Перед Вислой

Не достигнув успеха в задержании советских войск по всей линии фронта, немецко-фашистское командование перешло к иной тактике — к стягиванию сил для обороны наиболее крупных опорных пунктов, к превращению каждого из них в своеобразные оборонительные крепости. Судя по всему, фашистские генералы надеялись остановить наступление Красной Армии прежде всего на подступах к городам Торунь, Грудзёндз, Быдгощ. Именно сюда они отводили на этом крыле фронта свои главные силы.

Советскому командованию не стоило большого труда разгадать не столь уже хитрый замысел противника. Ведь гитлеровцы и раньше прибегали к подобной тактике. Из штаба армии поступил приказ, смысл которого сводился к следующему: опорные пункты врага по возможности обходить, темп наступления не ослаблять, продолжать преследовать противника. Главная цель — быстрее выйти к Висле.

Этот приказ наша дивизия, наступавшая, как и прежде, в составе 65-й армии, выполняла с трудом. Первые четыре дня непрерывных боев без сна и отдыха измотали людей. Но наступление продолжалось днем и ночью.

На восьмые сутки сплошной линии обороны у противника уже не было. Дивизия преследовала отходивших на северо-запад гитлеровцев порой походными колоннами. Из-за плохой видимости — снегопадов и тумана — фашистская авиация почти бездействовала.

Чем дальше уходили войска на запад, тем больше возрастали трудности с подвозом боеприпасов и продовольствия.

— Не хватает ни машин, ни подвод, — жаловался мой заместитель по тылу подполковник Д. П. Давыдкин. — Приходится все подвозить издалека, а полки в движении, разыскать их не всегда просто. Потому и бывают срывы.

Для меня это не было «открытием». Я хорошо знал службу тыла и прекрасно понимал подполковника Давыдкина. Трудностей у него было более чем достаточно. Тыловикам частенько помогали работники штаба, и в частности С. Г. Изгагин. Он выезжал в тыловые подразделения и на месте налаживал снабжение частей и подразделений.

Большую досаду вызывали у комдива неполадки в поддержании связи с головными частями. Раций явно не хватало. И потому в штабе дивизии иногда толком не знали, где в данный момент находится то или иное подразделение.

Был такой случай. Как-то решил побывать в авангардном полку. Рано утром командир полка Павлов кратко сообщил по радио: «Полк на марше, в таком-то квадрате». Пользуясь этим приблизительным ориентиром, выехал вместе с адъютантом Полухиным в названный пункт. За нами на грузовике следовало отделение дивизионных разведчиков. В нашем «виллисе» находился с рацией старший сержант Константин Шебеко. В девять утра машина нагнала один из батальонов.

— Где штаб и командир полка? Где приданный полку кавэскадрон? — спрашиваю у комбата.

— Не могу знать, — простодушно ответил комбат. — Возможно, где-то впереди. У нас нет рации, нет связи.

Приказываю водителю Литвину:

— Двигай вперед, Николай. Будем искать.

Поехали пустынной дорогой. Ни одного встречного. Все вокруг белым-бело от недавно выпавшего снега. Проехали километров шесть. Названный утром по радио Павловым квадрат уже остался позади, но ни полка, ни кавэскадрона. Слева, километрах в двух от дороги, раскинулось большое село, а неподалеку от него помещичий фольварк. Прикидываю по карте: по данным разведки, эта местность уже освобождена от противника. Ведь два часа назад сюда был послан кавэскадрон.

— Может, кавэскадрон в селе? — спрашивает Сергей Полухин.

Направили в село разведчиков. Они быстро вернулись и доложили:

— Кавэскадрона в селе нет. В селе немцы.

Как назло, у старшего сержанта К. Шебеко что-то не ладилось с рацией. Все его попытки установить радиосвязь с полковником Павловым оказались безрезультатными.

Заехали в фольварк. Водитель Литвин с артистическим мастерством вкатил машину в обширный двор усадьбы. Во дворе — ни души. Зато на снегу множество следов, будто тут побывал целый батальон.

Старший лейтенант Полухин и два бойца-разведчика осторожно осмотрели дворовые строения, помещичий дом, отыскали двух поляков — мужчину и женщину.

— Немцы в фольварке были? — спрашиваю у них.

— Да, пан генерал. Ушли минут двадцать назад, когда село заняли советские конники. Удрали на трех пароконных подводах.

— Забрали в нашем доме все самое ценное, — добавляет женщина.

В фольварке немцев было немного и удрали они в населенный пункт за холмом. Но следы ведут в лес.

— А сколько фашистов ушло туда?

Поляк вывел палкой на снегу цифру 200. Положение довольно щекотливое. До населенного пункта, где больше роты гитлеровцев, совсем недалеко. Вдруг да надумают вернуться в фольварк! Конечно, в случае опасности на машинах можно быстро уехать. Но машины могут быть и у противника. Что же делать? Уехать обратно, не встретившись с командиром кавэскадрона? Оставить гитлеровцев в покое?

Поблагодарив поляков за сообщение, приказал своему небольшому гарнизону занять круговую оборону, а начальнику радиостанции Шебеко развернуть рацию и связаться с полковником Павловым.

Как только связь была установлена, передал Павлову свои координаты и приказал срочно выслать к фольварку вначале передовой отряд, а следом за ним и весь полк. Потом вызвал на связь командира корпуса и доложил ему обстановку.

Комкор после минутного молчания с присущим ему спокойствием сказал:

— Удивляюсь вам, дорогой мой. Как это вы рискнули бросить дивизию и выдвинуться вперед? Разве это вызывалось какой-нибудь необходимостью?

Упрек, разумеется, был справедливым. Не дело комдива лезть на рожон. Так ведь можно неожиданно оказаться и в расположении врага.

