8. Уоллис едет в Китай

Попробовав вкус другой жизни, Уоллис нарисовала себе портрет безупречного мужчины, с которым хотела бы построить идеальную семью: он должен был быть молод, красив, высок, обеспечен, иметь одну из престижных профессий, такую как дипломат или владелец крупной компании; ее мужчина будет любить людей, легко находить с ними общий язык, а ее, Уоллис, он будет буквально боготворить. Ее мужем должен стать мужчина, который позволит своей жизни слиться воедино с жизнью своей жены, будет готов разделить с ней радость и горе, всегда будет рядом, заботиться о ней, а она, в свою очередь, станет частью его жизни и будет помогать ему с делами. Разве не об этом она мечтала после окончания школы? Особенно примечательно то, что ей важна была именно престижность профессии избранников, а летчиков она тогда идентифицировала как очень престижных женихов.

Все снова повторялось, ведь, говоря о своем идеальном мужчине, она ни словом не обмолвилась о любви. Главное, чтобы он ввел ее в свой круг и был выдающимся. Не упоминается также и о том, какой сама Уоллис должна быть рядом с ним – любящей и заботливой? Отнюдь. Ей вновь все должны были подать на блюдечке. Стоило ли ей утруждаться, если сейчас она и так могла менять мужчин, оставаясь независимой и нераскрытой? Впрочем, в то время женщины предъявляли к мужчинам примерно такие же требования, что и всегда. Как и во времена юной Уоллис, женщины хотят всего и сразу – богатого мужа с хорошей машиной, большим домом в одной из экзотических стран и счетом в швейцарском банке с огромной суммой денег; хотели обеспеченную, полную развлечений, красивую жизнь. Но где эти избалованные женщины или девушки, когда мужчинам действительно нужна их поддержка?

Уоллис решила не искать сложных путей и начать подыскивать себе пассию еще до развода.

Он был высоким, худым, темноволосым, умным, амбициозным, харизматичным, опытным во всех смыслах слова тридцатипятилетним дипломатом из Аргентины – достойным со всех точек зрения, по мнению Уоллис. Она намеренно скрывает его имя в мемуарах, но доподлинно известно, что это был Филиппе де Эспил (1887–1972), человек, яро поддерживавший фашистский режим Муссолини. К слову, ее муж Уинфильд также питал сильные симпатии к фашистской Италии, за что в 1936 году получил медаль от дуче. Филиппе многое рассказал Уоллис о фашистах, и это была ее первая осознанная симпатия к этой идеологии.

Но открыто встречаться с Филиппе Уоллис не могла – либо ей нужно было сначала развестись, либо вернуться к Уинфильду и забыть обо всем. И то, и другое сначала казалось ей катастрофичным.

Вскоре обнаружилось, что посол не отличался верностью, что он быстро нашел Уоллис замену. Она пришла в неописуемую ярость и расцарапала ногтями его щеки до крови – “…он променял меня на какую-то смазливую пустышку!”.

Но тут, как в сказке, перед Уоллис предстала крестная-фея в лице Корин Мастин – женщины, в доме которой Уоллис познакомилась с офицером Спенсером. Она была недавно овдовевшей – Генри Мастин умер летом 1923 года. Тетя предложила Уоллис развеяться и съездить в Париж, забыть о проблемах и окунуться в незнакомую ей пока жизнь европейского высшего общества. Конечно, она обрадовалась, но вот незадача – Уинфильд высылал ей по двести двадцать пять долларов в месяц, которых вполне хватало на жизнь в Вашингтоне, однако для поездки в Европу было очевидно недостаточно. Уоллис не стала отказываться от поездки из-за такого пустяка – есть же богатые родственники.

Она отправилась к дяде Солу в Нью-Йорк, у которого там была роскошная квартира в одном из самых фешенебельных районов. Соломон все еще был холостяком и при этом большим ценителем женской красоты, хотя старался скрывать это тщательнейшим образом.

Когда Уоллис перешагнула порог его квартиры, она почти потеряла дар речи – все стены были увешаны фотографиями с автографами известных актрис, певиц и прочих представительниц прекрасного пола из мира искусства. Многие изображения носили, прямо говоря, откровенный характер, на что Уоллис сразу же обратила внимание и решила воспользоваться увиденным в своих интересах.

