Глава 15

Внутри ЦРУ, 1985 — 1986

Пройдёт время, и федеральные следователи, перебирая в памяти все происшедшее, попытаются указать на событие, которое должно было натолкнуть ЦРУ на мысль, что с его советскими шпионами творится что-то неладное. Одни из них будут утверждать, что предупредительным сигналом должен был стать арест Адольфа Толкачёва в июне 1985 года. По мнению других, первый знак был подан в августе, когда Виталий Юрченко объявил, что Олега Гордиевского по неизвестной причине вызвали в Москву. Однако сам Эймс считал точкой отсчёта сентябрь 1985 года. Именно тогда на горизонте замаячила кровавая рука КГБ.

Первые свидетельства поступили 14 сентября, на брифинге в кабинете Бертона Ли Гербера, начальника отдела Советского Союза и восточной Европы. Родни У. Карлсон, шеф контрразведки СВЕ, сообщил о том, что он и сотрудник ФБР узнали накануне ночью, во время тайной встречи с шпионом ЦРУ в советском посольстве Валерием Мартыновым (Джентилом). Мартынов передал им тревожную новость. По сообщению резидента КГБ Станислава Андросова, только что вернувшегося из Москвы, какого-то офицера КГБ задержали при попытке забрать пакет, оставленный для него ЦРУ. Мартынов не мог назвать ни имя офицера, ни место его ареста, однако Андросов упомянул о том, что шпион пришёл туда, где находился тайник, в нетрезвом виде.

— Вы говорите об агенте Уэйе, — неожиданно заявил Гербер, назвав псевдоним Леонида Полещука. — Это точно он.

Гербер знал, что Полещук любит выпить, а также был осведомлён о том, что 2 августа ЦРУ оставило для него пакет в Измайловском парке в Москве. Гербер вызвал к себе Сэнди Граймс, офицера по делу Полещука. Он сказал ей, что, по всей видимости, Полещук попал в беду. "Проклятье!" — вырвалось у неё. Именно Сэнди пришла в голову мысль о тайнике. Ей стало нехорошо. Она чувствовала, что в случившемся есть немалая доля ее вины. Но разве в своё время этот выбор не был единственно верным? Граймс напомнила себе, что решающий звонок поступил от Гербера. Он согласился с тем, что оставить для Полещука пакет с деньгами в тайнике — это выход. Что до нее, то ее дело было предложить… Однако все эти доводы не могли усыпить ее совесть.

— Я все пыталась понять, — призналась Сэнди позже, — в чем допустила промах. Действительно ли я в этом виновата?

Граймс, привлекательная блондинка, попала в Управление в 1967 году сразу же по окончании колледжа и пробилась в высшие слои преимущественно мужской бюрократической структуры ЦРУ благодаря трудолюбию и смекалке — качествам, которыми зачастую не могли похвастаться коллеги мужчины. Ее первый контакт с Полещуком произошёл в начале 70-х, когда он служил офицером политической разведки КГБ в Непале. Полещук, хитрец, красавец и повеса, поставлял Управлению незначительную, но весьма полезную информацию в обмен на деньги на карманные расходы. В то время Граймс выполняла офисную работу в Лэнгли, отвечая за то, чтобы в резидентуре ЦРУ в Катманду было достаточно наличных на оплату услуг Полещука, и по окончании командировки ему выдали комплект шпионского оборудования ЦРУ. Полещук обещал, что будет держать с ними связь, но, вернувшись в Москву, немедленно избавился от "шпионского комплекта". Более десяти лет Управление не имело от него вестей. Однако в начале 1985 года он «всплыл» в советском посольстве в Лагосе, Нигерия, в новой должности руководителя контрразведки. Как ни в чём не бывало он пришёл в посольство США и предложил возобновить шпионаж. Граймс, которая к тому моменту уже вела дела по операциям Советского Союза и стран восточной Европы в Африке, была в восторге от того, что Полещук вернулся. В Катманду он практически не имел доступа к большому объёму секретной информации, теперь же, благодаря своей работе в контрразведке, стал для ЦРУ весьма желательным источником. ЦРУ не могло похвастаться обилием агентов в советской контрразведке, к тому же Граймс знала, что Полещук — перспективный сотрудник. По окончании службы в Африке он, несомненно, займёт пост в московской контрразведке и сможет предоставлять Управлению важнейшие сведения.

В мае 1985 года Полещук объявил, что должен уехать в Москву в отпуск. Ежегодно КГБ разрешал своим офицерам кратковременный отдых в СССР. Полещуку не терпелось получить от ЦРУ деньги, но он не решался ввозить их в страну контрабандой. Именно тогда Граймс предложила оставить для него 20 тысяч долларов в рублях в тайнике в Москве.

— Рано или поздно Уэя отзовут, — сказала она Герберу. — Там он будет для нас очень полезен, если только опять не выбросит все оборудование и не исчезнет лег на десять. (ЭТИ деньги, по ее мнению, были шансом для ЦРУ доказать, что оно может беспрепятственно работать в тени Кремля, не подвергая риску своего агента.)

Рик Эймс не согласился с Граймс. Он утверждал, что передавать Полещуку деньги слишком рискованно. Граймс промолчала, но в глубине души заподозрила Эймса в мелочности. В апреле ее перевели на ставку СТ-15, и тем самым она обошла Рика, которого не повышали по службе уже четыре года. Переход от ставки СТ-14 до СТ-15 считался решающим скачком в карьере сотрудника Управления. Такие офицеры, как Рик, перевалившие за 40-летний рубеж и засидевшиеся на ставке СТ-14, понимали, что вряд ли могут рассчитывать на большее. Граймс наткнулась на Рика вскоре после того, как стало известно о ее повышении, и он не смог выдавить из себя даже вежливое поздравление.

