прямо говорят, что хорошего не будет, а низшие сорта будут поступать оказионно.

Хлеб отвратительный. Черный еще можно есть, а «белый» — никуда; он серый и на какой-то отвратительной закваске. Черный же можно доставать лишь ранним утром. На окраинах его, говорят, продают лишь с покупкой других закусок, чтобы избавиться от мужиков, закупающих хлеб для кормления лошадей.

4 дек. Сообщают, что некоторые русские нефтяные акции Нобеля и др. котируются на биржах Лондона и Парижа выше номинала. Объясняют это так: наш нефтесиндикат, занятый завоеванием внешнего рынка и готовый продавать за границу, не имеет технич. аппарата для такой продажи (наливных судов, честных агентов и т. д.). Поэтому он вошел в соглашение со «Стандард Ойл», который, конкурируя с Royal Dutch (Детердингом), пользуется всеми средствами и, между прочим, готов покупать даже советскую нефть. Покончилось тем, что нефтесиндикат попал в экономическую зависимость от Стандард. И без того низкие (ввиду конкуренций) цены на русскую нефть Стандард, говорят, сбил так, что нам остается копейка с пуда; зато, добившись с помощью нашей нефти монополии на востоке (Индия и т. д.), Стандард торгует по своей цене, сильно ее повысив, для успокоения же всех протестующих против покупки «краденой» нефти, Стандард часть прибылей затрачивает на оплату акционеров русских обществ, ныне национализированных. Так получилось, что акции на журавля в небе (надежда на будущий возврат нефтеносных земель) котируются на бирже.

* * *

А жмых с сахарных заводов Курской губ. погружается немедленно в вагоны и увозится за границу. Так в корне подсекается расширение русского скотоводства. И все из-за валюты.

* * *

В добавление к перепечатанной 1 дек. статье «Тан» сегодня в газете сообщение, что во франц. финансовом органе сообщается, будто бы Эрбетт вот уже целый год шлет во Францию очень пессимистические сообщения о советской экономике, — раньше его отзывы носили характер более благоприятный.

5 дек. На сессии ВЦИК'а докладывается бюджет. Между прочим, приводится, что подушное налоговое обложение выражалось в прошлом году в 22 р. 60 коп., в будущем намечено в 26 р. 90 коп. (почти 27 руб.) В утешение говорится, что душевой доход повысился с 172 р. до 186 р. — При этом из прироста народного дохода «мы вбираем в русло государственного перераспределения почти 60 %», — проще говоря, населению «излишков» не оставляется. А кроме того умалчивается, что ведь население колоссально переплачивает на всем, что потребляет, той же казне: на хлебе, на продуктах, на тканях, — все это в руках монопольного государства, которое, покупая, напр., дешево пшеницу, заставляет людей жрать какую-то серую мешанину по дорогой цене; то же с чаем; не говорю уж о чудовищных ценах на все изделия.

Но особенно мило о водке. В этом году «перебрали» доходу с нее, ибо выпили вместо 40,2 млн. декалитров — 52,89 млн., хорошая плановая ошибка более чем на 25 %!! В будущем году (давно ли уверяли в сокращении!!?) намечено 56,58 декалитров и рост дохода еще 100 млн. При всем том будто бы мы пьем 3,8 литра на душу вм. довоенных 10,8 литров, т. е. всего 40 % довоенного. Сомнительно! И, несмотря на все разговоры, спаивание идет дальше. И никто на съезде, конечно, не возражает.

7 дек. Из передовицы «Известий». Для успехов социализма необходимо «превращение нашей страны из страны преимущественно аграрной в страну преимущ. индустриальную»… другие страны осуществили индустриализацию: «Англия — за счет ограбления колоний, Германия — за счет контрибуции, полученной (так мягко!!!) от побежденной в 1871 г. Франции»… Мы — особо: западная буржуазная пресса «не понимала, да, собственно, и не могла понять, что энтузиазм миллионов (какой марксистский подход!), готовность их (как просто!) пересоздать экономику страны значит куда больше тех испытанных способов индустриализации, какие известны буржуазной экономической науке» (так вот в чем пролетарская наука). «Пролетариат может делать чудеса там, где капитализм окончательно сдал бы свои позиции».

Успехи займа индустриализации: из реализированных 472 млн руб. город дал 424, — «доказательство доверия пролетариата партии и правительству». И «едва ли нужно повторять, что заем реализируется исключительно [подчеркнуто в газете] на добровольных началах. — В деревне заем поддержит — батрачество и беднота» (sic!).

