Глава 16 Темная ночь

В отличие от моих американских друзей я не нуждаюсь в антидепрессантах. Не потому, что мне не бывает кисло. Просто вся история моей родины – это одна сплошная депрессия. В итоге моя культура к ней приспособилась. Мне не нужно постоянно улыбаться, чтобы чувствовать себя в порядке. Достаточно постоять в сторонке, попялиться в бездну, ощутить, как смерть дышит мне в лицо холодным перегаром, и это меня сразу бодрит. Мой «Прозак» – это тоска. Рецепт врача для этого не нужен.

Анатолий Ульянов

Пришло время снова отправляться в путешествие, но меня окончательно накрывает. Мне вдруг совершенно адово захотелось домой. Это был самый настоящий клин. Мы сидели в гостях у Лидии с Армандо и Волшебником. Я играла песни, они играли с собакой. И вдруг меня просто перекрыло. Перекрыло не по-детски. Я покрылась мурашками, меня начало тошнить. Мне казалось, что душа моя пытается вырваться из тела и полететь домой. Я не могла больше ничего делать. Только «Темную ночь» по кругу играла.

Мы вернулись домой. Приехала подруга Стива с помощниками, Стив фотографировал ее для обложки сериала. Вот так, наверное, половина обложек и делается: на фоне зеленой шторы на кухне. А я все наматывала круги… Не могла перестать ходить. Есть совершенно ничего не хотелось. Ладони вспотели, меня бросало то в холод, то в жар.

Я понимала, что больше не хочу ни в какую Мексику. Что я не смогу гулять по улицам, где жил Никита, и узнавать его в каждом прохожем. «Там все пропитано мной, – говорил он мне. – Если ты будешь в Мексике, то я за нее не беспокоюсь». Я окончательно теряюсь в происходящем и не знаю, что делать дальше. Жесткий диск моей памяти забит историями. Компьютер – фотографиями. Я не могу больше воспринимать никакую новую информацию. Я прячусь дома, потому что знаю, что приключения ждут меня уже за первым углом, а я к ним не готова. Мне нужен перерыв.

В конце концов мы созвонились с Мими. Той самой Мими, моей любимой художницей из Казахстана, с которой мы жили вместе на Бали. Я не видела и не слышала ее уже три года, но из сердца моего она никуда не уходила. Я застала ее в момент, когда она упражнялась в искусстве сценического макияжа. Выглядела она, как Бальтазар из «Зачарованных». Я ей все объяснила. Я сказала, что устала. Что не могу больше переживать все в одиночку. И главное, конечно, я рассказала ей про Никиту. Почитала ей наши письма друг другу, и Мими сказала:

– Даша, я замужем за человеком, которого не люблю. Он меня унижает как может и уже столько раз меня схватил за горло, что просто не сосчитать. И у меня от него ребенок. А на днях сюда приезжал парень, в которого я была влюблена еще тогда, на Бали. Тот Тигр, помнишь? Прочитав твою историю, я моментально перенеслась в свое прошлое и вспомнила свои чувства. Тогда я побоялась сказать ему о своих чувствах, и вот он приезжает в мою страну только ради того, чтобы попить со мной кофе. Он говорит, я все понимаю, говорит, я знаю, что у тебя муж. Говорит, я упустил свой шанс и мне жаль. А все потому что, Даш, я гордая была и ничего тогда не сказала. Поэтому просто езжай. Если чувствуешь, что вы души родственные, что вообще тогда важно?

– Я не хочу навязываться, Мими, у него другая девушка уже.

Мелодичным, успокаивающим голосом она говорит:

– Приезжай ко мне, Дашуля. Ты здесь отдохнешь, допишешь свои истории. Я тебе иллюстрации сделаю… Побудешь со мной, придешь в себя и полетишь домой.

Учитывая, что домом для меня давно стала геолокация любимых людей, Мими – это тоже дом. Да, мне надо к Мими. Она мудрая, она подскажет, что делать. Я не могу сейчас рассуждать рационально.

И я купила билет.

Через сорок часов я сменю плюс тридцать на минус тридцать. Такая вот символичная разница в погоде между Лос-Анджелесом и Астаной. Я собираюсь под танго. Уже неодинокая Полозкова читает под музыку свои стихи. За левым плечом на басу сидит ее будущий муж. Кидая вещи в рюкзак, я повторяю по кругу комично совпадающие с моей реальностью слова:

Давай будет так: нас просто разъединят,

Вот как при междугородних переговорах —

И я перестану знать, что ты шепчешь над

Ее правым ухом, гладя пушистый ворох

Волос ее; слушать радостных чертенят

Твоих беспокойных мыслей, и каждый шорох

Вокруг тебя узнавать: вот ключи звенят,

Вот пальцы ерошат челку, вот ветер в шторах

Запутался; вот сигнал sms, вот снят

Блок кнопок; скрипит паркет, но шаги легки,

Щелчок зажигалки, выдох – и все, гудки.

И я постою в кабине, пока в виске

Не стихнет пальба невидимых эскадрилий.

Счастливая, словно старый полковник Фрилей,

Который и умер – с трубкой в одной руке.

Давай будет так: как будто прошло пять лет,

И мы обратились в чистеньких и дебелых

И стали не столь раскатисты в децибелах,

Но стоим уже по тысяче за билет;

Работаем, как нормальные пацаны,

Стрижем как с куста, башке не даем простою —

И я уже в общем знаю, чего я стою,

Плевать, что никто не даст мне такой цены.

Встречаемся, опрокидываем по три

Чилийского молодого полусухого,

И ты говоришь – горжусь тобой, Полозкова!

И – нет, ничего не дергается внутри.

В тот август еще мы пили у парапета,

И ты в моей куртке – шутим, поем, дымим…

(Ты вряд ли узнал, что стал с этой ночи где-то

героем моих истерик и пантомим);

Когда-нибудь мы действительно вспомним это —

И не поверится самим.

Давай чтоб вернули мне озорство и прыть,

Забрали бы всю сутулость и мягкотелость

И чтобы меня совсем перестало крыть

И больше писать стихов тебе не хотелось;

Чтоб я не рыдала каждый припев, сипя,

Как крашеная певичка из ресторана.

Как славно, что ты сидишь сейчас у экрана

И думаешь,

Что читаешь

Не про себя.