— На мой взгляд, Рику не хватало хорошего рабочего чутья, — заметила Граймс позже. — Наши разногласия по поводу Полещука ещё раз подтвердили, что каких-то вещей он не понимал в нашей работе. А моё повышение лишь подлило масла в огонь…

Начальник отдела СВЕ Гербер и его заместитель Милтон Берден поддержали Граймс, и она передала офицеру ЦРУ в Москве указание приступить к выполнению операции с тайником. В Измайловском парке для Полещука была оставлена закладка в виде камня, набитого деньгами. В качестве дополнительной меры предосторожности Граймс предупредила московских сотрудников, что в закладке не должно быть записки. На тот случай, если Полещука задержат, он мог бы притвориться, что нашёл камень случайно, или заявить, что это плата за какую-то незаконную деятельность, не имеющую, однако, отношения к шпионажу. Кроме того, она запретила сотрудникам резидентуры проверять, забрал ли агент камень. Это вдвое увеличило бы опасность ареста офицера ЦРУ. Если Полещук не придёт за "камнем", 20 тысяч долларов останутся лежать на земле.

2 октября Граймс получила телеграмму из Москвы, подтвердившую ее худшие опасения. Сотрудники КГБ арестовали Полещука, когда он подбирал "камень". Граймс должна была сообщить о случившемся связнику Полещука в Африке. "Но как написать человеку о том, что наш общий друг арестован и ждёт расстрела?"

В своём кабинете на шестом этаже Гербер в одиночестве анализировал дело Полещука. Откуда КГБ стало обо всем известно? 52-летний Гербер, высокий, худой, педантичный человек, был нелюдим и глубоко религиозен. Стены его кабинета украшали фотографии волков. Волки были его страстью. На карточках с обратным адресом, которые он прикреплял к письмам личного характера, были напечатаны их изображения. Волчьи морды красовались и на его любимом галстуке. Он читал про них книги, во время отпуска ездил в заповедники, чтобы изучать волчьи повадки, восхищался их хитростью, смелостью и жизнестойкостью.

Гербер родился в штате Огайо, в детские годы подрабатывал разносчиком газет и привык вставать на рассвете, чтобы успеть прочитать новости, точнее, не "прочитать", а жадно впитать в себя все до последней заметки, фразы, опечатки. Его любимой темой после репортажей о бейсбольных матчах были события за рубежом. Вторая мировая война началась, когда Герберу было восемь. Он отравился в библиотеку и аккуратно переписал даты всех войн, в которых участвовали Соединённые Штаты. Он обнаружил, что его отечество отправляло своих сынов воевать примерно каждые 25 лет, и изрядно приуныл, подсчитав, что достигнет призывного возраста в мирное время. В 10 лет он твёрдо решил, что, когда вырастет, поступит на дипломатическую службу и будет жить за границей. Служба в ЦРУ была для него подарком судьбы, дав ему именно то, к чему он стремился: поездки за границу и затяжную битву с коммунизмом. Потерю Полещука Гербер принял близко к сердцу, так как считал русского одним из бойцов своей армии.

Гербер перебрал в памяти события последних месяцев. Он был уверен, что Толкачёва предал Эдвард Ли Ховард. Без всякого сомнения, виновником провала операции "Тау", в ходе которой ЦРУ прослушивало линии связи КГБ и ГРУ в Троицке, был тот же Ховард, специально обученный проникать в коммуникационный туннель и снимать магнитофонные плёнки, использовавшиеся для записи разговоров. Некоторое время назад операция "Тау" прекратилась. Но Ховард, уволенный в 1983 году, никак не мог быть виновником ареста Полещука, который возобновил сотрудничество с ЦРУ в Африке в начале 1985 года. Конечно, Ховард мог узнать о том, что Полещук был шпионом в 70-е годы, но это маловероятно. Старые дела были заперты в сейфе, к которому Ховард не имел доступа. Но что или кто, если не Ховард, стоит за провалом Полещука? Резидент КГБ сообщил, что Полещук пришёл к тайнику в нетрезвом виде. Однако Гербер не знал, так ли это было на самом деле. Это могла быть дезинформация КГБ. Разумеется, если резидент КГБ намеренно дезинформировал своих людей, это тоже что-то значило. Глядя на фотографии волков, Гербер терялся в догадках.

В октябре 1985 года в отдел СВЕ поступила очередная тревожная телеграмма из Лиссабона. 4 октября офицер ЦРУ должен был встретится с Геннадием Сметаниным, известным под псевдонимом миллион, но тот не пришёл. Во время их последней встречи, состоявшейся 6 августа, Сметанин сказал, что должен уехать в отпуск в Москву, но рассчитывает вернуться задолго до намеченного на 4 октября рандеву. Сметанин и его жена Светлана занимались шпионажем в пользу ЦРУ с 1983 года. В Управлении этого офицера ГРУ назвали миллион, так как ровно столько он запросил, вызвавшись сотрудничать с ЦРУ. Получив решительный отказ, он умерил свои аппетиты до 360 тысяч долларов. По его словам, ему была необходима именно эта сумма, чтобы покрыть растраченные из казны ГРУ деньги. Управление заплатило ему, но к его истории отнеслось с подозрением.

Никто не верил, что в такой маленькой точке, как Лиссабон, офицер ГРУ мог безнаказанно стащить 360 тысяч. Позже Сметанин признался, что солгал. Он не крал никаких денег, а просто пытался продаться подороже.

И вновь Герберу пришлось задуматься. Что случилось со Сметаниным? О чём говорит тот факт, что и он, и Полещук исчезли во время отпуска?

В середине ноября пропал очередной шпион, на этот раз в Германии. Чарльз Левен, сотрудник, работавший с офицером КГБ Геннадием Вареником, агентом по кличке Фитнесс, последний раз видел своего подопечного 4 ноября. Они договорились встретиться снова, но Вареник на встречу не явился. Устроив проверку, Левен выяснил, что вместе с Вареником исчезли его жена и дети. Левен познакомился с Вареником в апреле 1985 года, вскоре после того, как молодой офицер КГБ предложил свои услуги в качестве шпиона. Вареник растратил казённые деньги — семь тысяч долларов — и был страшно напуган. На эти деньги он купил платье жене, новую мебель, одежду для дочерей и книги для себя. Наличных, выданных ему ЦРУ, с лихвой хватило, чтобы вернуть долги КГБ.

