Людмила Пинчук. ЖИТЬ НАДО БОРЦОМ

Отец всегда появлялся неожиданно.

Так было на даче под Москвой и на квартире в Петербурге, так же неожиданно приезжал он, бывало, и в село Ждани. И тогда не было на свете детей более счастливых, чем сыновья Михаила Сергеевича Кедрова.

…Сегодня именно такой радостный день, когда отец и мать дома. Можно взять за отца, можно крепко прижаться к маме. Отец — красивый; лицо его одухотворенно, он похож на артиста, у него длинные и тонкие пальцы пианиста. Мать — молода, изящна, всегда необычайно деятельна.

Дети знают: вечером к родителям придут в гости друзья. Они будут пить чай, говорить о забастовках и нелегальных квартирах, о явках… Потом тихо, вполголоса, начнут петь. Чаще всего они поют романс Даргомыжского… Только последняя строчка в этом романсе изменена.

Не пылит дорога,

Не дрожат листы,

Погоди немного —

Попадешь в «Кресты»…

Вместе со взрослыми, с отцом и матерью этот романс поет и старший сын Кедровых, семилетний Бонифатий. Он уже знает, что «Кресты» — это «государева тюрьма» в Петербурге, куда заключают людей, борющихся против царя, за свободу и справедливость.

По-разному складывалась жизнь в семьях большевиков до революции. В каждой семье по-своему устанавливались отношения между детьми и родителями. Одни не сразу раскрывали детям свою принадлежность к партии, другие, как это было в семье Кедровых, никогда не скрывали от сыновей свое участие в борьбе с самодержавием, свою принадлежность к большевистской партии.

Участник трех революций, впоследствии известный военачальник Красной Армии, один из первых советских чекистов и соратников Ф. Э. Дзержинского, Михаил Сергеевич Кедров до победы Октябрьской революции, вел обычную жизнь большевика-подпольщика. Устраивал конспиративные явки, вел пропаганду большевистских идей, готовил массы к революции. Сидел в тюрьме, томился в ссылке, уходил в эмиграцию…

Не раз бывало и так: за тюремной решеткой одновременно с Михаилом Сергеевичем оказывалась и Ольга Августовна, его жена и соратник по партии и совместной борьбе…

Михаил Сергеевич и Ольга Августовна страдали от того, что детство их сыновей было полно тревог, опасностей, неустроенности. Но они глушили в себе эту боль и никогда, ни разу не свернули с избранного пути. Они сумели внушить детям, что человек не может быть по-настоящему счастлив, если он равнодушен к горю и бедам других людей, если он закрывает глаза на страдания народа, что истинное назначение человека — борьба за справедливость, против зла и насилия, пока они существуют.

Почему Кедровы так поступали? Что заставляло их откровенно беседовать с детьми на эту серьезную тему, говорить со своими сыновьями об опасных делах?

Мне кажется, что причин было много. Поначалу Михаилу Сергеевичу и Ольге Августовне надо было просто объяснить своим ребятам, почему жандармы нередко врываются в квартиру, отчего отец часто не бывает дома. Старшему сыну Бонифатию было шесть лет, когда он увидел в руках матери конверт из плотной серой бумаги. На нем четко выделялся овальный фиолетовый штемпель «государевой тюрьмы». Это было письмо от отца.

В квартире Кедровых время от времени появлялись какие-то таинственные люди. Они подолгу жили в семье. Этих людей тщательно скрывали от посторонних. Мальчишки — народ смышленый; они, конечно, догадывались, что с обычными гостями так не поступают. Значит, родители вынуждены были рано откровенно говорить с детьми. Это, видимо, диктовалось еще и желанием научить ребят лучше разбираться в жизни, стремлением отца и матери воспитать сыновей достойными людьми.

Михаил Сергеевич и Ольга Августовна рано открыли своим детям глаза на то, что в жизни идет жестокая борьба между богатыми и бедными, что честный человек должен быть всегда на стороне обездоленных. Это необходимо было сделать еще и потому, что сама семья Кедровых не принадлежала к классу неимущих. Михаил Сергеевич по своему происхождению был дворянином… Семья жила на его литературный заработок; жила скромно, но не бедно. Ольга Августовна и Михаил Сергеевич стремились с ранних лет привить своим сыновьям тревогу за тех, кто был голоден, кого оскорбляли и унижали. Этой тревогой жила лучшая часть русской интеллигенции, ею были пропитаны многие книги русских писателей, картины русских художников.

