Глава 4 Ребенку я предпочла Аргентину

Международный аэропорт Лос-Анджелеса -> Международный аэропорт Эсейсы, Буэнос-Айрес

Отправление: 15 марта, 2005

Во многих важных смыслах Аргентина стала моей первой любовью. Это первое место, куда я отправилась совсем одна, и я влюбилась в него всей душой. В чем-то моя симпатия объясняется тем, что Аргентина позволила мне посмотреть на себя иначе, как будто я была в летнем лагере и впервые встречалась с человеком, который мной восхищался. Аргентина заставляла меня чувствовать себя как будто освещенной, девчонкой, ради которой снимает камера и играет музыка, девчонкой, способной впервые разбить тебе сердце.

Я оказалась в Аргентине, потому что мои друзья решили, что наличие у меня воображаемых молодых людей, которые меня не любят, требует некоторых… перемен. Поэтому они втайне зарегистрировали меня на сайте знакомств и переписывались от моего имени с несколькими мужчинами, в итоге показав мне самого, на их вкус, лучшего. Я никогда до этого ни с кем не знакомилась через Интернет во многом потому, что мне хотелось сделать свою историю как-я-встретила-вашего-папу более интересной. Саша и Хоуп решили, что это слишком тупо и что кто-то должен позаботиться о романтической стороне моей жизни. И они нашли мне парня, который водил «Фольксваген Жук». Не крутой старенький «Жук», а самый новый.

Депрессивно, не правда ли?

После семи лет работы над «Шоу 70-х» мне осталось дописать один сезон, – и это значило, что грядут мои последние весенние каникулы, которые я проведу в путешествии – через год мне придется искать работу. Но все, с кем я обычно путешествовала, были либо слишком загружены на работе, либо безработны, либо слишком замужем, либо слишком беременны. И вот она – ПУСТОТА.

«Кристин, такая пустота – это хорошо, – сказала мне мать. – Ты всегда бежишь вперед, чтобы наполнить свою жизнь сплошным весельем. Но ничего нового или хорошего не случится, пока не будет свободного места, куда его можно втиснуть. Такие пустоты необходимы и прекрасны».

В итоге я провела неделю после года работы, просто привыкая к пустоте и пытаясь прочувствовать это ничто… а потом купила билет в один конец до Аргентины.

Вообще моей матери не стоило удивляться ни моим двойственным чувствам относительно того, чтобы осесть где-то, ни моей страсти к путешествиям на юг. Я по обоим пунктам была уже третьим поколением в семье. Моя мать обожала Латинскую Америку, и, как я уже упоминала, одной из причин, по которой они развелись с отцом, было ее стремление жить более полной, сексуальной жизнью, сопряженной с множеством путешествий. Поэтому мои родители разошлись, и когда мне было 15, а ей 38, мы обе отправились на свидания впервые.

«Кто, черт побери, пойдет с ней на свидание?» – удивлялись мы с Сашей, обсуждая мою крошечную, симпатичную, харизматичную и успешную мать, которая если не работала, то каталась на лыжах, погружалась с аквалангом и готовила гурманские блюда. «Надеюсь, она не будет ревновать, когда у меня будет много свиданий, а у нее ни одного, – добавила я, окуная очередную печеньку Орео в арахисовое масло и запихивая ее в рот на моем пухлом, покрытом прыщиками лице. – Убей меня, если я все еще буду искать парня в тридцать».

Она нормально справлялась. Как героини «Секса в большом городе». У моей матери даже были милые клички для мужчин, с которыми она встречалась: например, «Пончик» (на первом свидании купил ей пончик), «Плащ» (пришел на их первое и последнее свидание в плаще), «Нервный разрыв в аэропорту Каракаса» (понятно из названия). Мужчина, в которого она в итоге влюбилась, был колоритным, выросшим в Америке европейцем, который жил и занимался бизнесом в Мехико… и который разбил ей сердце. Его звали Ласло, но Саша называла его «Обещал все, не дал ничего».

Ласло не желал переезжать в Штаты, а моя мать не хотела заставлять меня и бабушку переезжать в Мексику, и она проиграла его 20-летней инструкторше по аэробике, которая жила на его улице. Но ее любовь к Латинской Америке сохранялась всегда, несмотря ни на что, и это передалось ей от ее матери.

