Светлана Крапивина Плен, лагерь, плен, лагерь…

Я до сих пор помню ту ненависть, которую я испытывала к фашистам, лишившим нас нормального детства. Когда однажды мы увидели колонну немецких пленных, которая тянулась под конвоем посередине Старо-Невского проспекта, мимо нашего детского сада, то буквально прилипли к ограде сквера, в котором гуляли, и молча смотрели на этих нелюдей. Ничего, кроме ненависти к ним, мы в эти минуты не испытывали. Позже, когда я уже училась в школе, немецкие пленные принимали участие в разборке завалов разбомбленных домов недалеко от нашего здания. Те дети, которые вернулись из эвакуации, не испытав на себе ужаса бомбежек и голода, бежали к пленным и протягивали им свои школьные завтраки в надежде получить какую-нибудь из поделок, изготавливаемых немцами на досуге. Я не могла заставить себя подойти к ним. В нашем автопарке тоже появились пленные немцы: их использовали на ремонтных работах. Один из них, по имени Курт, старался чем-то помочь нам. Он таскал иногда за нас бак с небольшими деревянными обрезками, которые мы собирали на помойке автопарка. Бак для нас был действительно тяжел, но мне его помощь была чрезвычайно неприятна… Тетя Тася заставляла отблагодарить его и давала пачку табака, полученную по карточкам. Я молча, не глядя ему в лицо, совала в руки эту злосчастную пачку и стремительно убегала. Как же я ненавидела и не жалела ни этого хмурого Курта, ни его товарищей по плену…

И вот теперь я хочу вернуться к судьбе наших арестованных родственников. Подробности этих событий я узнала из рассказов взрослых и воспоминаний двоюродного брата. После ареста семью «врага народа» посадили в Кресты. Через несколько дней их перевезли в тюремной машине к Дороге жизни, поместили вместе с другими заключенными в какую-то будку с решетками, которую прицепили к трактору, и повезли через Ладожское озеро. К счастью, их колонну фашисты не разбомбили.

Тогда же меня поразило еще одно обстоятельство, о котором взрослые почему-то говорили шепотом. Оказалось, что муж одной из наших деревенских родственниц во время войны попал в плен, а затем в фашистский лагерь, но после освобождения прямым ходом был препровожден не домой в деревню, а в наш, советский, лагерь, который оказался едва ли не более страшным, чем предыдущий. Я не верила своим ушам, но вот он – живой, но очень больной дядя Коля, который прошел эти круги ада. Лишь впоследствии я узнала, что в наши лагеря были отправлены даже те, кто бежал из плена и мужественно воевал в рядах Сопротивления различных европейских стран. Именно наш любимый Вождь и Учитель в первые же дни войны назвал всех плененных немцами советских воинов изменниками Родины и потребовал к ним соответствующего отношения.