У Лю-цяо Преследуя белогвардейцев

Перевод Б. Мудрова

В 1919 году восемнадцатилетним юношей я приехал в Россию и стал работать на фабрике военного обмундирования, созданной местным партизанским отрядом в городе Бабушкине.

Это было время, когда весь пограничный район Советского Дальнего Востока пылал в огне империалистической интервенции и белогвардейских мятежей. Положение было исключительно тяжелым. Сотни зданий стояли разрушенными, железные дороги и шоссе не действовали, улицы и переулки в городах завалены грудами битого кирпича и черепицы. Молодежь ушла на фронт, дома остались только старики да дети. Продовольствия не хватало, народ голодал. Китайские рабочие получали в день четверть фунта черного хлеба и немного мяса. Надо сказать, что в то трудное время о нас очень заботились.

Языка мы не знали, переводчики помогли нам разобраться в революции, объяснили, что угнетенный люд и все трудящиеся должны разгромить банды буржуев и белобандитов для своего же освобождения. Как рабочий я решил отдать свои силы делу рабочего класса.

На фабрике висел плакат: «Все для фронта!». Эти слова стали нашим лозунгом. Несмотря на постоянное недоедание, у всех рабочих было бодрое настроение и постоянное стремление трудиться не покладая рук. Сначала я не делал в день и одного полушубка, потом стало получаться два, а то и два с половиной. А брюк или гимнастерок шил ежедневно двадцать штук. Мы знали — нужно всемерно помогать Красной Армии биться с врагом.

Еще в 1918 году японцы помогли белогвардейским помещичье-кулацким бандам вторгнуться в Монголию. К 1921 году положение в Монголии очень осложнилось. Белогвардейские отряды и банды барона Унгерна хотели использовать страну как плацдарм для нападения на Советский Союз. Они рассчитывали выслужиться перед своими хозяевами — японскими империалистами. А молодая монгольская Революционная армия была слишком малочисленна, чтобы самостоятельно изгнать империалистов и белогвардейцев.

Белогвардейские банды вместе с отрядами монгольских реакционеров непрерывно совершали налеты на Бабушкин, тыловые пути снабжения были перерезаны. Враги, притаившиеся в самом городе, то и дело организовывали вооруженные выступления, причиняя этим неисчислимые беды мирному населению. Не хватало хлеба и мяса, не было одежды, обуви и других самых необходимых товаров. Но советские люди не падали духом.

Когда партия призвала все население пограничных районов к борьбе с интервентами и белогвардейцами, я ушел к партизанам и стал бойцом 4-го отделения 2-й роты 1-го полка. Почти все бойцы нашего отделения в прошлом были рабочими фабрики военного обмундирования. Удинскими партизанами руководил товарищ Моластов. Мы снабжали провиантом части Красной Армии, доставляли разные припасы на фронт, взрывали железные дороги, перехватывали вражеские составы с оружием — словом, постоянно тревожили противника и расстраивали его боевые планы. Огонь партизанской войны полыхал тогда на всем Дальнем Востоке.

В марте 1921 года монгольские революционеры во главе с вождями монгольской Народной революции Сухэ-Батором и Чойбалсаном создали в Кяхте Временное Народное правительство, которое обратилось к правительству РСФСР с просьбой о военной помощи в борьбе с оккупантами. Советское правительство, несмотря на трудное положение Республики, приняло решение помочь монгольскому народу вырваться из-под гнета оккупантов.

Наш партизанский отряд вышел из города Бабушкина и двинулся к Кяхте. Уничтожая дорогой отдельные белогвардейские банды, он расчищал тем самым путь для наступления основных сил Красной Армии.

От Бабушкина до Кяхты — около 300 километров. Климат суровый, морозы достигают 40 градусов, а порой и 50. Снег идет иногда целыми сутками и лежит на полях чуть ли не круглый год, дороги покрыты сплошной ледяной коркой.

В походе мой боевой друг товарищ Армаров, то и дело поглядывая на меня, посмеивался:

— Хорош! Ты, товарищ У Лю-цяо, сейчас прямо как дед-мороз!

Я смотрел на него и других товарищей: на шапках снег, бороды, брови в ресницы заиндевели. Да, погодка!

С наступлением ночи спать ложились прямо в снег. Кругом — ни деревца. Мы с Армаровым спали, прижавшись друг к другу и крепко обнявшись. Так было теплее.