Моя бабушка по матери оставила семейную ферму в Айове и сбежала в Калифорнию, когда ей было 17 лет, и больше никогда не видела свою мать. Она встретила моего дедушку на работе в авиационно-космической компании, но он был согласен жениться на ней только в том случае, если она бросит работу и будет сидеть дома с детьми. Поскольку моя бабуля родилась тогда, когда родилась (и потому что она уже была беременна моей мамой), она уволилась, родила мою мать и двух ее сестер и каждое утро просыпалась под их звонкие вопли, думая: «Господи, я должна прожить еще один день». Мама рассказывала мне, что каждая уборка в их доме происходила под бабушкины жалобы о том, как ужасно быть домохозяйкой.

В ту минуту, когда все три дочери покинули отчий дом, моя старенькая седая бабушка отправилась в школу при колледже в Комптоне и записалась в программу по обмену, чтобы поехать в Мексику. Через два месяца она умчалась от моего деда, и какая-то мексиканская семья, пригласившая к себе американского студента по обмену, получила мою бабулю. Я до сих пор сочувствую тому 17-летнему мексиканскому пареньку, который наверняка столько успел вообразить об этой большеглазой и половозрелой американской «сестричке».

В общем, женщины моей семьи по материнской линии были путешественницами. Но родственники моего отца были совсем другими. Так же, как моя мама обожала странствовать, мой отец любил наблюдать закат в своем дворе, как и его родители. Мой дед по отцу ездил за границу только во время Второй мировой войны, которую он часто называл «прекрасным приключением», но повторять не спешил. (Он частенько показывал мне фотографии, снятые с носа его корабля, на которых бомбы взрывают великолепные пляжи на южном берегу Тихого океана, и говорил: «Просто посмотри на эти прекрасные пляжи».)

Мать моего отца путешествовала и того меньше. У нее имелись предки во Франции, и она обожала эту страну настолько, насколько возможно, весь ее дом был завешан картинами, изображавшими фрагменты французской жизни. Она украсила дом во французских цветах и коллекционировала тарелочки с нарисованными на них французскими улочками, которые купила в магазине Cracker Barrel. Когда выросли ее дети, они начали кампанию «отправь маму в Париж» и пытались подарить ей поездку на Рождество или день рождения. Но бабушка отказалась. Она не хотела ехать в Париж.

Однажды я спросила ее об этом незадолго до ее смерти. Почему она не хотела поехать в место, которое называет своим любимым? «Я боялась, что оно не оправдает ожиданий», – ответила бабушка.

Итак, вот почему у меня было такое двойственное отношение к путешествиям. К 31 году я сожалела только об одном – я никогда не жила в другой стране. Я решила избежать депрессии и свиданий, которые устраивали мне друзья через Интернет, и провела этот последний перерыв в работе, притворяясь, будто живу несколько месяцев в другой стране.

Я никого не знала в Буэнос-Айресе и поэтому была слегка в ужасе. Ужас состоял из опасений за собственную безопасность и страха разочароваться. Но я не хотела превратиться в бабулю, которая никогда не ездила в Париж, поэтому мне оставалось только глубоко вздохнуть и отправиться в путь.

У меня имелись номера телефонов нескольких знакомых, живущих в городе. Я сняла квартиру в Палермо, симпатичном райончике недалеко от Центрального парка Буэнос-Айреса, и купила местную сим-карту, а также записалась на ежедневные курсы испанского и занятий танго. Я обзвонила всех друзей своих друзей за первые 24 часа после приземления в Аргентине, и у меня уже были планы на второй вечер.

Иди на хер, пустота!

В первую неделю я познакомилась с группой эмигрантов из США, Англии и Малайзии, а также сходила на свое первое свидание с porte?o (житель Буэнос-Айреса). Я познакомилась с ним на милонге[14] в клубе танго, который располагался в стенах Центра армянского сообщества. Виктор был то ли инженером, то ли архитектором (я только неделю ходила на курсы испанского к тому моменту). Перед нашим первым свиданием я спросила Кейт, тихую и немного нелепую американку, жившую в Аргентине уже пять лет, каково это – встречаться с аргентинцем.

– Ну, они думают, что ты переспишь с ними на первом же свидании, потому что так поступают местные женщины, – ответила она.

– Ха-ха. А что они делают, если ты не спишь с ними? – спросила я.

Кейт покраснела:

– Я не знаю.

