А) Евангельские христиане-баптисты

К 1 июля 1946 года на регистрации в Крыму состояло семнадцать религиозных объединений. (1). И эта цифра не менялась вплоть до начала хрущевских гонений. Впрочем, реально общин ЕХБ было больше, так как несколько групп верующих действовало в подполье.

Число евангельских христиан-баптистов, если прибегнуть к данным официальной статистики, не превышало 2 тысяч. В 1945 году числилось 829 человек, в 1953-м – 1282, в 1957-м – 1715. (2). Однако если учесть религиозное подполье, то речь может идти о 2,5–3 тыс. верующих.

Большинство пресвитеров Крыма выполняли свои пастырские обязанности в свободное от работы время. Кто был каменщиком, кто шофером, кто плотником. А старший пресвитер – А.Ф. Августович – занимался сапожным ремеслом.

Августович, к слову, в роли старшего пресвитера продержался недолго. В 1947 году, когда церковно-государственная политика претерпела серьезные изменения, его заменили. Причина замены лежит на поверхности – проблемы с уполномоченным: «Августович патриотическую работу не проводит, сознательно нарушает мои установки. Как то: без моего ведома выезжал в религиозные общины. О нелегальных группах Августовичу известно, но он меня не информирует. Августович является активным инициатором по вовлечению молодежи в члены общины. Под его руководством в Симферополе проводится работа с молодежью. Августович пытался от меня скрыть сбор средств Старо-Кульбинской общиной, который они производили на оказание помощи заключенным своим «братьям»» (3).

Под стать Августовичу лидер симферопольской общины Г. Костюков (1876–1962), которого тоже вскоре лишили регистрации. Это он встречался со свт. Лукой и допустил его на кафедру. Возглавляемые им собрания «проходят в сопровождении песен с участием хора в 20–25 чел., в хоре в основном молодежь» (4).

Судя по отчетам уполномоченного, религиозная жизнь верующих ЕХБ протекала достаточно интенсивно. Они регулярно, 4–5 раз в неделю, собирались на молитвенные встречи. Общины устраивали вечеринки, женские собрания, спевки хоров, проводили специальные встречи для молодежи. Занимались и благотворительностью. Например, в 1949-м в Саки верующие в день «Праздника жатвы» принесли из собственных садов и огородов плоды и устроили выставку. По окончании богослужения фрукты и овощи были розданы нуждающимся братьям и сестрам (5).

В Симферополе протестанты арендовали покрытый черепицей одноэтажный дом, обнесенный высокой – в 3 метра – каменной оградой. Во дворе находились фруктовый сад, цветник и бассейн для крещения. Внутри помещения, куда, при желании, могло вместиться до 400 человек (обычно приходило порядка 100), стояли деревянные скамьи и стулья. В Евпатории молитвенные собрания проходили в бывшей мечети. Но, как правило, для их проведения снимались обычные дома, часто даже без ограды (6).

В первые послевоенные годы евангельские христиане-баптисты, как и православные, собирали деньги на патриотические нужды (в 1946-м было внесено на патриотические цели 8595 руб.) (7). Дружно участвовали в выборах (в Феодосии пресвитер «заявил верующим, что ему местная власть вынесла благодарность за 100 % участие верующих в выборах») (8). Словом, делали все возможное, чтобы продемонстрировать свою лояльность. Однако, естественно, это не спасло их от железных объятий государства.

Государство выстраивало свои отношения с религиозными организациями как с жестко иерархическими структурами. Если в организациях иерархический принцип был проведен недостаточно последовательно, власть содействовала его укреплению. Уполномоченный Всесоюзного совета евангельских христиан-баптистов, старший пресвитер, фактически играл роль епископа. Из всех пресвитеров формально только он имел право посещать разные религиозные собрания и произносить проповеди (служить). Через него шли все директивы ВСЕХБ местным общинам, он утверждал назначение новых пресвитеров, и именно его активно использовал уполномоченный СДРК для проведения в жизнь решений центра.

Религиозная инженерия в отношении баптистов на первых порах работала в двух направлениях. Во-первых, власти занялись кадровой политикой. Многие «неблагонадежные» лидеры быстро оказались «вне игры»: некоторых репрессировали как пособников немцев, некоторых убрали с помощью религиозного центра, некоторых с помощью механизма косвенных репрессий. Например, пресвитера Красногвардейской (Курманской) общины осудили на 10 лет после того, как он отказался принести присягу по религиозным мотивам (9).