"Вареник сообщил мне, что КГБ на случай чрезвычайных обстоятельств разработал план проведения секретной операции, которая, по сути, предполагала убийство американских солдат и их семей, — вспоминал Левен позже. — По поручению КГБ Вареник должен был найти рестораны, расположенные рядом с военными базами США, где можно было спрятать мини бомбы. КГБ планировал взорвать бомбы, когда рестораны будут переполнены, а затем обвинить в убийствах немецких террористов. Советские спецслужбы надеялись, что взрывы расстроят отношения между США и Германией, создадут видимость того, что войска США больше нежелательны в Германии, и напомнят немцам, что и они не защищены от терактов".

"Геннадию была отвратительна сама мысль об убийстве ни в чем не повинных американцев, — позже сказал Левен. — Не то чтобы у него были проамериканские настроения… Просто то, что КГБ планировал убийство невинных мужчин, женщин и детей, приводило его в ярость".

Отчёты Левена о планах с мини бомбами вызвали ажиотаж в Лэнгли. Некоторые офицеры отдела СВЕ из "стариков" сомневались, что КГБ когда-нибудь осуществит эту операцию в духе ковбойского боевика. Но остальные придерживались другого мнения, утверждая, что план с мини бомбами был наглядным примером чудовищной жестокости КГБ.

"Мы сообщили Белому дому о плане с мини бомбами, и можете себе представить, какова была реакция президента Рейгана и его советников, — вспоминал Эймс позже. — Это лишний раз доказывало, что империя зла все ещё существует.

Левен считал, что план с мини бомбами не выдумка. ЦРУ отправило своих офицеров в некоторые из ресторанов, в которых, по словам Вареника, должны были быть заложены бомбы. "вся его информация подтвердилась", — сказал Левен.

Но Вареник не ограничился предупреждением о плане с мини бомбами. Он также утверждал, что три высокопоставленных члена западногерманского правительства работали на КГБ.

"Геннадий предоставил нам богатейшую информацию об операциях КГБ в Германии. Он хотел как можно больше насолить КГБ, — заметил Левен. — Со временем он его возненавидел".

В октябре Вареник в панике связался с Левеном. Он был уверен, что КГБ вот-вот начнёт операцию с мини бомбами.

«Геннадий сказал: "Я не знаю, что делать. Мы должны этому помешать". Потом он заявил: "Если вы хотите, чтобы я дезертировал, я так и поступлю и сделаю публичное признание". Но я попросил его повременить с этим и держать ухо востро, пока мы держим ситуацию под контролем», — вспоминал Левен позже.

4 ноября у Левена состоялась внеочередная встреча с Вареником на конспиративной квартире ЦРУ. "Геннадий сказал, что его посылают в восточный Берлин за инструкциями относительно плана с мини бомбами. Мы оба страшно нервничали, не зная, что случится дальше".

Офицеры договорились встретиться, как только Вареник вернётся из восточного Берлина и будет готов выйти на связь. Левен ждал сигнала, но его не последовало. Теперь он опасался, что Вареника арестовали, а его семью выслали в Москву.

В телеграмме Левену Гербер спросил, не замечал ли Вареник в последнее время каких-либо странных событий в резидентуре КГБ. Левен вспомнил: Вареник сказал ему, что в сентябре резидента КГБ в Бонне неожиданно вызвали в Москву, но, когда он вернулся, Вареник не заметил в нем никаких перемен.

Гербер взял это на заметку. Резидент КГБ в Вашингтоне сообщил своим людям о Полещуке, вернувшись из Москвы в сентябре. Резидента КГБ в Бонне также вызвали в Москву в сентябре. Что это — простое совпадение или пища для размышлений? Трое агентов Гербера пропали без вести.

Теперь он был абсолютно уверен, что Ховард не был виновен в исчезновении всех троих. Вареник занимался шпионажем всего восемь месяцев. Про него Ховард знать не мог. Нужно было искать другое объяснение.

В другой части комплекса Лэнгли начальник отдела контрразведки ЦРУ Гарднер Гас Хэтэуэй тоже бился над загадкой исчезновения Вареника и был готов прийти к тому же выводу, что и Гербер. Он задавал себе тот же вопрос: если не Ховард, то что или кто за этим стоит? 60-летний Хэтэуэй посвятил почти 40 лет жизни исключительно операциям против Советского Союза и восточной Европы. Другие направления работы его никогда не интересовали. Именно Хэтэуэй в своё время настоял на встрече сотрудников Управления с Толкачёвым, и именно он был главой резидентуры в Москве, работники которой предупредили агента Федору о грозящей ему опасности. В Управлении Хэтэуэй прославился после того, как в 70-е годы в одиночку остановил группу переодетых пожарниками офицеров КГБ, когда те пытались проникнуть в самое секретное помещение узла связи ЦРУ во время пожара в посольстве США в Москве.

Все остальные в страхе бежали, но Хэтэуэй загородил собой дверь и отказался сдвинуться с места, когда появились лжепожарники с топориками в руках. Хотя Хэтэуэй никогда не выступал в средствах массовой информации, его имя периодически мелькало в статьях и книгах. Его неизменно описывали как "аристократа с мрачным чувством юмора".

Хэтэуэй и Гербер стали сравнивать свои записи и обмениваться идеями. Рождественские праздники и Новый год принесли обоим новые неприятные известия. В середине декабря до Управления дошли сведения об аресте Геннадия Сметанина и его жены Светланы. На них надели наручники прямо в электричке, когда они возвращались в Москву с дачи родственников. Позже КГБ заявит, что в подкладке кожаного ремешка Светланы обнаружили 44 бриллианта. В январе 1986 года сотрудники Управления подтвердили, что 4 ноября на территории восточного Берлина был арестован и Вареник.