Разумеется, Соломон был возмущен желанием замужней женщины ехать в компании одинокой женщины в город, славившийся отсутствием какой-либо морали, о чем дядя, по всей видимости, знал не понаслышке. Но племянница не стала слишком церемониться, заметив Солу, что в окружении столь нецеломудренных фотографий рассуждать о нравственности явно неуместно. Он не нашел, что ответить, а молча протянул ей пять стодолларовых купюр, на которые можно было не только с шиком съездить в другую страну, но и обновить весь свой гардероб.

В январе 1924 года на небольшом американском пароме счастливые и независимые Корин и Уоллис отправились в Париж навстречу приключениям.

Там они проводили время в компании Уильяма Эбельре – старого знакомого покойного мужа Корин, ассистента по вопросам военно-морского дела при американском посольстве, и его коллег. Они показывали женщинам Париж и близлежащие уютные городки.

Собор Нотр-Дам, круассаны, прогулки по Монмартру, шляпные магазинчики, дорогие рестораны, театры… Новая красивая жизнь захлестнула Уоллис и, казалось, никогда уже не выпустит из своего плена. Через некоторое время, когда запланированное путешествие подошло к концу, Корин уехала обратно в США, а Уоллис, успевшая влюбиться в город больше, чем предполагала, не смогла пересилить себя и последовать за тетей, решив остаться в Париже еще на несколько недель или даже месяцев. К тому времени она успела завести друзей, в основном через посольство, и приятно проводила досуг. Тогда же, в Париже, к Уоллис присоединилось еще несколько ее старых подруг, которые также переживали разрыв с мужьями.

Она очень рассчитывала на то, что сможет развестись с Уинфильдом прямо во Франции, так как кто-то из ее знакомых сообщил, что местные адвокаты оформляют развод куда быстрее и охотнее, чем в США, где процесс может занять больше года. И каково было ее разочарование, когда никто из французов не пожелал заниматься ее делом меньше, чем за несколько тысяч долларов! С этим Уоллис уж точно не могла обратиться к Соломону. Мечта о разводе вдали от нотаций родственников разбилась на тысячи мелких острых осколков. Кроме того, после долгого общения с разведенными подругами Уоллис поняла, что их жизнь без мужей оказалась далеко не такой свободной и независимой, какой она рисовала ее в своем воображении. Она с ужасом поняла, что эти женщины были глубоко несчастны.

На фоне всего этого Уинфильд продолжал слать ей письма, которые становились все длиннее и трогательнее. Он наконец начал говорить о чувствах, просил забыть прошлое, вернуться к нему, обещал, что все у них будет хорошо, писал, что очень изменился и что они вместе начнут новую счастливую жизнь и забудут старые обиды. У них не получилось построить крепкую семью на Западе, но возможно, им удастся сделать это на Востоке?

В июне 1924 года Уоллис вновь была у своей матери в Вашингтоне. Она собирала документы и паковала чемоданы, чтобы поехать к мужу. Мучительный выбор был сделан.

Спустя несколько недель (на пути было несколько остановок) Уоллис вместе с другими женами морских офицеров достигла берегов Китая. Гонконг оказался совершенно другим миром, начиная с восточной природы, казавшейся дикой, и заканчивая нравами и укладом жизни.

Когда 8 сентября 1924 года белоснежный паром “Эмпресс оф Канада” медленно пробирался сквозь замысловатые каналы к пристани, Уоллис еще издалека увидела ожидавшего ее на берегу Уинфильда. Он выглядел лучше, чем когда-либо, – светлые искрящиеся голубые глаза, как будто очистившиеся от мутной пелены, красивый ровный загар, смотревшийся особенно эффектно на фоне белой парадной формы, счастливая улыбка, цветы и надежда на лучшее будущее. Несмотря на сложный характер, вспыльчивость, некоторую неадекватность и неудовлетворенность самим собой, Уинфильд по-своему любил Уоллис и жалел, что не смог справиться с собственными слабостями прежде.

Когда Уоллис сошла на берег, они некоторое время держались настороженно, успев сильно отвыкнуть друг от друга.

Уоллис сказала ему, что он очень хорошо выглядит.

– Знаешь, Уоллис, – тихо ответил Уинфильд, – с тех пор, как ты написала мне, что готова приехать, я ни разу не притронулся к бутылке…

Первые две недели были полны радости, счастья и чувства единства. По сути, супруги переживали еще один медовый месяц, наслаждаясь обществом друг друга. Уинфильд каждый день приходил домой к ужину, принося Уоллис небольшие подарки, а она старалась удивить мужа новыми изысками на кухне.