Во-вторых, состав общества стал жестко регулироваться. Это произошло в силу следующих обстоятельств. В общинах ЕХБ огромную роль играло, да и продолжает играть сейчас фиксированное членство.

Прием в общество совершается либо через крещение, либо через соответствующие рекомендации, которые предоставляет прибывший из другого места верующий. Совет не преминул этим воспользоваться и через руководство ВСЕХБ провел целый ряд ограничений. Общество не имело право крестить молодых людей до 18 лет, принимать в свой состав учащихся школ, техникумов, вузов и других молодых людей до 25 лет (10).

Все списки людей, готовящихся к крещению, утверждались уполномоченным СДРК. Тот, в свою очередь, вычеркивал неугодные ему кандидатуры (11).

Вмешательство светской власти во внутренние дела религиозных обществ часто бывало настолько грубым, что СДРК приходилось одергивать своих чиновников. Вот так, например: «Совет отмечает, что в своей практике по регулированию возрастного состава лиц, желающих совершить обряд водного крещения, вы допускаете тактическую ошибку в том, что иногда для отвода той или иной кандидатуры из молодежи прибегаете к помощи местных органов власти и через них даете указания пресвитеру общины» (12). Или вот так: «Вы пишете: «По молодости, болезни и другим причинам мною отклонено 13 человек в допущении к водному крещению». Принятие в религиозное общество новых членов – дело самого общества и его руководителей. Но для Вас, как Уполномоченного Совета и члена партии, небезразлично, кого эти общества принимают. Поэтому прием новых членов надо по возможности ограничить, и в первую очередь за счет молодежи» (13).

Так конструировались послушные, легкоуправляемые общины. При этом уполномоченного совершенно не волнуют внутриобщинные нестроения, которые случались у евангельских христиан-баптистов не реже, чем у православных.

В подтверждение своих слов приведу только один эпизод. В Керчи новый лидер баптистов Цикол просил совет общества заплатить подоходный налог за пресвитера. Но «оппозиция», не желавшая видеть Цикола во главе собрания, возражала. Между членами совета возникла перепалка, и «Цикол вышел из молитвенного дома. После ухода пресвитера шум, скандал усилился, и жена Скипера бросилась драться на Агеева, в помощь ей пустились Скипер, Сафонцев, Кувшинников. Завязалась настоящая драка. В ход были пущены не только кулаки, ноги, зубы, но и утюги. В результате Агеев был основательно избит и не смог выйти на работу. Щербина был прилично исцарапан и искусан зубами» (14).

Власти медленно, но верно искореняли все несанкционированные действия, будь то молодежные чаепития или «библейские курсы». Постепенно от молитвенных собраний стали отсекать детей. Сначала – дошкольников. «Посещение детьми дошкольного возраста является нежелательным» – этот текст чиновник повторял всем лидерам религиозных объединений. «Детская политика», правда, не была достаточно жесткой. Из Совета уполномоченному приходили иногда такие директивы: «Запрещать верующим приводить на молитвенные собрания своих детей, хотя бы и дошкольного возраста, нельзя. В этом вопросе необходимо тактично воздействовать на пресвитеров» (15). И уполномоченный воздействовал. К концу 1950-х с общим ужесточением религиозной политики молодые люди до 18 лет на молитвенных встречах – большая редкость.

Уполномоченный планомерно брал на учет всех членов общин, обращая самое пристальное внимание на социальный состав верующих. СДРК рекомендовал ему узнавать, «где и в качестве кого» работают неофиты, «их возраст, кто из них из семей сектантов» и «что за военные посещают собрания» (16).

Одним словом, евангельские христиане-баптисты благодаря все той же пресловутой «ограничительной» политике оказались на коротком поводке у властей предержащих. Естественно, это вызвало протест в сердцах «фанатиков» – живущих верой людей. Этот протест выразился, в частности, в возникновении движения «чистых баптистов», которых советская власть превратила в религиозных диссидентов.

В заключение отметим разницу между православной и протестантской инженерией. Власти никогда не стремились максимально сократить число молитвенных домов. Даже после хрущевских гонений количество легально действующих групп сильно не уменьшилось. Оно лишь немного сократилось (с 17 до 12). Совету приходилось считаться с тем фактом, что закрытие молитвенного дома автоматически не вело «к прекращению деятельности верующих». В условиях Крымской области, при наличии большого числа незарегистрированных групп, это вело «к активизации деятельности последних» (17).