Я встретила своего аргентинского любовника на вечеринке на окраине Буэнос-Айреса, в загородном клубе, праздновавшем открытие нового поля для гольфа. Местные девчонки, которые рассказали мне о данном мероприятии, утверждали, что это будет очень «модно» – лучший с их точки зрения комплимент. Среди гостей присутствовали модели, актеры и элита города, – все они смешались этой теплой ночью.

Мечи, модная тусовщица, которая привела меня туда, сказала, что хочет меня кое с кем познакомить. Этот кто-то стал одним из самых важных в моей жизни курортных романов. Отец Хуан.

Мой новый приятель, к сожалению, не был священнослужителем, но на тот момент он только что оставил католичекую семинарию, где провел последние четыре года, обучаясь на священника. Так что я про себя называла его отец Хуан, а в лицо уже позднее – «Дульче», сокращенно от dulce de leche (карамель), поскольку его кожа по цвету, мягкости и сладости была похожа на аргентинскую карамель.

Отец Хуан сочетал в себе какую-то эфирную и одновременно сексуальную красоту, которые вместе способны вмиг растопить сердца как американских девчонок, так и собственно прихожан. Хуан в качестве священника напоминал бы героя «Поющих в терновнике». Меня он называл Pulpa, что по-испански означает «осьминог», потому что, когда он пытался выбраться из кровати, я обхватывала его всеми конечностями, не позволяя уйти.

Позже я узнала, что очень редко люди из социального класса Хуана становятся священниками. Он учился в английской школе, в одном из самых дорогих районов Буэнос-Айреса, а выходные проводил в загородном доме, нью-йоркской квартире, пляжном домике в Пунта-дель-Эсте или на семейном ранчо. Но в 26 лет Хуан решил стать католическим священником и провел четыре года, поедая жидкую кашицу в стенах семинарии, чтобы служить Богу.

Вдали от женщин.

В ту ночь тем не менее он являлся всего лишь одним из парней на вечеринке. Мечи представила нас, Хуан поздоровался спокойно и с уважением. И хотя я считаю, что Иисус был просто стремящимся изменить мир этиком, я мысленно возблагодарила его.

Хуан словно светится потусторонним светом – таким, который заставляет тебя поверить в бога. 180 см ростом, широкоплечий, безупречная коричнево-золотая кожа, шелковистые черные волосы и открытая мужская улыбка. Но первое, что замечаешь при встрече с ним, – это необычайная сладость. Она сразу же обезоруживает.

Его друзья танцевали, пили и клеили моделей, пока мы с Хуаном болтали о лошадях. Он любил их так, как только умеют любить дети. Хуан ко многим вещам относился подобным образом. Год спустя я нашла среди его музыкальной коллекции диск – сборник детских песен, купленный им… самому себе. В нем была невероятная простота и искренность, которая со временем, наверное, стала бы скучной. Я так думаю. Сложно сказать, потому что он был до смешного красив, поэтому все, что он говорил и делал, выглядело великолепно.

Хуан очень стеснялся, и я не могла понять, нравлюсь ли ему. Но уже скоро мы медленно танцевали, а в конце вечера он спросил меня, не хочу ли я вернуться домой.

Перед тем как сесть в его красную машину, мы поцеловались. Поцелуй был совсем такой же, как он – сладкий и сексуальный одновременно. Затем Хуан подбросил меня до дома и спросил, может ли он подняться, на что я, конечно же, согласилась. После чего он сделал то, чего не делает ни один латиноамериканский любовник…

Он не занялся со мной сексом.

Мы обнимались голышом, не поймите меня неправильно. Не было ни одного шанса, что я откажу себе в удовольствии пройтись губами по его удивительной коже. Но до Дела мы так и не дошли. Спустя несколько часов Хуан поднялся, собираясь уйти, а я потянулась за фотоаппаратом.

Когда ты добираешься до вершины Эвереста, ты хочешь, чтобы тому остались доказательства. Я не видела, как он одевается в темноте, поэтому просто направила камеру в его сторону и начала снимать.

Вспышка. Идеально гладкая спина, Хуан встает с кровати.

Вспышка. Он натягивает футболку через голову, видны идеальные мышцы.

Вспышка. Мой любовник, смеясь, закрывает лицо руками.

Вспышка. Он снова на постели, улыбается, и я целую его в ухо.