Сказка продлилась недолго и вскоре превратилась для Уоллис в сплошной кошмар. В один прекрасный день, когда они собирались пойти с коллегами Уинфильда в ресторан на поздний ужин, Уинфильд не пришел вовремя домой, откуда они вместе должны были поехать на встречу; не пришел и позже.

Уоллис пришлось сообщить друзьям, что, к сожалению, муж задерживается на службе и ждать их, скорее всего, уже не стоит. Час за часом она металась по квартире, сходя с ума от беспокойства. Немного за полночь дверь распахнулась, и в квартиру ввалился Уинфильд с глухим гневным бормотанием. От него за версту разило алкоголем. Уоллис поняла, что сама себя загнала в угол, так как теперь бежать от него ей было некуда.

– Что это, Уин? Что я сделала, чтобы все это снова началось? Все было так хорошо!.. – уже не сдерживая слез, кричала Уоллис.

– Не знаю. Я не могу этого объяснить. Это я…

Я просто такой, и я ничего не могу с этим поделать. Как будто что-то толкает меня на это, и я поддаюсь, как самолет – управлению.

Когда Уинфильд был трезв, он был очень заботливым, предупредительным и чутким. Однажды случилось так, что Уоллис подхватила необычный вирус и несколько дней не могла встать с кровати, у нее был жар и прочие неприятные симптомы. Тогда муж взял отгул и не отходил от нее ни на час на протяжении нескольких дней. Уинфильд не был плохим человеком, но он не сумел справиться со змием, втягивавшим его в сумрак алкоголизма и, как следствие, – в агрессию и разврат.

Согласно некоторым источникам, Уоллис переболела тогда одним из венерических заболеваний, после которого она потеряла способность иметь детей. Еще одной версией было то, что накануне Уинфильд сильно избил Уоллис, причем бил ногами в живот. У нее открылось сильное кровотечение. Доподлинно не известно, была ли тогда Уоллис беременна или нет.

В течение года, пока они были с Уоллис в разлуке, Уинфильд успел привыкнуть к безотказности и легкой доступности китайских куртизанок в публичных домах, которые назывались “домами музыки”, так как клиента всегда встречали при входе ненавязчивой музыкой. Стены таких заведений были обиты сиреневым шелком, отчего бордели также называли “сиреневыми особняками”. Под потолком собирался аромат благовоний, а изящные девушки томно перетекали из одной комнаты в другую в платьях из красного или голубого атласа. Они были учтивы, молчаливы и искусны в обслуживании клиентов.

После приезда жены Уинфильд вскоре понял, что ее одной ему недостаточно. Дело дошло до того, что он стал настаивать, чтобы она сопровождала его в пристанище сластолюбия и тайной любви. Уоллис об этом эпизоде своей жизни говорит неохотно, хотя широко известно, что в таких заведениях она бывала – не зря же она славилась восточными техниками любви, столь понравившимися несколько лет спустя будущему королю Англии. В частности, речь идет о массаже разогревающими маслами различных частей тела с акцентами на нервные окончания и половые органы, который называется методикой “Фанг Чунг”, оральных ласках, еще не слишком известных на Западе, и прочих искусах, в том числе лесбийской любви.

Прожив несколько месяцев в таком режиме, Уоллис поняла, что сделала огромную ошибку, попытавшись воскресить угасшие чувства. Ничем, кроме потери времени и сил, это для них обоих не обернулось. Теперь Уинфильд был с этим согласен и легко согласился на развод, который можно было оформить в американском посольстве в Китае. Однако сейчас Уоллис не торопилась. К моменту расставания супруги почти ничего не испытывали по отношению друг к другу и попрощались довольно легко.

– Пенсакола, Бостон, Коронадо, Вашингтон, а теперь Гонконг – мы прошли длинный путь, чтобы окончательно потерять то, с чего начали, – это были последние слова Уинфильда, после которых Уоллис села на паром, шедший в Шанхай.

Там она остановилась в небольшой квартирке в доме при посольстве, в котором обычно жили жены американских военных. У нее появились новые знакомые, подруги, кавалеры. Опять приемы, танцы, совместные прогулки по магазинам, путешествие в Пекин, новые встречи и флирт. Но на этот раз она была уже свободна. Развод оставался лишь формальностью, и все последние моральные запреты были сняты.

Работать Уоллис не пришлось, так как Уин-фильд решил продолжать высылать ей деньги до тех пор, пока она не найдет ему замену и не выйдет замуж повторно. Решение достойное, но вряд ли он ожидал, что она протянет с разводом до 1928 года. Таким образом, ее проблемы были решены на многие годы вперед.