Хэтэуэй и Гербер решили, что пора действовать. В январе 1986 года Гербер сообщил Граймс о понесённых потерях. Он также довёл до ее сведения, что Управление только что завербовало двух новых агентов в восточной Европе.

— Вы будете отвечать за то, чтобы эти двое остались в живых, — сказал он.

Гербер хотел, чтобы Граймс лично занималась новыми шпионами. Она должна напрямую работать с сотрудниками ЦРУ в восточной Европе, которые встречаются с агентами лицом к лицу. Отчитываться она будет непосредственно перед Герберам. Больше никто в отделе не должен знать о новичках. Однако она может выбрать себе помощника. Ни секунды не колеблясь, Гримас сказала, что хочет работать с Дианой Уортен. Гербера это не удивило. Он знал, что в 70-е годы обе женщины уже участвовали в аналогичной закрытой для других сотрудников операции, проходившей в угловой комнатке на пятом этаже. Сотрудникам было объявлено, что в новом офисе расположится секретариат, где клерки печатают и подшивают документы, но в действительности он был создан для помощи в работе с Дмитрием Поляковым — агентом по кличке Топхэт. Генерал ГРУ передавал в Управление такое количество секретных военных материалов, что ЦРУ не успевало их обрабатывать.

Гербер был доволен, что Граймс и Уортен будут работать в паре. Если в Управлении прознают, что Граймс прикреплена к новому шпиону, все решат, что агент действует где-нибудь в Африке, а не в восточной Европе, так как Граймс возглавляла африканское отделение. Уортен же служила в контрразведке, сотрудники которой редко руководили работой шпионов на местах.

— Гербер, Граймс и Уортен приняли драконовские меры безопасности, — позже вспоминал один из их боссов. — Никто не смог бы вытянуть из этих двух женщин имена новых агентов.

В январе происходящее было доложено директору Кейси. Хэтэуэй, Гербер, его заместитель Милтон Берден и шеф тайных операций Клэр Джордж сообщили ему о необъяснимых исчезновениях и арестах агентов.

— Как, черт возьми, вы решаете эту проблему? — рявкнул Кейси.

Они ответили, что выясняют, не удалось ли КГБ каким-то образом перехватить сообщения ЦРУ. Это предположение казалось логичным. В конце концов, ЦРУ прослушивало линии связи КГБ и ГРУ в ходе операции "Тау". Позже один из офицеров ЦРУ сказал: «мы думали: "Если нам это удалось, то им, вероятно, тоже"».

Кейси решил начать собственное расследование. Он попросил Джона Х. Стайна изучить дела потерянных агентов.

Стайн был опытным сотрудником в вопросах, касавшихся Советского Союза и восточной Европы. На его счету была служба на посту шефа отдела СВЕ и заместителя руководителя Оперативного директората, теперь же он заканчивал работать в качестве генерального инспектора ЦРУ, в обязанности которого входило руководство борьбой с растратами, мошенничеством и злоупотреблениями служебным положением внутри Управления. Стайн спросил Кейси, когда ему нужен отчёт о расследовании. "вчера", — буркнул Кейси.

Следующие несколько месяцев были отмечены рядом ключевых событий, которые разворачивались с головокружительной быстротой.

В феврале 1986 года до Управления дошли сведения о том, что 24 января на Транссибирской магистрали сотрудники КГБ остановили шедший на Запад поезд и изъяли грузовой контейнер со множеством электронных датчиков.

Операция "Абсорб" провалилась. (Позже сотрудники госбезопасности скажут мне, что КГБ неплохо нажился на операции "Абсорб". Советские спецслужбы не только перехватили новейшую технику ЦРУ, но и сумели выбить 500 тысяч долларов из японской компании, которая согласилась доставить этот грузовой контейнер ЦРУ в Гамбург. КГБ пригрозил японской компании, что обвинит ее в связях с ЦРУ, если она не заплатит за молчание взятку размером в полмиллиона долларов. Если верить КГБ, японцам ничего не оставалось, как согласиться. (Прим. авт.)

10 Марта КГБ устроил засаду офицеру московской резидентуры ЦРУ Майклу Селлерсу, когда тот направлялся на встречу со шпионом по кличке Коул. Настоящее имя Коула не было известно ЦРУ, так как он не назвал его Селлерсу, но позже в Управлении узнали, что это был Сергей Воронцов, офицер, работавший в московском управлении КГБ. Как ни странно, настоящую фамилию Воронцова рассекретили сами русские. После того, как Селлерса объявили персоной нон грата и выслали из страны, советское правительство направило в Госдепартамент ноту протеста, указав на Воронцова как на шпиона, с которым должен был встретиться Селлерс. Воронцов занимался шпионажем с 1984 года, информируя ЦРУ о том, как местные органы госбезопасности следят за посольством США в Москве. В 1985 году воронцов передал Селлерсу образцы "шпионского порошка", распыляемого КГБ в автомобилях представительства США.

В середине марта шпион по кличке Виллидж получил распоряжение вернуться в Москву со своего места работы в Сурабае (Индонезия). После пересечения границы он бесследно исчез.

В конце Марта сотрудник ЦРУ в Бонне нашёл в своём почтовом ящике письмо, автор которого утверждал, что может сообщить ЦРУ причины ареста Вареника в обмен на 50 тысяч долларов. Аноним назвался офицером КГБ и упомянул о своей дружбе с Вареником. В качестве доказательства того, что он говорит правду, автор написал, что с Вареником работал офицер ЦРУ Чарльз Левен. В то время Левен был под крышей Госдепартамента, и никто не должен был знать о его связи с Вареником. Автор письма также намекнул на то, что КГБ нашёл способ перехвата сообщений ЦРУ. Он подчеркнул, что его письмо строго конфиденциально и его ни при каких обстоятельствах нельзя пересылать в штаб-квартиру ЦРУ "электронными средствами связи".