Следующие два месяца мы с Хуаном периодически виделись. То есть я не переставала его хотеть, а он просто со мной встречался. Я познакомилась кое с кем из его друзей, мы виделись пару раз в неделю. До Дела так и не дошло, но Хуан учил меня словам вроде mimitos, что означает легкие ласки. Казалось, что от mimitos Хуана можно забеременеть.

Но он продолжал держать меня на расстоянии. Я много о нем думала, об этом сладком, степенном молодом мужчине, который оставил семинарию и теперь снова учился в колледже.

Чтобы не проводить дни, разглядывая те четыре мои фотографии с Хуаном, я усердно, с другими иностранцами посещала занятия по испанскому и училась танцевать танго с миниатюрным учителем танцев, который целую неделю не разрешал мне делать ничего, кроме как ходить по кругу, словно в фильме «Карате-пацан». Я отправлялась на ужин в полночь, танцевала в два часа ночи и, как настоящие porte?o[15], почти не спала.

И я встретилась с множеством других Хуанов.

Меня окружали просто сплошные Хуаны. Был Отец Хуан. Другой Хуан. Однажды, одиноким ве-чером в пиццерии, я обронила салфетку со своим номером в руку кудрявого француза по имени Жан (читай, Французский Хуан). Еще были Скучный Хуан и Новый Хуан. Хуаны приходили и уходили, а мы с моими новыми приятелями рассуждали философски типа: «Хуаном убыло, Хуаном прибудет».

Или: «Он просто был не моим Хуаном».

Международный аэропорт Эсейсы, Буэнос-Айрес ->Аэропорт Сан-Карлос-де-Барилоче

Отправление: 14 мая, 2005

Я оставила Отца Хуана на пару недель в Буэнос-Айресе и уехала, чтобы изучать испанский в курортном городке Сан-Карлос-де-Барилоче, затерянном в горах Северной Патагонии. Покупая билет на самолет, я размышляла о том, что не должна упускать шанс посмотреть страну, потому что жду звонка от горячего «священника», который очень занят изучением маркетинга.

(Однако вот вам вся подноготная: я приглашала Хуана поехать со мной. Он сказал, что не сможет. Кроме того, я заплатила $200, чтобы отложить отлет на день, поскольку Хуан сказал, что, может быть, у него получится съездить со мной на один день в Тигре – небольшой городок в дельте реки, увитый цветами и похожий на фруктовый рынок. Он не смог. И тогда я все-таки уехала).

Итак, одинокая и разочарованная, я отправилась в горы. Моя поездка в Патагонию состоялась поздней осенью, когда, как выяснилось, никто больше туда не ездит. Солнце вставало в девять утра, а садилось в три часа дня. Постоянно шел дождь, грозящий превратиться в снег, а резкий горный ветер мгновенно складывал зонт (который, конечно, только тупая американская девица пыталась использовать).

Я была единственным студентом в своей школе испанского языка. Великолепные Анды, которые, по слухам, окружали меня со всех сторон, были полностью скрыты в тучах. Поэтому первые два дня я провела, часами прогуливаясь вдоль многочисленных шоколадных магазинчиков городка. Под дождем. Пару раз я заставила себя зайти в parrilla (барбекю-бар) и съесть стейк. Я прочитала весь путеводитель, где говорилось о том, как прекрасно в этих краях кататься на лыжах и сплавляться по рекам во все остальные времена года.

Эй ты, Пустота! Как ты отыскала меня в такой глуши?

Этот же вопрос я задала своему учителю испанского.

Диего, возможно, и не зацепил бы меня, если бы я попала в более интересный город. Он был высоким, добрым и достаточно милым. Но, что еще важнее, Диего представлял собой единственный источник развлечений в здешних местах. Так что на второй день занятий я спросила, не хочет ли он со мной выпить.

Именно за те две недели с Диего я начала говорить по-испански. Лучшее, что вы можете сделать, изучая язык, – переспать со своим учителем. Я переехала из отеля к нему в комнатку, расположенную в очаровательном деревянном доме, прямо на берегу озера Науэль-Уапи. Лежа на его небольшой кровати, мы смотрели, как с вершин Анд льет дождь. Мой учитель целовал меня в разные части тела, проверяя, знаю ли я, как они называются по-испански. Диего рассказывал, что я даже во сне разговариваю по-испански, а это мне казалось невероятным триумфом. С ним я зубрила спряжения самых важных глаголов вроде arracanzar – кончать.