Учитывая невысокие цены на предметы роскоши в Китае, Уоллис с удовольствием совершала покупку за покупкой: картины, вышитые шелковыми нитками, ткани, фарфор, головные уборы, духи, кружева, украшения, нижнее белье и многое другое.

Она быстро адаптировалась к месту жительства и гармонично влилась в среду местной аристократии, несмотря на разницу в идеологии и укладах. Выходило, что, какие бы времена для Уоллис ни наступали – разрыв отношений с мужем, перемена места жительства, недомогания и прочее, – она всегда чувствовала себя прекрасно и умудрялась создавать привычные для себя условия, в какой бы точке мира ни находилась, как будто ее окружение, развлечения и привычки путешествовали вместе с ней. Одной из причин такой быстрой ассимиляции было то, что Уоллис ни к чему никогда не “прикипала” и ничем не дорожила, кроме денег и связей. Деньги – пожалуй, единственная вещь, идеология и даже религия, которую она по-настоящему ценила и уважала. Моральные или человеческие качества в людях ее никогда не волновали; важно было их положение в обществе и то, сколько денег лежало на их банковских счетах.

Из достоверных источников известно, что в то время у Уоллис завязался очень серьезный роман с двадцатиоднолетним итальянским дипломатом-фашистом Галеаццо Чиано (1903–1944)[19], от которого она предположительно могла забеременеть. Впоследствии, в 1927 году, Чиано получил статус вице-консула, а затем и пост министра иностранных дел Италии при правительстве Муссолини. Рожать в планы Уоллис не входило по многим обстоятельствам: во-первых, если бы она родила от другого мужчины, будучи замужем за Уинфильдом, то не видать ей было выгодного развода как своих ушей; и, во-вторых будучи глубокой эгоисткой, она точно не собиралась быть матерью и отдавать детям все свое время. Уоллис сделала аборт. Тогда она провела продолжительное время в гинекологическом отделении одной из китайских больниц, операция была неудачной, и она получила осложнения, которые потом напоминали о себе всю ее жизнь.

В начале xx века контрацепция была еще не столь развита, что создавало много проблем для женщин, ведущих активную и беспорядочную половую жизнь. Но уже не для Уоллис… Научившись на уроках в китайских борделях новым навыкам получения удовольствия в постели, теперь она могла в полной мере наслаждаться свободой их применения, не боясь последствий.

В Пекине Уоллис встретила Кэтрин Мур Биглов, с которой познакомилась еще в Пенсаколе. Ее муж-летчик погиб во время Первой мировой войны, и она вышла замуж во второй раз за Германа Роджерса. Запомните их, дорогие читатели, так как в дальнейшем они сыграют очень важную роль в жизни Уоллис, особенно в том, что будет касаться связей с нацистской элитой и встречи с Адольфом Гитлером.

Мистер Роджерс был привлекательным кучерявым шатеном, с темными глазами и атлетическим телосложением. Кэтрин была высокой, красивой, стройной женщиной с густыми золотистыми волосами, прозрачными голубыми глазами и приятной улыбкой. Впервые Герман увидел Кэтрин во Франции во время войны в 1918 году, где она находилась с миссией от Красного Креста, а Роджерс служил майором артиллерии. Кэтрин стояла на платформе вместе с другими девушками в красной униформе, раздавая напитки, легкие закуски и медикаменты солдатам американской армии, когда поезд, в котором находился Герман, на несколько минут остановился на станции. Он сразу заметил ее в толпе, сказав, что она – самая красивая девушка, которую он когда-либо видел, и что, если он останется жив после войны, обязательно найдет ее и предложит выйти за него замуж.

Так и произошло: после окончания войны судьба свела их вновь на одной из светских вечеринок в Нью-Йорке. Он узнал красивое лицо незнакомки, роскошные волосы и необычайную нежность, с которой она делала самые простые вещи.

– Скажите, вы случайно не служили в Красном Кресте во время войны? – напористо спросил мистер Роджерс.

– Да, служила, – немного растерявшись, ответила Кэтрин.

– Во Франции?

– Да.

– В 1918 году?

– Да, но…

– И, вероятно, находились на платформе (такого-то) города в (такое-то) время?

– Да, все было именно так. А откуда вам это известно? – спросила уже вконец ошарашенная Кэтрин.

– Да просто вы и есть та самая девушка, на которой я обещал себе жениться! – уверенно заявил светящийся счастьем Герман.