С глубоким волнением дети Кедровых заучивали наизусть слова поэта:

Где трудно дышится,

Где горе слышится,

Будь первым там…

Михаил Сергеевич и Ольга Августовна хотели воспитать своих детей прежде всего борцами, людьми убежденными, преданными благородной идее служения народу. Они хотели, чтобы сыновья были их единомышленниками, чтобы дело родителей стало и делом детей.

Сыновьям Кедровых была знакома героическая биография отца. Они знали о его смелом, необычайно дерзком подкопе под баню Таганской тюрьмы, чтобы освободить Николая Эрнестовича Баумана. Мальчишкам было известно и о динамитных шашках, хранившихся под верандой на даче в Перловке. А в коридоре петербургской квартиры старший сын Бонифатий мог видеть аккуратно сложенные вдоль стены, еще пахнувшие типографский краской пачки книг. В пачках этих находились произведения В. И. Ленина…

Возвращаясь в 1916 г. в Россию (из Швейцарии. — Ред.), Михаил Сергеевич обратился за помощью к старшему сыну… Адреса явок записывать на бумаге было рискованно. Их надо было заучить наизусть…

— У тебя хорошая память; постарайся, пожалуйста, запомнить несколько важных адресов…

Можно представить себе, что могли подумать дети о своих родителях, если бы не знали, ради чего они должны солгать. Ведь отец и мать никогда не обманывали мальчишек, они постоянно учили их говорить только правду. Михаил Сергеевич и Ольга Августовна сумели объяснить своим сыновьям, во имя чего и против кого они ведут борьбу…

Михаил Сергеевич и Ольга Августовна были людьми большой культуры, высокообразованными. Они учили детей любить природу, книги, искусство. Сыновья с детства были приучены слушать и понимать хорошую музыку…

Революционная деятельность Михаила Сергеевича и Ольги Августовны Кедровых вынуждала их переезжать с места на место. Это лишало детей возможности нормально посещать школу. С ними занимался отец. Он обучал сыновей русскому языку, математике, физике, естествознанию. Дети очень любили слушать его рассказы о природе.

До эмиграции семья Кедровых некоторое время жила у старшей сестры Ольги Августовны в селе Ждани Новгородской губернии. Здесь Михаил Сергеевич скрывался от ищеек царской охранки. Вокруг села были чудеснее леса, куда он вместе с детьми нередко уходил на прогулки. Во время прогулок Михаил Сергеевич пользовался случаем, чтобы научить мальчишек многим полезным вещам: пользоваться компасом, определять по коре возраст деревьев, правильно разжигать костер, ориентироваться в лесу.

Михаил Сергеевич с юности интересовался медициной и естественными науками. Будучи взрослым, отцом семейства, получив юридическое образование, он решил серьезно заняться медициной…

Михаил Сергеевич часто рассказывал ребятам — своим сыновьям и племянникам, жившим в Жданях, — о Чарлзе Роберте Дарвине, которого в знак почтения к великому английскому ученому называл полным именем. Никто из детей не читал еще книгу Дарвина «Путешествие на корабле „Бигл“», и во время прогулок Михаил Сергеевич пересказывал им ее содержание. Воображение мальчишек тотчас уносилось вслед за великим ученым — в далекие австралийские прерии, на дикие острова Океании, в знойную пустыню Аравии, где изучал природу Чарлз Дарвин. Потом, следуя маршрутами Дарвина, они отправлялись на знаменитом парусном корабле «Бигл» в кругосветное путешествие…

— Это были захватывающие рассказы, — вспоминал старший сын М. С. Кедрова, Бонифатий Михайлович. — Характерно, что в этих рассказах отца на первый план выступали не научные изыскания Дарвина, открывшего закономерности развития в природе, а его нравственный подвиг во имя науки, его яростная и упорная борьба с реакционерами биологами, с церковными фанатиками… И как-то незаметно разговор начинал касаться подвига. Подвига человека — будь то подвиг борца, ученого или солдата.

— Что такое подвиг? — спрашивали мальчишки Михаила Сергеевича.

— Подвиги бывают разные. Дарвин совершил подвиг ученого. Русские революционеры, — объяснял Михаил Сергеевич, — тоже совершают подвиг. Они ведут полную опасности борьбу, чтобы уничтожить на земле зло, насилие, несправедливость. Подвиг заключается и в том, чтобы всегда оставаться верным своим убеждениям, уметь их отстаивать, бороться за них. Поняли? — спрашивал Михаил Сергеевич.