Офицер в Бонне отправил письмо с курьером в ЦРУ, где его тщательно изучили Хэтэуэй, Гербер и Пол Редмонд-младший, заменивший Родни Карлсона на посту главы контрразведки отдела СВЕ[5].

Эта троица нарекла автора письма "мистером Икс" и незамедлительно решила заплатить ему 50 тысяч долларов. Берлинскому сотруднику было приказано доставить наличные в указанное в письме место в восточном Берлине. Через несколько дней пришло второе письмо. На этот раз "мистер Икс" сообщил им некоторые подробности. Он утверждал, что КГБ, используя электронные средства, перехватывает телеграммы ЦРУ, отправляемые через его секретный центр связи в Уоррентоне, штат Вирджиния. Он обвинил также Чарльза Левена в том, что тот прикарманил деньги, которые Управление передало ему для Вареника. И снова "мистер Икс" попросил 50 тысяч долларов, пообещав в обмен на деньги предоставить им более подробную информацию. Для затравки он упомянул о том, что в уоррентонском центре действует "крот".

Гербер, Хэтэуэй и Редмонд были готовы допустить, что КГБ занимается электронным перехватом телеграмм ЦРУ. Большая часть переписки ЦРУ проходила через уоррентонский центр, и, если КГБ получил доступ к этим сообщениям, он мог узнать имена шпионов. Однако обвинения, выдвинутые "мистером ИКС" против Левена, были абсурдны. Левен работал на Гербера в Москве и пользовался его доверием. Доверял ему и Хэтэуэй. У Редмонда и остальных возникли подозрения относительно самого "мистера Икс".

— КГБ и раньше посылал нам подобные записки, неизменно вставляя разные гадости про наших офицеров, — сказал Редмонд позже.

И хотя своими обвинениями против Левена "мистер Икс" не столько испортил тому репутацию, сколько вызвал недоверие к себе, трое руководителей все же сошлись на том, что Левена следует допросить, а "мистеру Икс" — заплатить.

В ожидании ответа от "мистера Икс" Редмонд решил устроить проверку уоррентонского центра связи. Он распорядился, чтобы за границу были отправлены два сообщения. Первая телеграмма была послана через центр резиденту ЦРУ в Найроби. В ней сообщалось, что заместитель Гербера Милтон Берден вскоре приедет туда, чтобы завербовать конкретного офицера КГБ. Спустя несколько недель из Найроби в штаб-квартиру ЦРУ было передано сообщение, что Берден успешно завербовал офицера для шпионской деятельности в пользу ЦРУ. Вторая телеграмма Редмонда была отправлена из штаб-квартиры в московскую резидентуру. Она гласила, что офицер КГБ в Бангкоке успешно завербован ЦРУ. В телеграммах Редмонда не было ни слова правды. Управление и не собиралось вербовать этих двух офицеров. Но если КГБ перехватывал сообщения ЦРУ, то, по мнению Редмонда, обоих офицеров КГБ немедленно вызвали бы в Москву на допрос. Редмонд сделал передышку и стал ждать реакции.

— Я выбрал двух офицеров КГБ, которые совсем не были приятными людьми, и, честно говоря, надеялся, что, если КГБ читает нашу переписку, они будут арестованы и их карьере придёт конец, — признался Редмонд.

Однако так ничего и не произошло. Офицеров не вызвали в Москву.

В течение 1986 года "мистер Икс" прислал в Управление тесть писем, в каждом из которых настойчиво утверждал, что КГБ читает телеграммы ЦРУ. Но в конце осени 1986 года проверка Редмонда была завершена, и Гербер с Хэтэуэем убедились в том, что "мистер Икс" — мошенник, дело с которым стоило им немалых денег.

Тем временем в Управление продолжали поступать тревожные известия. 7 мая был арестован Эрик Сайтс, официально занимавший должность атташе посольства США в Москве, при попытке выйти на связь со шпионом ЦРУ по кличке Истбаунд. Лишь спустя несколько лег ЦРУ обнаружит, что Истбаунд был "подставой" — офицером КГБ, который завербовался с целью разоблачить сотрудника ЦРУ и дезинформировать противников.

— Что, черт побери, творится в Москве? — заорал взбешённый Кейси, узнав о том, что Сайтса объявили персоной нон грата и выслали из СССР.

Прошло уже четыре месяца с тех пор, как ему сообщили о потерях 1985 года, однако по-прежнему никто ничего не знал. Кейси поторопил Джона Стайна с расследованием.

Вскоре Стайн положил ему на стол отчёт на десяти страницах. Он пришёл к выводу, что каждое из изученных им дел содержало "семена своего провала". Потери, по его мнению, скорее всего не были связаны между собой. Одних шпионов сдал Эдвард Ли Ховард, другие были раскрыты по собственной вине или в результате оплошностей работавших с ними офицеров ЦРУ. Ничего похожего на электронный перехват или, не дай Бог, "крота", Стайну обнаружить не удалось.

Отчёт Стайна не убедил ни Хэтэуэя, ни Гербера, ни Редмонда. В мае Хэтэуэй отправил телеграмму Жанне Вертефей, резиденту в Либревиле, столице западноафриканского государства Габон. Срок ее командировки истекал в июне, и он сообщил Жанне, что по возвращении ее ждёт спецзадание. Вертефей, которая относилась к Хэтэуэю с симпатией и восхищением, сразу же согласилась на любую предложенную им работу, однако ряд проблем задержал ее в Габоне до конца октября.