Arracanzo, aracanzas, arracanzamos…

На нашем первом свидании Диего доказал, что уж он-то – настоящий латинский любовник, ничего не желающий откладывать на потом, что было просто великолепно после нерешительного Отца Хуана. На выходные мы ездили вокруг озера, гуляли по национальному парку Лос-Аррайянес, в двух шагах от Чили. Как-то мы провели пару дней, занимаясь приятнейшим из занятий, глядя на Анды, – отчасти чилийские, отчасти аргентинские, – и наблюдали, как чилийский дождь и аргентинское солнце раскрашивали небо международными радугами. Мы были похожи на эти горы.

Диего рассказал мне, что недавно сбросил 80 фунтов. (Он сказал мне цифру в килограммах, так что, возможно, речь шла о 40 или 200 фунтах, я не уверена. Метрическая система – полный отстой. В любом случае, много.) Поэтому попасться на крючок к американской девчонке было для него в новинку. Мы очень медленно разговаривали, часто не понимая друг друга. Диего считал, что я ем слишком много салата и шоколада. Он смотрел на меня так, будто не мог поверить своему счастью. И я чувствовала, будто мне поставили пятерку с плюсом за мои патагонские приключения. Но самый романтичный день в Барилоче я провела в одиночестве.

До того дня приз за «Самый длительный счастливый период в жизни Кристин» все еще принадлежал блистательным двум неделям, прожитым десятью годами ранее. Они случились в конце моего первого года в колледже, когда я колесила по стране со своей первой любовью, Вито. Мы уже почти шесть лет встречались, наконец-то вдвоем после всей этой истории будут-они-вместе-не-будут-они-вместе-они-что-Росс-и-Рейчел[16]. Мы ехали на моей машине из Чикаго домой, в Лос-Анджелес, и выбрали самый длинный путь. Это была первая подобная поездка для нас обоих, первый раз в нашей жизни, когда никто не знал, где мы, первый раз, когда мы столь сильно любили друг друга. У нас тогда отсутствовали мобильники и навигаторы, поэтому мы могли ехать куда угодно. Мы вслух читали друг другу книги, высовывали ноги в окно машины и громко пели.

Пару раз мы останавливались на день, чтобы заниматься любовью, иногда прямо напротив гейзеров Йеллоустона или горы Рашмор. Иногда, на пустынных дорогах, мы даже не вылезали из машины, чтобы поразвлечься. По ночам мы садились перед палаткой, пили вино и наслаждались тем, что у нас нет никаких других развлечений, кроме друг друга, и нам полностью этого хватало. И я была по-настоящему, невероятно счастлива.

Но с тех пор я ни разу не переживала столько дней счастья. Я больше не встречала человека, в котором я была бы настолько уверена. Но даже если не брать в расчет мужчину, то все равно ничто и никогда больше не давало мне такого ощущения простоты и легкости. Иногда, ненадолго, меня накрывали моменты умиротворения, но затем моя невротичная, не знающая успокоения душа снова все разрушала, и счастье улетучивалось. Это очень сильно меня расстраивало – больше чем за 10 лет я не могла вернуться в то состояние. Мне казалось, что дело тут в новизне ощущений, а к 31 году остается не так много неиспробованного. И я уже решила, что следующим таким моментом будет рождение ребенка.

Но затем я поехала в Аргентину.

Мне стало ясно, что меня накрыло именно то самое счастье, когда я шла по дороге в первый солнечный день в Барилоче. Диего выполнял какую-то административную работу в школе, поэтому я одна шла от его домика, освещаемая солнечными лучами, и вдруг увидела прямо перед собой покрытые снегом горы – впервые за две недели.

На автобусе я доехала до фуникулера, который забирался высоко в горы. На вершине работал симпатичный ресторанчик, идеально смотрящийся на фоне озера и гор. Я наслаждалась видом… примерно две минуты. Потом озеро и горы исчезли, потому что моя кабинка въехала в кромешный туман. Я засмеялась, сообразив, что и сам ресторанчик сейчас накроет это облако, и мне пришлось бы ужинать с видом на молочное ничто.

Все же я туда отправилась, и официант сфотографировал меня на белом фоне: вот я сижу в безлюдном ресторане, поедая стейк и смотря в белую, ну что же, пустоту. Оплатив обед, я уже возвращалась к фуникулеру, когда облака внезапно расступились.