— Да, — не слишком уверенно отвечали мальчики.

— Взгрустнулось, что не можете подвиг совершить? — улыбаясь, спрашивал Михаил Сергеевич. — Броситься в огонь, спасти утопающего или открыть новый закон в науке? Но подвиг может быть и в том, чтобы в нужный момент помочь человеку, попавшему в беду, оказать ему всяческую поддержку…

Много лет спустя автору этих строк довелось убедиться в самоотверженности и душевной щедрости, которую семья Кедровых воспитала в своих детях.

В Московском университете я училась вместе с Сильвой Кедровой, дочерью Михаила Сергеевича. Она родилась после революции и была намного моложе своих братьев. Мы учились на историческом факультете, только специализировались по разным отраслям науки: я занималась историей славянских стран, а Сильва изучала философию Индии. Сдержанная, несколько замкнутая, Сильва многим казалась даже суховатой.

Однажды у нас на курсе случилась беда, по тем временам очень горькая: у одной студентки, жившей в общежитии, украли хлебную карточку. Шла война, и возместить такую потерю было совсем не легко. Лишнего хлеба ни у кого не было. Первой, кто протянул девушке талон от своей хлебной карточки, была Сильва Кедрова. На другой день такой же талон отдала другая студентка, потом третья, и так девушка продержалась до конца месяца, пока ей выдали новую продовольственную карточку.

Сильва жила тогда одна, родителей уже не было, старший брат Бонифатий находился в армии, ей, как и всем в годы войны, жилось трудно. Но «сработало» годами воспитанное в семье, почти инстинктивное стремление немедленно броситься на помощь тому, кто попал в беду. Сильве не потребовалось много времени на размышление, и, поделись с товарищем последним куском хлеба, она сделала это так искренне и деликатно, что увлекла своим примером остальных.

После этого случая мы как-то теснее сблизились с Сильвой, и она чаще, доверительней рассказывала о своем отце, вспоминала о книгах, которые он советовал ей читать. Поторопившись, я спросила:

— Это были, наверное, «Овод», «Спартак», «Что делать?» Чернышевского?

— Отец, конечно, ценил эти книги, — ответила Сильва. — Он считал, например, что никто не имеет права пройти мимо романа Войнич. Но он называл наивными людьми тех, кто думал, что, прочитав «Овод» или роман Тургенева «Накануне», можно тут же стать убежденным борцом-революционером. Отец советовал мне обязательно читать Пушкина и Лермонтова, Достоевского и Толстого, Чехова и Герцена, Шекспира и Гёте. Он был убежден, что из человека, которого не волнуют переживания Печорина, страдания Отелло, который равнодушен к судьбе Лизы Калитиной и Наташи Ростовой, ничего путного получиться не может…

Человек редкостной скромности и благородства, Михаил Сергеевич Кедров никогда не добивался ни для себя, ни для своих сыновей каких-либо особых привилегий, не искал для них легких путей.

Сыновья, помогавшие отцу еще детьми, стали впоследствии активными участниками великих преобразований в нашей стране.

Весной 1918 г… Штаб фронта размещался… в Вологде. Вместе с командующим в походном вагоне жил его тринадцатилетний сын Юра. Он служил у отца ординарцем и мужественно переносил все тяготы военного времени. Когда в городе начался голод, Михаил Сергеевич ввел для всех работников штаба твердую норму продовольствия. Вместе с жителями Вологды и бойцами командующий фронтом и его сын получали по 200 граммов хлеба в день.

— Режим один для всех! — говорил Михаил Сергеевич. — Суровый, голодный, но справедливый.

То был принцип жизни, норма поведения.

Совсем молодым начал сражаться с врагами Советской республики старший сын М. С. Кедрова — Бонифатий. Вместе с отцом… участвовал в Петрограде в разгроме белогвардейских групп, укрывавшихся в зданиях иностранных миссий. В то время юному чекисту было всего 15 лет. Он уже вступил в партию, работал помощником ответственного секретаря газеты «Правда» Марии Ильиничны Ульяновой. Затем он участвовал в ликвидации банд Антонова на Тамбовщине.

Чекистом стал и младший сын — Игорь Михайлович Кедров.