Семья Роджерсов была очень обеспеченной и владела большим особняком недалеко от Гайд-парка в Нью-Йорке. Герман Роджерс был выпускником престижного Йельского университета, который он закончил в 1914 году. Но вместо того чтобы, как все его братья и прочие выпускники университета, пойти в банкиры, Герман хотел испытать свои силы в военных действиях.

Имея приличное состояние, доставшееся ему от отца, после войны он посвятил себя книгам и путешествиям, решив стать писателем. Но, конечно, не только им – как и все в его семье, он все же стал преуспевающим банкиром, проводя миллионные сделки на Уолл-стрит.

Когда Уоллис встретила Кэтрин с мужем, они совершали второе кругосветное турне с целью определить место, где бы они хотели жить – в Южной Франции, Флоренции или в Пекине.

Старая подруга сразу же предложила Уоллис переехать к ним в дом, который находился в одном из элитных районов Пекина, на что та молниеносно согласилась. Уоллис переехала к ним без малейшего колебания и оставалась там жить в течение последующих девяти месяцев[20]. По некоторым сведениям, у нее даже был роман с мистером Роджерсом. Дело дошло до того, что он чуть не оставил жену ради нее. Уоллис никогда не отказывалась от того, что само плыло в руки, будь то деньги, комфортабельное жилье, выгодные знакомства или мужья подруг. О скромности или чувстве того, что она кого-то стесняет, речь не шла – Уоллис была совершеннейшей эгоисткой с чрезмерной любовью к себе и не стала бы в чем-либо когда-либо себе отказывать. Вероятно, это наиболее сильная черта ее характера, которая позволяла ей жить именно так, как она хотела. Но можно ли быть полностью счастливым человеком, не имея морали, достоинства, чувства долга, солидарности и просто любви к чему бы то ни было, кроме себя?..

Особняк Роджерсов был обставлен с изысканным вкусом: дорогие цветные ковры высочайшего качества и мастерства, не идущие ни в какое сравнение с теми, которые покупала себе Уоллис, изящная мебель, шелковые обои, серебряная посуда, дорогие картины знаменитых китайских художников.

Когда Уоллис переехала к Роджерсам, ей предоставили личного слугу, который получал около пятнадцати долларов в месяц. Кроме того, у Роджерсов была конюшня, они выезжали каждое утро на прогулку, был и большой бассейн. В свободное время они все вместе играли в теннис или гольф на территории, принадлежащей американскому или британскому посольству.

Именно с этого момента можно считать, что Уоллис поднялась еще на одну ступеньку социальной лестницы. Ее окружение теперь было еще более элитарным, мужчины – респектабельными, а разговоры – прозаичными. Эти люди уже ни о чем не мечтали и лишь думали, куда бы еще вложить свои миллионы. Уоллис же оставалось только ждать, когда и к ней подплывет действительно крупная рыба. Разумеется, она сумеет расставить сети.

Однажды, еще в Пекине, во время одной из философских бесед с Роджерсами речь зашла о старинном китайском романе, в котором жена изменяла мужу. Кэтрин и Герман, будучи так называемыми современными людьми, считали, что в интеллигентных парах супруги должны говорить обо всем открыто, что позволило бы им понять причины содеянного и простить измену. По их мнению, несмотря на то, что человек порой поддается своим порокам, открытость и честность в отношениях должны быть превыше всего.

Уоллис возразила, высказав диаметрально противоположную точку зрения:

– Жизнь полна приключений, она многогранна. И есть такие аспекты, которые необходимо оставлять только для себя, в тайне. Не стоит запирать себя дома или замыкаться на одном человеке – это того не стоит. Если уж отношения по-настоящему серьезные и продолжительные, то сторонние “секретики” не должны повлиять на дальнейшее их развитие.

И в этом вся Уоллис.

В июне 1925 года Уоллис поняла, что больше жить в праздных развлечениях и прожигать дни она не может. Молодость уплывает, не говоря уже о привлекательности, которая давалась ей с таким трудом. С Германом Роджерсом у нее ничего не получилось, а богатые мужчины, которые были бы заинтересованы в том, чтобы вкладывать в Уоллис свои деньги и время, так и не появились. Ее начало беспокоить не то, что все это время она жила за счет друзей, а то, что она все еще была замужем за неудачником с маленьким жалованьем, которое больше не удовлетворяло все запросы ненасытной Уоллис. Настало время кардинально все поменять. Отныне ее новая профессия – поиск богатого мужа.