Позже федеральные следователи резко осудят Хэтэуэя и Управление за то, что официальное расследование потерь было отложено до приезда Вертефей. Однако пятимесячный разрыв между телеграммой Хэтэуэя и ее прибытием в Лэнгли не был основной причиной недостаточно пристального внимания высшего руководства ЦРУ к потерям 1985 года. За несколько недель до возвращения Вертефей ракета типа "земля — воздух", запущенная никарагуанским солдатом, прямым попаданием сбила грузовой самолёт С-123, летевший низко над землёй. Четыре дня спустя Юджин Хазенфус, единственный из оставшихся в живых пассажиров, на пресс-конференции в Манагуа признался, что поставлял оружие мятежникам, пытавшимся свергнуть Сандинистское правительство. По его словам, этот рейс финансировался ЦРУ.

Конгресс, наложивший двухлетний запрет на оказание помощи мятежникам, был в ярости, сразу же заподозрив Белый дом и директора Кейси в том, что они обходят закон. Управление оказалось на осадном положении. Это событие заставило директора Кейси надолго забыть о других неотложных делах.

Тем временем Хэтэуэй, Гербер, Редмонд и прибывшая из Африки Вертефей продолжали следить за действиями КГБ в Москве. 22 октября ТАСС передал мрачную новость: "Казнён шпион ЦРУ Адольф Толкачёв". Расправа над агентами Управления в Москве началась.

В том же месяце ЦРУ стало известно, что агенты Сергей Моторин и Валерий Мартынов с в тюрьме. Их арестовали в августе 1985 года, то есть более года тому назад. Но почему КГБ скрыл факт арестов? КГБ даже организовал телефонный разговор между Моториным, находившимся в Москве, и его подружкой в Вашингтоне. Сотрудники ФБР, подключившиеся к разговору, слышали, как Моторин заверил ее, что у него все в порядке. Очевидно, телефонный разговор был частью хитроумного плана КГБ.

— Органы госбезопасности явно старались скрыть от нас то, что произошло в 1985 году, — сказал Редмонд позже.

В ноябре 1986 года Вертефей начала встречаться с членами своей спецгруппы. Все они были отобраны Хэтэуэем. В состав группы вошли Фрэн Смит, Бенджамин Франклин Пеппер и Дэниэл Р. Нескьюр. Смит считался ветераном среди офицеров отдела СВЕ. Пеппер, который был в отставке уже несколько лет, в 60-е годы прославился как ведущий оппонент Джеймса Энглтона с его параноидальными теориями. Нескьюр, незадолго до того вышедший в отставку, был автором аналитического труда о Ларри Ву Тайчине, "кроте" в ЦРУ, который занимался шпионажем в пользу коммунистов около 30 лет.

Хотя Пол Редмонд-младший был рад тому, что Хэтэуэй назначил спецгруппу для расследования так называемых "потерь 1985 года", его раздражала медлительность сотрудников Управления. Кроме того, он был обеспокоен, что Кейси и его ближайшие помощники, поглощённые развитием скандала, известного как "Иран-контрас", практически не обращают внимания на кровавые расправы в Москве.

— Редмонда не назовёшь скрупулёзным человеком, — позже сказал один из его бывших коллег по ЦРУ. — Но благодаря своему умению настоять на решительных действиях он всегда был и будет ценнейшим кадром в Управлении. Он никого не боится и обожает атаковать.

Редмонд решил, что настало время перейти в наступление. Он составил докладную записку Кейси. "КГБ беспрепятственно одну за другой заваливает наши операции, — объявил он. — 45 операций в Советском Союзе и восточной Европе находятся под угрозой".

В этой докладной не было принципиально новой информации. Редмонд просто суммировал и подчеркнул то, что он, Гербер и Хэтэуэй обсуждали все эти месяцы. Но в его изложении сухие факты превратились в пламенное негодование потрясающего Библией евангелиста. Кроме того, Редмонд прямо заявил, что подозревает, что в Управление проник "крот". Он отправил докладную шефу отдела СВЕ Герберу на одобрение и возможные поправки. Гербер посоветовал смягчить ее. В докладной Редмонд ссылался на несколько старых, времён 70-х годов, дел и дело Тригона. Гербер предложил ему ограничиться упоминанием агентов и операций, проваленных с 1985 года. Редмонд составил их список.

1. Сфиэ

2. Тикл

3. Уэй

4. Миллион

5. Операция "Тау"

6. Фитнесс

7. Операция "Абсорб"

8. Коул

9. Виллидж

10. Истбаунд

11. Джентил

12. Гоз

По его подсчётам, десять агентов были арестованы и, очевидно, приговорены к высшей мере наказания. Это было чудовищно! Он не мог вспомнить другого случая в истории ЦРУ, когда было бы раскрыто столько агентов. Редмонд направил Герберу Новый вариант докладной, где снова предупредил о том, что в ЦРУ мог просочиться "крот".

Гербер не раз перечитал докладную Редмонда и был согласен с коллегой. Не зря он принял столько мер предосторожности, сохраняя в тайне имена новых агентов отдела СВЕ. Но при одной мысли о "кроте" Герберу становилось не по себе. Он не хотел, чтобы в ЦРУ снова разгорелась жестокая "охота на ведьм" в духе Джеймса Джесуса Энглтона. Гербер твёрдо решил, что, если начнутся поиски "крота", он сделает все, чтобы сохранить репутации невиновных сотрудников. Гербер внёс незначительные поправки в докладную Редмонда и направил ее наверх. Они стали ждать реакции. Ее не последовало.

В декабре с Кейси случился приступ прямо на рабочем месте. Врачи обнаружили злокачественную опухоль мозга и госпитализировали его. Заместитель Кейси Роберт М. Гейтс был назначен исполняющим обязанности директора. Потом он будет клясться, что ему никто не доложил, насколько серьёзны были потери 1985 года.