В одном из номеров «Комсомольской правды» за 1966 г. мне бросилась в глаза заметка, в которой чекисты 20-х годов тепло вспоминали своего комсомольского вожака Игоря Кедрова.

«Достойное место в боевом отряде чекистов, — писала „Комсомольская правда“, — занимал молодой, глубоко преданный партии и революционной законности секретарь комсомольской организации ВЧК Игорь Кедров. Его отличало высокое понимание революционного долга и готовность отдать все свои силы и жизнь во имя революции».

Не только своим детям помогал Михаил Сергеевич найти верный путь. Он был неизменно внимателен ко всем, кто стоял на пороге жизни, кого волновали жизненные проблемы и вопросы, на которые требовались ясные и четкие ответы.

Большое влияние оказал Михаил Сергеевич на своего племянника, который, как и его дети, стал коммунистом.

Читавшие книгу Льва Никулина «Мертвая зыбь» наверняка запомнили мужественного чекиста, соратника Ф. Э. Дзержинского, одного из ответственных сотрудников ВЧК — товарища Артузова. Это он организовал и блестяще провел операцию «Трест», осуществил арест английского шпиона Сиднея Рейли, а также ярого врага Советской власти правого эсера Бориса Савинкова…

Артур был красивым, черноглазым, с копной темных волос, романтически настроенным юношей. Окончив гимназию с золотой медалью, Артур поступил в Петербургский политехнический институт, блестяще защитил диплом и стал инженером. Из Петербурга он уехал на Урал, где работал на одном из металлургических заводов.

Давняя привязанность Артура к Михаилу Сергеевичу, беседы, которые тот вел с юношей на прогулках в Жданях и в своей петербургской квартире, да и сама удивительно яркая личность дяди оказали огромное влияние на юношу.

Артур не мог стоять в стороне от великого дела, которое совершалось в России. Однажды он поделился своими раздумьями с дядей Мишей. Михаил Сергеевич не стал агитировать племянника. Он лишь напомнил Артуру известную английскую пословицу, которая гласит: «Самое главное — понять, в чем состоит твой долг. Выполнить его легче легкого».

Артур понял свой долг. Он стал большевиком, одним из первых советских чекистов, завоевавших полное доверие, любовь и уважение Ф. Э. Дзержинского.

У родных Артура Христиановича Артузова хранится напечатанная им на пишущей машинке автобиография. В короткой, написанной на полутора страницах истории своей жизни Артур Артузов рассказывает: «Как и многие юноши из интеллигентных семей, я долго метался, пока не нашел „себя“ и ту единственную правду земли, без которой не может жить честный человек. Она, эта правда, заключается в том, чтобы люди, которые трудятся, были сыты и свободны… Не знаю, что было бы со мной, если бы не дядя Миша. Большевиком я стал исключительно под влиянием незаурядной личности Михаила Сергеевича Кедрова».

Давно ушел из жизни кристально честный большевик, соратник Ленина и Дзержинского М. С. Кедров. Нет в живых и его сыновей. Тяжелая болезнь оборвала недавно жизнь Сильвы Кедровой, талантливого ученого, специалиста по истории Индии, доброго, душевно тонкого человека. Нет и племянника М. С. Кедрова — Артура Артузова.

В Москве жил и работал Бонифатий Михайлович Кедров. После окончания гражданской войны он, молодой тогда большевик, поступил в Московский университет.

Видимо, яркие рассказы отца о Дарвине, о его учении и борьбе за свое открытие пробудили у старшего сына М. С. Кедрова интерес к естествознанию, которому он впоследствии посвятил жизнь. Когда началась Великая Отечественная война, Б. М. Кедров обратился по радио к ученым нашей страны с призывом вступить в народное ополчение. Сам Бонифатий Михайлович вместе с женой одними из первых стали бойцами 21-й дивизии народного ополчения. Они сражались в одной батарее. Бонифатий Михайлович стал командиром орудия, жена подносила снаряды…

— Более полувека я занимаюсь историей философии и естествознания, — говорил Бонифатий Михайлович Кедров, — и на этом поприще считаю себя борцом партии. Не мне судить о моих научных работах. Но если я стал ученым, то прежде всего потому, что отец и мать не готовили меня в философы, а просто старались воспитать во мне человека и борца.

Пинчук Людмила.

Моим детям вместо завещания.

М., 1985, с. 148–158