Я оказалась совершенно одна на вершине горы: только я и голубое небо, сумасшедше прозрачный солнечный свет, серебрящееся озеро и нетронутый снег. Я сделала снежного ангела, вспоминая, как родители, и дедушки, и бабушки по обеим линиям учили меня делать самого аккуратного ангела. Разбежалась и плюхнулась в снег – пуффф. Сфотографировав снег, озеро и свой ангельский образ, я продолжила прогулку.

Я бродила там часов пять, совершенно не заботясь о том, куда иду. Усыпанные снегом тропинки сверкали оранжевыми и красными листьями. Я гуляла, гуляла и гуляла, не зная, куда иду, влюбленная в сам факт – я одна на вершине горы, на вершине мира. Два месяца в Аргентине были полны счастья и открытий. У меня появился десяток друзей из самых разных стран, а также два аргентинских любовника. Я освоила испанский, научилась танцевать танго и покупать овощи в аргентинских магазинчиках (что совсем не так просто, как можно подумать). Я узнала, насколько я храбрая. Но, что важнее всего, я почувствовала себя такой же свободной, живой и уверенной в себе, как в той автомобильной поездке по стране. И я пришла к этому сама.

В итоге я набрела на дорогу, нашла автобус до города и провела еще несколько дней в постели Диего – несколько сексуальных и очень теплых дней, но совсем не таких полных и романтичных, как та одинокая прогулка.

Моя кузина Эмма решила заехать навестить меня в Барилоче. Я же свалилась с ужасным гриппом. На одну ночь мы заселились в шикарный отель «Льяо Льяо» – старинный дворец прямо на озере, в котором останавливаются президенты, приезжая в Аргентину. Там я с удовольствием плюхнулась в белые простыни. Тем временем дождь за окном превратился в идеально белый снег. Эмма поселилась в отдельной комнате, поэтому я позвала Диего.

Пока он ехал, я позвонила на ресепшн и вызвала врача. Они прислали ко мне милую женщину, которая не знала ни слова по-английски, так что нам пришлось воспользоваться моим хромым испанским. Врач выписала мне антибиотики, и, поскольку я знала, что для меня любой прием антибиотиков заканчивается молочницей, я попросила ее прописать таблетки, которые этого не допустят. Она очень долго не могла понять, что я имею в виду, но в конце концов сообразила и закричала: «Аааа! Infecci?n vaginal ocasionada por hongos!» Вот как они ее называют. Довольно страшно.

Я с опаской приняла выданные мне таблетки.

Затем приехал Диего, и мы провели вместе последнюю ночь, спрашивая друг друга, верим ли мы в любовь с первого взгляда.

Когда пришло время покидать Патагонию, Диего подвез нас с Эммой до аэропорта и написал мне, когда мы вошли внутрь:

«Creo que te amo» – думаю, я люблю тебя.

И поскольку я уже сидела в самолете, я пожала плечами и написала в ответ:

«Te amo tambien» – я тоже тебя люблю.

Почему нет? Эти слова намного проще сказать на испанском.

Аэропорт Сан-Карлос-де-Барилоче-> Водопады Игуасу-> Международный аэропорт Эсейсы, Буэнос-Айрес -> Международный аэропорт Лос-Анджелеса

Отправление: 28 мая, 2005

Прямо из Барилоче мы с Эммой отправились к водопадам Игуасу, расположенным на стыке Бразилии, Парагвая и Аргентины. Это одно из природных чудес света, а постоянный рев падающей воды производит эффект не хуже, чем десять валиумов. Местная легенда гласит, что водопады появились, когда бог захотел жениться на местной красавице, Наипи. Но она любила человека, поэтому вместе со своим смертным возлюбленным решила бежать на каноэ. Бог использовал молнию и обрушил реку прямо перед ними, создав водопады.

Мы провели пару дней, гуляя вокруг них и слушая грохот падающей воды (и любви?). Эмма и я прошли по деревянным подмосткам, протянувшимся вдоль широкой спокойной и тихой реки, которая, как кажется, движется очень медленно… пока внезапно не обрушивается и не превращается в удивительное природное явление. Нам казалось, что эта река похожа на жизнь, которая может течь очень спокойно и размеренно, но никогда не знаешь, возможно, за поворотом нас ожидает нечто, что способно сделать ее столь же величественной.

