XII

Он знал, что после «Вишнёвого сада» уже не сможет написать пьесу. А тогда зачем жить? Лежал на диване в кабинете или на кровати в спальне, ждал весну и плевал в сосуд с крышечкой.

В марте приехал брат Александр с сыном Мишей. Мальчику шёл уже тринадцатый, и на него хотелось долго смотреть: взгляд глубоко сидящих тёмных глаз из-под крутых надбровий был так печален и смел, словно подросток уже понял неприветливость мира, в который он вступает, и готов бороться и победить. Пригласил его в кабинет, усадил, спросил о жизненных планах.

   — Я буду артистом, — сказал Миша.

   — Что будешь играть?

   — Всё. Гамлета, Островского... И в ваших пьесах. А можно я тоже вас спрошу?

   — Спрашивай, Миша.

   — Вот эта картина...

Бедная швея с усталым лицом опустила руки на колени. На столе перед ней — тусклая керосиновая лампа. Худая рубашонка сползла с её плеча...

   — Тебе нравится картина, Миша? Её написал мой брат Николай. Он давно умер.

   — Это моя мама?

   — Да. Коля писал с неё.

   — Она была красивая. А вы... Вы любили её?

   — Я и сейчас люблю твою маму. Она очень хорошая женщина. А где ваш Коля? Говорили, что он куда-то хотел поступать учиться.

   — Он пошёл в матросы. Плавает где-то на востоке. Может быть, воюет.