* * *

Говорит Рик Эймс

Вулси (директор ЦРУ) назовёт меня "серийным убийцей" и сравнит с Бенедиктом Арнольдом. Сначала отвечу на обвинение в "серийных убийствах: во-первых, я никого не расстреливал. Во-вторых, если бы в нашей стране была предусмотрена высшая мера наказания за шпионаж, у агентов, которых я предал, тоже были бы руки в крови! Интересно, назвал бы Вулси Полякова "серийным убийцей"?

Его замечание насчёт Бенедикта Арнольда представляется мне более занимательным. Пытаясь придерживаться исторических фактов, а не легенд, фольклора и официальной мифологии, позволю себе высказаться на эту тему. При этом, естественно, прошу учесть, что я прочёл оба превосходных романа Кеннета Робертса — "Арундель" и "вооружённый сброд», основанных на достоверной биографии Арнольда. Мне остаётся только предположить, что Вулси знает об Арнольде лишь понаслышке и явно поторопился со своим неподходящим сравнением.

Арнольд пообещал сдать Вест-Пойнт ради денег и славы, и, хотя его планы провалились, он все-таки неплохо нажился. Я тоже разбогател, хотя и временно. Тем не менее эта аналогия не проходит по нескольким пунктам.

Арнольд был глубоко разочарованным и доведённым до отчаяния человеком, находившимся в противостоянии с большинством своих военачальников и политических руководителей. Он чувствовал, что его травят, и, вероятно, так оно и было. В те времена, при тех обстоятельствах, верность нации и государству ещё не успела принять жёсткие формы законченной традиции, мифологии и ортодоксальности. Человек, отрёкшийся от Революции, обладал моральным и этическим правом выбора сторон, даже мог перейти на сторону противника, хотя, пожалуй, и не с целью личной наживы. Идея борьбы за независимость превратилась в войну за Независимость, и Арнольд постепенно осознал, что вожди революции не заслуживают победы и он больше не будет поддерживать их. Поэтому и решил стать перебежчиком.

Теперь рассмотрим мой случай. Изначально в своём стремлении надуть Советы я руководствовался чисто финансовыми соображениями, но в основе выбора, который я сделал в средине июня, — гораздо более сложная смесь разнообразных мотивов. Одно лишь то, что мне в голову могла прийти мысль об афере, которую я провернул, наглядно демонстрирует результаты подавления человеческой психики. Возникает вопрос: что, помимо возрастного кризиса и новой жены, могло послужить причиной охватившего меня азарта? в отличие от Арнольда, я не страдал манией преследования, однако со временем убедился, что большинство моих руководителей ведёт себя крайне безрассудно, демонстрируя абсолютную некомпетентность в осуществлении своих безумных замыслов. Безумием в первую очередь была сама демагогия холодной войны, а также коррумпирование разведки, или, если хотите, злоупотребление ею. Как ни странно, я, подобно Арнольду, в конце концов поверил в то, что имею право на вынесение собственных суждений, что я все понимаю гораздо лучше своих руководителей. Побуждаемый этими чувствами, я перешёл к действиям и так же, как он в своё время, пошёл на риск. Однако моё предательство было гораздо более радикальным, чем измена Арнольда. Арнольд поднял вооружённый народ против доверявших ему правительства и новорождённого государства и задумал сдать стратегический пункт Вест-Пойнт британцам, чтобы помочь им выиграть войну и подавить революцию. Естественно, это предполагало огромные потери среди его солдат. Что касается моего дела, то я убеждён, что не ставил под угрозу ни автономию, ни безопасность, ни интересы Америки, не говоря уже о жизнях американцев. Я не отрицаю, да и не смог бы отрицать, что причинил огромный вред сравнительно небольшому числу людей, и это заставило многих страдать. Однако если уж говорить начистоту, никакой войны не было, несмотря на десятилетия лицемерия и лжи.

Здесь мне хотелось бы сделать лирическое отступление. Натан Хэйл — официальный покровитель ЦРУ, практически причисленный к рангу святых. Его статуя выставлена в здании ЦРУ на всеобщее обозрение. Но с самых первых дней существования Управления настоящим кумиром и предметом ревностного почитания являлся вовсе не Хэйл, а майор Джон Андрэ — британский офицер, который руководил работой Бенедикта Арнольда После побега Арнольда его поймали и повесили. Хэйла в ЦРУ считают кем-то вроде бесхребетного слабака, в то время как Андрэ — не шпион, а руководящий офицер — пользуется безграничным уважением. Конечно, здесь сыграл известную роль тот факт, что он был английским джентльменом, но, по-моему, истинные причины этого восхищения гораздо глубже и содержательнее. Поскольку я сам был и оперативником, и шпионом, можете не сомневаться: я испытал на своей шкуре отношение к каждой из этих двух ролей в отличие от "штабных крыс", руководство Управления систематически порочит и унижает шпионов. Аллен Даллес, к примеру, обожал цитировать изречение сэра Фрэнсиса Уолсингэма о том, как он завербовал "неотёсанного увальня" в шпионы. Андрэ же считается примером профессионализма.

На мой взгляд, это лишний раз доказывает, что шпионаж порочен по своей природе. Все мы презираем предателя, чем бы он ни украшал и как бы ни оправдывал свою измену и как бы наша страна ни прославляла тех агентов, которые нам помогают… Давайте посмотрим правде в глаза: мы восхищаемся тем, кто убеждает другого предать свою родину, а не тем, кто совершает это предательство.