Для кого все это пишется?

* * *

Серьезная заминка с бумагой. В лавках отпускают по 5–10 листков скверной писчей бумаги. В иных учреждениях нанимают безработного, платят ему 2 р. 50 к. за 8-ми часовой рабочий день и заставляют перебирать шкафы, обрезывая чистые четвертушки и клинушки от старых бумаг деловых.

Переписка большой научной работы настолько затруднительна, что в одном случае молодой ученый потратил две недели на отыскание источника бумаги в маленьком провинциальном городке, куда пришлось за стопой съездить самому, ибо по почте пересылать отказались.

* * *

«Самокритика», которую так поддерживают большевики, превращается у них в «самокритику» (слово, допущенное и в печати), или, как не без остроумия говорят в публике, в «авто-мать».

16 дек. В Москве вдруг заминка с хлебом. Газета уверяет, что хлеба больше чем нужно, но «распределение» не на высоте. Это на 12-й год социального опыта! Куда проще было бы вернуться к обычаю всех народов: там хлеба всегда вдоволь, и никаких «заминок» не случается.

Упрямство ослиное с социализмом все продолжается.

Теперь на деревне пущена в ход такая мера: при помоле муки надо предъявлять от волисполкома бумажку, где помол разрешен лишь в пределах числа едоков. Этим путем хотят заставить крестьян сдавать хлеб казне, а уж та будет «снабжать», — идеалом является столичное снабжение: дрянным хлебом в недостаточном количестве. А что делается в провинции, и не рассказать: в хлебных районах вроде Омска выдают хлеб по карточкам.

Сегодня газетчик договорился до такой рацеи: «все это «безобразие» с очередями прекратится, как только прикрепят жителей к определенным хлебным лавкам; давно об этом говорили, почему же этого не делают?»

* * *

Коллективизируется и земледелие. Уговаривают (а где и подгоняют) мужиков сложить полосы, распахать общим трактором (мужики рады — можно не работать), а потом зерно складывать вместе. Вот тут-то и начнется, когда переведут на паек. Получается крепостное право плюс военное поселение, но без того обеспечения, которое там, конечно, проводилось неуклонно, ибо казна отпускала средства.

* * *

Анекдотическая дичь творится во всех областях.

На юге были маневры. Действовали «по программе». Один усердный комначальник арестовал германских концессионных инженеров, «для порядка», как иностранцев и предполагаемых шпионов. Пришлось ездить извиняться перед немецким представительством.

Со своими церемонились меньше. Предполагаемая «газовая бомба» сопровождалась такими последствиями: с извозчика стаскивают обывателя, едущего на вокзал, волокут его (при сопротивлении) на амбулаторный противогазовый пункт, заставляют два часа делать телодвижения и усиленные выдыхания, натирают водой и т. д. Надо же дать практику будущим борцам против газовой войны.

* * *

Образец рабфачного сочинения с освещением «социальной сущности» стихотворения Лермонтова «На смерть Пушкина». — Пушкин, видите ли, вынужден был вступить в дворянство и «пребывал в обществе с свинцом в груди и с жаждой мести». Когда он был убит, «голосом масс явился Лермонтов со своими стихами», где клеймил дворянское сословие и говорил (цитата из Лермонтова): «Напрасно вы прибегнете к сословью, оно вам не поможет вновь» и т. д.

* * *

Перед Рождеством по новому стилю (которого верующие не признают) ударили из пушек по воробьям: повели антирелигиозную пропаганду. В числе лозунгов, выставленных на заборах, были и такие: «боремся за культурный, безбожный быт против дурманного наследия царизма — религии и алкоголя». Своеобразная «амальгама».

* * *

Как понятно восклицание англичанки, занесенной случайно к нам и присутствовавшей на бирже труда, где днями стоит терпеливая, загнанная толпа баранов: «И этот народ мог сделать революцию!».

В том-то и дело, что «народ» тут был ни при чем. Да и революция ли то, что произошло?

* * *

Середина зимы. Серо, тупо, пьяно, грязно. Походил по улицам: дома разваливаются, стекла склеенные, парадные ходы все еще забиты, население все продолжает деклассироваться. А торговые лотки и будки по всем углам улиц дают впечатление мелкого уездного города.

Люди, причастные к искусству, говорят, что театр падает катастрофически: нечего и не для кого играть.