Шло время. Подвижной отряд пока не появлялся. Посмотрел в бинокль. Вдоль центральной улицы села выстраивался к походу длинный обоз немецких телег. Обозники, не торопясь, чем-то нагружали повозки.

Подошел подвижной отряд во главе с полковником Павловым. Следом за ним появился и кавэскадрон. Кавалеристы, как оказалось, уклонились несколько юго-западнее. Лошади утомились. Пришлось кавэскадрон оставить в фольварке, а передовой отряд бросить с ходу на противника, засевшего в селе.

Таким теперь стал бывший шофер комдива Н. Т. Литвин.

Бой длился минут двадцать. Атака была столь неожиданной и стремительной, что вражеские обозники не смогли оказать организованного сопротивления. Часть из них была уничтожена, а десятка три гитлеровцев вместе с обозом сдались в плен. Вид у пленных был явно не боевой, не солдатский. Если бы переодеть их в гражданскую одежду, они походили бы на обычных пожилых крестьян.

… До Вислы оставались считанные километры. Командный пункт дивизии разместился в имении какого-то сбежавшего польского графа. Белокаменный трехэтажный дом старинной постройки и довольно большой костел при нем выглядели весьма эффектно. И главное — никаких разрушений. Война как будто обошла графское имение стороной. Внутри дома и костела тоже все сохранилось в неприкосновенности: картины, скульптуры, мебель, всяческая вельможная утварь. Но главное — в доме держалось тепло.

Командир 1199-го стрелкового полка 354-й стрелковой дивизии подполковник В. И. Пятенко.

Несколько последних дней, почти не переставая, шел холодный дождь, перемешанный со снегом. Грунтовые дороги раскисли, как ранней весной. Шинель постоянно мокрая, висела на плечах тяжелым грузом. Хромовые сапоги тоже не выдерживали холодной сырости: к вечеру портянки хоть выжимай. А тут вдруг прекрасно обставленные теплые комнаты, где можно более обстоятельно поговорить с командирами полков, уточнить обстановку, согласовать некоторые вопросы взаимодействия и подготовки к быстрому форсированию реки Вислы.

В ожидании их прибытия решил осмотреть костел. Каково же было мое удивление, когда приоткрыв дверь, услышал мелодию русской «Камаринской». За клавиатурой костельного органа сидел водитель автомашины комендантского взвода, балагур и весельчак Костя Алехин. Я хорошо знал этого молодого, разбитного парня, но не подозревал, что он музыкант — играет на пианино и даже на органе.

При моем появлении Алехин вскочил, несколько смутился.

— Играй, играй, — махнул я рукой, присаживаясь на жесткий диван из черного дерева.

— Не очень получается, товарищ генерал. Без электроэнергии орган плохо слушается.

— А крутить эту бандуру, подавать воздух на привод воздуходува вручную тяжело, — неожиданно поднял голову откуда-то из-за органа водитель Литвин. — А вообще-то давай, Костя, действуй. Я еще покручу.

Алехин вновь заиграл. Протяжно-нежная мелодия никак не хотела укладываться в ритм зажигательной пляски. Попросил бойца сыграть свою любимую грузинскую песню «Сулико». Алехин охотно заиграл. Закрыв ладонью глаза, я припомнил родное село Патара Губи, танцы односельчан. На какое-то время забылась война и все, что связано с ней.

…Отогреваться в графском дворце пришлось недолго. Неотложные дела вновь требовали присутствия в частях и подразделениях. Особенно беспокоило предстоящее форсирование Вислы. Эта река не чета Нареву и другим многочисленным рекам, которые остались позади. Настоящая водная преграда. Ширина Вислы полкилометра, глубина — до 7 метров, берега крутые и обрывистые. Самое же главное — из-за оттепели подтаял лед и, по всей вероятности, покрылся сверху водой. Как все это преодолеть, обсуждали с командирами полков и приданных частей часа четыре. Каждый полк получил конкретную задачу.

Неожиданно, без предварительного предупреждения в дивизию прибыл начальник политотдела армии генерал-майор X. А. Ганиев. Приехал рано утром, на санях. Изрядно промерз и промок, однако на дивизионный КП пришел бодро, словно не замечая мерзкой погоды.

О генерале Ганиеве шла молва как об опытном и деловом политработнике, человеке душевном и общительном. Давно знавшие его командиры и политработники непременно подчеркивали и еще одно важное качество начпоарма — удивительную способность владеть собой в любой сложной обстановке. Никто не видел его раздраженным. Невозмутимо спокойным оставался он даже в тех случаях, когда бывал чем-то огорчен или недоволен.

Я рассказал Ганиеву обо всем откровенно.

— Военному совету известны ваши трудности, — сказал начальник политотдела армии. — И людей в дивизии маловато, и с материально-техническим обеспечением не все ладно, и погода стоит отвратительная. И хотя дивизия успешно двигается вперед, а ее комдив, как мне сказали, даже опережает свою дивизию, двигаться надо еще быстрее.

После беседы со мной Ганиев пожелал поговорить с политсоставом дивизии. Однако в сложившейся обстановке созвать политработников где-то в одном месте не было возможности. И тогда Ганиев сказал:

— В таком случае будем говорить с людьми непосредственно в полках и батальонах.

Двое суток генерал Ганиев пробыл в дивизии. Он побеседовал со многими командирами и политработниками, побывал во всех полках. Его беседы с людьми не остались бесследными.

Наступление продолжалось. Дивизия с ходу преодолела реку Дервенца, отразив при этом несколько контратак противника. По существу, это был последний трудный рубеж перед Вислой. Преодолев его, полки дивизии во второй половине дня 26 января первыми в 65-й армии вышли на Вислу.