Говорят другие

Мой муж был и прекрасным отцом — честным, добрым, сильным. Мы познакомились в театре и полюбили друг друга с первого взгляда. Летом 1970 года мы поженились. Я работала учительницей в школе, а он был офицером спецслужб. В отличие от большинства своих коллег, он не пил, не курил и не заводил связей на стороне. Он обожал читать приключенческие романы, например, Джека Лондона. В 1980 году у нас родилась первая дочь. Жизнь была просто сказкой… мы очень любили друг друга. Сколько радости было, когда в январе 1982 года в КГБ ему сказали, что посылают в Германию! Его отец занимал высокий пост в КГБ, и мой муж делал все, чтобы тот мог им гордиться. В Бонне он просто выкладывался на работе, хотя остальные в его спецгруппе бездельничали и смеялись над ним. Там родилась наша вторая дочь, но нам было очень трудно. Не хватало денег на одежду, даже ка еду… Я не жаловалась, но он очень переживал, что не может обеспечить семью, и в конце концов у него началась депрессия. Он нашёл немца, который согласился поставлять ему информацию, но потом оказалось, что этот немец шпион, и мой муж стал бояться, что нас всех с позором вышлют в Москву. В ноябре 1985 года он сказал мне, что уезжает в восточный Берлин на важную встречу, и в тот же день один из его сослуживцев передал мне от него записку, где было сказано, что я должна взять детей и срочно выехать в Москву. Мы наспех собрались и поехали, но я забыла паспорт… Когда я вернулась в нашу квартиру, ее уже обыскивали офицеры КГБ, и меня туда не пустили. В Москве мне сказали, что его арестовали за контрабанду, но, по их словам, мне не нужно было волноваться, потому что его защитит отец.

Жена Геннадия Вареника

Мой сын не предавал свою родину. Да, он рассказал агентам ЦРУ о плане подложить бомбы в места, где бывают американцы, но я не верю, что он сделал что-либо в ущерб своему народу. Я работал в КГБ, но сейчас я в отставке. Я участвовал в великой Отечественной войне и имею награды. После войны я отвечал за борьбу с диссидентством и допрашивал шпионов. Я хорошо справлялся со своей работой, и моя совесть чиста. Перед отъездом в Германию сын сказал мне: "Я отомщу фашистам за тех 20 миллионов, что погибли во время войны!" Но я никогда не хотел, чтобы он пошёл по моим стопам. Он всегда был слишком доверчив, слишком честен и добросовестен. Он идеализировал эту работу, наверное, прочёл слишком много книг про разведчиков. Романтики всегда погибают первыми во имя долга… В разведке должны служить жёсткие люди, а мой сын был мечтателем. Как-то он признался мне, что в Германии начальник заставляет водить его жену по магазинам и помогать ей по хозяйству. Он говорил мне, что все его коллеги — алкоголики. Я предупредил его, что нужно держать язык за зубами. Народ должен верить, что в КГБ работают одни крутые парни. Пусть иногда они перегибают палку, пусть их боятся — от этого их будут уважать ещё больше. Зря он связался с этими хищниками из ЦРУ. Они его использовали. Он был всего лишь мальчишкой славным мальчишкой, который совершил ошибку. Будь его профессия другой, наказание не было бы таким суровым. Несколько лет в тюрьме — и свободен. Но только не в КГБ. Они должны были показать, что они крутые…

Отец Геннадия Вареника

Отец Геннадия работал в КГБ, и ему очень хотелось быть на него похожим, но потом он во всем разочаровался. Многие коллеги по резидентуре добивались повышения по службе, включая в отчёты то, что они видели по телевизору, или откровенные выдумки. Мы с ним были ровесниками, но его жизнь коренным образом отличалась от моей. Мы вели долгие задушевные разговоры, доверяли друг другу и, в конце концов, стали друзьями. У нас с женой долго не было ребёнка, и когда наконец он родился, Геннадий, узнав об этом, подарил мне золотой медальон. "Это для твоего сына, — сказал он. — Скажи ему как-нибудь, от кого этот подарок! Услышав о его аресте, я три месяца не спал по ночам. Все думал, может, это я в чём виноват… меня беспокоила судьба его жены и дочерей, но я не решался с ними связаться. После того, как он был казнён, я вернулся в штаб-квартиру ЦРУ. Помню, в мой кабинет зашёл Рик Эймс, и мы заговорили о потерях. Он видел, как я был расстроен. Я сказал ему, что не успокоюсь, пока не выясню, что произошло с Геннадием — кто его предал. Я помню, как Рик тогда взглянул на меня, но не произнёс ни слова.

Офицер ЦРУ, руководивший Геннадием Вареником

Этот человек — предатель. Зачем окружать его романтическим ореолом? Он был ничтожеством. У нас не было никаких оснований предполагать, что он совершил измену по идеологическим соображениям. На суде он, естественно, нёс всякую ересь про какой-то заговор с целью убийства американских солдат, про коррупцию в КГБ. Чего ещё можно было от него ожидать? Приговор ему был известен заранее. Лично я горжусь проделанной мной работой и не собираюсь оплакивать этого предателя.

Следователь КГБ

Посылки, которые я носила в Лефортовскую тюрьму, ему не передавали. Когда мне разрешили с ним увидеться, он был похож на мертвеца. Весь бледный, заговаривается… Я пыталась сдержаться, но все-таки заплакала. Детям я сказала, что их отец разбился в авиакатастрофе. Соврала, что он был военным и неудачно спрыгнул с парашютом. Ещё я говорила: "может быть, он не умер, а живёт в далёкой стране. Скучает без нас, пишет нам письма каждый день, но почему-то эти письма до нас не доходят. Во время нашего последнего свидания он сказал мне, что не сделал ничего плохого своей родине, только КГБ. На суд нас не пустили. Мы получили извещение о том, что его казнили 25 февраля 1987 г. Но, возможно, он ещё жив… Правда ведь? всякое бывает… Замуж я больше никогда не выйду. Мы, русские женщины, если уж полюбим, то на всю жизнь. Мне хочется верить, что когда-нибудь он вернётся домой. С тех пор многое изменилось… Наши дочери выросли. Все эти годы его не было с нами, но я обо всем ему расскажу. Я расскажу ему, как тяжело нам было без него. И какое счастье, что он наконец со мной… мы посмеёмся над нашими бедами и горестями. Когда он вернётся, все наладится. Мы доживём свою жизнь вместе — лишь бы только он пришёл домой.

Жена Геннадия Вареника