Мы сидели в баре при отеле, неподалеку от водопада, и разговорились с двумя парнями, которые, как выяснилось, работали на Уолл-стрит. Они спросили о моей профессии, и я ответила, что пишу комедии.

«Хе-хе. Без обид, но ты не очень похожа на комедийного писателя, – сказал один из наших собеседников. – Ты кажешься слишком сдержанной. Все комедийные писатели, которых я знаю, очень шумные, быстрые и безумные».

Эмма долго смеялась.

Затем мы вернулись в Буэнос-Айрес еще на пару недель, и я несколько раз встретилась с Отцом Хуаном. Он пригласил нас на день рождения к двум красивым близнецам, мы общались с его друзьями, все они были один лучше другого. Но никого из них даже сравнить нельзя с Хуаном. Все гости вечеринки обожали его, но он умудрялся держаться немного в стороне от барного безумия. Мы сидели с ним на улице, смотрели на проплывающие мимо лодки, он рассказывал, зачем поступил в семинарию, – в основном из-за смерти отца и сестры. Потом Хуан отвез меня домой, чтобы заняться своими любимыми mimitos, а утром я с трудом сдержалась, чтобы снова не схватиться за камеру. Пока я жила в Барилоче, Диего постоянно мне писал вещи вроде «Tengo una grande problema con vos».

У меня с тобой большие проблемы.

За день до нашего с Эммой отъезда домой Хуан снова зашел за мной. Мы гуляли в парке рядом с моим домом, фотографировали друг друга на траве, Хуан улыбался, а моя голова лежала у него на плече. Я расплакалась, рассказывая ему, что для меня значит Аргентина, а он обещал, что я вернусь.

Хуан показал мне свой снимок лошади и рассказал историю о мужчине, который на исходе прошлого века проехал на лошади от Буэнос-Айреса до Лос-Анджелеса. Она его вдохновляла… Он считал, что возможно отправиться в такое путешествие, если найти подходящую лошадь и знать, зачем едешь. Наши города были не так уж и далеко.

Женщина, сдававшая мне комнату, зашла за ключами, бросила взгляд на Хуана и подняла брови.

«А у вас действительно получилась хорошая поездка», – бросила она.

В самолете я нашла послание от Хуана на обороте фотографии: «Когда мы будем старыми, то с улыбкой вспомним время, которое мы провели вместе совсем молодыми».

Я меняла обратный билет до Лос-Анджелеса трижды, до последнего откладывая свое возвращение, пока не настала пора снова приступать к работе над «Шоу 70-х». Войдя в свой дом после стольких месяцев отсутствия, я расплакалась.

Но вернуться к работе, к быстрым и таким живым разговорам было похоже на взрыв. Я все еще оставалась медленной Кристин из Аргентины, и в первый день никак не могла поймать темп, поэтому просто наблюдала, как слова летают туда-сюда по комнате. И… мне было очень весело. Оказалось, что я сильно соскучилась по языковой акробатике, наполняющей мою американскую жизнь.

Вернувшись к своей нормальной скорости жизни, я снова влюбилась – в работу, в коллег и в своих друзей. Я очень любила Аргентину, но она заставила меня ценить дом так, как я раньше не умела. И когда я начинала грустить, что вот я опять сижу в Лос-Анджелесе, а не нахожусь в каком-нибудь экзотическом уголке, я применяла всякие хитрости, чтобы вытащить себя из этого состояния. Например, я начала писать в лобби отелей, потому что там можно представить, что ты в каком-то очень необычном и сексуальном месте.

Я стала гулять по городу, пытаясь вообразить, будто вижу знакомые улочки в первый раз, как девчонка, которая приехала в очень экзотический город – Лос-Анджелес, Калифорния, США. Это похоже на то, как давно женатые люди представляют себе кого-то другого на месте своего партнера в постели, подогревая таким образом свою сексуальную жизнь. Подобные хитрости вливали в меня глоток новой любви к жизни.

Моя мечта заключалась не в том, чтобы все время находиться вдали от Лос-Анджелеса. Мне лишь хотелось на несколько месяцев уезжать отсюда, а затем еще сильнее влюбляться в него. Я много размышляла о том, станет ли Хуан моим последним романтическим приключением перед встречей с будущим мужем. Возможно, это было мое последнее сумасшедшее девичье приключение, – думала я.

Но на самом деле это была лишь первая из трех моих поездок в Аргентину.