Однажды отряд быстро поднялся для перехода на новое место, а я не могу встать — весь закоченел, ни рукой, ни ногой не двину. Еле-еле меня Армаров из сугроба вытащил.

Наш командир товарищ Моластов очень заботился о бойцах. В самые морозные ночи он заставлял нас бегать, и когда мы как следует согревались, разрешал ложиться спать. И никто не уклонялся от бега, все знали — можно замерзнуть совсем. Днем блестящий снег ослеплял нас, и все мы страдали «куриной слепотой». Стоило открыть глаза, как они начинали слезиться. Кожа сходила с отмороженных щек, носов и рук, а лечить было нечем.

Хлеба у нас с собой не было; в день на 15–20 человек выдавался один баран или на 50 человек — телушка. Топлива на этой снежной равнине не найдешь, поэтому костры разводили из кизяка. Зажжем, бывало, такой «кизячный костер», сядем вокруг него на корточках и ждем, когда мясо изжарится. Мясо, конечно, не прожаривалось, ели его полусырым и мечтали о щепотке соли.

А питья хватало: горсть снега в рот — и утолил жажду. Вот в каких условиях преследовали мы противника.

После трех месяцев боев мелкие белогвардейские банды были в основном ликвидированы, а путь для Красной Армии открыт. Когда мы почти добрались до монгольской границы, неожиданно объявили собрание всего отряда: с нами хотел говорить какой-то командир, прибывший из Сибири. Обрадовались мы, конечно, несказанно и про усталость забыли. Собрались, ждем.

Вдруг на гнедом коне подъезжает к нам военный среднего роста, в серой шинели и фуражке, перетянутый портупеей, легко соскакивает с коня и направляется к трибуне. Это был главнокомандующий. Выглядел он очень молодо, говорил просто, доходчиво, уверенно.

Главнокомандующий коротко сказал о значении нашего похода в Монголию, призвал нас решительнее преследовать белогвардейцев, удирающих в Монголию, и уничтожать их, обеспечивая тем самым безопасность первой страны социализма. Он сказал также о необходимости строго соблюдать дисциплину и уважать обычаи монголов. Его зажигательная речь нашла отклик в сердце каждого бойца.

В начале июня унгерновцы и белогвардейцы начали наступление от Урги (ныне Улан-Батор) на Кяхту, пытаясь выйти к железнодорожным туннелям на Байкале и перерезать связь между частями Красной Армии и монгольской Революционной армией, чтобы в дальнейшем уничтожить войска Сухэ-Батора. 10 июня части монгольской Революционной армии завязали бой с унгерновцами в районе Троицкосавска. В лесах около Усть-Кяхты в соприкосновение с противником вошел и наш отряд. В ходе жестокого боя, продолжавшегося трое суток, мы вместе с частями монгольской Революционной армии разбили белогвардейцев, уничтожив более двух батальонов и захватив много орудий, пулеметов и боеприпасов. Немало врагов попало к нам в плен. Жалкие остатки белобандитов в беспорядке бежали в Ургу, бросая вооружение и снаряжение.

2 июля мы вступили в Кяхту, а затем вместе с частями Сухэ-Батора и Чойбалсана по трем направлениям повели наступление на Ургу.

В этой операции одна колонна наступала на Сиванфу с запада, а другая колонна обходила противника с юга, уничтожая мелкие отряды восточнее Кяхты. Казалось, из Кяхты протянулись две огромные руки и зажали врага в стальное кольцо, из которого не было выхода.

Развивая успех, мы не давали противнику ни секунды передышки. (Враги сдавались в плен целыми группами или разбегались кто куда. Мы дошли до Урги всего за два дня. В бою под Ургой я обезоружил двух белогвардейцев. Еще через два дня в Ургу вошли главные силы Красной Армии и монгольской Революционной армии. Белогвардейские банды барона Унгерна были разгромлены. Отныне монгольский народ получил возможность навсегда покончить с нищетой, унижением и отсталостью.

У меня были обморожены ноги, я передвигался с трудом. В 1928 году Монгольское Народное правительство помогло мне вернуться на родину для лечения.

Меня вырастили и воспитали Коммунистическая партия Советского Союза и Монгольская Народно-революционная партия. Я стал борцом за новую счастливую жизнь.

В Китае я лечился больше года, а затем принял участие в национально-освободительной борьбе своего великого народа.

Литературная запись Лю Сян-лина.